Би-жутерия свободы 301

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 301
 
Уборщики мусора нашли тело Политуры под дощатым променадом, куда побаивались забредать голодные чайки. Не выклеванные голубые глаза смотрели в направлении скрытого от него утреннего неба. В них погасла неосуществлённая мечта укротителя – стать гастролирующим шарманщиком. Вдоль берега профессор Жорж Пиггинс под руку с измазюканной косметикой Облизой Вдулитл (бывшей Здрасте Вам) прогуливал фокстерьера Шпильберга.
Собутыльник Политуры, Кузя Гандонни, ничего не подозревал о скоропостижной смерти друга, не то бы торжественно произнёс: «Уходишь со сцены, уноси занавеси с собой».
Кузя уехал к больной любовнице, где-то между солнечной Талией и суровой Имбирью, готовившейся погибнуть от излишних словоизлияний в мозг. Там он пытался выправить полагающуюся ему пенсию и получить причитавшиеся восемь  ваучеров (соответственно количеству углов параллепипеда), обещанных пританцовывавшим в пьяном виде реформатором-президентом, покинувшим этот далёкий от совершенства мир до апреля 2010 года.
На берегу черепаха испуганно втягивала чашуйчато-кожаную  голову, чтобы безжалостные мальчишки не гнали её взашей, они не знали, что гребешковая не  бездомна – она горбатит.
Эксгибиционист Альфред Горазд присматривался к девушкам. Ему мерещилась женщина в положении... вне игры. На  груди Альфа раскачивался заказной амулет увесистой работы бриллиантовых дел мастера Рафика Гутен-Тагова, творившего с собой нечто немыслимое в подвале 47-й «Золотой улицы» Конфеттэна.
Книголюб Горазд с чувством одолженного достоинства перемещался по лежбищу женских тел, полагая, что самое приемлимое чтение – по глазам девушек, ожидающих ультрамариновый десант гомериканцев на солнечном пляже. И как это ни покажется странным, он мечтал о  «Вечере вальса надувных кукол», на который возлагал фривольные одежды, появившиеся после столкновения Альфреда нос к носу в магазине рыболовной оснастки «Подлески» с антикваром Энтерлинком, где тому заворачивали ливерную колбасу в ноты «Марсельезы» с подтёртым и обезжиренным подтекстом, навеянным текущими событиями.
«Мы кондоминимум пристроим. Кто уличён, тот встанет всем... куриной косточкой поперёк горла».
Альфред Горазд, обычно не якшавшийся с кем попало, поймал за ворот Арика, не успевшего проскользнуть вслед за солнечным «зайцем» в пляжный туалет, и настоял на получении индивидуального приглашения на вечер надувных куколок, напирая на то, что туалет обошёлся налогоплательщику в миллион таллеров. Арик не мог устоять перед Гораздом и дал согласие под нажимом.
На пляжном отстойнике торговля нашпигованными иллюзиями разворачивалась бойко. Никто не обращал внимания на тихий уход из мира профессиональных бродяг с укоренившимся выпадением волос и зубов, такой яркой достопримечательности променада, как Политура. Рассказывают, что тело бродяги, пристрастившегося к спиртному и собакам, посторонние женщины предали земле. Я в этом (после дух стаканов пунша) никакого предательства не узрел, потому что слышал, что запои Бориса начались с музея Изящных искусств, где он не находил трогательных для себя картин без нравоучительных табличек «Руками не трогать!» А когда ему намекали, что в обслуживание всё включено, он отдёргивал руку, будто пальцы, застряли в стенной розетке, а не в зелени долларов, которые, в сущности, у него и не водились.
Но свято место в разномастной толпе пляжащихся рыцарей в защитных ха-латах   пусто не бывает. На ещё не остывшее от укротителя обезьян место, пристраивался другой, засматривающийся на девчонок, неунывающий бомж с походкой а-ля бортовая качка.
Это был Ефим Савельевич Батут. О нём не стоит говорить отдельно, поэтому я выделяю стервятнику целых две страницы.
Луна, подсматривавшая ночным кальмаром в окно его спальни под бордвоком, не могла сообщить о нём ничего конкретного, поэтому я возложу на себя обязанности гида, посвятив вас в любопытные моменты его жизни. Естественно и у него была мать, но в книгах записи о рождении имя её почему-то не упоминается.
О Ефиме известно, что однажды он заметил отчиму (завсегдатаю одиночной камеры с круглыми концентричными стенами, одна из которых раздвигалась), что перелом мозговой косточки не сращивается, после чего «мальцу» влетало от мерзавца под «первое число» каждого месяца. В классификации растений по шведскому ботанику Карлу Линнею Батут не значился, поэтому в основном приходится полагаться на восторженные отзывы его случайных подруг. Они поговаривали, что юмор Ефима не одесского происхождения типа: «Видать среди слепцов хирурги не вывелись» ходит в коротких штанишках с широкими бретельками вокруг тонкой шеи, копируя оригиналы, и оставляя их голыми.
В отличие от Дарвина Батут зарекомендовал себя сторонником естественного отбора... жизни у человека, придерживаясь аксиомы: «Чтобы принимать правильное решение на грудь, не обязательно быть алкоголиком или штангистом». Поговаривали, что уровень его ампутированных знаний соответствовал содержанию гемоглобина в крови, когда он в отчаянии забросил в океан закупоренную бутылку с запиской. В ней содержалась убедительная просьба о материальной помощи и признание в любви к женщине, которую он принимал за деликатес и нарезал тонкими ломтиками.
Приведу несколько сумбурные, но неопровержимые данные об этом примечательном человеке, которого пришельцем не назовёшь, но парШивцем – может быть, насколько мне известно, за шестируким Шивой отпрысков не значилось.
Титанический труд Ефима в штольне легковесной литературы безотбойным пневматическим молотком не возвёл его в ранг практикующих пневмотологов даже после его летучей фразы: «Сначала проводят воду, газ и свет, а потом накалывают людей». Относя себя к травоядным, приверженец современной техники обладал ладонью, напоминающей по форме мобильный телефон (из-за длительного пользования им), причём он первым в мире катетеризировал с его помощью отполированные голосовые связки.
Долгожданный сон с реакцией агглютинации словесных новообразований навеял Батуту оригинальную мысль – зачем чернить людей, когда существует бронза, и он стал скрещивать кошку с ядоносным вараном с острова Комодо, пытаясь вывести комод новой конфигурации, а заодно и  катамаран на чистую воду. Об этом срочной телеграммой человечество было извещено его подснежной альпийской подругой из Австрии известной членоискательницей Эдель Вейсер-Вус (по матери Азохем Вей), а ей не доверять было нельзя – по книге Гиннеса Эдель Вейс числилась единственной женщиной, пытавшейся устроить истерику на работу, узнав, что врачи отказываются удалить ей «галифе» бесплатно.
Бездельник по призванию, Ефим Батут, бывая в Париже, полностью отдавался размышлениям о стриптизе «дразнящих штрипок» в Булонском лесу с пигалицами с площади Пигаль из привокзального вокального ансамбля «Сосиски находу», когда туда не заглядывали парни из жандармерии. После этого он обращался к доктору Айболиту с Тяни-Толкающими болями в паху. Тем не менее, морально устойчивый Савельич не относился к категории растлителей малолетних, перешёптывающихся по Интернету. И как сказал один знаменитый хоккеист, у которого Ефим Батут по своему обыкновению брал интервью за горло под бордвоком: «Следите за продвижением шайбы по винтовой лестнице, и вам откроются тайны космоса». Но не ведал спортсмен, что Батуту принадлежал трактат о древнеутрусской рокенрольной группе военного образца «Пищали», не то бы дело обернулось по-иному. И всё-таки его определение положения носильных вещей в мире обрело новый оттенок в беспрецедентном заявлении: «Хотите разобраться в политике? Следите за передвижением стульев в кабинете министров». После того как Ефим Батут вступил в партию Неразвращенцев, он сделал безответственное заявление: «Швейцария как Сибирь – по собственной воле из неё никто ещё не возвращался». К тому же Батут мечтал завести собаку базальтовой породы, уверенный в том, что донорское отделение – не отмытая от коррупции разбушевавшаяся река, впадающая в ребячество, немыслима без притоков крови, как юмор без солевого раствора. О какой пище для ума идёт речь в наш век пищевых добавок, восклицал он, если экспедиторы Курага и Картофель являются поставщиками калия сердцу. Вот чего не хватало в Древнем Риме, так это должности надсмотрщика на нефтеперегонном заводе.
На этом мнения расходятся, записи обрываются, и Ефим Батут, член партии «Кнута и пряника», устраивается на ещё не успевшее остыть место Политуры. Судя по тому, какую мелодию он мурлыкал под нос, это была реликвия, в которой три года назад Ефим Савельевич Батут пытался упразднить платоническую любовь в нонконформистской песенке.

Попросил свою подружку, – приоденься попарадней,
Предложенье поступило от друзей
В Гринвич Вилледже покушать – мэр Нью-Йорка Джулиани
Зазывает на элиту поглазеть.

Будут люди разодеты, расфуфырены, в манишках,
Ну а ты, чтоб не ударить в грязь лицом,
Приоденься под Одетту (не забудь поддеть штанишки),
Принцем Датским наряжусь, не нагишом.

Подвела подруга бровки, смотрится отменно, классно,
С Пони Айленда хватаем лимузин.
Вы же знаете, с парковкой в их Конфеттэне ужасно,
Так считают все, не только я один.

Подъезжаем ровно в восемь, я высаживаю кралю,
Подвожу её к зашторенным дверям,
Хоть швейцар на Ляльку косит, но с акцентом намекает
Итальянским, мол, приехали зазря.

Я к нему по-итальянски, сам не лох, под мафиози
Кантовался по приезде год-другой,
Лялька тут же строит глазки, завлекает дядю позой,
Стойкий гад, чурбан не пробивной.

Нудно мямлит об элите, сильно действуя на нервы,
Что вечернее одежный ритуал,
А потом: Отсель валите, здесь не Рио-де-Жанейро,
Не устраивайте мэру карнавал.

Мы без всяких мыслей задних приоделись попарадней,
Глянь, за дверью очутились налегке,
Развернулись и в досаде на скамейку в палисадник...
Всё же лучше, чем стоять в парадняке.

Там без песен и гулянки враз ударили по банке,
Лялька плачет на гамлетовской груди,
Шепчет мне, пока не пьяны, посетим – Капакабану,
Это в паре тысяч миль от Кеннеди.

Да, подумала разом пляжная общественность, взирая на непрошеного нового жильца под бордвоком, еле освещаемого подслеповатыми огнями фонарей, жизнь непредсказуема и изволит продолжать испражняться, как ей в голову взбредёт, хотя пурген всё ещё остаётся лучшим средством чистки органов внутреннего порядка.
Доверительными интонациями бушующего океана подступал к пляжу мёртвый сезон, когда время быстрее всего пролетает за чтением увлекательной книги (поэтому мало кто читает).
Мужские развалины – самобытные бродяги осаждали полицейских никчемушными претензиями о незаконности подзаборных арестов, когда ноги влюблённых слабеют и сцепление барахлит. По телевидению рэпчатая группа «Смирительные распашонки» Урузбая Пахандопулуса представляла афинскую соплистку Электру Фарез, катапультировавшую частушки «Лужённые глотки» с домыслами на верхнюю строчку хит-парада.
Литаврист «Band-bang of Гомерика» Закатай асф-Альтов (он же пакистанский Исфа Ганеф) получил огласку и ангажемент на альбом «Резня в мотеле» для демонстрации его во время завтраков в кафе «Слюнтяй» со столиками на вынос.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #302)