Пуховик. Глава 5

5
    Мила фактически взяла шефство над подругой. Устроила ее к своему знакомому в малое предприятие. Олег, как звали коммерсанта, выкупив у завода кое-какое оборудование, настроил выпуск бытовой химии. Дела шли хорошо, и Людмилу взяли на приличный оклад с надбавкой от реализованной продукции.

    Жизнь стала налаживаться. Людмила рассчиталась со всеми долгами. Даже выкупила в ломбарде чудом не проданные золотые сережки, подаренные матерью в честь совершеннолетия. Стала задумываться о собственном жилье, ипотеке.
 
    Мила, не имея собственных, привязалась к детям Людмилы. Дети в тете Марго души не чаяли, и Люда порою даже ревновала их к подруге. Андрей пошел в первый класс, сопровождаемый на первую линейку Милой. Сорванец к удовольствию подруги выдал, что иначе в школу не пойдет.

    На новогоднем корпоративе Олег заявил, что пора расширяться, выходить на следующий уровень. Он заключил договор на поставку новой линии по выпуску продукции и взял под нее большой кредит. Честно предупредил о временных трудностях и возможных перебоях со сроками выплаты заработной платы, до пуска линии. Народ отнесся с пониманием, шеф всегда держал слово. Отладку линии закончили в марте, уже в апреле Олег подобрал «хвосты» по зарплате, и поднял оклады сотрудникам. Людмилу перевели технологом.
 
    После Майских праздников к ним нагрянула налоговая с выездной проверкой. Выявили утаивание налогов и сбыт продукции под чужим брендом - контрафакт, нелицензионное программное обеспечение. Опечатали склад, блокировали счета предприятия. Пошли просрочки по погашению кредита, банк арестовал линию, опечатал цех. Поговаривали, что это - заказ конкурентов. Олег метался, продавая свое имущество для поддержки работников и решения вопроса, не помогало. Собрав оставшийся персонал, честно признался в своем банкротстве, развеяв последние надежды.

    Людмила сама не своя вернулась домой в думках о дальнейшей жизни.

    Беда одна не приходит, тем же вечером покалечили Милу. Она находилась, вроде, в приличной компании, отмечали какую-то сделку в ресторане. Разгорелась ссора между их столиком и соседним. Марго, в силу своего характера, кинулась разнимать подпивших мужиков. Какой-то отморозок в толчее дважды крест на крест «мазанул» ее по лицу «розочкой» (куском разбитой бутылки), превратив лицо в лохмотья. Утром, узнав о происшествии, Людмила кинулась в больницу. В челюстно-лицевом отделении хирург пояснил ситуацию. Один глаз вытек сразу, второй не задет, лицо сильно искромсано, возможно, остались маленькие осколки стекла, потребуется не одна операция. Восстановить? Хирург развел руки…, будет видно, когда снимем повязки, явно потребуется не одна операция. Разрешил посмотреть на подругу в реанимации. Людмила стояла и плакала, глядя через стекло на свою подругу с белым коконом вместо головы, подкрашенным проступившими красными пятнами.

    Непрактичная Мила жила одним днем и больших сбережений не имела. Продала свои драгоценности, машину, но вернуть былую красоту не удалось. Врачи ссылались на дополнительные операции и рисовали суммы, которых у нее уже не было. Алик, работодатель, открестился от ее проблем, передав конверт с пятьюстами долларами, как она сказала, «выходного пособия». Пребывая в жуткой депрессии, Марго редко выходила из своей квартиры, пропивая остатки сбережений. Ушла в себя, оживая только во время визитов подруги с детьми. Как-то Людмила, испытывая непонятную тревогу, заскочила к ней раньше обычного. На звонок никто не открыл, она воспользовалась ключами, оставленными Милой. Мила лежала в ванне с красной от крови водой. С пальчиков мертвенно бледной руки, обвисшей с края ванны, свисала сосулька с каплей крови. Бордовые капли, загустев горкой напитали коврик, расползлись багровой лужей по полу ванной. Людмила перетянула руку с вскрытыми венами, дотащила подругу, пребывающую в сумеречном состоянии, до кровати. Милу спасли, пригодилась и ее кровь, на счастье, одной группы.

    Убираясь в квартире подруги после происшествия, Люда наткнулась на папку, лежавшую на столе, явно неспроста. Открыла, в ней был листок с одним словом «Прости», под ним нотариально заверенное завещание квартиры на нее. Дыханье сперло. Ошарашенная Людмила, опустилась на стул, обхватив голову руками, расплакалась, заливая записку слезами.

    Врач объяснил. Геморрагический шок, состояние тяжелое, для реабилитации потребуется много времени. Существует большой риск нарушения работы эндокринной системы, всевозможных внутренних патологий даже онкология, как следствие, со временем - инвалидность. Набросал список необходимых медикаментов.

    Лечение Милы выливалось в копеечку. Поиздержавшаяся Людмила в последней надежде набрала номер телефона брата, который иногда заезжал к ней, завозил кое-какие деревенские продукты. Костя в деньгах отказал, сославшись на трудные времена. В последней надежде Люда попросила поговорить с Лидией, зная, кто в доме хозяин. Тут же услышала голос золовки.

    - О чем это ты поговорить хочешь?
    - Лид, у меня подруга в больнице, положение крайне тяжелое, срочно нужны деньги, я потом отдам.   
    - И много надо?
    - Лида, тысяч пятьдесят, а лучше сто. Я точно отдам, я расписку напишу.
    - Эх, какая! Откуда у меня такие деньжищи. У меня, вон, трое по лавкам, да брательник твой - алкаш, прибила бы.
    - Лид, ну очень надо, может, хоть сколько. Я отдам. Вы же родительский дом заняли, я ничего не прошу, мне ничего не надо …
    - Ах, дом. Давай так договоримся, золовочка моя. Я тебе с Костей денежки отправлю под твою половину, а ты уж расписку напиши, пожалуйста, что денежки за свою часть дома получила сполна. Ну а когда отдашь, там и видно будет...

    Брат привез пятьдесят тысяч, получив расписку, удалился, виновато пряча глаза.

    Мила выздоравливала тяжело. Словно не желая возвращаться в этот мир, ушла в себя. Людмила лишь замечала искорки в уцелевшем глазе, наполняемом набегающей слезой, когда она приходила с детьми, но этим все и ограничивалось. Врач сказал, что можно вылечить любого пациента, даже безнадежного, если он этого хочет, здесь картина противоположная, прямая дорога в психоневрологический диспансер.

    Раз в два-три дня Людмила забегала на квартиру Милы полить цветы. Удивившись открытой двери, зашла, с порога в нос ударил резкий запах дорогого парфюма. Ее встретила стройная женщина, с короткой стрижкой светлых волос. Облаченная в брючный костюм дама, с возрастом размытым хорошей косметикой, догадалась.

    - Вы, видимо, Людмила?
    - Да.
    - А я - мама Милы.
    - Очень приятно. Я забежала цветы полить.
    - Можете более себя не утруждать, милочка. Я пока здесь жить буду, – видом давая понять, что дальнейшее пребывание гостьи нежелательно.

    Уходя Люда скользнула взглядом по столу. Папки с запиской и завещанием, не тронутой ею, на столе не было.
   
    - Маму твою встретила, а ты мне ничего про нее не рассказывала, - хлопотала у больничной койки Людмила.
    - Приходила… - Мила вышла из безразличного состояния, печально улыбнулась скошенной шрамом улыбкой дрогнувших губ. – В одиннадцать меня в интернат определила… Апельсинов вон принесла… В тумбочке лежат, … сказала - сла-адкие.