Правдивое искусство

Телефонную будку с открытой дверью обступали ночь и метель. Снег налип на стекла, небольшим сугробом лежал на полу. И в этом сугробе, свернувшись калачиком и прижавшись к задней стенке будки, весь занесенный снегом, спал щенок. Ясно было, что если его кто-нибудь не спасет, он уже никогда не проснётся. Но спасения ниоткуда не предвиделось. Метельная ночная улица была пуста.
Девочка стояла перед фотографией с названием «Щенок» и, тихо всхлипывая, плакала. Ее молодая мать украдкой вытирала уголки глаз.
За их спиной остановились двое мужчин. Один из них, пожилой и сдержанный, был автор выставки, именитый фотохудожник, признанный мастер черно-белой фотографии Андрей Сергеевич Панков. Другой – молодой и порывистый – его начинающий коллега Никита Ракитин.
- Вот, - горячо зашептал Никита на ухо Панкову, - видите, как действует на людей правдивое искусство!
Глаза его фанатически сверкали. Он потянулся было к своему фотоаппарату, но почему-то передумал, не стал снимать.
Женщина, почувствовав их присутствие, оглянулась. Панков узнал ее. Полчаса назад, выступая на открытии своей выставки, он увидел в толпе и запомнил эту женщину и ее маленькую дочь, их доверчивые лица, их милые светлые глаза. Сейчас в глазах женщины была безысходная печаль.
- Видите, - тихо и не очень уверенно повторил Никита.
Женщина сделала шаг к Панкову и Ракитину и сказала волнуясь:
- Это очень жестокая вещь. Положение щенка трагическое. Уже это убивает. Но это еще не весь ужас. Главный, но не весь. Кроме того, мы, зрители, вынуждены смотреть на погибающее живое существо глазами фотографа, который тщательно, не торопясь, рассчитывает мизансцену, в то время как может помочь, может спасти. По-моему, такие фотографии просто нельзя делать.
- Андрей Сергеевич – мастер, - возразил Никита, - он никаких расчетов не делает. У него интуиция. И потом, художник должен правдиво изображать жизнь. Правда – это боль, но боль исцеляющая.
Девочка подошла и стала рядом с матерью. Никита перевел взгляд на ребенка и, желая сделать свое высказывание доступным для младшего школьного возраста, добавил:
-  Вот, например, «Муму» у Тургенева…
- Муму – персонаж. А этот щенок был живой, - покачала головой женщина.
Девочка снизу вверх посмотрела заплаканными глазами в глаза Панкова и спросила глухим от слез голосом:
- Он умер? Неужели он умер?
Андрей Сергеевич молчал. Вместо него ответил Никита:
- Не плачь, успокойся. Ты ведь уже большая девочка. Ты же понимаешь, что в жизни бывает всякое – и хорошее, и плохое. Умирают не только собаки, но даже люди.
Девочка снова заплакала.
- Не плачь, успокойся, - вслед за Никитой вдруг повторил Андрей Сергеевич, -  он не умер. Вот, посмотри.
Он открыл свой портфель и достал оттуда большой бумажный конверт. Из конверта появилась фотография, увидев которую женщина тихонько засмеялась, а девочка блаженно зажмурилась. Фотография изображала цветущий весенний сад, посреди которого стоял Андрей Сергеевич. А у его ног сидел большой красивый пес неопределенной породы с короткой блестящей шерстью и большими, темными, очень умными глазами.
- Вы спасли его, - шепотом воскликнула девочка, просияв в лицо Панкову счастливыми глазами.
- Да, я зашел в будку позвонить. Тогда ведь мобильных телефонов не было. А там он. Я взял его и принес под курткой домой.
- Как хорошо, что тогда не было мобильных, а то бы вы его не нашли, - сказала девочка.
- Да, - кивнул Андрей Сергеевич и спрятал фотографию в конверт.
Когда девочка и ее мать ушли, Никита попросил:
- Андрей Сергеевич, покажите-ка мне еще разок этого балбеса в саду.
- Тут в саду целых два балбеса, - пошутил Панков, вновь доставая фотографию и подавая ее Никите.
- Ха, - сказал Ракитин, показывая, что оценил шутку мэтра.
Он отвел от себя фотографию на расстояние вытянутой руки и, глядя то на этот снимок, то на тот, что висел на стене, расфилософствовался:
- Ну мог ли подумать этот щен, что ему так повезет? Уже, небось, с жизнью попрощался.
- Это не тот щенок, - сказал вдруг Андрей Сергеевич.
И, видя недоумение Никиты, пояснил:
- На этих фотографиях разные собаки.
Рука с фотографией упала. Ракитин смотрел на Панкова с таким огорчение и разочарованием, что тот усмехнулся:
- Ты что? Сам же говорил, что правда – это боль исцеляющая.
И, забирая у Никиты фотографию, пробормотал:
- Не слишком ли много боли? Надо ли столько для исцеления?
Никита вздохнул.
- Прости, пес, - сказал он и добавил в сердцах: - Эх, Андрей Сергеевич, а я-то поверил.
- И правильно сделал, что поверил. Просто у меня с собой нет фотографии Дика. А на той, что я показал  - соседский пес. Он, кстати, здорово похож на Дика. Ты сам мог бы догадаться, что это другая собака. Фотография явно новая. Я на ней такой, как сейчас. А эта, что с телефонной будкой, очень давняя. Таких будок уже лет тридцать, как нет. Собаки столько не живут, к сожалению. Дик прожил пятнадцать лет и скончался во сне в теплом доме на своем любимом коврике. И я похоронил его в лесу. Была сухая погожая осень. Падали желуди. Дома у меня много его фотографий. Пойдем, покажу. Кстати и в одном деле мне поможешь.
Они вышли на весеннюю улицу. Чирикали воробьи. Теплый ветер качал голые деревья.
- Хорошо, тепло. Теперь ни одна собака не замерзнет, – сказал Ракитин.
Некоторое время они шли молча. Потом Андрей Сергеевич сказал:
- А знаешь, эта женщина… Мне кажется, ее зовут Марта.
- Почему?
- Просто потому, что сейчас март. А девочку зовут…
- Тоже как-нибудь необычно. Каким-нибудь тургеневским именем. Лиза, например!
- Да, я тоже так думаю. Так вот, Марта права. Я довольно долго искал ракурс. Но это еще не все. Я ведь не случайно оказался на этой улице около этой телефонной будки. Набрел на нее мой приятель - художник Георгий Хромых. Знаешь ведь это имя?
-  О, конечно! Кто же его не знает. Это же знаменитость.
- Да. Он увидел щенка и позвонил мне, чтобы я скорей хватал фотоаппарат и бежал снимать.
- Откуда же он звонил? Из этой будки что ли?
- Нет. Из будки он звонить не мог. Он боялся разрушить картину. А звонил из своей мастерской. Это от его мастерской в двух шагах было. Я тоже жил неподалеку. Прибежал. Жора уже ожидал меня, прохаживался возле будки. Когда я снял, Жора говорит – пойдем ко мне, погреемся. Ну, пошли мы. Уже к порогу подошли. И тут я опомнился. Аж жаром обдало. Что же мы щенка не взяли, говорю. А он рукой махнул – куда нам этот щенок, брось, пошли лучше выпьем кофе с коньяком или без кофе. Но я все-таки вернулся и забрал его. Пятнадцать лет с ним не расставались. Он был хороший, верный пес. Но строгий. Никогда не лизался, не выпрашивал ласки.
-   А Георгий Хромых видел потом Дика?
-   Видел, но как-то не обратил внимания.
-   А почему вы раньше не выставляли эту фотографию?
- Даже не знаю. Как-то так получилось. Когда я отпечатал фотографию, Жора попросил ее себе в подарок. Я отдал и не печатал больше, не хотелось. Она висела у него в мастерской и называлась «Занято».
-  Цинично, - качнул головой Никита.
- Да. А через несколько лет после его смерти, его вдова, уезжая за границу, вернула мне снимок. А тут как раз выставка. Я и подумал – почему бы  и нет? И выставил. А оно, видишь, нет, нельзя. Вон в том доме Жора Хромых жил последние годы.
- Смерть у него была, кажется, какая-то нелепая.
- Страшная смерть. Он замерз на улице. Ему стало плохо. А была уже ночь. Мороз. Улица пустая. Он кое-как дополз до ближайшего дома, стал стучать в окна, просить о помощи. Но никто не отозвался. Думали, пьяный хулиганит.
- Да, страшная смерть, - протянул Никита.
Было видно, что он ошеломлён. Некоторое время шли молча. Потом Ракитин встряхнулся и спросил с бодрой готовностью:
-  А в чем вы хотите, чтобы я вам помог?
- Хочу, чтобы ты мне помог выбрать фотографию Дика. Завтра повешу ее рядом с той. И название надо придумать.
- Например, «Щенок вырос»!
- Ну да, что-нибудь в этом роде.