Фрося и Кошечкин

Эта связь продолжалась всего около двух суток. Случилась она, когда у Пети уже совершенно улеглись обида и боль от измены и неожиданного исчезновения Любы-Любушки, и он спокойно учился.
Восьмого марта в институтском клубе был праздничный концерт, затем танцы, на которых он несколько раз станцевал со  студенткой мединститута в результате чего ему пришлось проводить ее до метро. В их в основном мужской ВУЗ на вечера отдыха регулярно приходили студентки других московских институтов, тех, где мужчины были в дефиците. Одни приходили развлечься и отдохнуть в новом окружении, другие, в основном иногородние, с надеждой найти москвича-суженого, чтобы остаться в Москве.
Девушка ему понравилась. Она была хороша, прелестью, присущей многим молодым русским женщинам, которая очень скоро проходит, и тогда они превращаются в баб, способных и “коня на скаку остановить” и кучу детей нарожать. Это обещала и ее грудь, с трудом вмещавшаяся в белую блузку. Как сказал бы один его однокашник:
- Визьмэш в рукы, маеш вэщ.
Он так и сказал, два дня спустя, когда Петя после праздника появился в группе.
- Ну как?- спросил он.
- Что как?- недоуменно пожал плечами наш герой.
- Телка, спрашиваю, как? Я сам на нее глаз положил, но когда увидел, что ты ей больше глянулся, решил не мельтешить.
- Никак,- был ответ.
- Ну ты, брат, даешь. Да она от тебя текла уже здесь, а ты говоришь никак. Ты хоть телефончик-то взял.
- Она в общежитии живет.
- Ну тогда это меняет дело. В марте наша природа для любви плохо оборудована,- заключил он почти по Маяковскому.
В ее руках, одну их которых девушка в танце клала ему на плечо, а другую он держал в своей, чувствовалась немалая сила. Такая если прижмет – не пикнешь. Ногти были коротко пострижены и без лака. Была еще прелестная головка с миловидным личиком. Рот с сочными, розовыми, без следов помады, губами, был великоват, но когда она улыбалась, показывая ровные белые зубы, выглядел прелестно. Небольшой курносый нос, слегка заостренный, выделялся белизной среди румяных покрытых россыпью веснушек щек. Ресницы над небольшими голубями глазами были светлыми, брови на невысоком лбу слегка кудрявились, а русые волосы, заплетенные в косу, были уложены короной. В целом лицо ее было приятным, хотя и  без особого обаяния. Но танцевала она хорошо, но при этом вела себя властно, брала инициативу на себя. Создавалось ощущение, что она не только ведет партнера, но даже слегка несет. Пете это  понравилась, поэтому он еще пару раз пригласил ее, и так вышло, что когда танцы закончились, он оказался с ней.
- Вы поедете на метро?- спросила девушка, глядя ему в глаза, а когда он утвердительно кивнул, добавила:- Можно, я пойду с вами? Одной в такую поздноту как-то неуютно идти.
Несмотря на начало марта, было не холодно и безветренно, поэтому они шли не торопясь. Петя тщетно пытался подыскать тему для разговора. Не говорить же о погоде, о том какой вкусный кофе подают в их буфете или соврать, что он чемпион института по шахматам или пинг-понгу, показав тем самым, какой он умный и ловкий.
Девушка, видимо занятая тем же, вдруг запела, притопывая каблуками:
Мы ивановски девчата
По ивановски поем
Кто парней наших полюбит
Все равно мы отобьем.
Кончив петь, она сказала:
- Я Фрося.
- А я Петя,- в тон ей ответил спутник.
Проходя через сквер, где протоптанные дорожки не позволяли идти рядом, он неожиданно услышал странное шуршание, доносящееся от девушки. Прислушавшись, он определил, что это икры ее ног трутся одна о другую. Это вызвало у него неприязнь, но он сказал себе, что девушка ему нравится, а он зачем-то ищет в ней изъяны. При желании изъян и не один можно отыскать в любом человеке, даже самом правильном.
Когда они вновь пошли рядом, Фрося продолжила уже серьезно:
- Я правда из Иваново, точнее из села в Ивановской области. Село наше рядом с городом, так близко, что многие сельчане, работают в Иваново и ездят туда каждый день на автобусе или ходят пешком. У нас в деревне только семилетка, поэтому с восьмого класса я тоже ездила или ходила.
Мало ли кто где живет и как добирается до работы. Ему с его окраины до института тоже путь не близкий хоть и на метро. А девушка продолжала:
- Вы поди думаете: “деревенщина сиволапая, лаптем щи хлебает”. А папа мой окончил университет в Москве, вернулся в родное село и уже много лет работает учителем, преподает математику и физику. Сейчас он еще и директор школы. Маму он привез из Москвы. Она врач, заведует сельским медпунктом. Мастер на все руки: и роды принять, и перевязку сделать, и укол уколоть, и будущей маме дельный совет дать, и много еще чего она умеет. Мне бы такой стать,- вздохнула девушка.- Папа играет гитаре и аккордеоне, мама хорошо поет. А мне вот бог не дал, медведь на ухо наступил. У дома нас неплохая библиотека, много пластинок, старых и современных.
- Зря вы так оправдываетесь,- прервал ее Петя.- Мой папа простой рабочий, на заводе работает, мама простой бухгалтер. Так что я, как ни крути, когда окончу институт, буду интеллигентом в нулевом поколении. Вы же во втором.
- Или в третьем,- задумчиво проговорила девушка.- Дед мой, папин отец, был священником. Как по вашему полагаете, священник – это интеллигент?
- Все зависит от того, какой священник человек,- ушел он от прямого ответа.
- Старики рассказывали, он служил в нашем селе, что он был человеком мудрым и справедливым. Папа мой на войну пошел добровольно, был ранен, дослужился до капитана, а демобилизовавшись, вернулся опять в школу. Я у них ребенок поздний и единственный. Были два предшественника, но они умерли в младенчестве. Я родилась в 44-м в результате побывки папы по ранению. Но я ненавижу жить в деревне: летом – жара, комары, мухи, весной и осенью – грязь непролазная, зимой – снег по пояс, не пройти, не проехать, утром встанешь – в доме холодрыга, сразу нужно печь растопить, уборная на улице – летом еще ничего, но зимой, в мороз. Бррр. Люди без мата двух слов связать не могут, даже с детьми малыми говорят с матюками. Девчонки уже в пятнадцать лет дают любому и за интерес и за просто так. Я как-то пошла на посиделки, подружка позвала, так там парень, совсем сопляк, при всем честном народе полез мне под юбку. Я ему врезала между глаз и ушла. Подружка рассказала, что он от моей примочки очухался только минут через десять. Больше я туда ниногой. Еще удручает пьянство. Пьют все, молодые и старые, мужчины и женщины, даже дети.
На этой точке ее повествования они вошли в метро. Всю дорогу, слушая ее вполуха, он старался придумать, как договориться с ней о следующей встрече. Пригласить в кино, в музей? Это была проблема всей его жизни. Он нравился женщинам, и встречал женщин, которые ему нравились и с которыми ему бы хотелось завести отношения, но он не умел это делать. В результате ему доставались только те, которым он нравился, что не всегда было лучшим вариантом.
- Завтра у нас в комнате, в общажаге, намечается небольшой сабантуйчик по случаю праздника. Если желаете, можете к нам присоединиться. Я приглашаю,- сказала девушка пожимая ему руку крепким мужским рожатием.
Петя облегченно вздохнул. Он радостью, хотя и постарался не показать этого, принял приглашение
Когда на следующий день они вошли в комнату, где проходил сабантуйчик, там было душно, стоял запах табачного дыма, водки и похоти. За столом расположились три пары: парни сидели на стульях, а девушки у них на коленях, одной рукой подбирая еду, другой – обнимая за шею партнера. Их с Фросей место было на ее койке, к которой был придвинут стол.
При их появлении трапеза прервалась, и все ему представились,  называя имена, которые он сразу же забывал. Усевшись на предназначенное для него место и почувствовав плотную близость жаркого и мягкого бока своей знакомой, Петя уже через минуту понял, что это приятно.
Стол украшали четыре бутылки водки, самой дешевой. Одна уже была уполовинена. Принесенную им бутылку шампанского дамы решительно заявили, что она только для них.
Им, как опоздавшим, налили штрафного: ему полный стакан, ей половину стакана водки. Петя свой стакан поднес к губам и только пригубил, подруга же опрокинула в себя все до дна, запила шампанским и принялась закусывать.
Водка была дрянная, та которую народе называли “табуретовкой”. Поэт  определил, что гнали ее из опилок. Возможно, что так оно и было. Стол тыл не богатый: хлеб, вареная колбаса, соленые огурцы, квашенная капуста. Были еще грибы, но от них в тарелке с надписью “Чайная N 6” осталась только жижа, в которой сиротливо плавал один опенок. Пригубив водки, Петя принялся вилкой спасать сиротку. Занимаясь этим благородным делом, он увидел, как от тарелки с колбасой к тарелке с капустой важно ползет таракан-прусак, огромный, рыжий и усатый. Ему сразу расхотелось что-либо есть, и он оставил грибок в покое. “А ведь я могу принести этих тварей к нам домой. Не исключено, что здесь имеются и их братья меньшие, клопы. Нам только этого недоставало для полного счастья,”- подумал он с брезгливостью.
 . В этот эмомент в комнату с шумом ввалился рослый парень в брезентовой куртке и фетровой шляпе с обвисшими полями, из-под которой во все стороны выглядывали черные кудри.
- Всем привет,- буркнул он, и, бросив куртку и шляпу на койку, прямиком направился к Фросе. Однако обнаружив, что место занято, не растерялся. Он, молча, осушил Петин стакан, занюхал черняшкой, кинул в рот щепоть капусты и принялся за колбасу.
- Как улов, Федор?- поинтересовался кто-то, на что, тот ответил, не переставая жевать:
- Пожарю, увидишь.
Протянув руку Пете, он представился:
- Кошечкин Федор.
Его пожатие было железным. Не сказав больше ни слова, он удалился.
- Федя Кошечкин мой друг,- прошептала Фрося ему в ухо,- Он хороший, умный, очень сильный, но немного шубутной. Двухпудовой гирей крестится три раза подряд. А еще он будущее медицинское светило. Рыбачить он ездил на дачу к нашему профессору. Собирался там заночевать, да видно передумал. Он нередко попадает в приключения, которые могут закончиться печально. Вот совсем недавно его чуть не отчислили. Он голову трупа стащил. Хотел выварить, чтобы иметь череп у себя. Но  пропажи хватились и вышли на Федора. От исключения его спас профессор, которого он незадолго до этого ложанул на занятиях.
Наша группа под руководством этого самого профессора обходила палату, где лежали больные. Мы остановились у койки, на которой лежал мужчина с изможденным лицом. Профессор подробно рассказал, какой диагноз он поставил этому больному, по каким признакам он это сделал и добавил, что операция назначена на следующий день. Когда он закончил, Федя подошел к больному, зачем-то обнюхал его лицо и голову, потрогал и погладил лоб, оттянул нижнее веко, потрогал и погладил ладонь, затем тоже сделал со ступней, выглядывавшей из-под одеяла, потрогал пульс на руке и на шее одновременно.
Завершив свои манипуляции, Федор постоял, задумчиво глядя в пол, почесал в затылке и, обращаясь к профессору, изрек:
- Осмелюсь доложить вам, уважаемый учитель, что ваш диагноз ошибочен.
И изложил свою версию.
Не ожидая ничего подобного от студиозуса, и опасаясь реакции больного, который все это слышал, профессор тут же завершил занятия.
- Ну кошатик, тебе хана. Завалит он тебя на экзамене, как пить дать завалит,- изрек староста группы, москвич, очень правильный, но недалекий зануда.- Зря нарываешься.
Однако свою следующую лекцию профессор начал неожиданно:
- Уважаемые коллеги, вчера на занятиях один из вас имел дерзость критиковать диагноз, поставленный мной, и предложил свой. Признаюсь, чт это меня сильно расстроило, стоило бессонной ночи, однако после размышлений я вынужден согласиться с уважаемым коллегой. Он прав. Операцию я отменил. Браво, коллега!- и он несколько раз хлопнул в ладоши.
Мы обернулись к задней скамейке, где безучастно, будто это его некасалось, в гордом одиночестве сидел  Кошечкин.
- Вот вы где, проказник вы эдакий,- сказал профессор.- После занятий попрошу пожаловать ко мне в кабинет.
- Что было в кабинете, Федор не рассказал даже мне, однако то, что профессор позвал его на рыбалку, говорит о многом. Нас он не пригасил. А череп? Голову, конечно, изъяли, а дело по настоянию профессора замяли. Говорят, что он на сказал, что у нас не так много студентов, способных исправить ошибку профессора, чтобы мы ими разбрасывались. У нас почти у всех есть человечьи кости. У меня в тумбочке лежит решетчатая кость. Это та, на которой расположен наш мозг. Сейчас покажу?
- Пожалуй не стоит,- Петя сделал предостерегающий жест, будто это о его мозге шла речь. Но девушка уже перегнулась через его колени к тумбочке, навалившись пышным бюстом на его чресла. Он сразу почувствовал, что начал возбуждаться,  и подумал: “Это только разведка боем. Будет серьезное наступление.”
- Во дает,- прошептал кто-то из ребят.
- Ей бы ротиком, так оно вернее,- сказал девичий голосок.
- Уже вечер, но еще не ночь, а гость уже почти созрел,- отметил третий.
- Тише вы, гады. Испортите все.
Покопавшись с минуту в тумбочке, за которую петино естество, встав колом, уперлось девушке в межгрудье, она поднялась. От напряжения или от смущения краска так густо заливала ее лицо и шею, что веснушки стали не заметны.
- Фу ты. Насилу нашла. За книги завалилась, зараза,- сказала она и показала ему кость квадратной формы, всю в дырках и почему-то местами в черных пятнах.
- Чернота, наверно, это осадок черных мыслей, которые посещали ее хозяина,- заметил Петя.
  - Дарю,- прошептала девушка.
Несмотря на его отказ, она сунула свою находку ему в карман.
Погас верхний свет, и комната погрузилась во мрак, рассеиваемый только настольной лампой, накрытой полотенцем. Как по сигналу Фрося мощными ладонями обхватила петину голову, притянула ее к себе и впилась поцелуем в его губы. Ее губы охватили весь его рот, а ее язык ворвался внутрь. От такого напора, в голове, которую держали мощные ладони, помутилось. Он невольно обнял девушку, которая продолжала свой поцелуй. “Дело запахло жареным. Сейчас она просунет мою руку в свой лифчик, который, конечно, окажется расстегнутым, потом ее рука невзначай упадет на мой торчащий писун, а моя окажется под ее юбкой. А там недолго и окунуться в жаркое лоно. Остальные, естественно, ничего не заметят. Они только того и ждут этого. А тебе оно надо? Нет, не нодо! Тогда самое время делать ноги”,- так подумал он, однако высвободиться из сильных рук девушки оказалось совсем не просто. Но как-только она прервалась, чтобы вдохнуть воздуха, он смог высвободиться из ее объятий, посмотрел ей в глаза, в которые были и смущение, и восторг и медовый блеск. Прическа ее рассыпалась, коса расплелась, освободившиеся волосы покрыли спину. Она смутилась, но взгляд не отвела. Петя встал, взял пальто и шапку и направился к двери.
- Уже уходишь?- раздался грустный голос девушки,- Я полагала, что мы еще посидим.
- Посиди еще,- еще есть что выпить,- раздалось мужской голос.- Федор обещал рыбы нажарить.
- Я все ж пойду. Ехать далеко,- ответил Петя, поворачивая ключ в двери.
- Я провожу,- ответила девушка тоном, не терпящим возражения.
- Ни к чему,- сказал Петя, и, держа в руках пальто и шапку, покинул комнату. Одеваясь, он пошел по коридору, но пошел не в ту сторону и уперся в тупик. Повернув назад, он вскоре увидел ступеньки ведущие вниз, спустившись по которым оказался рядом с вахтером. Смерив его строгим взглядом, тот спросил:
- Кто вы такой? Как вы сюда попали?
- Он со мной,- раздался фросин голос. Она уже стояла в раскрытой двери и вглядывалась в темноту, видимо пытаясь там его разглядеть.
- А я заблудился, не в ту сторону двинул.
- Ты извини меня. Не удержалась,- сказала девушка, когда они закрыли дверь и спустились с крыльца,- Бес попутал.
- Да что там. Целуешься ты знатно, высший класс. Где научилась?
- Тут учиться не надо. Природа. Были бы у меня губки бантиком, я бы и целовалась соответственно. Но у меня рот, что Спасские ворота, как мне им прикажешь целоваться. А тебе, правда, понравилось? Может продолжим, ато вот поговорила совсем чуть-чуть и сразу стали губки зябнуть.
- В другой раз,- ответил Петя, из чего девушка могла заключить, что он уходит ее ненасовсем.
Погода была холоднее, чем накануне,  поэтому прохожие, многие их которых успели перейти на весеннюю  одежду, мелкой брысью проносились мимо. Петя тоже не хотел медленно брести по холоду, поэтому предложил даме вернуться в дом, а дорогу он и сам найдет.
Девушка согласилась, но прежде чем расстаться, вдруг заговорила, опустив глаза долу:
- Они, мои соседки, спят  и видят, чтобы меня кто-нибудь обабил. Тогда и им будет вольготней. Они бы и сейчас все смылись, если бы ты оказался решительнее. Но ты не оказался. Вообще-то они меня побаиваются. Я девушка крутая, могу  и в глазик засветить, и в пятачок вмазать. У меня не заржавеет,- она показала совсем не маленький кулак.
- Ты  ждала, что я вскрою твой сейф? Хорошенькое дельце,- сказал Петя и подумал: “Нет уж, нет уж. Оставим это для Феди Кошечкина”.-
- А што? Почему бы и нет. Ты красивый, мне нравишься. Надо же когда-то. В моем возрасте, говорят, уже стыдно сохранять невинность, если не собираешься этим заниматься оставшуюся жизнь. А я не собираюсь. Я хочу выйти замуж. Детей родить. Троих. Мальчика и двух девочек.
- Сколько ж тебе?- спросил он, пытаясь понять, зачем она ему это рассказала. И добавил: А Кошечкин что, не годится?
- На худой конец и Федя сойдет. Если будет не до жиру. Он от меня не уйдет. – А мне уже двадцать. Скоро будет.
- Ого! Совсем старуха, ну прямо баба Фрося,- съязвил он, а девушка неожиданно громко запела, приплясывая:
Эх лапцы, да лапцы, да лапцы мои,
Лапцы липовыя,
Вы не бойтесь ходитё,
Тятька новые сплятё.
- Что-то ты все какую-то затрапезь исплняешь. А современное имеется в твоем репертуаре,- съязвил Петя.
- А как же! Вот хотя бы про коспонавтов.
Я в Гагарина влюбилась,
Я Гагарину дал.
У меня…
- Стон, стоп, стоп,- запротестовал заказчик.- С такими песнями мы с тобой быстренько в участке окажемся.
Проходивший мимо пожилой мужчина в зимнем драповом пальто и шапке пирожком, остановился, прислушался и, глядя на девушку, громко проворчал: - Рязань косопузая. Совсем распустились. Спасу нет.
- Товарищ, сегодня женский праздник, а вы так  грубо,- негромко попытался урезонить его Петя..
- Брянский волк тебе товарищ,- был ответ. Товарищ повертел пальцем у виска и медленно продолжил свой путь.
- Я пожалуй пойду, бабуля, пока ты весь квартал не взбудоражила.- сказал Петя.- А ты возвращайся, побереги свои старые косточки. И носа не показывай. Дедуля сейчас как только добредет до дома,  сразу позвонит куда следует.
- Пожалуй ты прав. Пойду. Завтра у нас занятия в морге,- сказала она уже поворачивась уходить.
- Будете трупы свежевать,- съязвил Петя.
- Не свежевать, препарировать,- сердито ответила Фрося.- Если хочешь взглянуть, как это делается, могу взять с собой.
Он подумал: “Когда еще такое представится. Никогда.” И согласился.
- Тогда приходи на то же место, где мы встретились сегодня к половине девятого.
К моргу они подошли без нескольких минут девять. Все были уже  в сборе: кроме тех, что был на сабантуе, и еще человек десять. Запах, к которому все были привычны, поверг Петю в шок. Однако он сделал над собой усилие, знал ведь, куда шел. И, тем не менее, его стало подташнивать. Пока Петя натягивал припасенный для него Фросей белый халат и шапочку, появился руководитель, и сразу началась работа. В перерыве из помещения не выходили, лишь немного отошли. И тут Кошечкин, который явился позже всех, вдруг стукнул себя полбу и объявил:
- Дамы и господа, я припас для вас угощение, - он извлек из своей сумки объемистый сверток, в котором оказались пирожки.
- Откуда, Федя, такое богатство,- послышались  голоса.
- Надо знать места. Я знаю, но не скажу.
- И вы угощайтесь, дружище,- обратился он к побледневшему Панкову.- Свежие, домашние. Однако, увидев, что тому совсем невмоготу, обнял его за плечи, вывел из помещения и довел до раздевалки.
- Полагаю, моя помощь больше вам не потребуется. Дышите глубже, дорогой, а я пойду, иначе оглоеды сожрут все пирожки. Я даже не попробую.
На занятия в этот день Петя не пошел. Его мутило, и он отправился домой. Снимая костюм, он обнаружил у себя в кармане завернутый в клочок промасленной бумаги, той, в какой были пирожки, мужской член.
- Ай да Кошечкин, ай да сукин сын,- вырвался у него свскрик восторга.-  Этой штукой он решил окончательно отвадить меня от Фроси. Мог бы не стараться. Дело и так решенное.
Завернув полученный подарок в газету, он вышел на улицу и выбросил его в мусорный бак, отойдя за квартал от своего дома.
Позднее, уже во время интернета Петр Андреевич попытался отыскать в нем светило медицины Федора Кошечкина, но ничего не нашел. Фамилии Фроси он не знал.