Арабская весна во Франции

Призрак бродит по Европе — призрак исламской революции. Но первой страной, где идеи шариата овладели революционными массами, стала Франция.
Ничего удивительного в этом нет. Франция, доселе уважаемая европейская страна кружевных трусиков, на самом деле обладает богатой традицией бунтов и революций, в том числе бессмысленных и беспощадных. Гильотину, в конце концов, тоже изобрели во Франции.  Там же сочинили Марсельезу.
Но тут совсем другой случай — все очень осмысленно и со строго дозированной долей беспощадности:
Волнения в Париже не утихают уже третью неделю, достигая пика по выходным.  Тысячи «протестующих» планомерно разрушают центр Парижа.  Особенно достается банкоматам — их взламывают с особенным ожесточением.
Машины загораются одна за другой. Топливо из перевернутых машин вытекает и течёт по улице огненным ручьём. Горит все, что может гореть, разбито все, что можно разбить.
Никто ничего, естественно, не тушит. Зато, с началом поджогов, в центре Парижа стали закрывать метро...
Накрытый погромами Париж особенно заметен, потому что это столица, но, в реальности, провинция бурлит еще сильнее.
Французы (граждане Франции европейского происхождения) и, особенно, француженки, сегодня боятся выходить на улицы этой страны — и правильно делают. Потому что в любой мусульманской стране, в том числе и во Франции, изнасилование христианок считается национальным долгом. Особенно если правоохранители закрывают на это глаза, а политкорректная пресса об этом ни-ни…
Арабская весна, она же исламская революция — она такая. Что в Тунисе, что во Франции.
Восстание во Франции организовано строго по схеме, по которой прошло первое восстание арабской весны в Тунисе: много групп в «Фейсбуке», созданных для координации действий на местах. Такой вот Майдан на Елисейских полях (см. картинку над текстом). Все четко координируется через Фейсбук:
Непрерывный массовый поток асоциальных действий на грани фола в местах скопления людей. То есть так, чтобы не вызвать реального противодействия правоохранителей. Там, где можно безнаказанно жечь машины или грабить магазины — там бьют и грабят. Там, где можно насиловать — там насилуют. Но убивать — не убивают.
 Потому что, если бы начали убивать — могла бы появиться армия, массовые аресты и боевые патроны.  А так — власти ждут, что все рассосется само собой. Понимания того, что, в конечном итоге, рассосется сама власть, как институт, у правящей элиты нет.  «Верхи не могут, низы не хотят» — очередей классический пример.
Что касается верхов. Борьбой за устойчивость в ущерб развитию всегда приводит к отсутствию и того, и другого. Нынешняя французская элита — далеко не первая, и не последняя, которая этого не смогла или не захотела осмыслить. Поэтому она выпустит власть из своих скрюченных пальцев неизбежно и в самом ближайшем будущем.
«Самое эффективное средство для предотвращения террора — это прицельная стрельба в центр тела террориста», — так гласит инструкция по применению огнестрельного оружия сотрудников правоохранительных органов Израиля, которую мне когда-то приходилось зазубривать на память. И это правильно, а другое неправильно. Но этого до конца не понимают даже в Израиле, а уж во Франции...
Чем верить в глупость, я, скорее поверю в коррупцию. Впрочем, одно совсем не исключает другого. А нефтедоллары, как блестяще доказал еще Саркози, не пахнут. Ну почти…
Теперь, почему «низы не хотят». Причины тут две:
Причина первая: Реальная экономика из Европы уходит на Дальний Восток, в Китай главным образом. Это вызывает резкое снижение уровня жизни. Сначала это была Греция, потом Испания с Португалией, потом фактически завалилась экономика Италии. И теперь очередь дошла до Франции, где экономика тоже начала уверенно пикировать вниз. Рост цен на солярку, формальный повод бунта — один из признаков общего резкого снижения уровня жизни.
Причина вторая — демографическая. Интифада во Франции началась давно. Я об этом впервые писал еще 10.01.2015, а потом еще, продолжая отслеживать ситуацию. Есть у революции начало, не у революции конца — это тот самый случай.
В население Франции до 25 лет — этнические французы уже составляют менее половины населения. А Франция продолжает прирастать выходцами из Магриба абсолютно легально — главным образом в рамках воссоединения семей, по 200 тысяч человек в год.
Поэтому то во время погромов можно было наблюдать, как какой-нибудь «Макдоналдс» или «Старбакс» срочно закрывается, а рядом работает шаурмичная, в которую стоит очередь.  Понятное дело, многочисленным мелким арабским бизнесам во время погромов ничего не угрожало. Агрессия и погромы были очень избирательными, а важнейшие символы и национальные святыни старой европейской Франции, типа Триумфальной арки, подверглись особо ожесточенному вандализму…
Началось это давно. В частности, война за независимость Алжира продолжалась семь с половиной лет — с ноября 1954 г. по март 1962 г. Треть всех французских вооруженных сил (400 тысяч солдат и офицеров) была сосредоточена в этой североафриканской стране. По окончанию войны более миллиона аджирцев, воевавших за Фракцию, во Францию бежало. Это только один из эпизодов мучительного расставания Франции со своими колониальными владениями.
А эти конвульсии и фантомные боли по былому величию привели в метрополию миллионы уроженцев ее бывших колоний. Алжир, кстати, был не колонией Франции, а был Францией аннексирован и считался частью ее территории.
И теперь новое национальное большинство французской молодежи, а это, в подавляющем большинстве, уроженцы Магриба (Марокко, Алжир, Тунис) во втором-третьем поколении, показывают пожилым европейцам, кто в доме хозяине.
Это бывает. Когда-то и в Косов сербы были большинством, а Грозный был русским городам. Но все меняется. Иногда именно так.
Ну а мы? Мы будем тихо сидеть на берегу реки Иордан и смиренно ждать, когда мимо нас проплывет труп сначала Франции. А затем и остальных стран старой Европы. А что нам еще делать? Колесо истории не повернуть вспять, и с этим ничего не поделаешь.

PS. В газете Le Journal du Dimanche опубликованы результаты опроса, который провела соцслужба IFOP по заказу газеты, а также аналитического центра «Фонд Жана Жореса». Исследование «выявило растущее чувство беспокойства (граждан Франции европейского происхождения) перед лицом миграционного феномена». Кто бы мог подумать!