Рассказ мертвого путника

Это было трудное время в моей жизни... Война, захлестнувшая мою Родину, погнала меня прочь из города, где я провёл всю свою жизнь. Я передвигался по старым дорогам, там, где не шли тысячи обозов с отрядами солдат.
Стояла поздняя осень, всё тепло лето давно покинуло эти края, но и ветра зимы ещё не принесли холодных хлопьев снега. К сожалению, мне не хватило сбережений даже на скромную повозку и пришлось взять лишь самое необходимое, всё, что смогло поместиться в старый кожаный мешок, доставшийся мне ещё от отца. Дни тянулись долго и даже мозоли, стёртые по несколько раз на грязных от пыли и крови ногах, не давали развеять скуку и забытье, поглотивших меня целиком.
Со всех сторон меня окружали нежатые поля, где такую драгоценную в те голодные времена пшеницу, топтали дикие звери и клевали полевые птицы. Дорога была иссушена осенним ветром, ничто не делало мне препятствий на пути, но, похоже, я успел занемочь от прошлой непогоды, и решился сделать привал.
Ещё стоял день. Умирающее красноватое солнце из последних сил старалось согреть землю, но серые облака затмевали его свет. Я разжёг костер, собрав хворост, то тут, то там валявшийся в окрестностях небольшого леска у дороги. Скинув свой скудный скарб, бросил тело на войлочный коврик. Запасы вяленого мяса и сухарей подходили к концу, я изжевал немного, лишь чтобы усыпить сосущее чувство в животе и лёг, смотря в неясное небо. Облака, перемежаясь с тучами, медленно тянулись по серо-коричневому куполу неба. В голове неслись воспоминания и образы из моего детства. Добрые мысли успокоили встревоженную душу и дали подступиться некрепкому сну.
...
Глаза открылись. Казалось, лишь мгновение прошло с тех пор, как я решил забыться во сне. Но небо уже было чёрным от подбирающейся ночи. В высоте кружила стая воронов - дурной знак, хоть и совершенно бестолковый в нынешнем мире, где знаки и приметы утратили тот сакральный смысл, каким наделяли их предки. Я приподнялся, медленно обведя взглядом свои вещи. Всё было на месте, но чувство вины за беспечный сон у дороги грызло душу. Я так и не понял, сколько я проспал, только тлеющие останки костра позволяли догадываться, что долго. Я начал подбрасывать толстые ветви к красным углям, как вдруг увидел шедшую от дороги тень. В тусклом свете я не мог разглядеть точных очертаний, было понятно лишь то, что это был человек. Фигура направлялась к моему привалу. В душе поднялась тревога, сердце забилось внутри, мешая лёгким дышать. Я старался не выказывать страха, но дух времени заставлял насторожиться, я незаметно положил левую руку на рукоять ножа, что был незаметно припрятан на поясе.
Постепенно, пламя моего костра осветило приближавшегося человека. Это был мужчина, с густыми усами и бородой. Его несколько старомодное темно-бордовое платье всё было испачкано, а местами изорвано. Когда путник приблизился ко мне, он первым заговорил:
"Здравствуйте господин. Смотрю, не одного меня нелёгкая судьба заставила скитаться по этим старым местам?"
Я поприветствовал его в ответ и доброжелательно пригласил к костру. Но рука моя продолжала, как бы невзначай, лежать на поясе, готовясь к резкому выпаду…
 Пламя поглотило новые ветви и осветило пожилое, но крепкое лицо. Борода была изрядно тронута сединой и, кое-где торчала клочьями. Глубокие глазницы и густые тёмно-серые брови скрывали взгляд путника, и я всё никак не мог понять, куда он смотрит.
«Как вас зовут, уважаемый?» – глубоким томным голосом проговорил мой собеседник.
Я представился, и поинтересовался о его имени.
«Меня зовут Хётер, я так же, как и вы, отправился в путь на поиски нового приюта…»
Между нами завязался разговор о близких каждому тогда вещах: война, старый дом, былые времена. Тут несложно было найти тему. Постепенно моя тревога отступила, и я уже успел упрекнуть себя за то, что с таким недоверием отнесся к доброму человеку. На протяжении всего разговора я так и не сумел заглянуть в глаза Хётера – свет от костра не мог напрямую попасть на его лицо. Я поинтересовался, не хочет ли он угоститься, ведь как ни странно, у моего нового знакомого не было с собой рюкзака. Хётер вежливо отказался, сказав, что не голоден.
Я доел свою скудную трапезу. Между нами повисла весьма неловкая пауза. я потянулся за хворостиной, но моя рука ничего не нащупала – топливо для костра кончилось. Известив своего спутника, я поднялся и пошёл к старому сухому дереву, возле которого собирал хворост в прошлый раз. Вокруг было очень темно и я ориентировался лишь на неясные тени кустов и коряг.  Набрав полную охапку сухой древесины, я взял путь обратно к костру. Огонёк костра еле теплился, создавая лишь маленький красноватый ореол вокруг себя. Странно, но даже фигуру Хётера он не освещал… Лишь когда я приблизился к умирающему пламени, то только тогда различил очертания неподвижно сидящего Хётера. Сухие ветви полетели в костёр, искры с болезненным треском взметнулись вверх, и пламя сожгло темноту над собой. Хётер, как будто отсутствовал, его голова безжизненно склонилась и смотрела в землю.
«Как давно вы в пути?» - наконец я решил прервать неуместную тишину.
Хётер не отвечал мне. Его раздражающее и несколько пугающее молчание было невыносимым. 

«Да… Больше, чем Вы думаете»
Этот ответ прозвучал странно. Вполне логично, но странно.
«Я держу свой путь ещё с самого начала войны…»
Господи, сколько же он скитается???
«… в вечном бегстве от грохота снарядов, выстрелов ружей, смерти и насилия я уходил во всё более и более незнакомые мне земли…»
«А где Вы жили до войны?» - мой вопрос потонул в безостановочном самозабвенном рассказе, казавшегося всё более странным спутника.
«…Постепенно, мои припасы заканчивались, обувь приходила в негодность, а одежда рвалась по швам…»
Только сейчас я обратил внимание на совершенно босые, измазанные грязью ноги Хётера. Это было уже слишком, я не знал, какое оправдание могло объяснить всё это!
«… Я готов был зайти в любой дом и попросить помощи, но безумие: ни одного селения, ни одного города не было вокруг! Я не помню, когда решил, что я обречён… Не счесть, сколько раз я плакал от отчаяния, сколько раз я в исступлении бил ненавистную землю ненавистных мне дорог…»
Уже невозможно было слушать это со спокойствием. Тревога захлестнула меня. Это всё казалось страшным абсурдом, я хотел встать, но… не смог! Тело было приковано к земле, а глаза – к мрачному путнику, голос которого будто стал раздаваться эхом.
«… Последним витком безумия стал тот факт, что я больше не видел солнца. День не наступал, и лишь умирающий вечер сменялся ночью. Я брёл среди чёрных полей, с колосящейся тёмно-кровавой пшеницей. Вечная тревога стала моей спутницей давно, но тут я ощущал присутствие… бешеный страх пульсировал в моём затылке. Кто-то смотрел на меня из этих переросших колосьев, что-то безостановочно преследовало меня. Сначала я лишь оборачивался, чувствуя опасность, но после – уже бежал, озираясь по сторонам без остановки.
Мои лёгкие были изнеможены, ноги подкашивались, безудержный кашель рвал моё горло. Я сбился на шаг. И это стало моей роковой ошибкой…
Я смотрел в ревущее черно-алое море пшеницы за моей спиной, но не видел ничего. И я услышал… Шелест колосьев где-то рядом отличался от общего. Я слышал, как оно двигалось ко мне, как неумолимые шаги мяли кровавую пшеницу. Я попятился, уже не в силах держать себя. Из-за стены тихого безумия раздалось хриплое дыхание, подобное дыханию умирающего животного. Чёрный ужас родился из моря безумия. Высокая тень двинулась ко мне. Я уже не пятился. Я просто стоял на месте, кричал, но крика своего не слышал - ужас сожрал меня. Тень захрипела и открыла свои, наполненные кипящей кровью глаза.  Мои глаза наполнились болью, я ослеп. Я. Был. Мёртв».
Мой мозг отказывался это понимать! Бред! Бред!
«Но как?! Почему ты сидишь передо мной?!»
Молчание – было мне ответом... Пламя костра потухло. И я увидел кроваво-красные глаза Хётера.