Одинночество. Глава 1. Раннее детство

   Насколько рано может себя человек себя осознавать и помнить?
   Я помню как сижу в кровати - качалке, сижу - это данность, которую я не могу изменить, значит мне месяцев шесть от роду.
   Огромная комната с рваными остатками теней минувшей ночи на потолке, на полу, устланном пестрым ковром, желтеет солнечным кругом, приземистый, обеденный стол на коротких ножках и зияет пустотой кровать бабушки и дедушки, поднявшихся спозаранку хлопотать по обширному хозяйству.
   Родиться ребёнком у пары, еще пребывающими детьми и очутиться в семье, которая давно прошла эти вехи и не предполагала пополнения грудным младенцем....
   Поэтому я сижу одиноко в детской кроватке с закруглёнными ножками для качания, которая даже не шелохнётся, игнорируя мой вес. Огромная тишина невидимым великаном нависает надо мной и я сливаюсь с ним в бесконечном ожидании.... Синее окно раннего утра с ещё чёрной каемкой ночи, сияющая ослепительной звездой в океане Вечности... Открывается дверь из половины тети, и выходит она, всегда чопорно - аккуратная, в неизменном платочке и высоким голосом спрашивает меня:,,Ботакан, кургак ба?" Если у меня все хорошо, то я радостно трепещу и машу ручонками как
крылышками, словно пушистый комок цыплёнка, пытающийся взлететь и лепечу:,,Кугак, Кугак!" А если не все гладко, то я сникаю и стыдливо молчу, опустив глаза долу с вселенской грустью.
    Постепенно просыпаются школьники, управившись с делами, возвращаются бабушка и дедушка. Заносится пыхтящий, пузатый самовар, поблескивая рельефными, зеркальными боками, пахнёт свежезаваренным чаем со сливками, горячими баурсаками. Единственно, тате присаживается, уже одетая на работу, на стульчик со спинкой, остальные на узорчатых корпешках рассаживаются вокруг стола. А я, как капитан в рубке, нависаю над ними из своей детской кроватки, взирая на всех с высоты сквозь деревянное решето качалки...

    Наверно, я сразу родилась взрослой.... Даже ещё в полусознательном возрасте я чувствовала старость бабушки и дедушки и жалела их: я не капризничала, не требовала внимания и чьего - либо присутствия. И росла тихо и незаметно, как придорожная трава, в своей маленькой вселенной не прося помощи. Я помню мгновения, как я училась ползать. Когда свалившись на один бок и привстав на руки, я обнаружила что немного переместилась. Потом, лёжа на животе и суча вразнобой руками и ногами, я пыталась повторить случайно удавшееся движение. Не знаю насколько это было долго по времени, но помню как это получилось: тело норовило занести в сторону, рукам не хватало сил удержать туловище в равновесии, коленки тупо не помогали. Но когда я преодолела первые 10 см, я стала снова и снова повторять удачную последовательность своих телодвижений через неуклюжесть и бессилие.
     И наступил день, когда я начала путешествие по дому, огромный, неизведанный
мир форм, размеров, пространства... И даже кушать уже не просила, а залезая
на четвереньках наполовину в шкаф со снедью под кухонным столом, я наедалась
баурсаков со сливочным маслом, откуда сытно выкатываясь ползла дальше по срочным младенческим делам.... Так началась моя свобода и она была упоительна.
     Потом я подросла и почувствовала необходимость ходить, да и взрослые
призывали меня делать первые шаги: ,,Тяй- Тяй!"-, говорили они, стараясь
поставить меня на ноги и показать как ими передвигать. Но как же невозможно для меня это было, даже просто встать прямо, удерживая равновесие, не говоря о том, чтобы поднять ногу для шага. Я валилась на бок снова и снова как маленький куль с мешком, пока не догадалась опереться об стену руками, чтобы встать. Я цеплялась ладошками за безразличную ко мне стену и медленно поднималась на предательски нетвердые ножки, умудряясь время от времени падать даже на спину. Но желание встать было сильнее боли. Однажды, уже научившись вставать, я наткнулась на два кожаных коричневых портфеля с мягкими ручками, притуленных к стене на полу. Повалявшись с ними, упав несколько раз носом об пол, я приноровилась сделать шаг, оперевшись на них. И так я научилась ходить, опираясь попеременно на пустые школьные портфели старших детей. И мир расширил ещё более раскрыл свои горизонты...
       Летели дни, возникали новые задачи, требующие других навыков. Но первые опыты несравненны. Помню как трудно было разобраться с правой и левой сандалиями.
Сидя на залитой солнцем ступеньке в коридоре, я перекладывала их много раз, пока
не заметила, что при неправильной их постановке, они как будто обижаются и
воротят друг от друга носы и касаются друг друга только спинками.А если поставить их правильно, то они как будто улыбаются мордочками друг другу и соприкасаются
в двух местах внутренней стороны: в районе носочка и пятачки....  А шнурки...,
это была ещё та задача. После получаса пыхтения и священодействия, непокорные
скользкие веревочки, предательски развязывались при первом же шаге. А бежать много куда надо было срочно в кипучей деятельности детворы. Пыталась бегать без шнурков,
но ботинки безответственно хлюпали и норовили вообще отвалиться с ног. Какие тут наперегонки? Один позор и досада. Много времени и пота было пролито с непокорными
шнурками, которые вначале развязывались после первого шага, потом попозже, потом редко, несколько раз падала, наступив на развязавшиеся шнурки, много раз не могла вовсе развязать в конце дня, что хотелось просто лечь спать, не снимая обуви. Затем научилась избегать обоих крайностей и завязывать их бантиком, которые не слетали в неожиданном месте и развязать их можно было одним движением, слегка потянув за более короткий и ординарный конец узелка.Так познавался мир....
       Будучи помладше, я была молчаливой тенью дедушки. Я хваталась цепко за
его мизинец, едва вмещавшийся в мою ладошку и неустанно семенила рядом, что даже
чтобы отойти по нужде, ему приходилось просить меня отпустить его руку... Даже когда он молился и говорил непонятные слова, я притискивалась с ним рядком на молитвенный коврик, синхронно вставая и наклоняясь вместе с ним, потому что мне было страшно оттого что, дед почему то на те минуты как будто забывал обо мне и в упор не видел меня и я пыталась спрятаться от неприкаянности и равнодушия внешнего мира хотя бы за его силуэтом. Иногда мы  возили  с ним на оглушительно дребезжащей тележке бараньи шкуры в заготконтору хромому, рыжему, носатому заготовителю и они спорили о цене. И мне не нравился запах денег,с кислым запахом шкур, которые после недолгих дебатов, перекочевывали в карман моего довольного деда.А шкур я думаю было немало, потому что резать барана в честь уважаемого гостя было вековой традицией казахов.
     Так же я неизменно  летала с ним на самолете в Алма - Ату, присутствуя как тень при его встречах с Канышем Сатпаевым, Серикбаем Бейсембаевым. Вот богатырь
Каныш - ага поднимает моего высокого, но сухопарого от старости дедушку и вносит на руках в свою новую столичную квартиру. Мой дед незлобиво ругается, Каныш - ага
не унимается, все радостно хохочут.... Или Серикбая - ага, который проживал в футуристическом мире за немыслимыми кордонами милицейских постов, с трещащими рациями, всегда выпытывал у деда: ,,Кашан келдиндер?", ревниво высчитывая кого же первым удостоил посещением мой дед: Президента Академии Наук Каз ССР или директора Высшей Партийной Школы при ЦК КПСС, ученого или партийного бонза?  Мой кристально -
честный дед, говорил неизменно обоим:,,Бугин келдим",не желая им ранить сердце - единственная ложь в жизни, которую позволял себе дед....
      Я помню как мне было стыдно за 2 больших, абсолютно идентичных чемодана полными казы и жужук, в качестве гостинцев для столичной родни, которые по моему убеждению, непременно должны были быть наполнены  шоколадными конфетами! Я отрешенно бродила между этими , ещё раскрытыми чемоданами и горестно удивлялась, тому почему вдруг взрослые не понимают таких элементарных вещей. Но я никогда не вмешивалась во взрослый мир,да и это было не принято и я только снисходительно - печально наблюдала с высоты своей ,,мудрости" за ошибками взрослых со стороны.
       Очевидцы моего младенчества, говорят, что я была идеальным ребёнком.
Идеальным? Наверно дети, лишаясь матери, взрослеют мгновенно сколько бы от роду им дней ни было. Они рождаются старыми, к закату лет все более становясь детьми....