Рыцарь, Дьявол и Смерть

Если вы однажды окажетесь в Северной Европе, то вам не избежать знакомства с трассой Е04. Случись необходимость попасть по суше из Финляндии в Швецию или наоборот, то этот маршрут — ваш выбор. Кстати, по совместительству, Е04 – еще и основная шведская дорога, благодаря которой вы точно не пропустите Стокгольм и исторический центр Уппланд. Промчавшись от Торнио до Хельсингборга, вы минуете около двадцати относительно крупных населенных пунктов и больше полусотни береговых маленьких городов, треть из которых не отмечены даже на дорожных картах, когда находятся на солидном удалении от северной европейской трассы. В числе неотмеченных – и городок с необычным названием Дирбю, располагающийся к юго-востоку от Остано. При желании и хорошей погоде с берегов Дирбю можно крутить фиги или кое-что похлеще придуркам из Барсты, что через залив. А то, что они там, гады, оборзели? Бог с ними. Ну, а если вы ехали по Е04, свернули не туда у Норастрёма в поисках заправки, ничего не потеряете, побывав проездом в наших палестинах. Добро пожаловать!

Дирбю волшебно выглядит в осеннее время. Особенно Верхний Город. Верхним он называется потому, что находится на возвышенности. Дирбю идеально вписался в ландшафт горной местности побережья. Город словно спустился посмотреть на море, осторожно коснулся воды и решил, что лучше оставаться на суше. Собственно, заехав в Дирбю, в первую очередь вы окажетесь в верхней его части. Налепленные друг на друга домишки пестрят вывесками лавок, бутиков и забегаловок. Если вы не перекусили в «Макдональдсе» на въезде в Дирбю, то настоятельно рекомендую побывать вам в «Лютом звере», который держит Карл Эрикссон. Этот кабак с лучшими в Дирбю алкогольными напитками и закусками пережил обе мировые войны и Советский Союз. Думаю, еще три раза по столько же простоит, потому как пользуется бешеной популярностью у всего местного населения. В том случае, если вы сторонник заведений семейных, то вам в ресторацию под названием «Ганза» — после недавнего ремонта (в прошлом месяце взорвались канализационные трубы) там навели такую красоту, что даже матом ругаться не хочется. Есть еще несколько мелких кафе разной степени отвратительности и столовая при единственной гостинице. Туристы у нас редкость, потому даже точного названия у гостиницы нет — меняют вместе с владельцем. Никто из местных вам его не назовет точно: какое-никакое жилье есть у каждого жителя, и гостиницы ему без надобности.  Что до культурного досуга, то здесь все не так бедно. Вы можете зайти в краеведческий музей посмотреть на три с половиной пыльных диорамы, обломки железок и каменюку, на которой тысячу лет назад оставил автограф один из множества заплывавших сюда викингов. И главная наша достопримечательность, фотографии с которой есть в каждой местной семье, - памятник этому викингу в центре города. Как его, черт подери? Олаф, Лейф... Не важно. Фотографируются с ним и туристы, и те, кого занесло в Дирбю по делам. Площадь вокруг памятника какой-то садист выложил булыжником. Родись этот парень сегодня, он наверняка был бы одним из тех автомобилистов, что готовы даже в сортир ездить на своем обожаемом драндулете и не подозревают о том, что можно передвигаться с помощью ног.

Впрочем, как только вам надоест смотреть на загаженного чайками мужика с мечом, обратите взор на северную окраину Дирбю – там есть кое-что получше всей этой древней чепухи. Гордость нашего городка — торгово-развлекательный центр! Чего там только нет! В шутку здесь его называют «куском Стокгольма», и каждые выходные разряженный в пух и перья народец прется туда, торчит в очередях, даже если ничего не покупает или — такое тоже случается! — знакомится с новинками Голливуда. Торговый центр оборудован кинотеатром аж с четырьмя залами, и есть все основания полагать, что не в последнюю очередь за счет тяги местного населения к искусству (кого обманываю — к развлечениям и распродажам) торговый центр уверенно держится на плаву в нашей глуши. И если не хотите портить себе впечатление от Дирбю, не спускайтесь к береговой линии вниз по дороге от этого яркого и шумного здания. Почему? Это территория Береговых.

Не хочу тыкать пальцем или наговаривать на кого, но все, кто живет в нижней части города, - немного психи. А, может, даже и не немного. Одна из основных статей дохода Дирбю, как и у большинства таких же прибрежных городишек, - это рыбный промысел и переработка морепродуктов. И что такого? - спросите вы. - Это мирное занятие для суровых и по-своему отважных людей. Какие из рыболовов психи? Ну, кроме тех, что как бешеные носятся со своими удочками и блеснами, бубнят о дурацкой спортивной рыбалке (вы, ребята, явно не голодаете, раз отпускаете рыбку и довольствуетесь тем, что сфотографировались с ней). И я вам скажу, что до поры до времени все было прекрасно. Пока в пятидесятых сюда не приперся концерн ABBA Seafood. Да-да, это те самые, которые поделились своим названием с известной поп-группой, а сегодня полностью перешли в жадные лапы норвежцев из Осло.

После прокатившейся по Европе войны люди были только рады отвлечься и приступить к работе на таком известном предприятии. ABBA обеспечил Дирбю рабочими местами и средствами на благоустройство. Процветание и общее благолепие длилось аж до 1981 года, когда рыбный концерн объединился с Volvo. Совладельцы начали вмешиваться в политику концерна, менять внутренние правила, и конечно речь зашла о страховке для рабочих. Когда Береговые перезаключили рабочие контракты, все и началось. В восемьдесят втором старому рыболову Нильсу Пердсону расплющило ступню грузовым крюком. Собрать в кучу получившееся месиво врачи оказались не в состоянии и выдали Нильсу скрипучий протез. А юристы ABBA Seafood, чтобы избежать судебных разбирательств, сразу пошли на мировую и выдали старикану весьма круглую сумму в качестве компенсации. Надо ли говорить, что больше он на работе не появлялся? Купил себе небольшой остров, поставил там домик и попердывает теперь в свое удовольствие, сидя на крыльце с удочкой. Его можно встретить по выходным в торговом центре — квадратный ковыляющий дедок с ладонями-лопатами и прической безумного ученого. Вечно, вместо того, чтобы взять тележку, таскает в своих клешнях по корзинке и всех ими таранит.

На Нильсе дело не кончилось. В конце того же года девчонка с рыбзавода - то ли Ульфа, то ли Улла, - работая на конвейере, лишилась всех пальцев на правой руке. Вот она сразу побежала в суд, и снова ABBA Seafood полезли в кошелек за компенсацией. Уже смекаешь, к чему я?

Следующие семь лет концерн только и успевал оплачивать самые разные несчастные случаи: братья Карлсоны ухитрились одновременно лишиться руки и ноги — их перерубило соскочившим тросом на траулере, причем ходят слухи, что старший вместе с ногой лишился еще кое-чего. Затем Хенрик Робертсон умудрился выпасть за борт и повредить спину. Половина вырванных у ABBA денег у него ушла на оплату юристов. Семья Линдбергов — потомственные рыбаки с хрен знает каких времен — покалечились в полном составе, но получили лишь частичную компенсацию. Перечислять можно долго:  Эклунды, Бьёрки, Нистрёмы, Аксессоны, Эки, Бломы... И, получив деньги, некоторые из них остались работать на промысле. Среди Береговых нет ни одного семейства с полным набором конечностей, кроме детишек, родившихся после девяностого года. Потому как в 1989 рыбаки Дирбю превзошли сами себя, и у ABBA Seafood попросту лопнуло терпение.

Экипаж траулера «Морской конь» принял коллективное решение налететь на торчащие у берега скалы. На борту было порядком зеленых новичков, которые, по примеру своих учителей разной степени покалеченности и состоятельности, решили вписаться в выгодное дело. В конце концов, когда у тебя две руки и две ноги, что значит минус одна конечность против резко распухшего счета в банке? Ответственным за кораблекрушение идиотам перспектива легких денег вынесла последние мозги, и они забыли про одну маленькую деталь — бортовой самописец. «Черный ящик» произвел эффект разорвавшейся бомбы на судебном разбирательстве. ABBA Seafood мгновенно свернули всю свою деятельность в Дирбю, в буквальном смысле, оставив всех своих вчерашних сотрудников у разбитого корыта. Кто-то страшно запил, кто-то сразу полез в петлю. Особенно тяжко пришлось молодым ребятам. Остаться калекой на жалком пособии - это вовсе не то, о чем они думали, когда направляли «Морского коня» на камни. Естественно потом в Дирбю появилась парочка небольших предприятий помельче, но это погоды не сделало. Работа есть, а пальцев, рук и ног уже никто не вернет. А глядя на жизнерадостный Верхний Город, рыбаки стали еще угрюмее. Помните, как я сказал? Верхний Дирбю прекрасен в это время года. Для Береговых каждая осень - это напоминание о том случае с траулером и повод устроить пьяный дебош, поножовщину или покончить с собой. Верхние к ним не любят соваться, и чужакам тоже не следует. И не подумайте, что я вас пугаю: не надо считать, что береговые жители это какие-то сельские маньяки из плохого кино. Просто всем будет лучше, если их не тревожить.

Горько, конечно, что так вышло. Но время идет, и все меняется. Вот, кстати, хотите интересный факт о Дирбю? Ничего странного не заметили? Здесь почти нет подростков. Большинство стремится уехать в большие города и забыть родной Дирбю, как страшный сон, изредка присылая открытки родственникам на Рождество. Вот оглядитесь. Все, кто не свалил отсюда до двадцати пяти, здесь и остаются, выгуливают своих сопляков, а тем уж как повезет. С одной стороны, это хорошо — только шум да проблемы от этих подростков. Как посмотришь в новостях, что эти бестии сейчас вытворяют в столице, за сердце хватаешься. Если бы я в свои пятнадцать даже помыслил о чем-то подобном, то неделю минимум спал бы на животе и избегал жестких сидений. Но с другой стороны — хочется иногда порадоваться, глядя как молодые шумят да веселятся. Привносят частичку жизни, так сказать, в наши серые будни. Как и любой провинциальный городок, Дирбю прекрасен, в первую очередь, при условии, что ты там родился и вырос.

Вот, кстати, идет одна девица. Ты посмотри, как вышагивает. А одежда? Нешто НАТОвская форма? Ну, ты гляди! Как будто с войны вернулась.  Эй, юная мадама! Ты же в курсе, что эта дорога ведет на Берег? Смотри-ка, даже не обернулась. Молодняк, блин.

* * *

«Юная мадама» услышала, как ее окликнули, и ускорила шаг. Она прекрасно знала, куда ведет эта дорога. И не только эта. Только к Берегу она не собиралась.

— Мудак, — прошипела девушка и на всякий случай обернулась. Галдевший алкаш уже смотрел в другую сторону.

Отмерив псевдовоенными берцами шагов двадцать вниз по улице, она резко остановилась и стала хлопать себя по многочисленным карманам таких же псевдовоенных куртки и штанов. Облегченно вздохнула. Нет, все на месте. В том числе и эта, унаследованная от отца, идиотская привычка, чуть что, проверять содержимое своих карманов.

Её имя – Линнея. Ей семнадцать лет. И она сегодня встала не с той ноги. И на это были причины.

Рассеянно оглядевшись по сторонам, она перешла дорогу и направилась туда, откуда пришла — в центр города. И восстанавливала в памяти последние пятнадцать часов.
Сначала она до двух ночи «заседала» в интернете: перекидывание смешными картинками с немногочисленными друзьями и безобразный спор с переходом на личности в группе местных любителей кино на Фэйсбуке. Они так и не определились, на какой именно сегодня идти фильм. Последнее сообщение живописало то, что обитатели группы хотят сделать с матерью администратора. Ничего, к вечеру определятся. Что было дальше? Попытка послушать громкую музыку, потому что голова стала потихоньку отключаться. Следом... Пробуждение носом на клавиатуре под тяжелые риффы доисторической рок-группы.

Переползание из-за стола на кровать отбило все желание спать. Линнея ворочалась во все стороны час с лишним, заматывалась в одеяло на разный манер, но сон так и не пришел. В любой непонятной ситуации надо читать! Весь дом завален книгами, отец тащил макулатуру тоннами и, судя по всему, всю ее прочитал. Раз по семьсот. Линнея несколько раз пыталась вычислить, есть ли логическая связь между всеми этими книгами, но так и не расколола это дело. Здесь была архаичная, почти нафталиновая художественная литература самых разных жанров; здесь были научные работы по разным отраслям истории, пособия по астрономии и еще множество изданий чуть ли не профессорского, а иной раз религиозно-оккультного толка. И если с научными  и религиозными трудами Линнея предпочитала не сталкиваться, то в самостоятельном порядке пришлось осилить некоторую часть беллетристики. Во-первых, ей казалось, что книжки благотворно влияют на её порой рассеянную память, а, во-вторых, не прочтя какого-нибудь отмороженного Джека Лондона или заунывного Герберта Уэллса, можно было просто иногда не понять, что хочет сказать отец, у которого на любой случай была удивительная (в кавычках) история из прошлого или огромная цитата из авторов, которых уже никто и не помнит.

Линнея протянула руку и нащупала лежавшую на столе электронную читалку. Куда удобнее, чем рыться в пыльной бумаге. Последним сохраненным в закладках произведением оказалась «Маска Красной Смерти» Эдгара По.

— Неплохая вечеринка, господин Просперо! — сказала она вслух, когда добила рассказ.

Нарастающий громкий звук выдернул ее из воспоминаний в реальный мир.

* * *

В это же самое время, но в другом часовом поясе, вовсю гремела настоящая вечеринка по поводу Хеллоуина. Сам канун Дня Всех Святых не наступил, но мы, как говорится, уже. Веселящаяся и беснующаяся толпа двигалась под безумные ритмы того, что сегодня называют музыкой, и, видимо, изображала, что танцует. Сквозь толпу продирался усатый толстяк в бутафорском рыцарском шлеме и с пластмассовым мечом на поясе. В руках он бережно нес три бокала темного пива. Наконец он достиг своего пункта назначения — небольшого закутка с несколькими столиками. Бокалы тяжело звякнули, когда приземлились на стол перед явно заскучавшими людьми. Один в красной рогатой маске японского демона, на втором маска в виде оскалившегося черепа. Маски были чуть сдвинуты на затылок и, как козырьки, наполовину скрывали лица. Рядом на скамье лежал странно топорщившийся чехол от бас-гитары.

— Фух, я думал, меня собьют с ног все эти паразиты, — сказал толстяк, звонко произнося «р» в слове «паразиты», — Вообще я пиво не пью, но здесь не подают ничего покрепче.

— Я тоже пиво не пью, — отозвался «японский демон».

— Для конспирации можно, я полагаю, — пожал плечами «череп». — Все вокруг пьют, а мы тут, как три дурака, ходим взад-вперед и смотрим по сторонам. Я давно уже предлагаю перейти к плану «Б», потому что от этого грохота у меня начинает трещать голова. Что такое?

Толстый «рыцарь» фыркнул, как заправский бегемот, и выплюнул в бокал то, что уже успел отпить.

— Нет, это даже не пиво. Это помои.

«Череп» понюхал свой бокал и брезгливо отодвинул его.

— Значит, план «Б», а потом покупаем благородную выпивку и отмечаем успех предприятия? — спросил он.

— Поддерживаю! — отозвался «демон» и натянул маску на лицо.

Лишенный возможности спрятать свою физиономию в бутафорском шлеме, «рыцарь» с важным видом водрузил на нос очки, а в оправы вщелкнул две дополнительные зеркальные линзы. Видок получился тот еще. Наступила неловкая пауза. Он вскочил, задел игрушечным мечом стол и опрокинул все пиво. Признанный общим судом непригодным к употреблению, пенный напиток, шипя и пенясь, расползся по столу. Из дергающейся в танце толпы обернулось несколько человек, но тут же переключились обратно на свои телодвижения.

— Вот на хрена ты эту оглоблю взял в прокате? — отряхиваясь, осведомился «демон».

«Рыцарь» развел руками:

— Это же часть костюма! Какой я рыцарь без меча?

— Тебе культурно сказать или правду?..

Бах. Бах.

Спор о вопросах рыцарства прервал их товарищ. Человек в маске смерти уже забрался на соседний, не залитый никакими напитками стол, и, как на параде, стрелял в воздух из карабина, извлеченного из чехла для гитары.

* * *

— Хей, Ней! — заорали из смартфона, пока Линнея ругалась и пыталась одержать убедительную победу над запутанным проводом наушников. — Что там за фигня с тобой?

— Сейчас, черт... Погоди! — ответила Линнея, дергая провод в разные стороны. — Да, привет?

Чтобы убедиться, что ответила правильно, она на всякий случай посмотрела на дисплей — вдруг звонок от тех, кого можно с ходу посылать к чертовой матери? Но нет, это всего лишь  Агнета Эрикссон — так называемая подруга.

— Да, привет, — повторила она и сразу перешла к делу. — Определились уже, на что сегодня идем? Или все-таки сошлись на коллективном походе к чьей-то мамаше?

На том конце провода неприлично заржали хором несколько голосов.

Линнея насторожилась:

— Кто там с тобой? Агнета?

— Сегодня мы малым составом, так что кино выберем попроще.

— Оу.

— Вот это твое «оу» мне совершенно не нравится.

— Мне тоже много чего не нравится. Особенно, когда друган твоего бойфренда раздевает меня глазами, пока я пытаюсь смотреть фильм.

Судя по звуку, Агнета картинно надулась:

— И чего? Лучше бы давно с ним подружилась, хе-хе. Или с тем старым задротом, с которым ходишь болтать в рыбацкую лавку. Он бы героически отгонял всех, кто попытается представить себе твою голую тощую задницу.

— Ха-ха, фу! Нет! Так во сколько?

— В восемь. Быть может, еще кого к этому времени удастся выцепить.
 
— Ясно, пока. Пока, я сказала!

В разговоре с Агнетой, младшей дочкой владельца заведения «Лютый зверь» Карла Эрикссона, главное вовремя закруглиться. Иначе есть риск услышать содержание как минимум двадцати сериалов, которые она одновременно ухитрялась смотреть и не путать при этом между собой. Зато с точки зрения дружбы она была идеальной — постоянно принимала участие во всевозможных движухах, даже если порой не представляла, в чем именно заключается суть происходящего. Так она водила Линнею на собрания всяких защитников животных (которые в окрестностях Дирбю и не водились), увешивалась значками против войны, а однажды и вовсе затащила на курсы по вождению катера. Скажем, стоило где-то собраться компании больше трех человек, как шустрая девица мгновенно оказывалась там в центре внимания. К сожалению, Агнета совершенно не понимала, что ее принимают за счет весьма привлекательной внешности, а Линнея не могла собраться с духом, чтобы сообщить ей о том, за что ее реально ценят. На фоне эффектной подруги сама Линнея хоть и терялась из виду, но не настолько, чтобы не получать свою долю веселья.

Убедившись, что функция сатанинской вибрации в смартфоне безжалостно выключена, Линнея приготовилась отключиться от окружающего мира обратно, но ей помешал кот. Вполне прилично выглядевший для бродячего кота, меховой бандит терся о берцы, цеплялся хвостом за ноги и задирал голову так, чтобы заглянуть девушке в глаза. Установив зрительный контакт, он принялся извиваться с удвоенным усердием и мурчать.

— Какая киса! — Линнея села на корточки, чтобы проверить, есть ли у животного ошейник.

Наглая усатая морда поняла это движение исключительно по-своему и тут же полезла к ней на руки, осуждающе мявкнув, мол, «какая я тебе киса?».

— О, так ты не киса... только у меня для тебя ничего нет.

Линнея любила животных. Точнее сказать, у нее с животными была некая сверхъестественная взаимная тяга. Но домашних питомцев она не заводила. Наблюдая за окружающими владельцами кошек и собак, она пришла к выводу, что идеальных хозяев не бывает. Рано или поздно найдется причина, по которой человек поднимет руку на бессловесную зверюшку. И никакие сюсюканья и раскаяния не изменят того факта, что был нанесен подлый удар. От такой мысли у Линнеи разрывалось сердце. Пока она тискала кота, то успела сочинить историю о его героическом побеге от владельцев-негодяев, и, к слову, это было не так уж далеко от правды.

«Если он сейчас перевернется на спину и выставит лапы кверху, — подумала Линнея, — то я возьму его в охапку и потащу к ближайшему магазину».

О чем думал в этот момент кот - неизвестно. Он мурлыкал, жмурился от удовольствия и всячески наслаждался обществом существа, которое брало его на руки и чесало под подбородком, а не отправляло в полет пинком. Уловив нотки непонятной тревоги, кот на секунду перестал извиваться и внимательно посмотрел в глаза человеку.

А потом вывернулся из ласковых рук, завалился на спину и выставил лапы кверху.

* * *

Пока люди не поняли, что послужило причиной нового грохота, они справедливо сочли, что это взрываются очередные петарды и фейерверки. Талл Энко, нанятый фотографом на данное мероприятие, подумал бы так же, но был слишком занят препирательством с моделью. Девчонка в латексе наседала на него и требовала удалить фотографии с флешки.

— Что это? Вот что это? Я тут корова! Самая натуральная!

Талл, как мог, уворачивался от нее, чтобы она не выхватила фотоаппарат (дорогой, между прочим):

— Слушай, они еще даже не обработаны. Ты понимаешь, что фото надо обрабатывать?

— Ты хочешь сказать, криворукий дебил, что меня еще и обрабатывать нужно?!
 Погоди, постой тут, урод! Я сейчас позову своего парня и он...

Вопли пытавшейся перекричать музыку и фейерверки провинциальной девчонки на секунду перекрыли раздавшиеся рядом выстрелы. Увидев трех вооруженных людей, периодически паливших в воздух, Талл еще раз развернулся на пятках, и шумная моделька, не отпустив вовремя ремень фотоаппарата, грохнулась носом в асфальт и засучила ногами.

— Вот это будет кадр, — с этими словами Талл Энко забыл про собственную безопасность, направил объектив в сторону зловещего вида троицы и стал давить на спуск. — Вот это будет кадр!

Разбегающиеся во все стороны ряженые только чудом не сбили его с ног и чуть не задавили растянувшуюся у него под ногами модель. Талл включил режим автоматической настройки и продолжил щелкать кнопкой затвора. Вдруг он почувствовал, как его ноги отрываются от земли и услышал треск своего воротника.

— Что за говно происходит? Этот недомерок тебя обижает? — очевидно было адресовано до сих пор визжащей на земле девчонке. А следующая реплика относилась к Таллу. — Сейчас я засуну тебе этот фотик в...

Где суждено побывать драгоценному фотоаппарату, Талл Энко так и не услышал, потому что обладатель гундосого голоса и внешности ветерана регби вдруг схватился за лицо и взвыл. Фотограф успел заметить только мелькнувшую у него из-за спины тень и услышать противный звук, а потом увидел, что у парня порван рот и выбито несколько зубов, перекатывающихся в данный момент в окровавленной пасти, как леденцы от кашля из рекламы.

Из-за спины фотографа раздались механический щелчок и голос:

— Вообще она для этого не предназначена, но я сегодня намерен стрелять только в воздух, чтобы не попасть в живых людей. Для начала давайте заткнемся и не будем делать глупостей. Хотя бы потому, что у меня есть вот эта штука.

Судя по тому, что здоровяк выпучил глаза и стал тише выть, сзади стоял кто-то очень опасный. Таллу на плечо опустилась рука. Фотограф вздрогнул и перестал дышать.

— Покажи-ка.

— А-а?

— Покажи, чего ты там наснимал.

Дрожащими руками Талл поднял перед собой фотоаппарат и стал перелистывать недавно отснятые кадры.
 
Человек за спиной внимательно смотрел и скупыми фразами комментировал:

— Не очень. Эта могла быть и хуже. Вот здесь лучше обрезать по левому краю. Это что за ракурс такой? О...

— ... Это ты, что ли? — что-то сзади еще раз механически щелкнуло, и в свете праздничных прожекторов Талл увидел тень большого ружья, которая указывала на подбиравшую сопли модельку.

— Ды-а...

— Поменьше кривляйся, ты далеко не актриса. Но для работы в фотошопе модель однозначно перспективная.

Энко нервно хихикнул.

— А теперь покажи, как получились мы.

Минута перелистывания кадров под звуки выстрелов где-то поблизости показалась Таллу вечностью. На второй минуте просмотра его похлопали по спине.

— Так держать. Больше работы с освещением, дружище. Я бы спросил, где потом эти фотографии посмотреть, но мне сейчас некогда. Да и вы трое тоже опаздываете. Но в разные стороны, — ружье указало на здоровяка. — Подобрал зубы и свою дуру и побежал во-он туда. А то сосчитаю до трех и бежать будешь с новой дыркой на жопе. А ты, товарищ творец, лучше шуруй в противоположном направлении. Всем все ясно?

Всем все было ясно.

Пытаясь удержать взбесившиеся внутренности в себе, Талл Энко позволил себе один раз обернуться. В противоположном направлении, держась за физиономию одной рукой и за свою девицу другой, спортсмен шел, понурив плечи. По центру стоял человек в маске-черепе и неторопливо перезаряжал свое оружие, с дула которого живописно капала кровь. Двое других, которых Энко так же удалось запечатлеть весьма удачно, бегали и распугивали тех, кто еще не сообразил, что нужно уносить ноги.

Странно, где, черт подери, носит полицию?

* * *

Полицейское отделение округа как раз разрывалось от звонков и напоминало военный штаб — каждый второй сидел на телефоне. Остальные в панике (в профессиональной панике!) метались кто куда, диспетчеры не успевали переадресовывать звонки, коллективный разум крохотного департамента провинциальной полиции вел с собой диалог на множество голосов:

— На Юге? Что? Только же что пальба была на Севере! Мы туда десять машин отправили! И еще с соседнего округа пять жмет!

— Спятили?! Десять – это все, что у нас есть!

— Есть еще две новые, те, что списали сюда из Мэна...

— Что за чертовщина творится в этом сраном городишке?

— Стрельба? А откуда вы звоните? Что?! Уже из дома? Так какого черта, если вы в безопасности?!

— Еще десять вызовов с хеллоуинского фестиваля... Нет, они уже все ушли оттуда, где стреляли.

— Послушай, Остин, ты опять нажрался? На фестивале? Рассказывай, что случилось...

— Какие-то отморозки в клоунских масках взяли заложников и устроили бойню в филиале банка Роберса! Что? А, через «т» — Робертса! Извините.

— Да все наши уже там, это потом начались беспорядки на празднике!

— Еще семь звонков с фестиваля!

Неожиданно вскочил взмыленный лейтенант:

— У нас есть снимки подозреваемых — прислал местный фотограф!

— Снимки откуда?

— С Хеллоуина, черт. Или при банках теперь обязательно должен быть фотограф?

— Не умничай, показывай!

— Во дела...

— И что теперь делать?

— Еще одни клоуны, мать их растак. Но меньше на одного.

Начальник ведомства обвел окружающих тяжелым взглядом:

— Вот к этим четырем ряженым, которые засели в банке, мы уже выслали почти весь свой штат. Говорят, что в пути национальная гвардия. Эти отморозки в масках устроили там настоящий Въетнам. Так? Эти тоже в масках, но действуют совершенно иначе. Пока что неизвестно ни об одном убитом или раненом...

Поднялась рука:

— Одного парня ударили карабином в лицо и выбили зубы.

— Но не пристрелили же? То-то. Значит так. К клоунам, что в банке, мы уже выслали всех, кто у нас был. Осталась пара машин... и пара новичков. Вот пусть дуют в нашу деревню — опрашивать свидетелей!

— Но, сэр?... Может, хотя бы дороги перекрыть?

— Чем, твоей задницей? Лучше проверьте заодно лицензии на оружие у наших разбежавшихся засерь.

— Сэр?...

Начальник побагровел и сжал кулаки.

— Честное слово, если бы этих пляшущих пьяных кретинов не разогнали, я сам сбросил на них бомбу! Ненавижу Хеллоуин! Не знаю, кто распугал их, может, местные старики перепились и решили подшутить, может, какие залетные гады, но в приоритете банк Робертса. Хотя бы потому, что нужно как-то отбить страховку, оформленную нашим департаментом через него!

* * *

Заспанный продавец хот-догов всем своим видом пытался демонстрировать пренебрежение к вселенной, уголком которой несомненно являлся и Дирбю. Он лениво жевал ириску и исподлобья поглядывал по сторонам, придумывая, чем он лучше каждого отдельного прохожего. Как только очередная фантазия о превосходстве посещала его черепную коробку, он расплывался в улыбке и даже начинал выстукивать пальцами оду «К радости» по своему лотку.

До чего увлекательное занятие! Сколько кругом еще неспособных, недостойных и бестолковых. И все они задирают носы, но когда им нужно дешево и быстро перекусить, то они покупают у него хот-дог и пластиковый стаканчик с кофе. Или лимонад.

Но сегодня прохожих было мало, а клиентов не было вообще. Потому, когда перед его прилавком возникла девчонка в военной форме, продавец немного оживился и тут же мысленно просканировал ее своим Взглядом Превосходства. Убедившись, что через толщу одежды ничего интересного (или не интересного) ему не рассмотреть, он просто пометил эту малявку для себя как очередную, недостойную его ботинок, пыль. А потом вдруг заметил у нее на руках кота.

— Мяу! — мявкнул кот тоном, каким обычно начальство говорит с подчиненными.

— Это чего? — вылупился продавец.

— Это кот, — сообщила девчонка. — Сколько будет стоить купить сосиску, но не жареную?

У продавца на лице отразился весь график колебаний мозговых волн. В какой-то из логических цепочек затрещало звено, а ириска предательски прилипла к зубу мудрости.

— Обычная сосиска два пятьдесят, двойная пять, лимонад полтора, кофе один, — оттарабанил он заученное меню. — Крон. Погоди, как это не жарить сосиску?

— Не уверена, что кот будет есть жареную.

— Кот? Ты хочешь купить сосиску... коту? Бред.

Девчонка пожала плечами. Очевидно, это означало: «Да, я хочу пойти против правил, которые ты здесь устанавливаешь».

— Послушай, здесь можно покупать только, э-э, приготовленные сосиски. И только в вышеуказанном ценнике! — пытаясь отковырять языком ириску от зуба, пробубнил продавец. —  Сырые сосиски, они в магазинах.

— Что ты такой душный? — девчонка закатила глаза и перехватила кота поудобнее. — Давай мне две обычных сосиски, но вторую не жарь. И даже этот кусок булки можешь к ней не давать. Вот деньги.

Взгляд продавца хот-догов упал на скомканные бумажки. Картина его мироздания рушилась на глазах, а разум бил тревогу. Продать сосиску не приготовив её. Без булки. Это кощунство!

— МЯВ!

Повелитель Горячих Сосисок подавился своей ириской и покраснел. Еще никогда ему не противопоставляли коварство такого масштаба. Откуда-то издалека он услышал «Нет, котик!» и очередное требовательное «Мяв», а затем все-таки справился с ириской и проглотил её.

— Да что с тобой за херня такая? Короче, вот деньги. Тут за двойную. Котик уже взял сосиску.

— Эй, я старше тебя! Нельзя так со мной разговаривать! — начал было продавец, но увидел, что деньги уже лежали в тарелке, а кот, хищно позыркивая, перегрызал сосиску пополам.

Вздохнув, он сгреб мелочь с тарелки и засунул в поясную сумку, которая служила ему кассой. Еще раз посмотрел на кота и поковырялся в ухе — возможно, проводил таким образом донастройку мозга.

Линнея заметила, что у него не хватает трех пальцев на руке.

— Сдачи не надо, — сказала она и, подхватив кота, двинула вдоль по улице.

— Все-таки я параноик, — сказала Линнея, когда отошла подальше от лотка. — Ну и что, что он из Береговых, да, котик?

Кот исправно бежал рядом, изредка останавливаясь, чтобы оторвать от сосиски кусок.

— Ты видел его руку? Рука-клешня! — Линнея подогнула мизинец, указательный и большой пальцы так, чтобы рука стала отдаленно напоминать то, что сгребало в лотке с хот-догами деньги за заказы.

Шаркая по листьям сапогами, она направилась в сторону небольшого скверика, еще одной местной и никому не интересной достопримечательности. Погружаясь обратно в мысли, она не заметила грузную фигуру, следовавшую за ней с момента встречи с котом.

* * *

На чем она остановилась в прошлый раз? На чтении. Проштудировав еще несколько рассказов Эдгара Аллана По со всеми его непонятными и устаревшими словами, Линнея решила не ложиться спать. Зомби, глядевший на нее из зеркала, во сне уже точно не нуждался. Черные круги под зелеными глазами, ввалившиеся щеки, расчесанный во время чтения нос. А еще торчащая во все стороны модная стрижка «пикси», которую в результате ворочаний по кровати преобразило в кошмар стилиста. Модная – это, конечно, сказано с сарказмом. Раньше у Линнеи была роскошная черная грива, но, так случилось, что Агнета познакомилась с какими-то растафари (и откуда они взялись в Дирбю?), и вот подруги уже заплетают себе дредды. Если папа Агнеты снисходительно отнесся к такой моде, то отец Линнеи... что ж, пора вообще рассказать, что она знает о своей семье.

Свою мать Линнея почти не помнила. Помнила только, как когда она была совсем маленькой, мама падала при ней в обморок. Это случилось дважды, а потом мама просто исчезла из поля зрения. Взрослые упорно молчали, а когда настала пора поговорить с ребенком, куда делся родитель, просветители в лице дяди и тёти наткнулись на угрюмый взгляд и вопрос «Мама? Кто это?».

Дядя и тётя остались в Стокгольме после конфликта с папой.

А с ним все было куда сложнее. Про него имелся набор неоспоримых фактов, но вместе их связать Линнее никак не удавалось. Однажды, в начальной школе, когда всех спрашивали, кем их родители работают, она ляпнула, что её папа секретный агент. Разумеется, одноклассники девочку подняли на смех, а секретный папа, сволочь такая, как обычно, пропадал, черт знает где. С тех пор она приняла решение любой ценой выяснить про своего отца если не все, то хотя бы понять, кто он такой и чем живет.

Но каждый его приезд миссия по сбору информации проваливалась. Отец привозил с собой кучу подарков, рассказывал о совершенно немыслимых вещах, устраивал марафоны старых ужастиков, готовил стейки и прочую неполезную вкуснятину, а на большие праздники (если он на них приезжал) обязательно возил по каким-нибудь историческим местам, сопровождая все своими бесконечными байками, которые зачастую были лучше любого кино. Линнею подхватывал водоворот эмоций, и все сразу отходило на задний план, ведь папа был рядом и всячески её развлекал. В эти счастливые моменты не имело значения, где так долго пропадает иногда этот шумный, похожий на киношного пирата, персонаж. Но, по закону подлости, после порции веселья отцу начинали звонить разные загадочные личности, с которыми он разговаривал то на английском, то на и вовсе неизвестном Линнее языке. Отец становился мрачным или, как она это называла, «опасно веселым», и все... Испарялся в очередной раз, оставляя нянькаться с дочерью какую-нибудь брюзгу-опекуншу из агенства и бомбардируя из неведомых далей обещаниями о том, что уже вот-вот приедет.

Вернувшись на мгновение в реальный мир Линнея прочертила каблуком берца жирную черту на земле. Она уже некоторое время «медитировала» на скамейке в сквере и, если улавливала какое-нибудь движение, то отвлекалась. Не покидало чувство, что кто-то сверлит её взглядом, но она никого не видела — так что тревога ложная, и в Багдаде все спокойно. Вот и котик сидит рядом, тоже смотрит по сторонам. Охраняет. Она почесала коту загривок и снова отключилась от осеннего Дирбю.

* * *

В свой позапрошлый визит отец действительно приехал на одно «вот-вот» раньше, чем ожидалось — Линнея примерно представляла, как отец отнесется к упоминанию растафари и её новому имиджу, и надеялась, что он, как всегда, задержится, оставив ей возможность избавиться от дреддов.
 
В меру строгий допрос начался с порога. Отец даже еще не успел отряхнуть с одежды дорожную пыль. Линнея смотрела в пол, потому вместо пыльного плаща видела только растоптанные тяжелые ботинки и выцветшие черные джинсы.

— Я думал, ты умер, Боб Марли. А, это ты, Нея! Тогда начнем нашу викторину. Вопрос первый — ты ведь не курила эту ерунду, которую всюду прославляют любители таких причесок?

— Нет, — твердо ответила Нея. — Я же не дура.

Отец наклонился, чтобы развязать шнурки. На его левом плече был след от известки.

— Конечно, ты у меня умница. Но на всякий случай напомню, что эти косматые задроты обожают рассказывать, что их ерунда не вредная. И я тебе скажу — это правда. Тем, кто просрал себе этой дурью все мозги, оно вреда уже не причиняет.
 
Справившись с мокрыми шнурками (хотя в Дирбю в тот день дождем и не пахло), отец потыкал пальцем Линнею в макушку.

— Вопрос номер два — можно ли это как-нибудь расплести и вернуть в прежний вид?

Нея неопределенно шмыгнула носом:

— Наверное... Только превратится в фарш.

Тык. Тык. Шмыг.

— Блин, прикольно, конечно. Прочно получилось. Помнишь, что случилось с твоей синей курткой? Ты зацепилась за все дверные ручки в доме и еще за поручень в общественном транспорте. Хорошая была куртка, жаль недолго продержалась. Но куртку можно купить, а если ты куда-нибудь сунешь свой любопытный нос, зацепишься этими штуковинами, и с тебя сорвет скальп? Я очень-очень расстроюсь. Поверь моему опыту, чем сложнее конструкция, ...

— ... тем больше вероятность, что она навернется самым нелепым образом, — продолжила Нея одну из отцовских заповедей касательно материальной культуры, техники безопасности и «я же говорил» одновременно.

— Именно! — отец начал хлопать себя по карманам. Семейная привычка в действии. — Но всегда найдется идиот, способный сломать даже молоток.

— Ха!

— Справишься одна? Работают еще окрестные цирюльни?

Еще одно старинное словечко. Нея кивнула.

— Вот и прекрасно. А я пока тут разберусь с барахлом.

Вечером, когда она явилась из парикмахерской мрачнее тучи и в дурацкой шапке, отец спросил, как все прошло. В весьма красочных выражениях Нея рассказала о том, что думает о безрукой (в переносном, а не в Береговом смысле!) парикмахерше с застрявшим в ухе телефоном, о ее родне, о представителях рогатого скота и половых отношений этого скота с парикмахершей. Папа хохотал над её тирадой до тех пор, пока она не сняла шапку. Исчезли противные дредды, а вместе с ними и роскошная черная грива. Только короткий, почти просвечивающий ёжик. От злости Нея раскраснелась до макушки.

— Ничего, отрастет обратно и будет даже лучше, — тихим успокаивающим голосом сказал отец. А потом добавил резким и гнусавым. — Солдат Джейн!

Сначала Нея закипела еще больше, но в следующую секунду оба засмеялись.

И это снова было время сочных стейков, кинолент из восьмидесятых и самого лучшего в мире настроения.

* * *

Сидевший рядом на скамейке кот зевнул. Нею разморило на свежем воздухе, и она, глядя на кота, тоже зевнула. Нет, определенно нужно вернуться домой и хоть немного поспать.
 
Но сначала перезвонить Агнете. Линнея проверила все карманы и только после этого извлекла смартфон, и набрала номер подруги.

— Хей! Во сколько собираемся? В восемь? — она помнила, что в восемь, но все равно хотела убедиться. — Ага, хорошо. Значит, теперь в девять. Слушай, я поеду домой вздремнуть. Не хочу вырубиться в кинотеатре. Нет, я просто читала всю ночь. Книгу. Нет, кино по ней не снято... Насколько мне известно. Слушай, Нета, я сейчас прямо тут на улице залягу, если ты тараторить не прекратишь. Я позвонила, чтобы сказать, что поставлю себе будильник. А на случай, если я его не услышу, хотела попросить вас зайти за мной. Зайдете? Нет, только без этого идиота. Ха-ха. Все, спасибо. До встречи.

Агнета явно хотела добавить что-то после того, как сама сказала «пока», но Нея отточенным движением пальца нажала на дисплее красную кнопку «сбросить вызов». Конечно, они зайдут. Ее подруга сделает из этого целый увеселительный рейд.

— А это что? — сказала вслух Линнея.

На дисплее смартфона светилась надпись: «У вас одно непрочитанное сообщение».
 
Оставив ногтем дрожащего пальца след на защитной пленке для экрана, Нея ткнула в надпись и подскочила от неожиданности. Кот поднял уши и уставился на нее.

Заиграла бравурная музыка, послышался страшный лязг металла о металл.

— Твою ж мать! — нервно тряся смартфоном, девушка пыталась выключить включившееся видео.

Есть тип граждан, которые из самых лучших побуждений ставят себе на звонок любимую песню, а потом, когда раздастся звонок — скажем, посреди автобуса или торгового центра, в общем везде, где есть скопление людей, пытаются заставить заткнуться внезапно заигравший любимую мелодию телефон и с извиняющимся видом стыдливо оглядываются по сторонам. Ведь это им нравится, а вдруг окружающие подумают, что я люблю какую-то дрянь? Ай-яй-яй, какой конфуз. Нея к таким не относилась, но пережила сейчас похожее чувство.

В конце концов обнаглевшая техника была побеждена. Нет, это не сообщение от папы. Это оповещение от видеосервиса, на который только что выложили рекламу чего-то нового от мирового оружейного бренда «Макферсон». Линнея не помнила, чтобы подписывалась на эту рассылку. Последние два кадра рекламы наложились один на другой: на заднем плане получился весьма размытый средневекового вида мужик с мечом и круглым щитом, а на переднем видимо очертания логотипа компании. Нея наклонила смартфон, чтобы убрать блики на дисплее и вгляделась в изображение как следует. На щите у мужика изображена волчья морда. Наложившийся сверху логотип повторял круг щита, и в нем также была заключена оскаленная  звериная пасть, но уже стилизованная — нос и глаза волка выполнены в виде клинка и гарды меча, а уши в виде агрессивной, с острыми уголками, буквы «М».

«О да, — подумала Нея, —  именно сегодня, когда все готовы друг на друга по малейшему поводу обидеться, нам только и не хватает привлекательной рекламы оружия с запоминающимся логотипом».

— Пока, котик, — она встала со скамейки, погладила кота и еще раз перепроверила свои многочисленные карманы. — Не скучай без меня, хорошо? Молчание — знак согласия!

Кот посмотрел, как она уходит, и закрыл глаза. Скамейка закрывала его от ветра, так что можно было посидеть здесь еще немного. Через несколько минут ветер изменил свое направление и донес до кота звук уезжающего с остановки рядом со сквером автобуса. Животное открыло глаза и прижало уши. То неприятное чувство тревоги, что он испытал при первой встрече с доброй девочкой, вернулось.

* * *

— Ха! Я же говорил, что он останется здесь! — человек в красной рогатой маске пинком отшвырнул хеллоуинскую декорацию.

Обвитый пластмассовыми цепями пенопластовый гроб отлетел в сторону и разбился надвое. Прятавшийся за гробом человек взвизгнул, уронил тряпку, которой маскировался с обратной стороны гроба и закрылся руками. Люди в масках обступили его. Один из них включил фонарик и осветил корчащуюся от ужаса фигуру неестественно тощего лысого человека с абсолютно белой кожей. Несмотря на достаточно прохладную погоду из одежды на нем было только что-то вроде униформы медбрата — светло-синие штаны и такого же цвета футболка.

— Господи Боже! — сказал толстяк в рыцарском шлеме и перекрестился.— Что с его рукой?

Дрожащий бледнотик попытался отвернуться, но «рогатый» ударил его в бок ногой, и троица смогла рассмотреть необычный дефект левой руки — она была гораздо длиннее обычной и имела дополнительный сустав. Пальцы также были неестественно длинными.
 
Уродец захныкал:

— Спортили-и-и-и... Сё спортили-и-и-и...

На этот раз его пнул человек в маске-черепе, но больнее и прямо под второй локоть странной руки. Пустив слюни по подбородку, уродец приготовился ныть по новой и  получил по бледной роже.

— А ну, заткнулся! Нам некогда, мы опаздываем. Вставай и веди нас к своему хозяину, — гаркнул «череп».

— Хозяину? — спросил «рыцарь». — Я думал, мы ловили кого-то одного.

— Так точно, мистер Важка, но ловили не просто так! — ответил «череп». — А чтобы дело шло веселее, давайте воспользуемся вон теми шнурами от аудиоаппаратуры, чтобы привязать эту его граблю ему же к спине. Не нравится она мне.

Человек в рогатой маске чуть не выронил фонарик и кашлянул себе под нос нецензурное междометие.

— Когда это мы, мистер Йорнсон, перешли на настоящие имена при свидетелях? — делая особенный акцент на слове «мы», поинтересовался «рогатый».

Мистер Йорнсон пожал плечами.

— Забыл? Мы их всех разогнали. К тому же до сих пор в масках, а наши вашингтонские знакомые позаботились о том, чтобы сюда не приехало ни одной пиликающей люстры. А этот лысый хрен не считается.

— Мне, если честно, ужасно натер уши этот шлем. Вот парочка достаточно длинных шнуров, подойдут?

— Кто нашел, тот и вяжет, — Йорнсон рывком поднял уродца на ноги и отошел на два шага, чтобы взять его на прицел.

— Пся крев! — выругался Витольд Важка и приступил к операции.

Когда он закончил, то услышал аплодисменты. Энди («рогатый японский демон») Персиваль хлопал левой ладонью по запястью правой руки — в ней он держал «Глок» 18-й модели, а Сандер Йорнсон хлопал в ладоши, удерживая на сгибах локтей свой жуткий карабин «Беретта» БМ 59.
 
— Да ты полон сюрпризов, мистер Важка. Откуда такие узлы знаешь? Неужели в разведке служил? — поразился Персиваль.

Он подергал сплетенную «рыцарем» Важкой конструкцию из аудио кабеля. Та, мало того, что не поддавалась, но еще и была исполнена так, что попытайся уродец хотя бы напрячь свою страшную руку, сразу бы начал задыхаться — вторая часть узла петлей была накинута на его шею.

— Меня научил мой дедушка. Он прошел Вторую Мировую, — гордо сообщил товарищам Витольд.

О том, как его предок обучился этому узлу, он предпочел умолчать. В далеком 1944-м году Багумила Важку таким образом связали нацисты и развлекались, играя им в подобие футбола: встав кружком, они пинками под зад пасовали его, побледневшего от страха и удушья, между собой. Но на «поле» подоспела команда Красной Армии, и героический дед Витольда был спасен от издевательств и позорной смерти. Правда, потом ухитрился попасть и в другие, не менее опасные передряги... Витольд вздохнул и в порыве ностальгии по дедушке задрал правый рукав. Его пухлое запястье обхватывал серьезно потраченный временем ремешок советского армейского компаса — реликвии семьи Важка.

— Мистер Важка, а что это у тебя, позволь поинтересоваться? — прервал воспоминания Витольда Персиваль и посветил на него фонариком.

— О, это компас, который однажды спас жизнь моему де...

— КУДА ТЫ ПРОСРАЛ СВОЙ ПИСТОЛЕТ?!

От этого крика уродец задергался и захрипел. Йорнсон дал ему затрещину и продублировал вопрос в менее вежливой форме.

— Я... Э-э... Куда-то положил, пока искал веревки.

Его товарищи завыли хором не хуже пойманного фрика. Толстяк не стал вступать в дискуссии и метнулся к будке, возле которой разжился искомыми шнурами. Выслушивая оскорбления в адрес растяп всего мира (но не в свой конкретно), Важка стал шарить руками по земле. От волнения он даже встал на четвереньки, и дошло до того, что снес головой несколько хеллоуинских декораций. Сначала его завалило целой стаей летучих мышей с красными глазками-бусинами и окровавленными клыками, затем он чуть не растянулся на рассыпавшихся ехидных желтых тыковках и, под гранд финале, на него упал скелет. Важка охнул и услышал глухой звук падения чего-то тяжелого. Сбросив с себя скелета, он обнаружил, что пистолет лежит прямо под ним, а выпал тот явно из полурасстегнутой куртки, куда он его засунул.

— Нашел! — оповестил он приятелей и поднял оружие над головой.

Все облегченно вздохнули.

— До конца мероприятия, мистер Важка, ты будешь держать свое оружие в кобуре, которая как раз для транспортировки личного оружия и придумана, — очень строго сказал из-под «черепа» Сандер. — И кобуру застегнешь во избежание соблазнов.

— Правильно! — подтвердил Энди и обратился к Сандеру. — А это рукастое чмо точно покажет нам дорогу?

Йорнсон выдержал драматическую паузу, перехватил свой карабин одной рукой, а правой похлопал себя по карманам, как будто хотел удостовериться, что ничего не потерял, как Важка.

— А куда денется, черт его дери? У таких внутренние часы настроены получше любого времени по спутнику. К тому же, судя по тому, что он опять осмеливается подвывать, время это у него кончается, и выбора особо-то и нет. Ну, пшёл!

Распустив слюни и выгнув спину так, чтобы сооруженная Важкой петля не врезалась в горло, уродец неуверенно засеменил в одному ему известном направлении, оглядываясь на своих мучителей. Энди Персиваль увидел этот взгляд и понял — да, он приведет их, к кому нужно. Это взгляд провинившейся перед хозяином собаки, которая знает, что ее ждет наказание, но не осмеливается ослушаться и сбежать. Если в бледной лысой голове уродца и могла всплыть мысль о том, что эти трое хотят навредить его хозяину, то безупречная собачья выучка её бы в мгновение смела. Надо слушаться тех, кто сильнее, ведь рука которая бьет, может потом и наградить. Он встал на месте, подождал, когда остановятся люди с оружием и указал подбородком направление.

— В сторону трассы? — спросил «рыцарь» Важка.

— Гу-у, — хрипло промычал уродец и ринулся в указанном направлении.

Троица последовала за ним.

* * *

Увидев такую странную компанию в американской сельской местности (ладно, скажем честно — в одной из глубочайших лесных жоп Америки), вы бы наверняка удивились. И это было бы мягко сказано. Примерно так же удивился рыбак по имени Вилли Нистрём, когда ему в вечер пятницы позвонил пастор Йон или, как его звали Береговые прихожане за глаза, ПЭПЭпастор Йон. Во время особо страстных проповедей тот начинал смешно заикаться, и чтение какого-нибудь стиха из «Откровения Иоанна Богослова» тут же из назидательного просвещения превращалось в адскую комедию. Господин Нистрём подхалтуривал в приходе святого Олафа разнорабочим и, с первого дня знакомства с пастором, договорился с ним, что с пятницы на субботу Четырехпалого Вилли можно найти только в «Диком звере» — сначала в сидячем состоянии, потом в лежачем. И потому лучше не беспокоить. Но сегодня пастору повезло, и Вилли еще даже не успел заказать стопку любимого односолодового виски «Твидли», с которого обычно начинал еженедельные гуляния.

— Здравствуйте, отец Йон.

— Здравствуй, Вильям. Прости, что беспокою тебя, но у меня срочное дело. Если ты конечно еще не начал п-п-пить...

— Еще не вознес ежепятничную молитву перед тем, как садиться за стойку, — по заиканию священника Четырехпалый Вилли смекнул, что дело срочное и можно подзаработать деньжат, чтобы хватило загулять до воскресенья. — Что за дело? Срочное?

— Очень, Вильям! Ты меня выручишь, а уж я в долгу не останусь!

«Разумеется, не останешься», - подумал Вилли и, к вящему удивлению посетителей «Дикого зверя», развернулся от стойки к выходу, и покинул помещение, попутно поддакивая в трубку.

— Примерно знаю, где это, отец Йон. Ждите через десять минут!

Повеселевший без хмеля Вилли сунул свой грязный телефон в карман, вытер рот тем местом ладони, где раньше был его большой палец (который во время несчастного случая потерял на рыбном заводе ABBA Seafood в 1984 году), прыгнул за баранку своего Mercedes-Benz 600 Pullman и поехал по указанному адресу.

Понадобилось меньше десяти минут.

— Ба-а, — Вилли замедлил автомобиль и попытался вглядеться в номера домов. — Ага, этот.

Перегнувшись через пассажирское сиденье, Нистрём стал искать взглядом священника. Сиденье было неоднократно прогазовано его друзьями-пассажирами, и набивка уже наполовину состояла из затушенных о дверцу окурков.

ТУК. ТУК. ТУК.

— Вильям?

Четырехпалый Вилли подскочил, треснулся головой и повернулся в свое окно. Йон Бьёрк собственной персоной. У отца Йона было круглое лицо типичного святоши. А его тихий вкрадчивый голос мог заставить заплакать и раскаяться даже самого гнусного негодяя. Или насмешил бы его до смерти, начав заикаться. Но над Йоном смеялись по-доброму, такое он производил впечатление. Когда он, крупный, но не очень высокий, похожий на расползающийся по швам картофельный мешок в своей сутане, вставал за конторку и начинал п-п-проповедовать, все проникались к нему симпатией.

Вилли открыл дверцу, выбрался из машины, и, потирая макушку, спросил:

— Так чем помочь, святой отец?

В свойственной ему манере Бьёрк улыбнулся и указал на багажник «Мерседеса».

— Мне тут пожертвовали кучу хлама. Может, найдется что полезное и по хозяйству. Хотел перетащить так, сам знаешь, я труда не чураюсь... Открой багажник, сейчас все принесу.

Послушно выполнив указание, Вилли извлек из нагрудного кармана пачку сигарет. Негодующий от отсутствия спиртного в положенное время организм заставил дрогнуть руки Нистрёма и выронить сигарету. Он выругался, извлек другую и сунул себе в зубы. И, не пропадать же добру, потянулся поднять первую.

— Эх, сука! — сказал он, запихивая беглую сигарету обратно в пачку, и тут же, памятуя о присутствии священника, добавил: — Прости господи.

В этот момент у него выпала изо рта вторая сигарета. Кряхтя исключительно для приличия, отец Йон нес на руках завязанную с двух концов плащ палатку. Нес так, как переносят невесту через порог. Но нет, это просто мешок, набитый ерундой, которую пожертвовали приходу верующие.

— И правда, святой отец, вам с таким мешком не стоило пешком тащиться! Вам еще лопату под мышку — так первый же патруль замел бы! — расхохотался Вилли. — Давайте я вам помогу!

— Лоп-п-пату? — не понял Бьёрк. — Нет-нет, я сам! Лучше сдвинь вон те пустые бутылки в угол. Сп-п-пасибо.

Когда Четырехпалый Вилли предложил утрамбовать груз, священник замахал руками и отогнал его. Нистрём пожал плечами и закурил.

— Лопату зачем, святой отец? Для полной картины — будто убили кого, в мешок сунули и в лес несете.

— Ну и шуточки у тебя. П-п-побойся Бога, Вильям. Я сяду сзади.

Пожилой рыбак докурил и, все еще усмехаясь своему остроумию, сел за руль. Сжал его. Да, это был лучший день в его жизни, когда за несчастный случай на производстве ABBA Seafood ему выплатили компенсацию, и он купил машину своей мечты. Точнее, выкупил у её предыдущего владельца — эта модель выпускалась только в 1981 году и ограниченным тиражом. Тогда сбылась его мечта. После этого жизнь перестала приносить радость, и оставшиеся после покупки автомобиля деньги Вилли спустил на выпивку и срамных девок, чьих имен даже не запомнил. И вот теперь он снова ловит рыбу и немного помогает Йону Бьёрку по хозяйству в приходе. Ну, лучше было один раз в жизни порадоваться, чем потом всю жизнь страдать.

Зарычал двигатель.

— Следующая остановка — приход Святого Олафа? — спросил он, не оборачиваясь, и вдруг обнаружил, что ему суют внушительную пачку банкнот.

— Д-д-да, Вильям. Вот тебе за бесп-п-покойство и, п-п-пожалуйста, п-п-поехали быстрее. Кажется меня тут п-п-продуло, ух-х.

Не говоря ни слова, Вилли Нистрём ловко схватил своей четырехпалой рукой деньги, сунул их в карман и бросил взгляд в пожелтевшее от никотина зеркальце заднего вида. Отец Йон утирал выступивший пот платочком, и руки его тряслись сильнее, чем у самого Вилли.

Мерседес тронулся с места.

* * *

Любой секрет уже не секрет, если о нем знают двое. А если о нем знают двое в маленьком городке, то это одна из тысячи местных городских легенд, а правда или вымысел – разбирайтесь сами. Когда-то, например, ходили упорные слухи, что на самом краю побережья, со стороны скал, на которые наскочил ведомый жадностью экипажа корабль «Морской конь», собираются подростки и проводят сатанинские обряды. Никто не проверял, но все про это слышали. Точно так же слышали о повальном инцесте, принятом на регулярной основе в семье Блом. Глядя на некоторых представителей этой семьи, действительно закрадываются подозрения, что Бог просто не мог допустить подобный кошмар, и это дело исключительно соответствующих частей тел человеческих. Но специальной экспертизы никто не проводил. Эта и подобная чепуха переходит из уст в уста, рассказывается в кабаках и на кухнях вечерами, и все в Дирбю уже слышали её семьсот миллионов раз. Слышали всё, кроме одного единственного секрета.

Своим секретом пастор прихода Святого Олафа не делился ни с кем. Он знал цену тайны исповеди, он – рукоположенный священник, в конце концов. Кроме этого, он прекрасно понимал, что добрые прихожане вряд ли его похвалят, если узнают, что их пастырь всего ничего — периодически ловит кошек, потрошит их, а шкурки выделывает и развешивает в подсобке прихода. Он подозревал, что это поведение неправильное, но не мог остановиться. Даже иногда удивлялся себе: как он, рациональный человек и к тому же священник, занимается такой мерзостью? Его не насиловал в детстве отец, его не очень обижали сверстники в школе (насколько можно было не обижать толстого заику), и на психическое здоровье он тоже не жаловался. Вот только вместо того, чтобы заниматься собиранием марок, он каждый раз обнаруживал себя за выделкой кошачьих шкур. Постыдное занятие приходилось тщательно скрывать от общественности.

А сегодня... Что случилось сегодня? Кажется, Бог наконец ответил ему. Действительно, почему бы не ответить после стольких лет молитв?

Когда Йон Бьёрк увидел, как преследуемого им кота забирает девочка-подросток в солдатской форме, Бог сказал: «ЭТО ЗНАК!». И пастор принялся молиться так неистово, что у него потемнело в глазах. «Господи, что же я должен сделать? Что?» — затараторил Бьёрк.

Бог промолчал.

Он проследил за отроковицей до сквера и порядочно замерз, пока наблюдал с другой стороны улицы. А может, озноб был по другой причине? В момент, когда «солдатик» соизволил покинуть скамейку, и на этой скамейке остался кот, священника стали разбирать сомнения — кто же из них отмечен Богом для него? — Бог снова подал голос.

«ЗА НЕЙ!»

Ноги шли как по подушкам, а про себя Йон Бьёрк продолжал молиться.

«Её? Человека?»

Бог промолчал.

Лишь когда Бьёрк запрыгивал на ступеньку автобуса, в который погрузилась девчонка, он снова был оглушен гласом божьим: «ТЫ ЗНАЕШЬ ЧТО ДЕЛАТЬ! ОТВЕДИ ЕЁ В СВОЙ ХРАМ, СДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖНО, И ТОГДА Я ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ СЛУЖИТЬ МНЕ ПО-НАСТОЯЩЕМУ!». От этих слов пастор еще сильнее разволновался и вспотел.
 
«Да! Да! Я все сделаю, Господи!»

И вот сейчас, когда он уже тащил плащ-палатку вниз по ступенькам, в подсобный подвальчик, когда распаковывал из мешка и привязывал к стулу худую девчонку с нелепой стрижкой и разбитым лбом, он увидел Бога. Краем глаза, но увидел.

Бог был огромен. Из пасти Бога с рядами длинных клыков капала кровавая слюна вперемешку с темно-желтой пеной, а похожий на щупальце осьминога язык хищно извивался. Черная жесткая шерсть на морде Бога топорщилась. Желтые глаза Бога с двойными зрачками одобряюще смотрели на пастора. Стоящие торчком волосатые уши подергивались в предвкушении. Огонь окружал Бога.

Видение пропало, как изображение, когда выключаешь старый ламповый телевизор,  — оно свернулось до маленькой точки и подмигнуло на прощание. Отец Йон вытер пот рукавом и уселся на стул напротив своего трофея.
 
«Спасибо тебе, Господи, что она не очнулась, пока тряслась в развалюхе Вилли».

Йон Бьёрк перекрестился и сказал:

— П-п-привет.

Девочка подняла голову и посмотрела на него блуждающим взглядом.

* * *

— Нихрена не видно! — сказал Энди и передал бинокль Сандеру. — Зря двести долларов потратил.

Взяв бинокль, Сандер Йорнсон принялся крутить колесико фокусировки. Витольд Важка в это время деловито шикал на связанного им урода и держал за петлю идущую к его шее — на всякий случай. ЗаМаскированные товарищи едва не вывихнули себе все ноги, пока следовали за своим странным пленником. Он привел их действительно к трассе. На обочине стояла фура с прицепом безобразного коричневого цвета. Хорошо, что не через дорогу. Двигатель заглушен. Никого рядом не видно.

— Может, спросим у нашего Сусанина? — спросил Витольд Персиваля.

— У кого?

— У этого вот, — Важка дернул пленника за петлю. — Очень напоминает мне одну сволочь по фамилии Сусанин.

— Спроси, раз ты его знаешь, — пожал плечами Персиваль и забрал у Сандера бесполезный бинокль.

Витольд не обиделся на подколку и подошел к вопросу с полной серьезностью.

Натянув петлю и дождавшись, когда уродец засипит, Важка спросил:

— Он внутри?

— Кх-кх!

— Он снаружи?

— Кх-кх!

Важка отпустил петлю и злобно зашипел:

— Слушай ты, курвин сын, покажи своей круглой башкой: он в кабине или в прицепе?

Белая лысая голова указала на середину. Сандер и Энди мерзко захихикали. Важка рассердился.

— Дураки! Сами попробуйте!

В ответ хихиканье стало более мерзким, а Сандер театрально запрокинул голову, изображая гомерический смех.

— Ладно, раз уж мы все равно следуем плану «Б», развяжи его, мистер Важка, только не снимай петлю с шеи, — сказал он, отсмеявшись. — И сразу же затяни, как следует, чтобы этот твой Сусанин не заголосил. 

Витольд, развязывая Сусанина, задумался на предмет того, говорили ли ему про план «А», но ничего не сказал.

— Читали ли присутствующие здесь господа сагу о Беовульфе? — спросил Сандер Йорнсон, извлекая из-за спины зловещего вида тесак. — Это по мотивам которой известный антрополог Майкл Крайтон набомбил добротный роман. Роман экранизировали, но, на мой взгляд, не очень удачно.

— С Бандерасом? Знаю, — уточнил Персиваль.

— Да, с ним. А ты, мистер Важка?

— Бандерас? Что за чушь? — последовал сердитый ответ. — Какое отношение это имеет...

— Понятно, — перебил его Сандер. — Тогда будет лучше, если мы уложим этого упыря мордой в землю. Витольд, лучше отвернись.

— Да сейчас! Знаю я твои дурацкие шутки.

«Череп» повернулся к Энди:

— Мистер Персиваль, полагаю в инструкциях не нуждаешься.

— Правильно!

В реальном времени все произошло достаточно быстро. Если пересказать все что случилось языком имитации звуков из комиксов, то оно выглядело бы как: «Хрясь!», затем «Ууу!», а потом «Буэ», «БАМ-БАМ» и еще раз «Буэ». Однако специально для впечатлительного Витольда Важки время замедлило свой ход таким образом, что, когда еще только дошло до первого «Буэ», он уже стоял на коленях и блевал, оперевшись рукой о деревце, глядя на отсеченную и дергающуюся на земле конечность с двумя локтями и неестественно длинными пальцами. Его продолжало рвать, и он не видел, как бледный худой Сусанин рванул в сторону фуры и, подбежав к ней, начал яростно скрестись оставшейся, здоровой рукой. С носа Важки упали очки, он наклонился за ними и, когда дошло до второго «Буэ», уже открывалась дверца грузовика. Из нее выскочил полуголый тип весь в татуировках и стал размахивать револьвером. Витольд поднимался с колен, вынимая свои очки из своей же рвоты, тогда как Энди Персиваль вместе с Сандером Йорнсоном обезоружили, а потом впечатали татуированного типа лицом в фургон и отбивали ему почки и волю к сопротивлению. У переднего колеса лежал, как сломанная кукла, мертвый Сусанин. Только его отсеченная страшная рука все еще цеплялась за жизнь.

Витольд Важка, рыцарь блюющего образа, выдал третье, совсем незапланированное «Буэ».

* * *

Привязанную к стулу и сидящую в плохо освещенном подвале Линнею тоже мутило, но от чего - она вспомнить пока не могла. Она еще даже не понимала, в каком положении находится в пространстве. Перед глазами все плыло, мутные темные пятна сменялись светлыми пятнами. Мозг девушки начал потихоньку включаться. Первым делом она почувствовала сильную боль. Над левой бровью. Будто как следует... После фейерверка ощущений память постепенно стала возвращаться. Сначала все прокрутилось в обратном порядке. Щелчок. Перемотка закончилась. Нажмите «плэй».

ПЛЭЙ.

Осеннее небо над Дирбю.

Пропустить.

Алкаш на скамейке разговаривает сам с собой и кричит ей что-то.

Пропустить.

«Котик!»

Промотать до момента, когда котик остался в скверике один. Все любят котиков.

Лестница на второй этаж, в квартиру.

СТОП. ПЛЭЙ.

Вот Нея дома. Захлопывает дверь, одновременно снимает с себя куртку и сапоги, прыгая то на одной, то на другой ноге. Вот она вешает куртку, оглядывается в прихожей и хлопает себя по карманам. Точно! Она забыла телефон в куртке и вот достает его и кладет на тумбочку у двери, а затем идет в ванную. Когда приходишь с улицы, первым делом надо бежать мыть руки и лицо, это обязательный ритуал. А когда живешь в Дирбю и имеешь обыкновение прогуливаться на Берегу, то, вернувшись домой, лучше сразу сжигать одежду, в которой там был, а самому прыгать в скипидар, чтобы отмыться. Ха-ха, отличная шутка! Эй-Ней? Что это заслонило весь обзор сзади за тобой, и почему ты так стремительно приближаешься к зеркалу? Бам!

— П-п-привет, — произнесло маленькое светлое пятно на фоне большого темного.

Постепенно вокруг говорящего пятна начала расползаться желтая «аура» освещения. Борясь с подступающей к горлу желчью, Линнея осторожно фокусировала взгляд. Каждый новый дюйм пространства отзывался вспышкой боли. Настоящее мазохистское метро: тебя укачивает, и периодически в окошке мелькают тусклые фонари и вязанки жутких проводов. Девушка опустила взгляд и обнаружила, что не видит своих рук, и попробовала пошевелить ими, но руки так и не вернулись в поле зрения. Только отозвались давлением в запястьях. Ногам тоже что-то мешало пошевелиться. Желчь подступила еще ближе. Нея дернулась всем телом, но добилась только нового приступа тошноты и головокружения. Все вокруг приобретало более-менее ясные, но абсолютно незнакомые очертания.

Она находилась в крохотной каморке. Вот слева видна лестница наверх, справа в углублении стены установлен бойлер за занавеской из звериных шкурок.  Еще правее  - верстак с тисками, а над ним – шкафчик. На верстаке разбросаны инструменты. А, облокотившись локтем на верстак, прямо напротив Неи, сидел и стеснительно улыбался внушительных размеров незнакомый мужик.

— П-п-пожалуйста, не дергайся, — сказал он. — Если тебя начнет тошнить, ты можешь захлебнуться. Армированного скотча, чтобы заклеить тебе рот, ну, знаешь, как в кино, у меня не нашлось. Потому пришлось завязать тряпкой. Ее долго развязывать обратно... И я боюсь не успеть.

Наконец изображение сфокусировалось настолько четко, насколько это возможно после такой силы удара головой. Линнею начало колотить. Она задрожала так сильно, что ей пришлось прижаться всем телом к проклятому стулу и напрячь руки и ноги. Круглолицый обвел ее взглядом. Его глаза вообще постоянно двигались и моргали, как при нервном тике.

Он продолжил свой монолог:

— П-п-послушай, звучит глупо, но это для нас обоих в новинку, — он потер свои ладони о пузо. — Я, честно говоря, не знаю, с чего начать. Нет, кажется, знаю! Я исп-п-поведаюсь тебе. Видишь ли, я священник. Мне хорошо известно, как важно выговориться иногда. У меня сейчас именно такой момент. П-п-пожалуйста, не напрягайся так. Я хочу, чтобы ты все услышала.

Он протянул свою лапищу и положил Нее на колено. В обычной ситуации это успокаивающий жест. В этой конкретной она дернулась назад и завыла сквозь противную на вкус тряпку. По щекам потекли слезы, а разрывающаяся от боли голова начала греться как бойлер в этом подвале. Линнея сжала кулаки. Кровь в висках застучала сильнее. Лапа поспешно убралась.
 
— Тихо-тихо! Смотри! — мучитель сложил свои ручищи на пузе. — Я тебя больше не буду трогать, пока не п-п-придет время. Давай так: ты меня будешь слушать, а я не буду прикасаться к тебе весь разговор?

Шумно выдохнув сквозь тряпку, Линнея слабо кивнула, но кулаки не разжала.

«Слушать его не обязательно, — подумала она. — Пускай этот жирдяй бубнит, а я соберусь с мыслями и... И не знаю, что буду делать, когда он закончит».

Новые потоки слез обожгли её искаженное болью лицо.

— Ну вот, так лучше. П-п-поплакать тоже полезно, как и выговориться. С чего бы мне начать?

Он начал нервно потирать свои руки, глаза на круглой физиономии забегали еще быстрее. Нея заметила, что у ее похитителя вообще серьезные проблемы с контролем мимики.

— Меня зовут Йон Бьёрк, я священник п-п-прихода Святого Олафа, — начал он свою исповедь. — Родился и вырос в Дирбю, только вот духовное образование ездил получать... тьфу, да что такое! Зачем тебе это рассказывать? Я хотел п-п-поделиться совсем другим. Никак не соберусь. Давай начнем с тебя. Ты веришь в Бога?

Похититель вроде и смотрел на нее, а вроде пытался смотреть куда угодно вокруг. Его руки уже не знали, чем себя занять: теперь он постоянно комкал и разглаживал одежду на себе. Линнея не знала, каким будет правильный ответ. Она знала, что таких психов может не устроить любой. Ответ дала вспышка боли — в левую бровь так «стукнуло», что Нея склонила голову чуть набок.

— Извини, я не п-п-понял.

— У-у.

— Это значит «нет», — толстяк вздохнул. — Очень жаль. Жаль, что сегодняшняя молодежь так далека от Бога. Вам кажется, что это б-б-бирюльки для старперов типа меня и полоумных бабок, так? Все куда глубже, девочка. Я не буду рассказывать про то, что в окопах не бывает атеистов, и все такое. Вера помогает. С верой приходит надежда на спасение, а потом и само сп-п-пасение. А спастись хочет каждый. Люди с Берега когда-то потеряли надежду, после тех событий. И они пришли ко мне. Я стал их д-д-другом. Их п-п-пастырем. Покалеченных и потерянных даже для самих себя. Я повел их к вере. К спасению. Не всем, конечно, но многим из них стало п-п-полегче. Чем было раньше. Ты слушаешь?

Девушка машинально кивнула. Голова Линнеи раскалилась, но мысли в ней стали приходить в ровное движение.

«Да он же тянет время для себя, Нея! Посмотри на него».

 И она посмотрела. Что-то в её взгляде этому Йону Бьёрку не понравилось.

— Ты как будто хочешь вступить со мной в д-д-дискусию, — заметил он и поерзал на своем стуле.

Стул под его тушей скрипнул.

— Но, как я уже сказал, развязать твой кляп будет трудно. И я не хочу, чтобы ты начала к-к-кричать. Тогда мне снова придется тебя ударить. Я никогда раньше не бил людей, тем более девчонок. Но давно где-то ч-ч-читал, что невозможно рассчитать удар, который вырубит человека. Потому всегда бьют со всей силы и по затылку. Но у меня первый раз, потому пришлось имп-п-провизировать.

По его сальной морде градом лил пот. Похититель уже перестал утирать его. Да и руки были слишком заняты — он взял с верстака какую-то безделушку и крутил ее.

— Как-то жарко стало? Тебе не жарко? — спросил он, обращаясь, похоже, к помещению. — Или я, и правда, п-п-простыл, пока ждал Вилли? Ха-ха.

Он выдохнул с шумным звуком «фу—у—у—у—у».

«Этого ублюдка трясет еще больше, чем тебя, Нея!»

—У меня идея! Ночь все равно п-п-предстоит долгая, а у нас в приходе есть небольшая кухонка. Я пойду, п-п-приготовлю себе кофе,— сказал похититель и хлопнул себя ладонями по коленкам.

Под ладонями чавкнуло.

Священник выпрямился и шагнул к лестнице.

— Никуда н-н-не уходи, хе-хе.

Он поспешил наверх. Под его тушей ступеньки проскрипели тревожную кадриль.

* * *

«Господи, что я делаю?» — спросил себя отец Йон.

И тут же испугался, что Господь ответит ему. Отвергнет его.

Святого отца бросало в жар и холод, но жара было все-таки больше, и он решил открыть форточку. Благо окошко располагалось именно в том уголке, где размещались пара шкафчиков с кухонной ерундой, раковина, кофеварка и микроволновка. Возиться с кофеваркой совершенно не хотелось. Кофе в микроволновке — хит сезона. Бьёрк открыл форточку, и поток свежего воздуха хлынул с улицы в помещение. Священник принялся шарить по шкафчикам в поисках пакетиков с растворимым кофе.

— И все-таки это безумие, — сказал он, доставая с полки любимую желтую кружку.

Вид кружки его немного развеселил, и Йон даже стал напевать себе под нос простенькую мелодию.

«Безумие?»

Он бросил взгляд на предбанник. Там стояла красивая композиция «Рождение Христа»: набор полуметровых деревянных фигурок, которые вырезал специально для отца Йона один из прихожан. Над волхвами, зверюшками и прочими, кто пришел поприветствовать младенца Иисуса, висело такое же авторское деревянное распятие. Бьёрк перекрестился и приступил к приготовлению кофе. Засыпал в кружку вредный растворимый порошок, залил его водой и уже взял пакетик с сахаром, как вдруг услышал голос.

«БЕЗУМИЕ?»

Глас Бога пронзил барабанные перепонки священника. Йон разорвал пакетик надвое, и сахар рассыпался по всему периметру кухонного уголка. Священник схватился за голову и грохнулся на пол.

«ТЫ СМЕЕШЬ ИДТИ ПРОТИВ МОЕЙ ВОЛИ? МОЖЕТ, Я ЗРЯ ЯВИЛ ТЕБЕ СВОЙ ЛИК?»

Глаза пастора как будто закипели, сам он завыл и скорчился.

«СОМНЕВАЕШЬСЯ В МОЕЙ ВЛАСТИ?»

Йон Бьёрк заорал. Ему казалось, что в голову вбивают наковальней сотню шурупов.

— Господи! — закричал он. — Я все сделаю, все! Сомневался, ибо грешен я!

Он чувствовал себя тряпкой, которую выжимают. От невыносимой боли стал дрыгать ногами и задел один из шкафчиков. Кружка упала и разбилась. Теперь пастор бился в корчах и выл, как больное животное.

«СТУПАЙ ВНИЗ И ДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖНО!»

Сквозь боль отцу Йону показалось, что следующие слова Бога прозвучали вкрадчивее и ласковее.

«ТАК ВОТ В ЧЕМ ДЕЛО…»

Боль пропала, будто её и не было. Зрение вернулось. Бьёрк почувствовал себя очень-очень уставшим и, распахнув рот, как выброшенная на берег рыба, дышал в луже воды и кофейного порошка.

«ТЫ ХОЧЕШЬ ЕЕ. ТАК ВОЗЬМИ. ЭТО ТЕБЕ НЕ КАКИЕ-ТО КОШКИ. ЭТО ЧЕЛОВЕК — МОЕ ТВОРЕНИЕ. ЭТО ЗНАЧИТ БОЛЬШЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ. БОЛЬШЕ ФАНТАЗИИ».

«СТУПАЙ. ДОКАЖИ, ЧТО ДОСТОИН».

Прежде, чем отец Йон потерял сознание, он подумал еще раз: «Безумие?»

* * *

В тот момент, когда священник закрывал за собой дверь в подвал, разум Неи окончательно пришел в привычный функционал.
 
«Ты же смотрела тысячу фильмов с таким сюжетом, — сказала она себе. — В такой ситуации первое, что нельзя делать - это паниковать. Да, сложно. Пи**ец  как сложно, Нея. Он назвал тебе свое имя, а, значит, точно не собирается отпускать».

К горлу подступил комок, снова навернулись слезы.

«Нет!»

Линнея сжала кулаки так, что из-под ногтей выступила кровь. Ей удалось не зареветь.

«Долго готовят кофе? Или не долго?»

Ответа на этот вопрос она не знала. Не особо любила запах кофейных напитков. А еще ей были противны те, кто называет себя «кофеманами», — пафосные придурки, рассуждающие о сортах кофе, а сами хлебают дешевое дерьмо, которое привозят из Китая.

«Тысяча фильмов про маньяков не помогает, — она уже перебрала в уме все, что когда-либо смотрела. — Но эти фильмы тебе показывал отец. А он знает много трюков!»

Первый и самый актуальный тут же нашелся. Нея засмеялась сквозь невкусную тряпку и вспомнила случай из тех времен, когда ходила в школу в Стокгольме.

Однажды баранам-учителям удалось перехватить отца, когда он был в городе. Он с кислой миной пришел поговорить с классным руководителем и тем вторым придурком, который якобы следил за поведением учеников. Нею тоже вызвали. Надо признать, лучше бы её к тому стулу привязали веревками, так там не хотелось сидеть.

И вот эти душные бараны начали бубнить про то, как Нея мало общается с другими учениками, про успеваемость, про еще какую-то фигню, про которую взрослые между собой любят говорить, делая вид, что решают вопросы вселенского масштаба. А ее отец кивал, зевал и постоянно оглядывался в окошко. Когда свою нудную речь начал специалист по поведению, отец подмигнул Нее и стал раскачиваться на стуле. Ей пришлось опустить голову, чтобы классрук не видел, как ей смешно от его вытянувшейся рожи.

Специалист бубнил, бубнил и бубнил. Папа все так же раскачивался на стуле и – БАМ! – Упал на спину!

Классрук и специалист, выпучив глаза, в панике вскочили и поопрокидывали свои стулья. Маленькая Линнея была готова поклясться, что оба наложили в штаны, и засмеялась в голос.

А отец вскочил на ноги и поднял свой стул, как будто ничего не случилось.

С абсолютно невинным выражением лица он сказал все еще находящимся в прострации педагогам:

— Извините, столько информации за один раз. Я не выдержал.

Специалист по поведению первым пришел в себя и открыл рот, чтобы выразить возмущение, но отец перебил его:

— Вы мне не нравитесь.

Он ткнул пальцем в классрука:

— И Вы тоже. Занудный жирдяй.

Челюсть «занудного жирдяя», если бы могла, то сейчас бы отвалилась и повисла в районе коленок. Вспомнив, что он в данной ситуации должен быть главным, классрук поправил своим особым жестом очки на носу (с его точки зрения это выглядело угрожающе) и уже готов был строгим голосом сказать: «Что вы себе позволяете?» План, который всегда срабатывал, с неприличным звуком унесся, когда отец Линнеи (хулиганка уже держалась за бока от хохота! непозволительно!) уперся руками в стол и им придвинул педагогов к стенке.

— И вы, похоже, воспитываете поколение таких же зануд. С которыми никто не хочет дружить. Да, Нея?

Нея подняла большой палец.

— Ребенку понятно, что с такими соплежуями ловить в жизни нечего. Сколько до конца семестра? А?

— Пааалтары недели, — ответил классрук, когда его толкнул в плечо специалист по поведению. —  Что вы себе паааа...

— Эти полторы недели она здесь доучится. И если. Если. Я узнаю, что хоть один из вас или кто-нибудь из ваших прихвостней, так называемых коллег, косо посмотрит на мою Нею, или в чьей-то башке вдруг возникнет мысль обратиться куда-нибудь насчет сегодняшнего, то я вам не завидую.

Отец похлопал себя по карманам, извлек визитку и припечатал её об стол.

— Когда мы выйдем из кабинета, вы позвоните по указанному здесь номеру. Там такие же любители нудеть, они вам все доходчиво объяснят. Мне с вами разговаривать больше не о чем.

— У нее еще три урока! — смело пропищал специалист и на глазах сдулся.

— Неужели? — отец посмотрел на Нею. — Это у зануд еще три урока. А нормальные люди в час дня идут в кинотеатр и трескать мороженое! Пойдем, Ней.

Он взял её за руку и повел на выход. В дверях отдавил ноги явившемуся на шум бесполезному школьному охраннику. Заслуженный охранник детских площадок поглядел на побледневшие физиономии педагогов и сделал вывод, что лучше сейчас морально поддержать их, а не преследовать этого опасного человека. Что-то ему не понравилось в его внешности и манере ходить по ногам тех, кто выше на голову ростом.

От этого воспоминания Нею все-таки пробило на слезы.

Трюк со стулом отец показывал еще много раз и даже научил ему Нею. Всего-то и нужно крепко держаться и прижать подбородок к груди, чтобы не разбить затылок. Он говорил, что при правильном ускорении и весе стул таким образом можно сломать.
 
Веселье улетучилось. Сейчас этот фокус не пройдет. Руки связаны у нее за спиной, и она может повредить их при падении — это раз. Нормально оттолкнуться связанными ногами не получится — это два. И веса в Нее, чтобы разломать стул, не хватит при любом раскладе — это, мать его, три!

«Думай, Нея! Думай!»

Сверху донеслись дикие вопли и грохот. Линнея вздрогнула.

«Что этот урод там делает? — спросила она себя и тут же ответила: — Какая разница!»

От веревок ужасно все чесалось. Это, конечно, была меньшая из её проблем, но Нея все равно почесалась, двигая левой рукой вверх-вниз.

«О, да-а-а…»

Поток мыслей-вариантов по спасению выключился. Нея еще раз пошевелила рукой. Веревка натягивается. Этот поп и, правда, начинающий маньяк, он не умеет связывать! Нея дернула рукой, и веревка тут же натянулась.

— Сука! — через тряпку прозвучало как «Фка».

Линнея переместила, насколько смогла, правую руку влево, чтобы ослабить веревку, и стала потихоньку выкручивать левую руку.

«Получается!»

Чесоточная веревка обдирала кожу, но, главное, что был прогресс. Когда веревка уперлась в костяшки пальцев, крики наверху затихли. Линнея настороженно замерла на секунду, а потом рванула руку из петли. На мизинце и указательном пальцах остались длинные порезы.

— Есть! («Ефь»).

Остальная веревочная конструкция тут же пришла в негодность. Освободив руки, Нея нагнулась вперед посмотреть, как там дела с ногами. Ноги были запутаны бабьими невозможными узлами. Схватившись за сиденье и двигая корпусом, Нея добралась верхом на стуле до верстака и схватила с него какую-то железку, которая справилась с веревкой в два счета. Осталось разобраться с врезавшейся в лицо тряпкой. Тряпка очень плотно прилегала к голове, а перепилить вместе с ней себя Линнее не хотелось. Она схватилась за узел на затылке и стала тыкаться в него железкой. Оставалось найти, куда её просунуть или воткнуть, чтобы перепилить этот перекрученный комок.

«Да! Да! Да!»

Железяка пронзила узел и вошла в него наполовину. Ткань начала поддаваться и трещать.

«Пилим, пилим!»

Дверь в подвал открылась, и первая ступенька протяжно застонала.

* * *

— Мистер Важка! Хорош там трещать ветками. Иди сюда! — крикнул Энди.

Он и Сандер Йорнсон стояли под дверью фургона, а у их ног стоял на коленях и держал руки за головой полуголый и в хлам избитый человек, которого этот факт нисколько не беспокоил, судя по хихиканью. Нетвердой походкой Важка направился к ним.

— Тебе как, получше? — спросил Витольда Йорнсон. — Во всяком случае, получше, чем этому куску говна. Посмотри, даже не трясется. Он гордится своей работой. Гордишься, сука?

Йорнсон врезал татуированному мужику ногой.

Мужик мрачно захихикал и прошепелявил:

— Это все План. Я Часть Плана! Меня ждет награда! Я был избран!

— Мистер Персиваль, выдай избранному награду, пожалуйста.

Энди без затей пнул «избранного» в пах. «Избранный» согнулся, но хихикать не прекратил.

— Пару месяцев тому назад, мистер Важка, ты спросил, чем же мы все-таки занимаемся, — сказал Сандер и стал дергать за ручку дверцу фургона. — Сейчас ты увидишь чем. Когда мы сидели в баре и читали тебе лекцию, ты ведь не поверил?

— Если честно, то не очень, — кивнул Витольд.

— В мире много необъяснимого, мистер Важка. Обычно над этим работает наука. Да открывайся же ты!

Ручка не поддавалась.

— Но давным-давно науки не было, и люди объясняли все явления сверхъестественной силой. В общем, всей той хренью, из которой потом выросли суеверия и религии. Это сегодня мы знаем, почему идет дождь, что такое солнце и прочее. Тогда люди об этом понятия не имели. Они верили, мистер Важка.

Важка кашлянул:

— Это, по-моему, уже звучало в той лекции.

— Да? Тогда перейдем к сути.

Сандер Йорнсон отошел и несколько раз выстрелил в замок дверцы. Замок разнесло и дверца чуть приоткрылась, из недр фургона пахнуло такой вонью, что если бы Витольду оставалось чем, он бы еще раз с радостью блеванул.

— Прежде чем мы войдем туда, я хочу напомнить тебе, чем тот рассказ заканчивается, — сказал Йорнсон. — От этого, в том числе, зависит, захочешь ты дальше с нами работать или нет. Готов?

— Ну, да.

— Тогда слушай. Мистер Персиваль, врежь еще раз этому избранному дерьмоеду, он меня доводит своими звуками.

«Японский демон» с радостью нанес несколько ударов татуированному типу. Тот лишь оскалился своей разбитой рожей.

Набрав в грудь побольше воздуха, Йорнсон продолжил:

— В наш просвещенный век остались люди, которые верят во всякое. Есть милые безобидные суеверия и походы в церковь или в синагогу. А есть те, кто до сих пор исполняет ритуальные пляски, во время которых режет себя ножом. Есть те, кто потрошит зверей и обливается их кровью, полагая, что тем самым приносит жертву неким сущностям в обмен на бесконечное могущество. Разумеется, большинство из них просто больные на голову дегенераты — таким тоже не место в обществе. Но есть и те, кто совершает такое, полностью осознавая свои действия. И, не смейся, действительно получает что-то взамен. Этого не может объяснить наука или здравый смысл. У них просто получается и все. Объяснить такое способны только такие же, как они сами, но с обратным знаком. Это не делает их хорошими. Это делает их полезными в борьбе с вот такими, как этот недочеловек. Мы с Персивалем уже повидали всякое, нас эти игры волнуют мало. Мы просто продаем то, что условные хорошие у нас покупают...

— Слепцы! — возопил «избранный» и тут же получил по остаткам зубов.

— Спасибо, — сказал Сандер. — Помнишь, мистер Важка, кто убил твою жену?

— Упокой Господь её душу, — перекрестился Витольд.

— Мы не вернулись туда и не перестреляли оставшихся (а они, я уверен, там остались) по одной простой причине — с них нечего брать. Ты сам рассказал, что там ничего не было, кроме костей да перемазанных говном и кровью стен. И да, они продолжат убивать. Тех немногих бездомных или каких-нибудь горе-лесников. Рано или поздно это гнездо найдет и разворошит полиция, а в заголовках газет будет страшная статья. Кстати, ты мог бы и сам написать книгу, а потом отправить ее в Голливуд и понадеяться на экранизацию в виде второсортного ужастика. Без обид. Те мелкие зверьки вдали от цивилизации. А вот этот зверь — он всегда среди людей. И он в разы опаснее. По твоему лицу вижу, что ты опять не очень серьезно отнесся к моим словам. Что ж, давай посмотрим. Прошу.

С этими словами Сандер распахнул дверцу рефрижератора. Вырвавшийся оттуда свет прорезал темноту леса. Витольд Важка ухватился руками за поручни и занес на первую ступеньку ногу. Перед тем как подняться он посмотрел в глазницы маски, под которой скрывал свое лицо Йорнсон.

Маленький шаг для человека, который еще вчера считал дураками заходящихся в экстазе при виде святынь верующих. И большой шаг для человека, который будет вынужден признать, что эти ребята далеко не самые опасные для общества.

Внутри рефрижератора вонь стояла такая, что резало глаза. Но вонь, глупое хихиканье татуированного дегенерата, все, что только что говорил Йорнсон, исчезли. Перед Витольдом Важкой предстал маленький коридорчик, состоящий из двух частей. Справа стояли очевидно приколоченные к полу миски с разнообразной бурдой, похожей на слежавшийся корм для домашних питомцев. Над мисками болтались на цепочках всякие разноцветные пластмассовые игрушки. Слева стоял ряд клетей, перегороженных между собой досками. Из некоторых в сторону мисок тянулись маленькие руки. В клетках сидели дети.

Преодолевая вонь и страх, Важка сделал несколько шагов вперед и увидел их самих. Испуганные, голые, с язвами, синяками и ссадинами по всему телу, они тянулись к мискам и игрушкам, установленным ровно на таком расстоянии, чтобы их нельзя было достать. Пять пар затравленных глаз уставились на толстяка в игрушечном шлеме. Один мальчик перестал тянуться, обхватил колени руками и отвернулся. Следующая за ним клетка была пустой.

— Курва мать... — выдохнул Важка и уперся рукой в стенку рефрижератора.

— Это еще не все, — сзади уже стоял Сандер Йорнсон. — Смотри сюда.

Он открыл стоящий у дверей холодильный ящик. С внутренней стороны дверцы был прикреплен топорик.

— Нам с Персивалем уже доводилось таких встречать, — сказал Сандер. — Ублюдки, вроде сегодняшнего, очень хотят, чтобы все делалось само собой. Исполнение желаний, понимаешь? А чтобы желание исполнилось, нужен инструмент и это само желание. Желание настолько сильное, что только когда оно достигает своего апофеоза, может послужить кому-то другому. Видишь, что происходит? Похищенные дети живут желанием добраться до еды и игрушек. И когда этот воющий снаружи ублюдок замечал за кем-то из них то, что считает верным знаком...

Сандер заглянул в ящик и перевел взгляд на Витольда. Но тот уже понял, что именно лежит в холодильнике.  Толстый «рыцарь» решительно оттолкнул Йорнсона в сторону, выпрыгнул из фургона и набросился на татуированного маньяка.

Отчаянно матерясь по-польски, он стал молотить его кулаками по голове и пинать ногами по всему телу с таким рвением, что Энди пришлось отойти подальше, чтобы не попасть под раздачу.

— Убью тебя! Убью, скотина! — приговаривал Важка, не скупясь на удары.

Вдруг он почувствовал, как его схватили за ремень, который внезапно стал заметно легче. Этот псих добрался до кобуры и выхватил его пистолет!

— Ха-ха-ха-а-а-а! — победно крикнул «избранный», направил ствол на Персиваля и отпихнул разбушевавшегося Важку от себя ногой. — Эй, ты, внутри! Только попробуй выйти, и я пристрелю твоих друзей.

— Из чего, из своей задницы?

— У него пистолет мистера Важки, мистер Йорнсон! — громко сообщил Энди.

— А-а, ну, тогда я, пожалуй, останусь тут. Разбирайтесь как-нибудь сами, без меня.

Если татуированный любитель похищать детей и отрубать им руки и почуял подвох, то слишком поздно. Он нажал на курок. Послышался звук выстрела, но стоящий перед ним человек в рогатой маске остался стоять.

Бах! Бах! Бах!

Последний выстрел звучал как жалкое «Ну, прошу тебя, ну, бах!»

— Моя очередь, — сказал Персиваль.

Прозвучало два коротких «трр». Из лица и груди «избранного» хлынула кровь. Он упал на землю и в предсмертной судороге еще раз нажал на курок.

Бах.

Энди уже опустил свой «Глок» и переключил его с автоматического режима на предохранитель.

Из фургона выпрыгнул Йорнсон и помог подняться Витольду.

— Вы дали мне холостые патроны?! — сразу же заорал он.

— Да. В целях твоей же безопасности. Пока разгоняли толпу, сами использовали холостые. В целях безопасности общественной. Все под контролем, расслабься.

Мистер Важка обрел душевное спокойствие, только когда плюнул в простреленную рожу мертвеца. Его больше не тошнило. Картина мира перевернулась, многое из непонятного Важке стало еще непонятнее, но кое-что он все таки решил прояснить.

— У меня один вопрос, — сказал он. — Какой был план «А» ?

— План «А» был в том, чтобы ездить по округе и запускать квадрокоптер для поисков чего-нибудь подозрительного на местности, — пояснил Персиваль. — Уже не раз срабатывало.

— Тогда к чему вся эта пальба, весь этот переполох и договоренности... — Важка перешел на шепот, — с той бандой?

— К тому, — вздохнул Сандер, — что пока возишься с квадрокоптером — можешь опоздать. Видел там пустую клетку?

Важка кивнул, но все же спросил:

— Но я все время был с вами, и близко было не похоже, что вы хотите заниматься планом «А»!

— Мы и не хотели, — похлопал Важку по бутафорскому шлему Персиваль. — Ведь план «Б» всегда веселее.

* * *

Страх парализовал Нею. Шаги приближались быстрее. Поехавший поп заметил, что она наплевала на его просьбы и ушла. Но недалеко. Когда она встретилась с ним взглядом, он прыгнул вперед.

— Мелкая сучка! Думала перехитрить меня! Думала перехитрить ЕГО! — заорал не своим голосом отец Йон, схватив Нею за горло.

Своими руками-спичками против его лапищ она ничего не могла сделать. Он повалил её на верстак и навалился всей тушей.

— Хотела ткнуть меня вот этим? — он захохотал и вырвал железку, так и оставшуюся в тряпичном кляпе. — Сейчас я тебя ткну! Сейчас ты узнаешь!

Он воткнул железку рядом с её лицом и придавил голову к верстаку левой рукой. Правой залез под нее и стал искать пуговицу на штанах, но никак не мог найти. Псевдовоенные штаны Линнеи застегивались на пришивные крючки.

— А-а-а! Сука! — взревел отец Йон.

Левая рука обезумевшего священника уперлась ей между лопаток. Теперь он просто пытался содрать с нее штаны и тянул за пояс с таким озверением, что приложи он чуть больше силы, то переломал бы девушку пополам.

Нея пыталась дергаться, но под весом Бьёрка не получалось сдвинуться даже на миллиметр. Она бессильно орала, кляп все сильнее врезался в лицо.

Тук-тук-тук.

Отец Йон продолжал сыпать проклятиями и тянуть Нею за штаны.

Тук-тук-тук.

Все замерло. Только гудение бойлера.

ТУК!

Йона Бьёрка охватила паника. Он не выключил на кухне свет. Он орал там как резаный. По соседству живут его прихожане... И, если он сейчас к ним не выйдет, то они вызовут полицию. Полиция выломает дверь и когда увидит, что он тут устроил, — ему точно не поздоровится.

Он отпустил Нею и отшатнулся:

— П-п-послушай. Я...

ТУК. ТУК.

Он закрыл лицо руками. Потом убрал руки и увидел, что девчонка лежит и не шевелится. Может все обойдется. Главное, подняться.

«Скажу, что возился с бойлером! Они поверят. Они всегда мне верят».

Весь взмыленный он кое-как причесался.

— Иду-иду! С-с-секундочку!

Подниматься по кривой лестнице и отряхиваться одновременно занятие не для таких крупных людей, как отец Йон.

— Ай-яй-яй, — сказал он, заметив у себя на животе длинное блестящее пятно.

И толкнул локтем дверь, не переставая мусолить одежду. Петли издали противный звук и пришли в движение. Едва образовалась небольшая щель, как что-то прошмыгнуло между его ног сначала в подвал, а потом обратно. Все еще опираясь на дверь локтем, Бьёрк начал терять равновесие. Так как он был из тех людей, что целиком состоят из центра тяжести, то очень быстро упал. Но не вперед, а назад – на спину. Он скатился по лестнице вниз, дважды приложившись головой, упал на свою правую руку и сломал её. Саднил затылок, и болела челюсть. Он хотел пощупать зубы языком, но не нашел их на своем месте. Левая нога торчала под неестественным углом. По нему как будто катком проехались.

«Там где толсто — там и нежно», — так говорила ему в детстве мама.

В голове у него шумело.

«Ничего, — подумал Йон. — Сейчас отлежусь, и все будет в полном порядке. Вдох-выдох».

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Йон задержал дыхание и приподнял голову. И услышал, как рядом дышит кто-то еще.

Вдох-выдох.

Линнея стояла над ним, зажав в руке молоток. От первого удара он не успел закрыться здоровой левой рукой, а от второго уже просто не смог. Его череп хрустнул, а молоток с чавканьем погрузился в мозг. Удар за ударом, Линнея превращала лицо святого отца Йона Бьёрка в винегрет из кусочков мозга, костей и мышц. Молоток поднимался и опускался, разбрасывая по сторонам то, что раньше было добрым лицом пастора. Рука уже не слушалась и вся гудела, но Нея продолжала колотить, пока не начала лупить по деревянному полу. Молоток упал в кровавое месиво.

Непослушными пальцами она коснулась узла на затылке. Он частично развалился. Нея распутала остатки и выплюнула кляп. Закрыла лицо ладонями, села на стул и беззвучно зарыдала. Её всю трясло. Сердце бешено колотилось и, когда дверь в подвал снова начала открываться, чуть не выпрыгнуло из груди.

Она рухнула со стула на колени, прямо к телу мертвого Бьёрка, подхватила из его расплющенных мозгов молоток и, выставив его перед собой, приготовилась закричать.

Дверь полностью распахнулась, в дверном проеме показалась тень.

— Котик?

Нея выронила свое оружие.

— Мяу, — ответил кот.

Перебравшись через тушу мертвеца, Линнея на четвереньках вскарабкалась по ступенькам и сгребла в объятия кота. Это был он, тот самый кот, который составил ей компанию днем.

— Ты пришел за мной, котик? — спросила она, прижимая его к себе.

Кот начал мурлыкать и лизнул её в лицо. На мордочке осталось красное пятно.

— Не ешь это дерьмо. Пойдем, я куплю тебе еще сосиску.

Пошатываясь, Нея встала. Сначала она не разобралась, где выход, ее внимание отвлекли разбросанные по полу предметы. Деревянные фигурки животных и людей.

— Упс! — сказала Линнея на что-то наступив.

Из-под ноги на нее с укоризной смотрел с распятия деревянный Иисус, которого она переломила пополам стопой.

— Я передумала, котик, — сказала Нея, глядя во внимательные кошачьи глаза. — Мы пойдем не за сосиской, мы пойдем домой. Дома есть мясо.

От этой мысли в ней появились новые силы. Не сбавляя скорости, она сначала открыла пинком двойные двери прихода, затем так же вышибла дверцу входной калитки. Ветер пронизывал ее до костей, редкие ночные прохожие оборачивались. Ей было плевать. У нее есть её котик, и скоро она будет дома.

На полпути к дому ее, босую, замерзшую, почти всю в крови и с котом на руках, забрал полицейский патруль.

* * *

Мигалки на горизонте нисколько не отвлекли сидящего на пеньке Витольда Важку от его мрачных мыслей. Он не пытался понять разумом пережитое сегодня. Просто на душе ему было погано. Хотелось напиться, как следует, и завалиться спать дня на три.

Оказалось, это была не полиция. Энди Персиваль вызвал какую-то неизвестную Важке спецслужбу. Быть может тех самых «условно хороших» людей, как назвал их Йорнсон? Приехало целых четыре бригады, и они, как муравьи, расползлись группами по своим делам.

Энди и Сандер разговаривали с бригадиром, заполняли бумаги. Пару раз махали руками в его сторону. Важка помахал им в ответ. Мельком успел расслышать, что двоих детей уже идентифицировали как похищенных месяц назад. Витольд вспомнил пустую клетку. На месте этих детей могли оказаться и его пацаны.

«Как они там, в Канаде? — задал он себе вопрос. — Поди, кривляются, когда бабка отворачивается, и отказываются есть овощи».

Впрочем, их могли съесть еще тогда, на Манитобе. И самого Важку тоже. Если бы он владел литературным даром, то обязательно сказал, что само провидение столкнуло его с Сандером Йорнсоном, большим любителем дурных шуток и коллекционером оружия, и Энди Персивалем, на редкость деловым кренделем, который души не чаял в своих цифровых гаджетах. Возможно, так оно и было.

Он увидел, как Йорнсон (уже без своей дурацкой маски) идет к нему, и встал.

— Ну что, как настрой? — спросил Сандер Важку.

— Полное дерьмо. Знаешь, чего я подумал? Я не умею стрелять. Господи, да я в жизни ни в кого не стрелял. Я не обладаю какими-то особыми навыками и знаниями. Я вообще простой торговец сувенирами, курва мать! Но вот то, что вы делаете — я тоже хочу этим заниматься.

Йорнсон захохотал:

— Я тебя понял. Стрелковые курсы мы тебе организуем, Витольд. И курс немолодого бойца тоже!

Важка тоже засмеялся.

— И испытательный срок не помешает — в него зарплата не входит, — весело добавил Сандер.

Взз-взз.

Он стал хлопать себя по карманам. В одном из них обнаружился телефон.

Сандер приложил его к уху:

— Да, внимательно.

Было слышно, как ему тараторят что-то тревожное. Важка отчетливо видел, как лицо Йорнсона превращается в маску страшнее, чем он носил. Витольд деликатно отошел подальше. Примерно через пять минут разговор закончился.

— Энди! — рявкнул Сандер. — Мне нужно в аэропорт. Срочно нужен рейс до дома.

— Так срочно?

— ДА.

Услышав про дом, Персиваль все понял и принялся колдовать над своими электронными игрушками.

— Засада... В ближайшем отсюда аэропорту рейсов нет. Или есть, но с пересадками через какие-то дикие места, лететь три дня будешь.

— Есть другие варианты?
 
— На ум приходит только один... Но мы уже и так задолжали этим ребятам. Ты готов влезть в долги еще дальше?

— Именно сейчас — да! — отрезал Йорнсон. — И я сам с ним поговорю.

Без возражений Энди набрал номер и передал трубку товарищу.

Состоялся еще один телефонный разговор, на этот раз короче.

* * *

Вилли Нистрём спал лицом в тарелке с гренками в чесночном соусе. Он не знал, что несколько часов назад в Дирбю подняли шум из-за пропавшей девчонки. Дочурка Эрикссона зашла к своей подруге и обнаружила, что дверь открыта, а дома никого нет.

Вилли видел сны о своих лучших годах, когда он катался на своем «Мерседесе» и бибикал проходящим мимо барышням, а те были готовы отдать все, что угодно, лишь бы оказаться в салоне такого дорогого автомобиля. Он не слышал и, как несколько позже кто-то зашел в «Лютого зверя» и рассказал, что проходил мимо прихода Святого Олафа и слышал там дикие вопли отца Йона.

— Может наш пэпэпастор закладывает за воротник тайком? — пошутил кто-то в зале, и нашлись те, кто одобряюще захохотал этой шутке.

Четырехпалый Вилли спал, когда ему на лбу написали фломастером неприличное слово и заботливо уложили спать в гренки, и не слышал, что девчонка нашлась — полуживая от ужаса и вся в крови, и что ее повезли в больницу в сопровождении полиции.

Пожилой рыбак не проснулся даже, когда в заведение ворвались люди, рассказывавшие, что девчонка убила пастора молотком.

— Священника? Да сжечь заживо эту тварь мало! — раздался пьяный выкрик.

— Совсем молодежь распоясалась! Она, видать, психическая! — вставил еще кто-то.

— Вот в наше-то время... — начал чей-то еще голос и потонул в одобрительном хоре.

Господин Нистрём все никак не мог проснуться, когда в «Лютом звере» уже почти никого не было, и не знал, что у больницы собирались недовольные подвыпившие прихожане отца Йона, и их с переменным успехом отгоняет полиция.

Когда Четырехпалый Вилли проснулся, то увидел много знакомых лиц, мрачно потягивающих за стойкой пиво. Некоторые из знакомых лиц были серьезно помяты. И понял, что пропустил нечто интересное.

— Мужики, ик! — поздоровался с ними Вилли. — Че с вами?

Кто-то один с ним поздоровался. Спросонья Вилли не понял, кто именно, остальные молча уткнулись в свое пойло.

Вилли Нистрём не знал, что только что в Дирбю вернулся некто по имени Сандер Йорнсон.

* * *

В среднем путь по воздуху из США до Швеции занимает по времени примерно десять часов. Смотря откуда и каким рейсом лететь, конечно. Интересный факт: при правильных знакомствах добраться можно меньше, чем за семь часов.

* * *

Яркий дневной свет ворвался в палату и разбудил Линнею. В голове в очень ускоренном ритме мелькали невнятные образы. Она вскрикнула и подскочила. И обнаружила себя на больничной койке. В ногах у нее лежал вчерашний кот и пытался стащить с лап бахилы, которые на него напялил какой-то умник.

— Эй-Ней, — сказал знакомый голос. — Ты чего шумишь? Мы же в больнице. Скоро обед.

— Папа?!

Сандер Йорнсон крепко обнял свою дочь. Так хищные звери берут острыми зубами своих малышей за шкирку.

— Так точно, — ответил он.

Линнея вдыхала запах пороха и другие незнакомые запахи, которыми пропитался за время очередной командировки отцовский плащ. И с каждым вдохом ей становилось все легче. Ей уже не хотелось плакать. Она выплакала все вчера. Ничего больше не нужно, потому что он рядом. Где он был и откуда появился, какая разница?

— Я тебя больше никуда не отпущу, пап.

Сандер взъерошил её волосы:

— Вообще-то, это я тебя держу.

Нея поймала смешинку.

— А если кому-то из нас понадобится в туалет?

— Ха-ха! Ну-у, пап, не смешно же.

— Но ты же смеешься.

— Потому что ты меня смешишь!

— Вот именно!

Они оба засмеялись. Сандер подложил дочери под спину подушку, а сам сел на больничный табурет. Наконец Нея смогла как следует его разглядеть. В принципе с прошлого раза ничего особо не поменялось, только на скуле был свежий темнеющий синяк.

— Пап, я...

— Ты уже все рассказала полиции, полиция рассказала мне. Не волнуйся, все в порядке. Никто больше тебя не побеспокоит.

— Пап, я убила человека, — сказала Нея и шмыгнула носом.

— Плохого человека, — подчеркнул Сандер. — И правильно сделала.

Повисла неловкая пауза, прежде чем Линнея переварила, что в папиной системе ценностей не помыть за собой посуду – это гораздо хуже, чем убить плохого, но все же человека.

В дверь палаты постучали. Вошла медсестра с компрессом.

— А если бы я переодевался?! — деланно возмутился Сандер.

Медсестра посмотрела на него, как на дурного.

— Вот ваш компресс, господин Йорнсон.

— Спасибо, — ответил он и приложил лед к скуле. — Ух, так гораздо лучше.

Медсестра заметила кота, который уже избавился от одной бахилы, и строго сказала:

— С животными сюда нельзя!

— Да бросьте. Этот кот спас моей девочке жизнь. К тому же я купил ему бахилы. Халата его размера, увы, не нашлось.

— Да вы сами без халата!

— Мне не идет белый.

— Ладно, — сказала медсестра, давно привычная к разного рода сумасбродству в стенах больницы. — Вам что-нибудь еще нужно?

Прежде, чем Сандер Йорнсон открыл рот, Нея чуть ли не закричала:

— Нет, спасибо! Папа, молчать!

Когда сотрудница медучреждения вышла за дверь, то покрутила пальцем у виска.
Сандер Йорнсон поднял брови и посмотрел на дочку.

— Если бы я тебя не перебила, ты бы процитировал ту сцену из «Достучаться до небес»!

Вместо того, чтобы ответить на обвинение, Сандер Йорнсон отцепил планшет с медицинским заключением от больничной койки и принялся его изучать с ученым видом.

— Почему бы и нет? — сказал он из-за планшета. — Эй-Ней, тут пишут, что на тебе всего-то пара царапин да несколько синяков. Сотрясения нет. Крепкая голова – это семейное! Только ее чуточку разбили. И какая-то лабуда про шок. Полиция применяла на тебе спецсредства?

Нея прыснула:

— Пф-ф-ф, нет!

— Что, и палками не били? И кирпичи даже таскать не заставляли?

Сбросивший мерзкие полиэтиленовые мешки со своих лап кот прыгнул к смеющейся Нее на колени. Она принялась его гладить и тискать.

— Нет, пап. Все хорошо. Просто я не помню ничего с того момента, как вышла вот с этим котиком... оттуда. Но оно ведь к лучшему, да?

Сандер кивнул и спросил:

— Нея, точно хорошо себя чувствуешь? Голова не кружится?

Вместо ответа она встала с кровати и сделала несколько шажков, затем уверенных шагов. Закрыла глаза, шагнула и пошатнулась.

— Значит, пока что не будем бегать или ходить с закрытыми глазами, — констатировал Сандер Йорнсон. — Сядь пока, ты же босиком.

Он постучал по планшету:

— Здесь пишут, что тебя могут отпустить домой только завтра и только с сопровождающим взрослым. Сопровождающий взрослый уже здесь, и он спрашивает: хочешь свалить отсюда прямо сейчас?

— ДА!

— Тогда показывай, где они спрятали твои шмотки.

— Я не знаю, пап. Наверное, вон в том шкафчике, он здесь второй предмет мебели после кровати, — скептическим тоном сказала Нея.

— Вот это поворот!

Йорнсон полез в шкафчик и, вытряхнув оттуда все содержимое на койку, сказал:

— Время готовности — пока горит спичка! Не забудь кота и тапки. Жду за дверью.

— Пап! Я без куртки.

На койку прилетел пропахший порохом плащ, Сандер скрылся за дверью.

Нея переодевалась и чувствовала, как отдаются болью каждая мышца и каждое помятое ребро. Голова в месте, которым её приложили о зеркало, тоже безумно болела. Синяки пройдут, все заживет и зарастет. Куда сильнее саднил зародившийся внутри вопрос.

— Пойдем, котик! — позвала она своего спасителя.

Кот забрался к ней на руки. Нея вышла из палаты.

Они миновали длинный коридор. В приемном покое Сандер Йорнсон подписал справки с пометкой «под свою ответственность» и хотел утянуть ручку, но Нея оттащила его от стойки. На скамейках приемного покоя сидело с десяток Береговых с перебинтованными головами и компрессами, у двоих были сломаны руки. Они мрачно проводили взглядом семью Йорнсон.

На выходе отец выкинул свой кулек со льдом в мусорный бак.

Собравшись с духом, Линнея задала отцу ТОТ САМЫЙ вопрос:

— Пап, ты возьмешь меня с собой? Я не хочу, чтобы ты больше уезжал. Давай лучше я всегда буду ездить с тобой.

— Я же сказал — это я держу тебя. А раз держу, значит, обязательно заберу с собой. Теперь все изменилось.

— Что изменилось?

— Я. Ты. Да много чего. Давай-ка сюда кота, пусть на мне немного покатается.

Кот недовольно мявкнул, но послушался. Новый человек ему тоже нравился.

— Все будет хорошо, Ней.

— Здорово, пап. Спасибо.

Сандер помахал рукой припаркованным в рядок у территории больницы такси.

— А теперь надо придумать, где заказать пожрать какой-нибудь нажористой пищи. Я чертовски устал и валюсь с ног, но обещаю не вырубаться, пока не доем.

— Ну, я знаю пару местечек. Можно заказать прямо сейчас, а когда подъедем к дому, оно уже будет там!

— Вот и отлично! — Сандер протянул ей свой телефон. — Давай, самого перченого.
 
Пока они погружались в такси, Линнея успела обзвонить четыре забегаловки с доставкой. Сандер успел поторговаться с таксистом о перевозке кота, который тоже принял участие в дискуссии и нашипел на водителя.

В конце концов, они все-таки поехали домой.

* * *

По всему земному шару творятся самые немыслимые и отвратительные ужасы. Может статься, прямо сейчас под вашими окнами. Зло в этом мире не исчезнет так просто. И в наш неспокойный век, поверьте, нам с вами не доведется поплясать, держась за руки на лужайке с бабочками и котятами. Но каждый из нас может противостоять этому злу по-своему. Одни вступают со злом в смертельную схватку, и мы не знаем имен этих героев. Другие, по мере возможностей, пресекают происходящее зло, когда замечают его. В наших же с вами силах просто не совершать его самим. Будем честны. От того, что вы будете регулярно выносить мусор, а не выбрасывать его из окна (это тоже зло, пусть и микроскопическое), где-нибудь в соседней стране не прекратится война. Но, начав с себя, твердо встав на ноги и даже в самой сложной ситуации отказавшись от плохого поступка, вы тоже дадите злу бой и внесете свою лепту в бесконечной (ой, ли?) войне с ним.

Но эта история не должна заканчиваться разговорами об ужасах или в грустных больничных стенах белого цвета, среди кашляющих и бормочущих от наркоза послеоперационных больных.

Эта история закончится самым лучшим семейным ужином в истории Дирбю. Там будет много очень вкусного и неполезного. Там будет котик на правах члена семьи. Там будет атмосфера беззаботного счастья и веселья — ведь все закончилось хорошо.
 
Дирбю волшебно выглядит в осеннее время, не правда ли?

01.12.2018