Мекленбургские сказки. Гадалка

Дело было в Смутное время разгара 90-х.  Хотя началось намного раньше в благословенное имперское времечко, когда неуклонно росло и  всеобъемлюще охватывало. Ибо только в это, многократно охаянное и нереальное время тотального и пожизненного детского сада на одной шестой части суши, юная цыганская красавица, забив на закрытость и кастовость родной среды, получила образование и устроилась на работу в кардиологическую  реанимацию. Там она благополучно трубила аккурат до пенсии по выслуге лет. Но вот грянули 90-е, а с ними реалии взрослой жизни, принятой во всём мире. Государство не водило тебя за ручку от рождения до смерти. Социальные блага  перестали впихиваться через «не хочу», за них стало нужно бороться. Партия и правительство, парткомы и месткомы перестали защищать от мошенников, супружеской измены  и протекающих кранов, цены перестали выбивать на кружках и сковородках, за дешёвым и вкусным надо было учиться бегать, а курс валюты  и цены на жильё отвязались от нефтяных запасов. Мир расползался в руках и мозгах, как мокрая от слёз имперская сберкнижка. Наша Роза сочла жизнь в столице дорогой для её медицинской пенсии и переехала в городок попроще, вернувшись в лоно родного табора. Поскольку, получая пенсию по выслуге, в медицине она больше работать не могла, то ходила с табором по вокзалам, хотя держалась в стороне, делая вид, что встречает… Попрошайничеством её заниматься не принуждали, она была своего рода медицинской группой поддержки.  Ведь на промысел выходили и шишки, и низовые, и малые, и старые, и беременные, и в дождь, и в вёдро, и в жару, и в мороз.  Да и промысел бывал разный, порой и штопать приходилось не ножевое, так огнестрел.  И вот каждое утро, накрутив на голову пёстрый платок, облачившись в бархатную блузу и  длинную юбку, вдев в уши вычурные серьги, несчастная, привыкшая к простенькому, но элегантному платьицу или костюмчику делового кроя,  полная телом, смуглая лицом и печальная взглядом выходила  наша героиня  на свою новую работу, чтобы бродить в толпе и ждать, пока с кем-нибудь из новообретённой родни не случиться какое-нибудь ОХО, сиречь Общая Хреновость Организма. Но у мекленбургских богов своё чувство юмора. Однажды на междугороднем автовокзале из автобуса вышла столичная жительница, приехавшая навестить родню, и в зале ожидания столкнулась со старой знакомой.
- Розочка, Вы ли это? Я Вас сразу узнала, да, да. Ах, как мило. Это  Павлово-посадский платок? Какая прелесть. Вам так к лицу. Да, да, очень мило,  и куда симпатичнее, чем  медицинская шапочка. Ах, как давно мы не виделись! Почему Вы ушли из отделения? Мы Вас так часто вспоминали. Вы не представляете, какая у Вас лёгкая рука. После Вас всё не то! Какая жалость, что Вы больше не работаете. Знаете, у Вас ведь исключительный талант. Сколько я ни лечилась, после Вас мне больше никто не может помочь! Вот и сейчас…
У цыганки потеплело на душе и на глаза навернулись слёзы. А бывшая пациентка продолжала жаловаться.
- Если бы у Вас с собой была кардиограмма…- робко обронила Роза.
- Есть, всё есть! – вскричала дама из столицы, полезла в объёмистый ридикюль и достала бумаги.
Роза развернула сложенную простынь кардиограммы, окинула профессиональным взглядом.
- Ага… Ну, тут же всё ясно!
И она с головой погрузилась в родную стихию. Забыв обо всём на свете, Роза показывала даме на пики и зигзаги и толковала их причину, поясняла, что и как ей давали правильно, а что и когда давать было не нужно и почему именно. Давала рекомендации  что, как, когда и почему надо принимать. Дама из столицы внимала и лихорадочно записывала. Наконец, Роза закончила лекцию, проверила  записи пациентки, дала пару разъяснений по мутным моментам и собралась было вежливо откланяться, но пациентка неожиданно вынула из ридикюля солидную купюру и протянула Розе. Роза опешила. Деньги, конечно, были ей нужны. Но  после прилива  профессионального восторга,  некой эйфории от того, что её,  как специалиста, помнили, уважали, и её мнение  ценили, сама мысль о деньгах  вдруг показалась ей  дикой.  О времена  злобной и кровавой тирании, рождавшие восторженных романтиков! Даже среди цыган. Роза чуть не со слезами отталкивала руку дамы , протягивающую ей довольно увесистую денюшку. Но дама была из столицы. Она слишком хорошо знала и аппетиты столичных эскулапов, и их отношение к пациентам, вполне в духе нового времени и новых реалий. С точностью налогового инспектора оценила она и прикид бывшего медработника, и сделала вывод о её житие насущном.  Дама, вполне освоившаяся с поворотом мировых колёс, тем не менее, была воспитана тем же кровавым режимом и обладала  не только столичной хваткой, но и редким по новым временам рудиментом этого самого режима – совестью.  Со столичным же напором она убедила ошалевшую Розу принять благодарность. И когда спор был, наконец-то  окончен, вознаграждение принято, и обе подняли глаза, вдруг оказалось, что они стоят посреди толпы, и на сцену с одинаковым изумлением взирает как весь табор, так и пассажиры, и встречающие, и просто досужая публика. Воцарилась гробовая тишина. Роза смотрела на толпу, а толпа на неё. Наконец, сухонькая бабушка с сумкой на колёсиках, робко спросила:
- Девонька, а мне погадаешь? У меня вот тут болит, тут ломит и сердечко шалит…
- Да не гадаю я. Не умею. Вот если бы у Вас была с собой кардиограмма…
- Есть, доченька, всё есть,- засуетилась старушонка, полезла куда-то под ветхую курточку явно с мужского плеча и достала пухлую карточку и тряпицу, в которую был завёрнут кулёчек с деньгами.
Роза перелистнула страницы и нашла приклеенную кардиограмму.
- Гм… Ну, вот здесь Вам дали дигоксин, а тут калий. Понятно, почему  у Вас… - и Розу снова понесло.
Из-за плеча  надвинулись цыганки, тесня друг друга и бабку, заглянули в распечатку.
- Где это ты нашла?
- Да вот же всё видно!
- Тут только дата и фамилия…
Роза вздохнула, возведя очи горе, и продолжила консультировать взволнованную старушку. А за бабкой уже выстраивалась очередь к гадалке. Тщетно Розочка уверяла, что гадать она не умеет, что всё это обыкновенная работа, с которой справится любой врач в поликлинике. Общественность уверовала в неё, и пребывала в  той кондиции, когда проще дать, чем объяснить, почему этого не надо делать.  Больше Розочка не ходила по вокзалам. Она гадала на дому: что было, что будет,чем СЕРДЦЕ успокоится.