Письмо Нерону

КАК ТЫ МОГ?
(ПИСЬМО СЕНЕКИ НЕРОНУ)

Дорогой мой и любимый богами и всем миром, вынужден писать тебе, ибо доступ к тебе теперь для меня закрыт. До меня дошли твои обвинения. Они чудовищны. Если бы я тебя не знал, не поверил бы никогда. Мы с тобой боролись за справедливость. Ты бунтовал против несправедливости моментально, никак не сдерживая себя. Ты с детства был жертвой несправедливости окружающих тебя людей. Я же пытался привить тебе терпеливость с тем, чтобы ты отвечал на несправедливость по зрелом размышлении, то есть разумно, правосудно, доказательно, взвешенно, спокойно. Ты прекрасно знаешь по судьбам других людей и по судьбам богов, что неправедные обязательно становятся жертвами несправедливости и небесного воздаяния. Ты решил справедливость заменить артистическими выступлениями и чудными прихотями? Ты проявляешь свою волю  в среде, где нет сопротивления, где лесть и потакание. Для этого большого ума и сильной воли не требуется. Такие качества требуются в настоящей борьбе. А жизнь – это, прежде всего, преодоление себя и окружения, испытание трудностями, а не испытание наслаждений, владения и удовлетворения от самолюбования и пыток слабых людей.
Этот путь заведёт тебя в тупик. Твоё же свинское или собачье окружение тебя растерзает. Ты ведь мог стать воистину великим и свершить благие дела. Благодаря подвигам, трудам, обучению, законам и наукам Римский народ опередил всех и создал невиданные новые достижения. Наша гигиена избавила от повальных смертей и болезней, наш водопровод доставил чистую воду, а каналы очищают город от грязи, наши постройки и дороги стали образцом, наше право установило порядок. Мы согрели бездомных, дали им приют, кормим голодных и обеспечиваем больных и немощных. Даже рабам нашим живётся лучше, чем свободным у других народов. Мы пленным дали возможность стать римлянами. Наши науки и искусства покорили мир. И через две тысячи лет не все народы достигнут нашего уровня. И ты мог бы продолжить благое дело, чтобы Рим достиг ещё более высоких вершин. Подумай, пожалуйста, об этом. Подумай, как ты мог так плохо поступить с близкими и стать таким неблагодарным.
1. Как ты мог? Зная, что я предпочитал отдавать тебе самое лучшее, покупать самое лучшее, делать для тебя всё возможное и даже невозможное, ты вдруг обвинил меня в прямой краже твоих вещей и драгоценностей! Тогда как ты легко мог бы установить, что у тебя остались мои вещи и драгоценности, кои я и предназначал для тебя с самого начала. Думаю, что в душе ты чувствуешь совсем по-другому, понимая, что это просто клевета и наветы твоих клевретов. Мне сначала было обидно. Но, по последующему своему размышлению, я понял, что этим ты меня хотел задеть и вызвать на диалог.
2. Но такой ложный метод не приводит к серьёзному диалогу. Лучше открыто и ясно высказать свои желания и намерения, не укрывая их лицемерием. Ты должен понимать, что мне нечего скрывать и тем более бояться. Годы, проведённые с тобой, признаюсь, были самыми интересными в моей жизни. Ты, действительно, был талантливым, трудолюбивым, сверхчувствительным, чрезвычайно ярким. Нам было интересно. Мы с тобой преодолели так много трудностей, что их перечисление и описание заняло бы много страниц. Я не могу поверить, что наши отношения были неискренними. Ты, конечно, артист выдающийся, но даже гениальность не может так притвориться. Не верю!
3. Просто ты понял, что я тебя решил покинуть. И ты просто не можешь это пережить. Потому как относился ко мне как к своей собственности. Ты допускаешь свободу только свою, но не чужую.
Это участь всех учителей тиранов. Дионисий дважды продал Платона в рабство. Александр Македонский решил Аристотеля лишить жизни. И ты давно решил меня убить, если буду тебя раздражать.
4. Как ты мог? Как ты мог забыть всё хорошее, что для тебя делал? Я тебя лечил и не отходил от тебя, когда ты болел? Ведь я всё делал только для тебя. И искренно любил тебя без всякой корыстной мысли. Я защищал тебя от всех бед, от всех нападок и злобы твоих родственников. Я боролся за справедливое отношение ближайшего твоего окружения и общества к тебе. Совсем нелепыми являются твои надуманные обвинения меня в том, чего заведомо не могло быть, - в намеренном нагружении тебя большим объёмом ненужных знаний, чтобы свести тебя с ума. Ты прекрасно знаешь, что учил ты только то, что тебе нравилось, а на математике и других точных науках просто засыпал. От окружающих ты требовал признания твоих музыкальных и артистических талантов. И льстецы старались вовсю. Я же пытался расширить твой кругозор, чтобы ты мог разобраться в вопросах управления империей, в окружающих тебя людях и в себе самом. Кстати, иногда у тебя неплохо получалось решение таких проблем. Но иногда ты впадал в капризы и безумие, как будто в тебя вселялись злобные демоны. Ты их видел, слышал их голоса и не хотел верить, что это болезненные наваждения, а не реальные существа. Этот недуг следовало лечить спокойной разумностью и волевыми усилиями над собой. Но ты пошёл по пути дурманящих снадобий, что приводит к плохим последствиям. Я боролся с лжецелителями и делал всё для твоего оздоровления. Я нашёл лучших лекарей для улучшения твоего зрения и приведения в порядок дёсен и зубов. Я устраивал для тебя ежедневные оздоровительные прогулки, водные и другие телесные процедуры…И ты всё это забыл и вычеркнул ради прихоти лишить меня свободы и жизни. Я уже в таком возрасте и прожил такую яркую жизнь, что терять уже нечего. Я в состоянии спокойно принять от тебя смерть. Но вопрос мой остаётся: как ты мог? Как ты мог предать себя, своё дело, свои принципы? Ради чего? Минутного мелочного удовлетворения своим тщеславным властолюбием?
5. Как ты мог сделать меня своим жертвоприношением? Ведь ты не найдёшь покоя. С тобой судьба сыграет злую шутку. Она с тобой поступит куда более жестоко, чем ты поступаешь со мной. Но, видимо, этого ты заслужил своим самодурством.
6. "Ты живешь не так, как рассуждаешь",- скажешь ты. Злопыхатели всегда набрасываются на лучших из людей! В том же обвиняли и Платона, Эпикура, Зенона, ибо все они рассуждали не о том, как живут, а о том, как им следовало бы жить. Я вёл всегда речь о добродетели, а не о себе; и если ругаю пороки, то в первую очередь мои собственные: когда смогу, я стану жить, как надо.
7. Ядовитая злоба твоего окружения не отпугнет меня от лучших образцов; яд, которым вы брызжете на других, которым медленно убиваете самих себя, не помешает мне упорно восхвалять ту жизнь, какую я не веду, но какую я знаю, вести следует; не помешает преклоняться перед добродетелью, пускай нас разделяет безмерное расстояние, и стараться приблизиться к ней, пусть даже ползком.
8. Стану ли я дожидаться, пока найдётся человек, которого не посмеет оскорбить ваша злоба, не признающая священной неприкосновенности даже за Рутилием  и Катоном? Стоит ли стараться не прослыть у вас чересчур богатым, если даже циник Деметрий  для вас недостаточно беден? А ведь сей муж - образчик суровости - боролся против всех, даже естественных желаний и был беднее всех циников: они запрещали себе иметь, он запрещал и просить. И он-то для вас недостаточно нищий! А ведь нетрудно заметить, что не наука добродетели, а наука нищеты была главным делом его жизни.
9. Эпикурейский философ Диодор несколько дней назад собственной рукой положил конец своей жизни; но они не хотят признать, что он перерезал себе глотку по завету Эпикура. Одни предпочитают видеть в его поступке проявление безумия, другие необдуманность (и легкомыслие); в то время как это был человек блаженный и вполне доброй совести; он сам перед собой засвидетельствовал, что настала пора уходить из жизни, воздал хвалу покою, который он вкушал, проведя весь свой век на якоре в тихой гавани, и произнес слова, которые вам так неприятно слышать, как будто вас заставляют сделать то же самое: "Прожил довольно и путь, судьбою мне данный, свершил я».
10. Честные, смелые, мужественные речи тех, кто стремится к мудрости, не дадут вам повода для превратного толкования. Только запомните: стремящийся к мудрости - это еще не мудрец, достигший цели. Вот что скажет вам первый: "Речи мои превосходны, но сам я до сих пор вращаюсь среди бесчисленных зол. Не требуй, чтобы я сейчас соответствовал своим правилам: ведь я как раз занят тем, что делаю себя, формирую, и пытаюсь поднять до недосягаемого образца. Если я дойду до намеченной мною цели, тогда требуй, чтобы дела мои отвечали словам". Второй же, достигший вершины человеческого блага, обратится к тебе иначе и скажет так: "Прежде всего, с какой стати ты позволяешь себе судить о людях, которые лучше тебя? Сам-то я уже, по счастью, внушаю неприязнь всем дурным людям, а это доказывает мою правоту. Но чтобы ты понял, отчего я не завидую никому из смертных, выслушай, что я думаю по поводу разных вещей в жизни. Богатство - не благо; если бы оно им было, оно делало бы людей хорошими; но это не так; а поскольку то, что мы находим у дурных людей, не может называться хорошим, постольку я не соглашаюсь называть его этим именем. В остальном же я признаю, что оно полезно, доставляет много жизненных удобств и потому его следует иметь.
11. И вот что сказал бы тебе Сократ: "Хочешь, сделай меня победителем всех народов мира, пусть пышно украшенная колесница. Вакха везет меня во главе триумфа от самого солнечного восхода до Фив, пусть все цари приходят просить меня утвердить их на царстве, - в тот самый момент, когда со всех сторон меня будут величать богом, я яснее всего пойму, что я человек. Хочешь, - внезапно, без предупреждения, сбрось меня с этой ослепительной вершины; пусть головокружительная перемена судьбы взгромоздит меня на чужеземные носилки и я украшу собой торжественную процессию надменного и дикого завоевателя: волочась за чужой колесницей, я почувствую себя не более униженным, чем тогда, когда стоял на собственной. Какой же из этого вывод? А такой, что я все-таки предпочту победить, а не попасть в плен. Да, всё царство фортуны не удостоится от меня ничего, кроме презрения; но если мне предоставят выбор, я возьму лучшее. Всё, что выпадет мне на долю, обратится во благо, но я предпочитаю, чтобы выпадало более удобное, приятное и менее мучительное для того, кому придется это обращать во благо. Не подумай, конечно, будто какую-нибудь добродетель можно стяжать без труда; но дело в том, что одним добродетелям нужны шпоры, а другим - узда. Это как с телом: спускаясь под гору, нужно его удерживать, поднимаясь в гору - толкать вперед; так вот, и добродетели бывают направлены либо под гору, либо в гору. Всякий согласится, что терпение, мужество, стойкость и все прочие добродетели, противопоставляемые жестоким обстоятельствам и подчиняющие себе фортуну, карабкаются в гору, упираются, борются. И столь же очевидно, что щедрость, умеренность, кротость идут под гору. Здесь мы удерживаем свой дух, чтобы он не сорвался вперед, там - гоним его, понукаем, толкаем самым жестоким образом. Так вот, в бедности нам понадобятся более мужественные, воинственные добродетели; в богатстве - более утончённые, стремящиеся сдерживать шаг и удержать себя в равновесии. Перед лицом такого разделения я всегда предпочту те, в которых можно упражняться спокойно, тем, которые требуют крови и пота. «Таким образом, - заключит свою речь мудрец, - и жизнь моя не расходится с моими словами; это вы плохо их слышите; ваши уши улавливают только звучание слов, а что они означают, вы даже не интересуетесь спросить".
12. "Но какая же разница между мной, дураком, и тобой, мудрецом, если мы оба хотим иметь?" - Очень большая: у мудрого мужа богатство - раб, у глупого - властелин; мудрый не позволяет своему богатству ничего, вам оно позволяет всё; вы привыкаете и привязываетесь к своему богатству так, будто кто-то обещал вам вечное им обладание, а мудрец, утопая в богатстве, тут-то и размышляет более всего о бедности.  Ни один полководец не понадеется на перемирие до такой степени, чтобы оставить приготовления к уже объявленной войне, даже если она до времени не ведётся; а вас один красивый дом заставляет возомнить о себе и утратить представление о действительности, как будто он не может ни сгореть, ни обрушиться; куча денег делает вас глухими и слепыми, как будто они отведут от вас все опасности, как будто у фортуны не хватит сил мгновенно уничтожить их.
13. Богатство - игрушка вашей праздности. Вы не видите заключённых в нём опасностей, как варвары в осажденном городе не подозревают о назначении осадных орудий и лениво наблюдают за работой неприятеля, не в силах уразуметь, для чего возводятся в таком отдалении все эти сооружения. Так и вы: когда все благополучно, вы расслабляетесь, вместо того чтобы задуматься, сколько несчастных случайностей подстерегает вас со всех сторон, вот-вот уже готовых пойти на приступ и захватить драгоценную добычу.  Мудрец же, если у него вдруг отнимут богатство, ничего не потеряет из своего достояния; он будет жить, как жил, довольный настоящим, уверенный в будущем. "Самое твёрдое среди моих убеждений, - скажет вам Сократ или кто-нибудь другой, наделённый таким же правом и властью судить о делах человеческих, - это не изменять строя моей жизни в угоду вашим мнениям. Со всех сторон я слышу обычные ваши речи, но по мне это не брань, а писк несчастных новорождённых младенцев".
На этом завершаю своё письмо и предлагаю ещё раз подумать о своей жизни и своих истинных желаниях.
Твой бывший учитель Сенека.