Только не умирай, дедуня!

   
      Вообще-то, к старикам я всегда отношусь уважительно. Так учили меня родители. Но только не к этой старухе, её я тогда ненавидела. Впрочем, всё по прядку.
    
     Мой дедуня по отцу жил от нас далеко - в другой области. К нему мы часто наведывались, а он к нам. Потом сначала дедуня постарел, стал плохо переносить поездки, а потом и у родителей дела и заботы какие-то каждодневные не оставляли времени для поездок.
     Деда не было рядом. А как известно: с глаз долой - из сердца вон.
    
     Но как-то мы получили телеграмму от соседей дедуни, что он лежит в больнице с инфарктом. Меня, на правах старшей дочери и внучки, отослали к деду, чтобы ухаживала за ним, а потом и осталась жить у него - так давно хотел и сам дед. Насчёт работы я не беспокоилась: если даже куда устроюсь не по профессии, то ничего страшного, главное - любимый дед будет под моим присмотром. Это тогда мне так казалось.

     Однажды прихожу с работы и ещё от дверей услышала довольный женский смех и пьяный голос деда. Направляюсь в кухню, уже заранее догадываясь, что сейчас там увижу. И точно, застолье! Селёдочка с луком, сало, картошка в мундире, а над всем этим возвышается бутылка "Столичной".
     С сидящей напротив хозяина пожилой женщиной, одетой в яркое шёлковое платье, наверное, красивой в прошлом, я совсем незнакома, но дед рассказывал, что сходился с какой-то старушкой, а потом выгнал её, потому что она стала воровать у него деньги. В том, что сейчас передо мной именно она, я и не сомневалась.

     Вела себя старушка так, будто у себя дома: не стесняясь, жалась к деду и похлопывала его по плечу, не забывая подливать в дедову стопку водку.
     Я сразу заметила, что моё появление ей очень не понравилось.

-   Зачем вы его спаиваете, у него же сердце больное? - накинулась я на гостью. Я не забыла наставления родителей. Они чётко и ясно дали понять, мол, никаких бабок и пьяных посиделок.

     Дед не был заядлым выпивохой, но уж если собрался принять на грудь, то принимал крепко, по-русски, не задумываясь о завтрашнем дне, когда дело может дойти и до вызова неотложки. Дед смело бил фашистов на войне, потому умирать не боялся и всегда с иронией относился к тому, как я пекусь о его самочувствии.

     -   Наська!  - деду тоже не пришлось по нраву моё замечание.  -  А здороваться тебя не учили?

     -   Учили! Но смотря с кем! - выкрикнула я и скрылась в своей комнате.

     "Ну и пожалуйста!  - думала я. - Пей сколько хочешь, потом сам пожалеешь". 
Было обидно до слёз.

Где-то через час дед постучался и, покачиваясь, зашёл в мою спальню.

     -   Чего характер показываешь, внученя? Ты ужинать собираешься?  - он присел ко мне на кровать,  - Я картошки сварил, селёдки купил. Пошли.
    
     -   Может, ещё и водки мне предложишь?  -  резко спросила я у него.

     -   Нет, не предложу. А кто тебе давал право так разговаривать со мной? - дед стёр с лица улыбку и, щурясь, смотрел на меня.

     -   Что ей тут надо? Ты же её выгнал!  - ответила я на вопрос вопросом.

     -   Правильно, всё так и было. А теперь... я её вновь принимаю. Хозяин, как говорится, барин. А кому не нравится, тот может покинуть помещение. Я ясно выражаюсь?

Я молчала. На глаза набегали слёзы, но приходилось терпеть. Дед очень не любил, когда нюни разводят.

-   Ты пойми, Настёна, жизнь одна и такая, зараза, короткая. Как одному, а? Не, ты не в счёт. А, ничего ты ещё не понимаешь, - он махнул рукой и сноровисто поднялся с дивана.  -  Жду тебя на кухне через пять минут. И попробуй не явись!  -  бросил он уже у двери.

     С Ниной Андреевной мы так и не подружились. Я её терпеть не могла, а она постоянно наводила скандалы, причём деду потом всё преподносила в нужной для неё форме. Что я разбиваю их отношения, делаю ей всё назло, а жизнь её - невыносимой. Понятное дело, я ей тут мешала, и эта женщина из шкуры вон лезла, чтобы поссорить меня с дедом. Будь он трезвый, вряд ли бы у неё что получилось, потому она и приходила каждый раз с бутылкой. Я противилась, спорила с дедом, но это только отдаляло нас друг от друга.

     Однажды, он мне высказал следующее:

     -   Нась! Ты бы ехала обратно домой. Ну зачем мне эта нервотрёпка? А вы ведь никогда не найдёте общий язык.

     -   Дед,  -  шмыгала я носом,  -  тебе что, она дороже меня?
    
     -   Прекрати! И не смешивай грешное с праведным. Квартиру я на тебя написал, ещё давно. Она этого не знает, а следовательно, ничего не получит. Так что тебе ещё надо? Дай мне пожить по-человечески эти последние годы, я же, по существу, и жизни не видел: то голод, то война, то разруха. Нет, я не жалуюсь,  но ты всё же не лезь в мои личные дела, понятно? Никому не позволял и ты не исключение.

    -   Что, добились своего?  - не удержалась я, чтобы не высказать Нине Андреевне, когда мы с ней остались наедине в зале.

     -   Это ещё что...  - она воровато оглянулась на двери.  -  Скоро я тут стану полноправной хозяйкой, Пантелеич обещал со мной расписаться. Так что собирай вещички и скатертью тебе дорожка.

Я уже вознамерилась ответить на такую наглость, но на пороге показался дед, бледный, как стена.

     -   Вон отсюда!  - приказал он Нине Андреевне, а обернувшись ко мне, попросил:

     -   Нась, там таблетки мои где-то.
И тут же схватился за сердце.

     Я опрометью бросилась к шкафу, где хранилась аптечка, а когда возвратилась, то дед уже потерял сознание. Он лежал на диване, свесив ноги на пол, а большие, огрубевшие от времени и тяжёлой работы руки скрестил на груди.

     -   Дедуня, не умирай! - кричала я, забыв, что держу в руках телефонную трубку и уже набрала номер "скорой".

     -   Алло, что там у вас?  - спросил обеспокоенный женский голос.

     -   Мой дедуня умирает, приезжайте скорей!  - и продиктовала адрес. А Нина Андреевна стояла у двери в зал и беспокойно охала:

     -   Да что же это такое, Господи?! Так и не распишемся.

     -   Это вы во всём виноваты!  - будто очнулась я.  -  Так и норовили постоянно купить эти проклятые бутылки.

     -   Я никому насильно не заливала,  - тут же зло парировала она.  -  А он и не возражал никогда!

     Нину Андреевну я выгнала, а прибывшие медики быстро положили деда на носилки и увезли. Меня с собой не взяли. Но минут через пятнадцать позвонили и сказали, что деда даже до больницы не довезли, он скончался...

     Утром должны были приехать родители, я не спала, ревела на всю квартиру. Пока было светло, меня успокаивала соседка тётя Дуся, но потом и она ушла.

     -   Настенька, мне нужно к дочери. Танечка на смену уходит, зять в командировке, а кому-то же надо за внуками присмотреть,  -  виновато оправдывалась она.  -  Не плачь, миленькая, уже ничего в судьбе не изменить. Зато квартира твоя, всё-таки трёхкомнатная.

     -   Да зачем мне эта квартира, тёть Дусь? Мне деда не хватает. Вы же знаете, что он для меня значил.

Тётя Дуся в ответ лишь тяжело вздохнула.

     В свете фонарей я заметила Нину Андреевну. Она сидела на лавочке у подъезда.

     "Ну вот ещё!"  - подумала я и вышла к ней на улицу.

     -   Что вы здесь делаете? - спрашиваю, готовая вновь с ней сцепиться.

     -   А куда мне идти, Настя? Некуда. Меня дочь выгнала из дома, а зять недавно так избил, что еле поднялась. Да хитрый, сволочь, бьёт так, чтобы синяков не было.

Она так на меня глянула, что мороз по коже. Столько боли и страдания читалось в этих глазах.

     -   Пойдёмте!  - тихо скомандовала я.  - Ну не здесь же вам ночевать.

Она прожила со мной две недели, а потом ей кто-то подсказал, что в пригороде можно получить комнату в бараке, там дают приют пенсионерам, и Нина Андреевна от меня съехала. Мы иногда встречались на рынке, и я точно знаю, что она была рада меня видеть. Разговаривали мы с ней на различные темы, но в основном о дедушке.

     -   Мне так обидно, Нина Андреевна,  - сокрушалась я.  - Дед такую войну прошёл, а потом в мирное время умереть оттого, что иногда позволял себе сто граммов? Разве это правильно?

     -   Насть, ну при чём тут сто граммов? Когда мы с ним начинали жить, он даже глотка пива не позволял себе, а за сердце всё равно хватался. К этому всё и шло. Если проблемы с сердцем, то это уже приговор. Жизнь - она такая. Понимаешь, твоему деду страшно было чувствовать себя ущемлённым, не таким, как все мужики. Он и так немало нас порадовал, пока жив был. Прими всё, как должное, Настя, и лучше просто молись о его душе.

     Но как принять? Столько лет прошло, а у меня до сих пор в ушах звучит родной голос. Я помню и его хитроватую улыбку, и голубые глаза, в которых даже в преклонном возрасте частенько играли бесенята.

     Дед, я помню тебя и до сих пор люблю! Ты навсегда останешься в моём сердце.