Совпадение частот

Совпадение частот

Сюжет подсказан поэтессой Ингой Бахаревой
   
Моя дача располагалась в дачном массиве близ поселка под названием Учхоз: Учебное хозяйство. Это военный городок. Чему-то там переучивали военных: офицеров и прапорщиков. К тому времени, когда я покупал там дачу, этот массив больше, чем наполовину, населяли гражданские, а не военные.
Мне повезло с соседями. Слева была дружная семья во главе с Евгенией Ивановной. Она находилась на даче с ранней весны до поздней осени. В летние каникулы там было много детей и внуков хозяйки. Я не всех знал даже по именам, но хорошо знал Диму. Как-то раз, когда ему было лет восемь-девять, он решил бабушке дров наколоть, но соскочил топор, и мальчик поранил себе ногу. Бабушка обратилась ко мне за помощью. Я отвез Диму на машине в горбольницу, где ему обработали рану. Еще пару раз я возил его на перевязки. Весной с отцом его, Александром, мы ездили на рыбалку.
В тот день мне позвонил Александр и сказал, что передает трубку Евгении Ивановне. Соседка пригласила меня в субботу на свой юбилей. Я, конечно, сказал, что приду. У меня на даче росли многолетние цветы, посаженные еще моей женой, но я за ними не ухаживал, поэтому цветы и подарок купил в городе и прибыл по приглашению.
Торжество отмечалось в саду. Собралась многочисленная родня. Мне выпало место рядом с юным Дмитрием. В разгаре праздника входит молодая пара.
- Кто это? – спросил я у Димы.
- Да Надька, сестра моя?
- А кто рядом с ней? Военный, а не пойму, форма какая-то не наша, не российская.
- Да грек он, с Кипра. Сюда приехал переучиваться. Любовь у них. Смотрите, за ручку держатся, влюбленные какие! В грека, понимаете, влюбилась! – юноша был явно недоволен выбором сестры.
Влюбленных сразу видно. Как говорил один мой приятель, влюбленные – это те, у кого собственная частота совпадает с частотой любимого, а потому они находятся как бы в резонансе, и жизнь их протекает в любви, в заботе друг о друге.
Молодую пару усадили за стол. Они оказались напротив меня. Я посмотрел, как они прижимались плечиком друг к другу, как ухаживали друг за другом, – да, без сомнения, это влюбленные.
Юбилей прошел торжественно и весело, а через пару дней я уехал в Турцию. Как обычно, попросил Евгению Ивановну приглядеть за моим разваливающимся хозяйством, которое не сравнить с участком соседки. Там помощники с ранней весны приезжают, обрабатывают, ремонтируют, вскапывают, пропалывают, удобряют, подрезают, подбеливают. Всегда чистота и порядок. В срок – и овощи, и ягоды, и фрукты.
Через пару недель я вернулся из Турции, приехал на дачу и навестил соседку. Поблагодарил за хлопоты, вручил подарки и собрался уходить.
- Петрович, - остановила меня соседка, - попей со мной чайку, а то вон, видишь, никого нет. Скучно одной.
- А где же ваши все?
-  Так сентябрь же. Малые – в школу… – тут она немножко запнулась. – А Надюшка-то на Кипр уехала. Вышла замуж. Отправились туда по путевке и родители, Люся с Сашей.
Евгения Ивановна поставила чайник. На столе появилось варенье собственного изготовления. У соседки смородина всякая на участке – и черная, и красная, и белая. А также клубника, и земляника, и такая ягода, как жимолость. Все вовремя убрано и переработано: что – в варенье, что – в сок, что – засушено. Заварив чай, спросила, как в Турции? Я сказал, что все нормально, море теплое, солнце. Отдыхать – не работать. И поинтересовался насчет заморского жениха. В ответ соседка разговорилась:
- Вы были на юбилее и видели жениха Наденьки, внученьки любимой. Влюбилась она. Ну, что ж, счастья ей! Раз полюбила, куда тут денешься? Только вот очень жалко, что так далеко уехала. Но любовь, что поделаешь. Сейчас где только русских нет! А раньше? Помните нашу молодость? За «железным занавесом». А какие в детстве строгости были! Я помню, у нас в институте учились иностранцы из соцлагеря. Встречаться с иностранцами – это было табу, и все же у некоторых возникала любовь, невзирая на органы, следившие, чтобы такой любви не случалось.
Знаете, со мной произошел интересный случай, – задумчиво произнесла соседка. – Мне было пятнадцать или шестнадцать уже. И была у меня подружка, с ней мы еще в садике дружили. Ее отец пришел с войны здоровым, а мой израненный весь вернулся и недолго протянул. Я с мамой жила, а у подружки – и отец, и мать. Уж не помню, где они работали, но какие-то ответственные работники, то ли в райкоме, то ли в исполкоме, то ли в управлении завода.
Однажды мы гуляли с подружкой. Лето, каникулы. Мы собрались в кино, а перед этим прохаживались по набережной и любовались первыми ракетами на подводных крыльях, вызывавшими всеобщий интерес. Это же прямо как в самом деле ракета! Казалось, летит над водой. Мы зачарованно смотрели на это, и вдруг около нас оказались два молодых человека в форме. А форма – не наша. Подружка моя разбиралась и в форме, и в званиях. Она шепнула мне, что это офицеры. Я уж не припомню, какие. У них были еще и какие-то не то ордена, не то значки.
Они сносно говорили по-русски. Сказали, что хотят немножко изучить город, поскольку они приехали учиться в академии военной. Подружка моя была более активная и поддержала разговор, пока у нас оставалось время до кино. Она принялась рассказывать, как устанавливали Александрийский столп и даже как он выдерживает нагрузку. Вообще нас в школе тогда хорошо учили. Мы неплохо знали историю Ленинграда, особенно защиту Ленинграда и революционный Ленинград.
Так мы погуляли с иностранцами до кино. Мы не смогли определить, насколько они старше нас. И те вряд ли догадывались, что мы еще несовершеннолетние. Договорились на следующий день погулять в ЦПКО.
После кино зашли к подружке домой, и она рассказала матери, что мы познакомились с молодыми людьми. Женщина вначале улыбнулась, а подружка и говорит, что молодые люди эти – офицеры, но форма на них не наша, не советская, а иностранная. Мама ее изменилась в лице:
– Как иностранная?!
– Да не знаю, они сами небольшого роста, то ли вьетнамцы, то ли китайцы, но черты лица у них ближе к европейцам, и говорят они довольно сносно по-русски.
– Да как вы посмели вот так вот на улице познакомиться с иностранцами! Да вы знаете, чем это грозит?!
–  А что нам грозит? Они нормальные, ну, может, постарше нас. Интересовались историей города Ленинграда.
– Да вы знаете, что иностранцы, которых сюда засылают, они же все – как шпионы! Вот ты представляешь, что они тебя зафотографируют, потом фотографии подделают и будут папу шантажировать, требовать у него секреты заводские – и все! Вы представляете, что вы натворили?! Вы что им обещали?
– Ну, что? Завтра решили пойти погулять в ЦПКО.
Мама была в ужасе.
– Как вы необдуманно поступили! Вы же знаете, что против нашего Советского Союза!..
В общем, она с придыханием нам такие страсти наговорила, что в конце концов могут арестовать не только нас, но и наших родителей. И всех – в каталажку! Мы вначале испугались, а потом как-то так решили: да ладно, это мама просто пугает.
Договорились мы с подружкой встретиться в десять. У нас имелись опасения, а вдруг это и в самом деле какие-нибудь засланные шпионы, но подружка моя была рисковая и говорит мне:
– А! Была не была!
Когда мы пришли на место встречи, нас уже ждали. У одного был фотоаппарат. Это заставило нас сразу вспомнить мамины опасения. И мы, как разведчицы, условились, что надо будет как-то уничтожить пленку. Пошли гулять по парку. Парни фотографировали, потом предложили покататься на лодочках. А на лодочной станции оказались ребята из нашей школы годом постраше. Мы сказали знакомому мальчику:
– Мы вот с этими гуляли, а они нас фотографировали, помоги нам у них пленку забрать.
Он обещал помочь посредством игры в абордаж.
Мы катались наперегонки. Наши русские товарищи принялись брать нас на абордаж, а эти стали отбиваться. В общем, в таких вот гонках, в пересадках с лодки на лодку наш знакомый по имени Виктор улучил момент и схватил фотоаппарат, мы его заслонили, а он достал из фотоаппарата пленку и бросил в воду. Мы облегченно вздохнули. И потом просто сбежали от этих ребят.
Целый месяц или даже больше мы никуда не ходили. Только в школу – и домой. Боялись, что нас вызовут куда-нибудь на беседу, потому что мама подруги так настращала нас, такие страсти наговорила! А вдруг и вправду родителей посадят в тюрьму из-за нас и обвинят в шпионаже, в предательстве? Потом, когда мы стали выбираться в город, мы обходили стороной военных, издалека завидя кого-то в форме. В общем, с теми ребятами мы больше не встречались. Не знаю, окончили ли они академию и стали ли генералами.
Вот такое у меня было знакомство с иностранцами. Это сейчас делай что хочешь и езжай куда хочешь, а в те времена – «железный занавес»! Информации никакой. Но что-то разболталась я от скуки. Не привыкла одна. Небось, вам хочется к себе. Спасибо за подарки!
Я попрощался с соседкой и отправился восвояси. Вспомнилось, что и у нас в студенческом общежитии были иностранцы из соцлагеря. Потом часто бывал за границей и встречал там людей, хорошо говорящих по-русски. Однажды в Китае мы с приятелем что-то хотели купить в магазине, и вдруг рядом какой-то китаец говорит:
– Что, помочь вам, ребята?
Мы спросили, откуда он русский так хорошо знает, а он отвечает:
– Я Можайку вашу заканчивал. Вижу, что вы ленинградцы.
Вот так можно было везде услышать русскую речь, невзирая на «железный занавес», когда свобода передвижения по миру была сильно ограничена, а людей, решивших остаться за границей, называли невозвращенцами, к числу которых относились в основном артисты и спортсмены.
И вот упал этот «занавес», многие уехали в поисках свободы. Я не знаю, к лучшему это, к худшему ли? Мне кажется, что свободное общение – это к лучшему. Вот только тоскует Евгения Ивановна по своей внученьке любимой, потому что та далеко, а здоровье уже не позволяет бабушке летать. Но там любовь. Самая настоящая любовь. Где любовь, там и жизнь. Продолжение жизни.