Грамматический род в искусственных языках

Грамматический род в искусственных языках.
***
Если послушать то, что говорят эсперантисты, то они заявляют, что естественные языки засорены мусором. При этом, естественно, язык эсперанто является воплощением минимализма. Но, когда я им говорил о том, что их язык – один из самых лёгких, они почему-то не хотели это признавать, считая язык Токи-Пона значительно более лёгким. Но при этом, я бы заметил, что на языке токи-пона одно слово может иметь 100 значений. Чтобы научиться на нём говорить, потребуется много времени, трудов и терпения. Чаще же всего находится крайне мало добровольцев, чтобы подписаться на это занятие.
***
В то же время эсперанто, как я уже говорил, воплощает идею минимализма, в нём нет ничего лишнего, за исключением пары мелочей. К примеру, есть звуки, которые трудно произносить. При этом сами эсперантисты удивляются, как это так мне трудно произнести украинский «г», он же – чешский? Я бы сказал, что произнести-то можно, но делать это всё время через силу как-то не хочется. Эсперантисты удивляются этому, и считают, что звук «г-х» не проблема. На вопрос, для чего он там вообще, отвечают, что слова в эсперанто взяты из разных языков, и этот звук встречается в словах тех языков. Но в то же время мы, русские прекрасно обходимся без копирования звуков других языков. К примеру, мы говорим: «Геринг», тогда как в оригинале это слово звучит примерно как «Херинг». Но эсперантисты от своих позиций отступать не хотят.
***
Говоря о «мусоре», эсперантисты далее не распространяются по этому вопросу. Не ясно, чем плох мусор, создаёт ли он дискомфорт для говорящего, мешает ли он жить, или формулировать мысли, что вообще плохого в мусоре. Поскольку они ничего этого не говорят, я соглашусь только с тем, что изучать лёгкий язык быстрее и приятней, и поэтому при создании международного языка нужно следовать идеям минималистичной грамматики, насколько это возможно. Что же касается русского языка, засорённость у которого неимоверна, то я бы не сказал, что это создаёт нам какие-то неудобства. Проблемы будут у того, кто вознамерится учить этот язык, ему придётся склонять по падежам прилагательные, и заучивать массу исключений. В языке эсперанто минимализм достигает своего максимума, он доведён до предела, что я не считаю обязательным, но в то же время там 2 падежа. Эсперантисты говорят, как это удобно, но, я бы заметил, что винительный падеж проще выразить через порядок слов, а говорить, что порядок слов создаёт дополнительные трудности – значит отрицать все языки вообще. Порядок слов есть в любом языке, но свобода везде разная. Если мы даём больше свободы в расположении слов, то одновременно увеличиваем число падежей и делаем язык сложнее. В одном месте – улучшили, а в другом – ухудшили. Если уж убирать падежи, то убирать их все, оставлять два падежа, это всё равно как выметать мусор, но случайно не промести один угол.
***
Что касается грамматического рода, то язык эсперанто следует принципу наибольшей экономии: все слова им.п. имеют окончание –о, если это существительное. Если необходимо выразить феминность, к примеру, в слове «корова», то используется суффикс –ин-, а на конце – всё то же –о. Корова будет «бовино», а бык – «бово». На мой взгляд, это крайне неудобно, так как женский род всегда оканчивается на –о, как и мужской род. Но сами эсперантисты говорят, что очень удобно, а, если кто-то испытывает дискофорт, то это пройдёт. Но, если мы будем считать, что дискомфорт нужен как поприще для борьбы, то в таком случае почему бы не завести межзубные звуки и полугласные? Мы же, так сказать, трудностей не боимся? Не язык должен идти навстречу человеку, а человек должен ломать себя через колено, прогибаясь под хоть не трудный, но неудобный язык.
***
При этом звуки «ч», «ж», «ш», передаются при помощи букв «c», «z», «s», над которыми стоит циркумфлекс. А почему не хачек? Стремление к оригинальности? Но, должен заметить, что это такая мелочь, о которой и не стоило бы говорить. Многие критикуют эсперанто за его циркумфлексы, не понимая, что даже сами эсперантисты уже давно предложили использовать диграфы ch, zh, sh. Если тебе не нравятся буквы с циркумфлексами, можешь их не использовать. Если бы даже их использовать, то критиковать нужно письменность языка, а не сам язык. Мне, к примеру, не нравятся огоньки в польской письменности, но я бы не стал с этих позиций критиковать сам польский язык. Когда же критикуют эсперанто за его циркумфлексы, то создаётся впечатление, что эти «домики» являются недостатком этого языка.
***
Что же касается рода, то эсперантисты удивляются, почему в русском языке «снег» - это «он», а «ветка» - «она». Эсперантистов бесит то, что неодушевлённые предметы наделяются родом, как одушевлённые. Но, с практической стороны, это одушевление мёртвого никаких трудностей для изучения языка не создаёт. Что же тогда в этом плохого? Если язык, имеющий неодушевлённые предметы, выглядящие как одушевлённые, не доставляет никаких неприятностей, то что в этих вещах плохого? Отчего возникает негодование и возмущение? Слыша слово «рука», мы понимаем, что рука – это не живое существо, у которого есть пол. Путаницы не происходит. Может, кого-то беспокоит то, что наделять мёртвое атрибутами живого – это не логично? Ну, в языках многое что не логично, но никто не парится. А зачем нужна логичность, именно такая, чтобы всё было подчинено строгим законам? Что будет лучше, если вместо «газета» мы будем говорить «газето»? Речь, да, станет логичнее, но что нам от этой логичности? Нам доллары дадут? – Если эту публикацию будет читать эсперантист, пусть хотя бы задумается.
***
В русском языке сформировались слова, выражающие что-либо неодушевлённое, с окончаниями –а, -е, -о, -и, -о, и так далее, и в том числе и на согласную. Если «солнце» имеет окончание –е, то мы применяем к нему местоимение «оно» и, соответственно, причисляем это слово к среднему роду. У нас нет местоимений, которые бы применялись специально к неодушевлённым вещам. И, если мы говорим, что «лягушка пришла», как живое существо, то, говоря, что «весна пришла», мы используем тот же приём согласования по окончаниям, но только по отношению к неодушевлённым предметам. Мы, как разумные люди, понимаем, что это чистая условность, когда всё живое и неживое делится на три рода, что в природе такого нет, но в нашем языке есть. И не вполне ясно, почему мы должны воспринимать это как значительный недодел нашего языка. То, что язык у нас громоздкий – это факт, то, что он неполноценный – совсем не факт. Зато я сказал бы с полной уверенностью, что, если в эсперанто все существительные имеют окончание –о, то язык от этого теряет выразительность. Это, как-раз, огромный недостаток языка эсперанто! Это то, что делает язык блеклым, монотонным, вялым. Многообразие окончаний – это богатство языка, однообразие – бедность. Когда-то в 80-е годы я слышал высказывания о том, что искусственные языки проигрывают естественным в выразительности, но там добавлялась ещё какая-то фраза, какая, уже не помню. Но, вроде как широкое применение этих языков делает их более выразительными, или что-то в этом роде. Что это значит, я в те времена не спрашивал, так как спросить было не у кого. В те времена у меня был интерес к искусственным языкам, но не было доступа до них. Что же касается языка волапюк, то меня удивило то, что этот язык имел 4 падежа, и при этом получил какое-то распространение, ещё до эсперанто. Неужели люди того времени не понимали, что падежей не должно быть? В наличии было ещё 150 языков, выбирай на вкус, а все выбрали 4-х падежный. И не менее странно выглядит то, что среди такой массы языков, где есть что выбрать, ещё больше людей выбрали эсперанто. Всё это крайне удивительно, и требует изучения. Мне кажется, люди неразумны, и склонны принимать неверные решения, и принимать целыми толпами. И говорить много разных глупостей, повторяя за другими. И поэтому проблема международного языка остаётся нерешённой. Когда он мыслит так, а другой иначе, общего ничего не может быть. В 19-м веке две идеи имели ход, волапюк и эсперанто, и оба раза этот процесс противоречил здравому смыслу. В 20-м веке появились артланги, и до всемирного языка уже никому нет дела, кроме нескольки сотен человек, создающих варианты международного языка, которые никто не замечает, и не интересуется проектами. Так, в основном, прошло сто лет, и, возможно, интерес к теме международного языка ещё поднимется. Не хотелось бы думать, что всё будет как есть, и политики будут проходить молча мимо этой проблемы – проблемы объединения всего мира одним общим языком.


05.12.18