Сердце озера

А вы разве не знаете этой истории? Да что там, «расскажи, расскажи». Местные-то все знают… Да не помню я хорошенько.
Мальчонком ещё слышал от бабушки. А она — от своей матери, которой было тогда, когда случай-то произошёл, всего восемь лет. В общем, так получается, что в старину дело было. Солдаты ещё носили такие шапки высокие, как трубы, и штаны этакие, в обтяжку, всё равно как чулки бабьи. Знаешь, да?.. Но воевали крепко! Без рук, без ног с войны возвращались. И всё герои были, полна грудь Егорьевских крестов.

Ну вот, значит. Тут, где мы сейчас сидит, прежде пионер-лагерь был, а ещё раньше, до него, была деревня… А ты чего сюда приехал, на свой лагерь посмотреть? Пионер, значит? Тянет, говоришь? Ну да, бывает. Что? Да нет, я ту деревню не помню, она ещё до колхозов была, а дед мой жену из неё брал. Сенокос на энтих местах очень богатый. Ты в Заозерье на сенокос ездил когда? Ну вот, а здесь травы куда как лучше росли. Потому – место особое!

Да. Наипервейший сенокос на всём нашем Вачъярви. Это по-русски будет Вачозеро, что значит "Сердце-озеро". Э, да что я, ты же понимаешь по-нашему! Ну, тогда подбрось поленьев в костёр, да слушай.

Жил здесь мужик, Василий Хирви. Сын у него был, Прокко звали. Парень здоровый, высокий, ещё не женатый. Староста его в гренадёры-то и наладил. У нас, на Вачозере, народ раньше был крепкий. Многие в гренадёрах служили. Вот и Прокко туда загремел, в армию, значит. По порядку должон был идти Тимой, сын Петров. Того Петра, что мельницу-то держал, да он, говорят, откупился от старосты. Ну, делать нечего, собрал Василий сына свово на воинскую службу. В долги залез, но проводы устроил – всё чин-чином!

А жизнь была в тот год тяжёлая, - неурожай третье лето. И даже, чудно сказать, ягод-грибов в лесу почти что нет. Рыбкой только и перебивались, рыбку в город продавать возили…

Ну, вот. Выпили, значит, на проводах малость, как водится… Ну, пошёл Прокко воздухом подышать, на берег родной в последний раз посмотреть. И только он к мосткам своим подошёл… А ночь об ту пору была светлая, июньская, на Троицу дело было… Только подошёл и видит – что такое? Как будто плещется кто в озере, купается. Да не один, а с десяток. Да не мужики, а бабы голые. Хе-е! И не бабы даже, а девицы молоденькие, тонкорукие, белогрудые. Красивые – смерть! Только прозрачные, будто бестелесные, наскрозь просвечивают. Видит, будто плавают они по кругу, играют-резвятся как плотички. То ли по воде, то ли над водой. То ли пляшут, то ли гоняются друг за дружкой. И поют, да как поют! То-оненько, будто рой комариный над болотом звенит.

Ну, Прокко, понятное дело, смутился, спужался. Парень холостой. Хотел за баню спрятаться, да куда! Они уж его заметили. Обступили-облепили, в круг взяли, завертелись перед глазами. Так и мелькают! То нога, то грудь голая, то лицо белое, – в глазах рябит. И холодно ему стало и зябко, будто они его водой студёной окатили или в озеро с головой  окунули. Но – нет. На земле он стоит, и они, девки те, на песчаном бережку, у мостков. И тут в глазах у него зарябило, в голове помутилось, и видит Прокко новое диво. Выходит к нему из круга… Хе-е, паря. Да ты, никак, усмехаешься? Кто пьян, я? Прокко? Да, нет же. Выпил он тогда в меру. Да и мужик был здоровый. Что такому стакан-другой беленькой? Тьфу, да и только…

Ну вот. Отделяется от плясового хоровода и выходит на середину круга, туда, где Прокко стоит, одна девица-красавица. Уж на что они все были хорошенькие, как лесные ягодки, а уж эта! Бабушка рассказывала – слов не находила, одно лишь повторяла. Нет, де, на свете такой красоты, ни на землях, ни на водах, ни на восьмых-девятых небесах. Выходит, эта раскрасавица к парню и говорит:

- Что ты, Прокко, испугался меня да моих подружек? Не пугайся, мы тебя не съедим, не утопим. Думаешь – кто я? Ведь я хозяйка Вачозера, Сюоятар!

- Как же ты Сюоятар? – отвечает удивлённый парень, - все знают, что Сюоятар – злая, да старая.

- Это так глупые бабки на завалинке врут, да деды столетние на печи брешут! Сам видишь, какая я старуха. А что злая, так об этом сам рассуди, коль не дурак. Вижу я – печалишься ты, на службу царёву идти не хочешь. Голову свою молодую на чужбине сложить не желаешь. И сложил бы ты головушку, сгинул бы, как мой батюшка тебе на роду написал. Да не хочу я этого. Жаль мне тебя, – хорошая у тебя душа, нежная. Нравишься ты мне… Помогу тебе, если меня из беды выручишь.

- Как же тебе помочь, красавица? – Прокко отвечает, - Говори что хочешь. Всё, что смогу – для тебя сделаю.

- Вижу, не ошиблась я, можно на тебя понадеяться. Ну, так слушай. Озеро наше – не простое. Сердце здесь живое бьётся. Всей карельской, всей русской земли, всего Белого света сердце! Рождение в нём, жизнь в нём, сила в нём всего живого на свете. Всего, что по земле ходит, всего, что под небом растёт. Это бабушки моей Природы сердце. Здесь оно дышит, тут оно живёт, у меня под приглядом, под моим внучкиным надзором. Только батюшка мой злой из далёкой дали к сердцу руку протянул, из тьмы веков пальцами загребущими достал. Камень могильный, холодный на сердце положил, власть свою над ним утвердил. С тех пор всё живое к смерти идёт, без крови чахнет, хиреет. И скоро не останется в наших лесах ни ягодки, ни цветочка, ни грибочка, ни лепесточка.

Невидим тот камень смертный, никто его не найдёт. И тяжёл, никто его не поднимет. Одна я его вижу. Один ты его поднять сможешь.

- Что ж, хозяйка, укажи мне тот бел-камень, подниму его. Сила-то, вроде, есть в плечах.

- А не испугаешься ли ты, Прокко, тени батюшкиной? Не соблазнишься ли его посулами? – Спросила Сюоятар и так и впилась в парня огромными своими глазами.

И увидел Прокко в этих глазах синь озёр и белую пену моря, свет луны и мерцание далёких звёзд. И так ему весело от этого стало, так нипочём показалась любая беда, любая напасть, что засмеялся он. Засмеялся и повёл могучими плечами, в которых, казалось, сейчас столько силы стало, что не то, что камень, всю Землю бы перевернул.

- Не сомневайся, красавица, не забоюсь!

- Гляди же, Прокко, сын Васильев! Обернись назад, посмотри на Полярную звезду. От неё я нить-верёвку сплела прямо к тому камню. Видишь?

Видит Прокко серебряную ниточку, тянущуюся от Звезды-Матки к Вачозеру. Опускается та нить аккурат за батюшкиными мостками, возле самых камышей. Вот чудны дела Твои, Господи! Бел-камень то под самым носом лежит. Как был в одежде и сапогах шагнул Прокко с мостков и побрёл по колено в воде к золотившемуся на озёрной глади пятну, но услышал за спиной голос.

- Постой, храбрый юноша, погоди. Ещё не всё тебе сказала. Как отвалишь камень, увидишь мою шкатулку, в которой и есть Сердце озера. Шкатулку трогать не смей и ни за что не открывай, а сам домой ступай, спать ложись. И тогда, клянусь баней Похьёлы и конюшней Тапиолы, будет вам удача, а тебе Прокко - счастье! – Так сказала дева-краса и исчезла, растворилась в белой ночи, как будто её и не было.

Долго стоял Прокко в воде у мостков. Долго глядел туда, где только что плясали и пели волшебные девы, где с ним разговаривала та, красивей которой он не видел на свете. Долго не мог двинуться с места, будто прирос. Наконец, пересилил себя и медленно пошёл к золотому пятну на воде…

Налей-ка, паря, по последней, да и я тоже пойду. Хочешь знать, что было дальше? Хе-е. И тебя любопытство забрало? Что ж, можно рассказать…

Поднял Прокко тот смертный камень, отвалил его. Видел шкатулку цены неописанной. Все дворцы Питера и все лавки Москвы можно было бы купить на ту диковинную шкатулку. Да только был он парень честный. Как обещал чудо-деве, так и сделал. Только чего ему это стоило! Такой он страх пережил и такое искушение пересилил, что в кровь искусал руки и в куски изорвал новую рубаху. Так в рваной и отправился на царёву службу.

Так ли было, аль нет, но бабушка говорила, что про неурожаи с тех пор забыли. Рожь, овёс, овощи так и пёрли из земли. В лесу морошки, брусники, клюквы — хоть завались, а грибов-то — что грязи. Во как, брат!

Ну а наш-то бедолага, помотался по всем войнам, по всем боям, какие в ту пору Россея вела: от полей Австрии и Швеции, до гор Персии и Армении. Ни до каких высоких чинов он не дослужился, а только потерял при осаде крепости Свеаборг правую ногу. Оставил, значит, он свою ноженьку в шведской земле, а сам на деревяшке домой прискакал. Принимай, мол, родина, свово защитника.

И, что ты думаешь? Ведь влюбилась в него, в калеку красавица дочка богатейшего в Олонце купца. Влюбилась и убежала к нему из под венца. Отец-то её за офицера-дворянина просватал. А она вышла замуж за простого солдата Прокко. Вышла замуж и родила ему, одноногому, пять сынов и восемь девок, от которых и разрослась наша славная деревня на Вачозере. Ведь верно же говорят люди, хе-е, что ноги в этом деле – не главное.

2018 г.