В огороде бузина

             В огороде бузина, а в Киеве дядька


      Судя по количеству бузины в огородах и вдоль заборов, в этом селе- добрая половина мужского населения Киева, приходилась  дядьками  его жителям. А село называлось – Бузина. Бузяне – народ трудолюбивый, запасливый и даже немного куркулистый. Поэтому, когда Клаве позвонил брат, из самого, что ни наесть Киева  и сообщил, что он проездом, на пару дней, с женой и отцом (её дядькой) – Клавдия всполошилась. Чем кормить почётных гостей, тем более, когда не общаешься с ними, в живую, десятки лет. Не знаешь их столичных вкусов и предпочтений.
      Но гости ничего. Прекрасно управлялись и с яичнецой на сале, и  с колбасой домашней, и с соленьями бочковыми. Клава невольно сравнила свои руки со вздувшимися венами, с ручками кузеновой жены, пухленькими, беленькими с жемчужным колечком, и приуныла. А ещё и тема разговора не способствовала веселью. Старый дядька, как выяснилось, выжил из ума совсем. Шастал по ночам, не мог управляться с импортной сантехникой, курил, обожал портвейн семёрку, а тут ещё  сын братца женился. И стало в  трехкомнатной дядькиной квартире, большое перенаселение. Сантехника давала сбой, тара из под портвейна интерьер тоже не декорировала, а люстра Чижевского не успевала  перерабатывать табачный дым. И приехали они, братец с женой и дядькой, ни куда попало, а в дом престарелых, что в полусотни километров от Бузины. Там дядька и должен был остаться на постоянное проживание, как ветеран всего, чего только можно.
      А в это время ветеран уже вырезал дудочку из бузины, наигрывал что – то, и собрал вокруг себя кучу ребятишек. Пока брат с женой сидели за столом, Клава вышла во двор, а потом и за калитку, где и сидел киевский дядька на облезлой деревянной лавочке.
      Сидел, совсем согнувшись от старости, и его ветеранская рубашонка в клетку, расстегнулась. Клава увидала знакомую наколку – синий профиль слева. Застыдилась почему-то и тут же приняла решение. Летняя кухня у неё хорошая, тёплая, огород урожайный, орехов полно. Дядька останется у неё в Бузине. Пускай вырезает свои дудки, а портвейн в сельском магазине ещё не переводился.
      Синий, жёсткий профиль, как и в былые времена, умело выхватил стальным взглядом из толпы, самого виноватого.