Про деревню и не только

Николай Солярий
ПРО ДЕРЕВНЮ
и не только…
Новосибирск
2017
УДК 821.161.11-31
ББК 84 (2Рос=Рус) 6-44
Все права по изданию и использованию
данного произведения принадлежат
Николаю Солярию и охраняются законом
Солярий Н.
Про деревню и не только… : Солярий Н. —
Новосибирск, 2017. — 12 стр.
Сколько бывает в жизни грустного и смешного,
тяжелого и даже трагического! Жалко, что не всегда эти
ситуации бывают описаны. Автор из Новосибирска
Николай Солярий подмечает именно такие интересные
случаи и детали жизни наших соотечественников,
описывает их живо и тепло. Каждый читатель
проникается ситуацией, сопереживает, смеется или
огорчается вместе с героями рассказов. Приглашаем
познакомиться с новыми рассказами автора.
Для связи с автором:
nsolyri@yandex.ru
тел.: +7 913 390 55 90
© Н. Солярий
7

Николай СОЛЯРИЙ 4
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
Кузя обнял Маринку за талию, пытаясь растопить
её чувства. Стал шептать ей на ухо, что пахнет она
топлёным молоком и пряниками, и что волосы у неё
мягкие, как хвостик у белочки. Покрывая её щёки
мелкими поцелуйчиками, потянулся к губам.
Обомлевшая Маринка готова была уже навстречу ему
сложить свои губы трубочкой. И вдруг материнский
наказ про расстояние, на котором девушка должна
держаться от парня, а особенно от Кузи, словно
шлёпнул её по затылку. На Кузю был особый запрет,
потому как мать сама была свидетелем того, что он в
бане через щёлочку подглядывал за бабами. Маринка
оттолкнула ухажёра:
- Стой вот тут. На вытянутую руку от меня. Вы,
Кузи, наверное, все такие, одинаковые.
Обиженный происшедшим, Кузя засопел:
- Это с каким ты ещё Кузей женихалась?
Маринка хмыкнула:
- Да кот у нас Кузя. Сначала мурлыкает, о ноги
трётся, а потом на колени ко мне прыг. У вас у всех одно
на уме.
Такой оборот в деле привёл Кузю в паническое
состояние:
- Кто это у вас такой мудрый придумал кота Кузей
назвать? По всей деревне у всех коты Васьки, а кошки
Муськи.
Затем, словно спохватившись, засмеялся:
- Зато у наших соседей корова Маринка. Такая же,
как и ты. Раздоить никак не могут. Молока ни черта не
даёт.
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
5
Маринка вскипела:
- Это я как корова? Это я нераздоенная? Вот и иди
тогда к соседям и целуйся с их коровой, может, тогда у
неё удой повысится!
Повернулась и пошла домой. Кузя ей вслед ответил
примерно тем же:
- Ну и иди к своему Кузе. Только близко к себе не
подпускай, а то, чего доброго, котят ему принесёшь.
Потом забурчал себе под нос: «Она меня, чернявого
брюнета, будет с рыжим котом сравнивать! Она ещё об
этом пожалеет. Вот возьму и влюблюсь в какую-нибудь
другую, будет тогда знать! Или назло ей уеду в город,
поступлю в ремесленное. На каникулы приеду в форме,
с пачкой курева в кармане. Буду ходить и всех
папиросами угощать, пусть тогда локти кусает. Да если
бы мне хромовые сапоги, тогда все девки мои были бы!».
Кузьма запахнул на себе телогрейку и в старых
отцовских, стоптанных на один бок, кирзачах зашлёпал
по лужам домой. Войдя в избу, он сморщил нос - едкий
запах повис в горнице.
- Дед, это ты, что ли, поднапустил?
Дед поднялся с топчана.
- Нюхай, друх, хлебный дух.
И тут же навесил внуку словесных тумаков:
- Кузьма, паршивец, где тебя по ночам носит?
Собрался я до ветра за сарай сходить, а телогрейки нет.
Мне поясницу остужать нельзя, без того согнувшись
хожу.
Кузя снял с себя телогрейку и накинул деду на
плечи:
- Давай, деда, дуй до ветра.
Сам же сел за стол, мечтая о будущем, и с ещё
тёплой картошки в мундирах стал снимать кожуру. Во
Николай СОЛЯРИЙ 6
всех его мечтательных картинках присутствовала
Маринка. В его воображении она по нему страдает, жить
без него не может, а он, гордый и надменный, с
холодком относится к ней. А то в порыве низменной
страсти тискает её, голую, в своих объятиях. Скоро
вернулся дед и своей болтовнёй спустил Кузю с облаков
на землю. Дед сказал:
- Сейчас за сараем я понял: жить мне недолго
осталось.
И вот уже, наверное, в десятый раз стал повторять
незаверенное нотариусом завещание, хотя после его
ухода, кроме заношенной одежонки и двух георгиевских
крестов, которыми тот очень гордился, у деда ничего не
оставалось. Главным наказом его было, чтобы не звали
Тимофеевну после его кончины. Дед был ярым
противником того, чтобы она мыла его тело. Он
произносил с ударением на каждом слове - чтобы после
его кончины даже на порог не впускали эту
бессовестную трупомойку:
- Видеть её не хочу ни живым, ни мёртвым. Лучше
я в гроб необмытым лягу, чем эта пакость меня руками
коснётся.
А дело было вот в чём. Добрая половина мужиков в
деревне ненавидели Тимофеевну, потому как
покойников мыть было для неё занимательным делом.
Старательно она всё это делала, на совесть. Да так, что от
пачки хозяйственного мыла оставался лишь маленький,
тоненький обмылочек. Особое дерзновение Тимофеевна
испытывала к жмурикам мужского пола. На такое мытьё
она шла как на праздник. Вроде бы платили одинаково,
как за бабу, так и за мужика - обычно рубили ей курицу
или ставили пол-литра. Цена не менялась, если даже
тела резко отличались одно от другого - к примеру,
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
7
высокий и толстый тракторист от худого и маленького
конюха. С первого натечёт мазута целый таз, а конюх
может быть жёлтеньким, как созревшая пшеничка. На
него расход мыла уже не тот. Но не в этом дело,
Тимофеевна мыла не жалела. Её, по всей вероятности,
привлекали анатомические детали тела. Любого она
приводила в божеский вид, сдавала родным до такой
степени идеально отмытого, подстриженного,
причесанного, порой абсолютно неузнаваемого
близкими, хоть сватов к покойнику засылай. За это была
и дорог;. Да если бы не её поганый рот. Стоило ей
выпить где-то в компании или даже на тех же поминках,
тут же обрисовывала всем, каким было мужское
достоинство околевшего. Её уже предупреждали и
угрожали, но стопка водки лишала её приличия и
развязывала ей язык. Кем-то она восхищалась, а над кем-
то посмеивалась. В деревне были, конечно, и такие,
которым хотелось прославиться после смерти. Они не
возражали помыться у Тимофеевны. Но Кузин дед не
был тщеславным, поэтому негативно относился к
подобной процедуре. Кузя уже в который раз успокоил
деда:
- Не переживай, помирай спокойно, сделаю всё, как
ты велишь. За километр к тебе её не подпущу.
Тимофеевна ещё и ворожеей была. Болтали, будто
она воду с покойников собирала и с зажжённой свечой
гадала на ней. Если мужику гадала, воду с бабы брала, а
если на бабу, то наоборот. Еще говорили, что она этой
водой грядки поливает. Так это было или нет, но эти
домыслы служили ей охранной грамотой, за огурцами и
морковкой в огород к ней ребятня не лазила, а
суеверные дом её ночами обходили.
Николай СОЛЯРИЙ 8
На следующий вечер, сидя в избе за столом, Кузя
раздумывал, идти к Маринке или уж не появляться дней
несколько - пусть пострадает, может, тогда поймёт,
какого парня потеряла. Сама прибежит как миленькая.
«А я ещё подумаю, идти с ней гулять или нет. Прибежит
ко мне, а я скажу: “Пойду с тобой, если кота своего
переименуете”. Нет, лучше пусть его имя остаётся как
есть и напоминает ей обо мне».
Так Кузя мысленно разрабатывал разные варианты
общения с Маринкой, при этом выстукивая дробь по
полу ногой. Дед лежал на топчане, напевая себе под нос
«Хас-Булат удалой! Бедна сакля твоя». Топоток внука
сбивал его с ритма, ему это надоело.
- Кузька, ты чего ногой трясёшь, будто помочиться
хочешь? Телогрейка свободна, иди на двор, а то ты мне
этой стукотнёй с мыслями собраться не даёшь.
Кузя успокоил свою ногу, глянул на деда и
отвернулся от него. Надо же, тут вся жизнь под откос, а у
него, видите ли, мысли. Какие могут быть мысли, если у
него голова махоркой набита, даже борода махорочного
цвета. Провонял своим табачищем всю избу.
Кузя так подумал, но вслух высказаться не решился.
Накинув на плечи телогрейку, вышел на улицу, и уже
непроизвольно понесли его ноги по проторенной
дорожке к Маринкиному дому. Твёрдо решил - если она
сейчас сидит возле дома на брёвнах, тогда подойдёт к
ней, а если нет, даже на секунду не задержится у их
окошек, пройдёт мимо. Деревня большая, может,
встретит кого. Кузя действительно прошёл мимо
Маринкиной избы без задержки, но при этом топал
сапожищами так, словно хотел, чтобы стёкла из её окон
посыпались. Но там даже занавесочки не дрогнули и
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
9
никто не попытался выглянуть из-за них. «Ну и ладно, -
подумал он, - я ей это ещё припомню».
В центре деревни стоял действующий, но
недостроенный клуб. Средств на крышу не хватило, в
общем - пол да стены. За что сие сооружение получило
название «Амбар недоделанный». За лето раз пять или
шесть в деревню приезжала кинопередвижка. В нём-то и
устраивали просмотры. За вход полагалась плата
тридцать копеек. Не все были готовы расставаться со
своими сбережениями и занимали себе места не на
лавочках в зрительном зале, а на ветках вокруг растущих
деревьев. В основном это были дети и молодёжь.
Киномеханик называл их Тарзанами. Во время сеанса
ветки порой не выдерживали нагрузки, обламывались и,
падая вниз, увлекали за собой прицепившихся
кинозрителей. Тогда киномеханик, ликуя, хихикал и
комментировал: «Балкон упал на партер». Тарзаны с
воплями и стонами расползались по домам, но
привычкам не изменяли - на следующий просмотр
снова взбирались на деревья и размещались там без
страховки.
Ещё это строение использовали для посиделок.
Молодёжь веселиться умела. Почти всё лето там ночами
звучала гармонь, девки затягивали песни или в хороводе
голосили частушки. Были в деревне и настоящие
плясуны. Одним из самых известных был Санёк. Когда
он снимал с головы солдатскую фуражку, давал её
подержать кому-нибудь из пацанов, потом расправлял
на животе гимнастёрку и закатывал рукава до локтей, то
круг сразу расступался, становился шире. Санёк
заказывал гармонисту русскую или цыганочку. Начинал
он медленно, нехотя, будто ленился, затем темп
нарастал, грудь и плечи его разворачивались, как меха у
Николай СОЛЯРИЙ 10
гармони. Ногами он выстукивал и выделывал такие
коленца, что весь круг в такт музыке начинал хлопать в
ладоши. Ловко у него получалось вприсядку,
впечатление было таким, будто он, сидя, повис в
воздухе, а ноги сами по себе выскакивали из-под него.
Четыре года в армии не прошли для него даром.
Плясать он научился там, можно было подумать, что он
служил в ансамбле, а не в танковых войсках. Своим
танкистским происхождением он гордился, зимой и
летом выезжал на тракторе в танковом шлеме. Девки в
деревне вздыхали по нему, хотя был у него один
недостаток - впереди сверху зуба одного не было. На
посиделках он всем рассказывал, что зуб на танковых
маневрах потерял. Будто танк его в овраге перевернулся,
весь экипаж насмерть, он один выжил, ни одной
царапины, только зуба лишился и дальше продолжил
движение боевой машины. Ему за это генерал часы
именные вручил. У него их потом украли, когда в поезде
домой ехал. Многие парни в деревни хотели быть
похожими на него. А вот Кузя его недолюбливал. И
ревновал Маринку к нему. Он наблюдал за ней, когда
Санёк пляшет. Какими глазами она смотрела на этого
задаваку! На него, на Кузю, она так никогда не смотрела.
Кузя тогда фыркнул:
- Да задаётся он, выбражало, насмотрелся кина
«Трактористы», вот и выплясывает разные кренделя,
артисту Крючкову подражает, думает, что на него
похож. Да мне бы сапоги такие - и я бы смог так
научиться.
На Кузино счастье Санёк Маринку не замечал, хотя
Кузе от этого не было легче: она-то на него всё равно
пялилась.
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
11
Кузя шёл в «Амбар недоделанный» глянуть, не там
ли Маринка или, не дай бог, там этот плясун, а она
пошла на него поглазеть. Тогда он станет её презирать и
пришибёт их кота, чтобы ей ничего не напоминало о
нём. Потом передумал - нет, пусть кот живёт, мяукает,
напоминает ей о нём, и от этого пусть у неё сердце
разрывается на части. А он уедет в ремесленное и
вернётся оттуда уже полностью городским. Ему бы
только в сельсовете паспорт выпросить, а там поминай
как звали. «На север завербуюсь на прииски. Зубы
золотые вставлю, вернусь - вся деревня ахнет». Маринка
начнёт к нему ласкаться, а он скажет: «Отвали, моя
черешня, иди к своему беззубому». К этому времени
малолетки подрастут, он выберет себе молоденькую,
будет ходить с ней, обнявшись, под Маринкиными
окнами, чтобы та от горя завыла.
Кузя вошёл в «Амбар недоделанный», не глядя по
сторонам, с таким видом, будто его тут никто не
интересует, сел на лавку, закинув ногу на ногу, вроде
как давайте пойте, а я послушаю. Не поворачивая
головы, определил - Санёк здесь, сзади, своим
противным голосом чего-то врёт пацанам. Если бы
Маринка сказала вполголоса одно словечко или
произнесла любой звук, он бы узнал её. Вокруг гудел
рой голосов. Но среди них не слышно было и нотки той,
ради которой он сюда пришёл. «Видно, увидела меня и
затаилась», - подумал Кузя. Надобно оглядеться.
Развернувшись на месте, спросил у пацанов:
- Андрюху не видели?
Ему хватило двух слов, чтобы разглядеть всех
присутствующих. Маринки здесь не было. Кто-то
ответил:
- Он в город позавчера уехал.
Николай СОЛЯРИЙ 12
Для Кузи это не было новостью, он сам провожал
его. Из девчонок кто-то сказал:
- А Маринка, кажись, к гадалке пошла.
- Пусть идёт куда хочет, мне до неё дела нет. Пойду
домой, мне Андрюха был нужен.
Домой он идти не намеревался, свернул в
противоположную сторону. Целью его была изба
Тимофеевны. На её задёрнутых оконных занавесках
серыми тенями проявлялся силуэт хозяйки и рядом
фигурка поменьше с завязанным на затылке платком,
конечно, Маринкина. Манера так носить платок была
присуща только ей. Кузя, крадучись, подобрался к окну,
прилип ухом к стеклу и тут же посетовал на то, что уши
у него маленькие. Двойные рамы не позволяли
разобрать их разговор. Но тут и козе понятно: Маринка
пришла поворожить. Кузя залез в куст сирени, что рос
напротив дома, и, чтобы не быть услышанным, задержал
дыхание, притаившись там. Недолго Маринка пробыла
у ворожеи, но для него время остановилось. Он готов
был там сидеть хоть до утра. Вот, наконец, дверь
отворилась, вышла Маринка и, перепрыгивая через
лужи, направилась домой. Кузя же дождался, когда она
скроется из вида, и постучался в дверь Тимофеевны. Она
открыла ему и впустила в избу. Здесь пахло жареными
сухарями. Такой запах недели за три до ноябрьского
праздника был почти в каждой избе – многие ставили
бражку к этому дню.
- Чего тебе?
Кузя не знал, как начать, и что-то невнятное
промямлил.
- Никак дед Лёнька помер? - спросила хозяйка.
Гость отрицательно потряс головой:
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
13
- Нет, дед живой, про вас часто спрашивает. Я вот
по какому делу. Вы же одна живёте, вам одной трудно.
Давайте я вам зимой помогу сено с покоса привезти на
сеновал или еще могу какую-нибудь тяжёлую работу
сделать.
Тимофеевна не ожидала в этот вечер в гостях у себя
такого тимуровца и не верила своим ушам: да чтобы
этот обормот, который три года назад к хвосту её козла
привязал консервные банки, и тот носился по деревне
до тех пор, пока обессиленным не свалился, сейчас
превратился в ангела? Она расцвела в улыбке:
- Давай выкладывай, чего взамен хотел?
Кузя произвёл глубокий вдох и выдох:
- Тётя Тимофеевна, Маринка к тебе гадать
приходила, скажи, на кого?
- На парня, на кого ж ещё. Сказать не имею права,
чужую тайну выдавать нельзя.
Кузя подумал, что по пьянке бы всё растрепала. Вон
про мужиков-мертвяков чего рассказывает, или это не
тайна?
Тимофеевна махнула рукой:
- Парень ты уважительный, вот поэтому тебе
откроюсь. Гадала она на суженого, вылилась ей свеча в
кучерявого.
Кузя опешил:
- Я кучерявый, Санёк кучерявый, да по всей
деревне кучерявых не пересчитать. Мне надо знать, хоть
на какую букву его зовут?
Тимофеевна хмыкнула:
- Тебе-то зачем это знать?
- Да я бы за него порадовался.
Так Кузя ответил, а на самом деле подумал: «Я бы
ему костыли переломал».
Николай СОЛЯРИЙ 14
- Сказать больше нечего, буквы никакой не было.
Давай тебе поворожу.
- Да мне, тётя Тимофеевна, заплатить нечем.
- А мне многого не надо, перевезёшь мой стожок
сена, да и всё.
Кузя обрадовался:
- Конечно перевезу.
Тимофеевна усадила гостя за стол, полезла в
шкафчик за свечкой, из-под тряпок в сундуке достала
бутыль с мутной жидкостью. Кузя догадался: вода с
покойников. Хозяйка отлила из неё полстакана:
- Вот так, добавим в неё живой водички, - и долила
в стакан воды из ковша. - Ты мне сказал, что дед твой
про меня спрашивает. Чего это он?
Кузя нашёлся сразу:
- Да нравитесь вы ему ещё с давних времён.
Говорит, Тимофеевна самая красивая бабёнка, если бы
спина у него не болела, он бы посватался к вам. Говорит,
что вы раньше здорово юбкой виляли.
Тимофеевна рассмеялась:
- Вот чёрт старый, ещё о бабах думает. Ты ему
передай - как он околеет, я его с чередой и ромашкой
помою, в гробу будет лежать как цветочек.
Когда уже всё было готово к ритуалу, ворожея
погасила лампочку в избе и зажгла свечу, растаявший
воск стал каплями падать в стакан. Приглушённым
голосом, будто из погреба, Тимофеевна заговорила. Кузе
стало страшновато, он весь съёжился и поджал под себя
ноги. Ему показалось, что сейчас все покойники,
которых она мыла, соберутся в этой избе. Показывая на
застывший в воде воск, сказала:
- Смотри, вот твои руки, вот ноги.
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
15
Кузя, не разобрав, где руки, а где ноги, стал
соглашаться с ней.
- Вот Маринка, как-то она далеко от тебя. Нет, не
будете вы вместе.
Кузя склонил голову, и столько горя было в его
глазах, что показалось Тимофеевне, будто он состарился.
- Но всё поправимо, ты скажи: «Люби меня, как я
тебя» и выпей воду всю до капельки.
Такой развязки Кузя не ожидал и выпучил глаза:
- Вот эту? - воскликнул он, показывая пальцем на
стакан.
- Да, эту, а что, водичка-то сильная, приворотная,
Маринка от тебя не отстанет.
- Делай со мной, что хочешь, а воду с мертвецов
пить не стану.
- Ну как знаешь, иди домой, мне укладываться
пора.
Взяла стакан и понесла его к помойному ведру.
«Сейчас она выплеснет моё счастье», - подумал
Кузя.
- Стой, погоди, оставь, я подумаю еще.
Кузя, зажав виски кулаками, смотрел на стакан с
водой одновременно как на пулемёт и кучу человечьего
дерма. Ему этот стакан даже трогать было противно. А
если не дышать и закрыть глаза? Он сначала зарычал,
потянулся к стакану и заскулил. Если бы это был просто
яд, его бы так не мутило, здесь было страшнее любой
пытки. Трясущейся рукой нельзя было удержать стакан,
и он взял его обеими руками. Он видел раньше, как
мужики пили спирт, и примерно знал технологию этого
процесса. Будто в последний раз поглядел на
Тимофеевну и произнёс:
Николай СОЛЯРИЙ 16
- Люби меня, как я тебя. - Выдул из себя весь воздух
и приложился к стакану, мыча и делая мучительные
глотки, осушил стакан.
- Ну и молодец, считай, что Маринка от тебя не
отцепится. Как она тебе, водичка?
- Сластит немного, - пробурчал Кузя.
- А ты как думал? Покойники - они ведь
сладенькие.
Блевать Кузя выскочил на улицу, и выворачивало
там до той поры, пока лицо его не стало одного цвета с
покойником. Тимофеевна довольная, поглядывала на
него в приоткрытую дверь, видимо, ещё козла своего
простить не могла.
На следующий день Кузя был уверен, что Маринка
начнёт ходить взад-вперёд перед его оградой. Сначала
он ждал этого, глядя в окно, затем терпение его лопнуло,
он вышел на улицу и сам, насвистывая, дважды
прошёлся мимо Маринкиной избы. Ожидаемого
эффекта не произошло, Маринка не выскочила из дома,
не бросилась к нему на шею и не стала умолять его,
чтобы он не покидал её. «Ну да ладно. Это ей ещё
зачтётся», - решил он и вернулся домой.
Дед за столом, аппетитно кряхтя, делал цигарку,
слюнил из газеты тарочку, насыпал на неё крупный
махорочный табак, сворачивал трубочкой, облизывал её
для прочности. Прикурив цигарку, он, чтобы не
ослепнуть от густого дыма, перед каждой затяжкой
прищуривал один глаз. Такая мимика на лице выдавала
в нём хитрого и недоверчивого старикашку. Хотя
сказать о нём такое язык не повернётся, дед был
открытым и бесхитростным, чего о внуке не скажешь.
Кузя сел напротив деда:
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
17
- Видел сейчас на улице Тимофеевну, про тебя
спрашивала.
Дед вскипел как самовар:
- Чего, интересовалась, поди, когда я издохну?
- Ну что ты, наоборот, желала тебе долгих лет.
Говорила, что ты первым кавалером был на деревне, как
запоёшь «Хас-Булат» удалой, у неё волосы на ногах
дыбом вставали, ещё ей нравилось, когда ты с крестами
на груди по улице шёл. Любила она тебя, а признаться
не решалась, ты ведь женатый был. Сколько слёз она по
тебе выплакала. Бражку завела, приглашала тебя в гости
на Седьмое ноября.
От такой новости дед чуть цигарку не зажевал.
- Да, было времечко, пел я как из патефона, девки
по мне сохли, но я твоей бабке верен был. Вот нет её
сейчас, а мне всё равно другой не надо.
Затем дед подсел к зеркалу и стал закручивать усы
на манер чапаевских. Потом спросил:
- Кузя, а сколько лет Тимофеевне будет?
- Думаю, деда, лет на двадцать тебя помоложе.
Дед попытался выпрямить спину и потихоньку
запел «Хас-Булат удалой». Кузя своим враньём остался
доволен, подзадорил он деда, поднял ему боевой дух,
сам же присел у окна в надежде увидеть Маринку, ему
почему-то не пелось. Только начало смеркаться, Кузя
собрался на улицу. Проходя мимо Маринкиной избы,
засвистел так, что в нескольких дворах залаяли собаки.
Из-за ограды выглянула Маринкина мать, тётя Нюра:
- Чего рассвистелся? Нет её, с утра в город к тётке
уехала, навсегда, больше не вернётся, жених у неё там,
она с ним переписывалась, - и, скорчив довольную мину,
исчезла за оградой.
Николай СОЛЯРИЙ 18
Домой он возвращался на полусогнутых ногах. Всё
потеряно! Если бы сейчас произошло чудо, и она
вернулась, он бы извинился за нераздоенную корову, с
которой её сравнивал. У него не укладывалось в голове,
почему всё так быстро произошло?
«Подлая обманщица, мне мозги крутила, а сама
втихаря с кем-то переписывалась. Это она перед
отъездом на него ходила ворожить, выходит, вот кто
кучерявый. Как я ненавижу этих городских, они все
какие-то недоделанные. Надо мне было пораньше
попить мёртвой водички. Но ничего, присушка крепкая
была, она сбежит от него на следующий день. Вернётся,
вот тогда я над ней поизмываюсь. В ногах у меня
кататься будет, а я буду непреклонным. На всю жизнь
она это запомнит. После этого на метр от меня не
отойдёт».
Вот такими рассуждениями немного утешил себя
Кузьма и решил: «Схожу я в «Амбар недоделанный» да
там сплетни послушаю, может, какие подробности про
Маринку узнаю».
На посиделках в этот вечер было людно.
Маринкины соседки, её ровесницы, две конопатые
сестрёнки, лузгали семечки. От них-то и можно было
узнать все подробности, главное правильно построить
разговор. Кузя приветливо с ними поздоровался и
сделал им комплимент:
- Какие вы сегодня румяные, как из бани.
Сёстры на это кокетливо улыбнулись:
- Ну ты, Кузя, скажешь тоже.
- Маринка говорит, что вы в баню раз в год ходите.
Этого было достаточно, чтобы узнать всю
подноготную про Маринку со дня её рождения. Сёстры
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
19
чуть не поперхнулись шелухой от семечек и наперебой
стали поливать соседку грязью:
- Да эта спекулянтка под юбку одевает отцовские
штаны, чтобы все думали, что у неё задница толстая, а
ещё сажей брови подводит. Всем говорит, что у неё
воротник из лисы, а на самом деле собачий. Да она ещё
и ворует. В пятом классе у нас цветные карандаши
пропали. Кто спёр? Конечно она, больше некому.
Кузя кивал головой:
- Всё правильно, девчонки, говорите, только вот не
пойму, почему она вдруг спекулянтка?
- Ха, - сказали сёстры, да ещё с таким видом, будто
все знают, а ты один не знаешь. - Ты думаешь, зачем она
сегодня в город уехала? С матерью, с тёть Нюрой, носки
и рукавички вяжут. Своей шерсти уже не хватает, так
они по всей деревне пух козий скупают. У них тётка в
городе, с ней она и продаёт их на базаре. Пока всё до
последнего носочка не продаст, домой не вернётся.
Сегодня чуть ли не целый мешок на себе в город
попёрла. Теперь эту барыгу до праздника не жди.
Продолжения Кузя уже не слышал. Небо над его
головой прояснилось, даже лицо Санька показалось ему
симпатичным. Ему тоже сейчас захотелось сплясать как
он, сдержало только, что на нём не те сапоги.
«Вон оно в чём дело! Тётя Нюра меня решила
одурачить, но не получилось у неё кровушки из меня
попить. Это ей ещё припомнится, будут у нас с
Маринкой дети, придет она внуков на руках подержать,
а я скажу ей: “Нет детей, в город уехали, больше не
вернутся, иди со своими поросятами нянчись”. А в
общем-то чего на неё обижаться, говорят, тёщи - они все
такие».
Николай СОЛЯРИЙ 20
Тянулись дни. От тоски Кузя даже немного
осунулся. За это время какие только версии не
выстраивал - то он в мечтах зацеловывал Маринку до
обморочного состояния, придумывал различные
наказания, а через полчаса спасал утопающую,
вытаскивал её из проруби, нёс на руках к себе домой и
отогревал в своей постели. Вот так изо дня в день.
Приближался праздник - Седьмое ноября. Дед,
наблюдая за страданиями внука, решил отвлечь его от
курьёзных мыслей и стал указывать ему на различные
недоделки. Сначала заставил его калитку заново
перевесить, потом сарай перекрыть, а в канун праздника
отправил на озеро мордушку прикормить, якобы
карасиков ему жареных захотелось. Кузя расценил его
просьбу как последнюю перед кончиной. От кого-то он
слышал, что перед смертью все просят съесть чего-
нибудь эдакого. С этим заданием он справился,
полведра отборных карасей домой притащил. Дед
всегда просыпался раньше внука, и Кузя, проснувшись,
каждое утро наблюдал одну и ту же картину - дед,
кряхтя, швыркал чаем, курил или сворачивал цигарку.
Но в этот раз, в праздничное утро, деда было не узнать.
Он выдвинул из-под топчана фанерный ящик, в
котором хранились его вещи, приготовленные на
смерть, надел всё это на себя, прицепил к рубахе
георгиевские кресты. Кузя не мог понять - собрался дед
помереть или на митинг к сельсовету. Оказалось, что ни
то и ни другое. Сложил дед в сумку карасей и только
тогда сказал внуку:
- Ты меня скоро не жди. Навещу я старых
товарищей и гостинчик для них с собой возьму.
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
21
Кто такие старые товарищи, Кузя не мог даже
предположить, но допытываться не стал - ему без
разницы. Чем деду в избе прокисать, пусть прогуляется.
К празднику Тимофеевна привела избу в полный
порядок - побелила печь, ножом поскоблила пол и
крыльцо, хоть и гостей не ждала, но уж так принято
было, вдруг зайдёт кто, стол застелила скатертью, по
центру поставила чашку с пирогами. И вот этот кто-то
постучал в дверь. Тимофеевна открыла её и, прижав
руки к груди, смогла только ахнуть и подумать, что не
соврал Кузя. Перед ней, как на параде, с крестами на
груди, стоял его дед. Перехватывая сумку из одной руки
в другую, дед произнёс:
- С праздником тебя, Таись Тимофеевна, вот ты
меня и дождалась, принимай, я с гостинцами к тебе.
«Смех и грех», - подумала Тимофеевна и чуть не
съехала по стеночке на пол, но взяла себя в руки:
- Проходи, гость дорогой, у меня есть чем тебя
угостить.
Дед оглядел горницу и мысленно оценил: «Смотри-
ка, она к моему приходу всё как к свадьбе приготовила,
и даже подушки на кровати две. Ну, видать, дело будет».
Тимофеевна рассуждала так: «Это же сколько лет
он по мне страдал и вот теперь решился. Надо быть с
ним поласковее».
Усадила деда за стол, поставила к пирогам всяких
разносолов и ковш с бражкой.
- Курить-то у тебя можно? - спросил дед.
- Кури, конечно, я люблю, когда мужиком в избе
пахнет. Только давай вначале пропустим по стаканчику.
Они чокнулись стаканами. Первым произнёс тост
дед:
- За тебя, Таисенька!
Николай СОЛЯРИЙ 22
За всю жизнь впервые имя Тимофеевны прозвучало
так ласково. От этого у неё на душе стало тепло и мягко.
- Нет, давай, Лёнечка, за тебя.
Дед-то, похоже, вообще забыл, что его Лёнькой
зовут. Он чуть до слёз не растрогался:
- Давай за нас, милая.
Второй тост был за здоровье, а третий за то, чтобы
им хорошо жилось. В их общении всё чаще стали звучать
ласковые слова:
- Лёнь, спинка-то не болит?
- Нет, я как тебя увидел, забыл про неё. У тебя-то
как здоровьице?
То ли от хмельной бражки, то ли от обходительного
обращения у обоих разгорелась кровь жарким
пламенем. В общем, доласкались. Дед на правах
мужчины первым затронул эту тему:
- Таисенька, давай я тебя утешу.
Ничего на это не ответила хозяйка, молчком взбила
подушки. Так и оказались они в одной постели.
Кузя дома засиживаться не стал - если вчера
вечером Маринка не приехала, значит, сегодня с утра
уж точно дома. На митинге её и повстречает.
Демонстрация трудящихся колхозников, как таковая, не
существовала, по-видимому, за неимением высокой
трибуны и площади. Был митинг. С крыльца высотою в
две ступеньки председатель в окружении агронома и
кладовщика, сжав кепку на ленинский манер в поднятой
руке, выкрикивал лозунги: «Партия – наш рулевой» ну и
тому подобное. На столбе из хриплого репродуктора
звучали песни, текст их было сложно разобрать, потому
что очень громко, но мотив был узнаваемый. Это
придавало митингу особую торжественность. По
завершению официальной части собравшиеся
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
23
разбились на небольшие группы по интересам, хотя
интерес был у всех один - хорошо гульнуть. Маринка
была там, и, слава Богу, без тёти Нюры, иначе бы Кузя
подойти не решился, других преград для него не
существовало. Он подошёл к ней и взял за руку:
- Привет, что-то мы давно не виделись. Мне всё
некогда, дел много, по хозяйству управляюсь. Ты как,
одна в амбар ходишь? Что там новенького? Говорят,
кино про войну на той неделе привозили? Вообще-то я к
тебе по делу: у деда ноги мёрзнут, вы там с матерью
носки вяжете, вот хотел заказать вам.
Маринка уставилась на него:
- Ты что, я три недели в городе у тётки была, вчера
вечером только приехала.
Кузя изобразил удивление на лице:
- Надо же, а я и не знал! Видишь ли, мне сейчас не
до этого. К экзаменам готовлюсь, в механический
техникум буду поступать. Председатель настаивает, ему
толковый механик нужен. Считает, что я для этого
самый подходящий человек в деревне. Поддержку
материальную обещал деньгами, ещё тёлку и поросёнка.
- При этом Кузя задрал кверху нос: похоже, что сам
поверил в своё враньё. - Сегодня решил отдохнуть от
учебников. Может, вместе праздник встретим?
Маринка пожала плечами:
- Я не знаю, мамке обещала помочь постряпать, мы
с вечера опару на тесто поставили.
Кузя оживился:
- Нашла о чём горевать, мать сама управится. Зато у
меня сейчас дома никого, дед к своим товарищам ушёл.
Пойдём у меня посидим? Ты не бойся, мы за огородами
пройдём, нас никто не заметит.
Николай СОЛЯРИЙ 24
- Нет, Кузя, с тобой наедине нельзя, начнёшь опять
по мне руками лазить.
Кузя негодовал:
- Да ты как обо мне думаешь? Ну хочешь,
пальчиком тебя не коснусь. Будем рядом сидеть, я руки
у себя за спиной держать буду, можешь мне руки
связать, если не доверяешь.
Маринка не соглашалась:
- Ты и без рук одними поцелуйчиками забодаешь.
Кузя решил сменить тактику и взять Маринку в
оборот. Он опустил низко голову:
- Ты радуешься, что я в город надолго уеду. Вот,
значит как, правду сказали - есть у тебя на сердце один
кучерявый.
- Какой это ещё у меня кучерявый?
- Да такой, на которого три недели назад к
Тимофеевне гадать ходила.
Маринка ответила убедительно:
- Я, что ли, дура во всякие гаданья верить. Три
недели назад я за пряжей к ней ходила. У неё козий пух
хороший, длинный, мы с мамкой всё время у неё берём.
Кузя не клюнул на это оправдание:
- А ты думаешь, я дурнее паровоза и не знаю, как
вы свечкой в воду из-под мертвецов капали?
Маринка до конца не поняла, о чём это он.
- Ты что, с утра уже бражки тяпнул? Представляю,
каким ты к вечеру будешь. Не так я себе представляла
нашу встречу! Больше не пей, иди готовься к экзаменам
в техникум.
Взмахом руки Маринка простилась с Кузей, но
шагов через десять обернулась:
- Ладно, если мамка отпустит, вечером в амбаре
встретимся.
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
25
- Когда это она тебя не отпускала?
- Узнает, что я с тобой встречаюсь, тогда не
отпустит.
Кузя тоже не представлял, что встреча с ней будет
такой. Он предполагал, что она повиснет у него на шее и
с визгом будет кричать: «Кузенька, как я по тебе
соскучилась!». А тут никаких намёков не случилось. «Эх,
- подумал Кузя, - как будто я пустое место для неё.
Выходит, Тимофеевна всё наврала, Маринка у неё не
ворожила, а я, как дурень, пил воду с покойников. Ну,
шельма, так тебе это не пройдёт. Ты у меня сейчас сама
всю эту воду выпьешь до капельки, всем твоим козам
рога посворачиваю». Агрессивно настроенный Кузя
ринулся к избе Тимофеевны.
Та уже на плите жарила карасей, чтобы как только
милый её сердцу возлюбленный проснётся, он смог
насладиться угощением. Дед, присвистывая, похрапывал
на кровати, по пояс прикрытый одеялом. Был он в в той
самой исподней рубахе, в которой собирался ложиться в
гроб. Скрыто это было занавеской, отделявшей кухню от
горницы. Кузя готов был с разбега плечом выбить дверь
Тимофеевны, но сдержал себя от такого порыва, поняв,
что тут бейся о дверь хоть задницей или головой, она не
откроется, потому как открывается наружу, а не
вовнутрь. Тогда он негромко постучал, но дверь долго
не открывалась. Кузя постучал настойчивее, дверь
отворилась: перед ним стояла Тимофеевна, голова её
была обмотана полотенцем, и вид у неё был такой,
будто уже кто-то до него шарахнул её по башке. Со
стоном она заговорила:
- Болею я, Кузя, мне так плохо, еле хожу, приходи в
другой раз, как поправлюсь.
Николай СОЛЯРИЙ 26
Кузя одним только взглядом прижал Тимофеевну к
стенке:
- Я тебя сейчас вылечу, неси сюда свою бутыль с
лекарством.
Тимофеевна поняла, что её разоблачили. Она
сложила руки на груди и умоляюще заговорила:
- Кузя, это я за козла хотела с тобой посчитаться.
Никакой воды с мертвецов у меня отродясь не было, я
тебе молоденькой бражки влила и простой водичкой
разбавила. Только не шуми, ко мне гость из города
приехал, он в милиции работает, сейчас вот уснул, ты
его не буди.
Кузя успокаиваться не собирался:
- Вот и хорошо, пусть знает, какая ты плутовка, и
определит тебя, куда следует.
После этих слов он отдёрнул занавеску. Дальше его
речь стала невнятной. Тимофеевна проскочила вперёд,
пытаясь отгородить деда то Кузи:
- Веришь, нет, но вот так получилось. Проходил он
мимо, и вдруг с сердцем плохо стало. Постучался ко мне,
можно, говорит, я прилягу. А я же вижу, с человеком
плохо, ну и расстелила ему постель.
Кузя хмыкнул:
- Ну да, зашёл больной, разделся, кальсоны снял,
сложил их у кровати, а ты моментом воспользовалась,
пока он при смерти, и давай его карасей жарить. Он
дома в штанах спит.
Щёки у Тимофеевны зарделись, как у
первоклассницы:
- Кузя, умоляю тебя, никому не рассказывай! Вот
как только автолавка приедет, я тебе сапоги яловые
куплю.
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ
27
Конечно, Кузя был парень принципиальный, и
если что решил, от этого не отступит, но вот на яловых
сапогах сломался:
- Добро, будут сапоги - можешь деда себе совсем
забирать.
Вечером Кузя с Маринкой встретились в
недоделанном амбаре. Всё у них было не так уж плохо -
пару раз поцеловались, ну а расставались как всегда.
Следующее свидание было примерно таким же, и
последующие тоже. Через пару недель Кузя щеголял по
деревне в яловых сапогах. Дед оказался живее всех
живых. Чтобы не быть замеченным зорким глазом
односельчан, бегал раньше к Тимофеевне потемну, а
возвращался домой до рассвета. Теперь, невзирая на
кривотолки и сплетни, сутками пропадал у неё. Как
говорится, был сыт, пьян и нос в табаке.
В феврале Кузины страдания закончились: тётя
Нюра, Маринкина мать, настояла на их женитьбе, даже
обещала утащить его за шиворот в сельсовет и силком
зарегистрировать их брак, потому что смотреть на это
без слёз было не возможно - дочь была третий месяц на
сносях.
В браке они были по-своему счастливы, жили
дружно, приумножая своё семейство.

МАРИВАНА
29
МАРИВАНА
Глава 1
Как только в ноябре на мёрзлую землю в деревне
ляжет снег, а это как раз через месяц после Покрова,
наступал зазимок, в это время мясо можно было хранить
просто в клетке, без холодильника. Преимущественно
по выходным дням, во дворах то там, то тут слышен
истошный визг поросят, и разрывающее душу, словно
гудок отходящего от пристани парохода, мычание
домашней скотины. Начинается забой. К этому дню
животину готовят поболее полугода, откармливая и
ухаживая за ней. Для большинства селян это радостное
праздничное событие. Можно теперь свободнее
расправить плечи, отпадает забота с кормёжкой и
уборкой двора и хлева. Виден наглядный результат
многомесячного труда. После забоя и разделки мяса
грядёт застолье, на сковороде свеженины от пуза и, как
водится, крепкие напитки. Наступал некалендарный
праздник - Мясоед. Казалось бы, дело простое - забил
скотину, да и разделал её на куски, ан нет, дело это
требует знаний и навыков, тут минимум без четверых
серьёзных мужиков не обойтись. Работы в этот день до
самого вечера, и, если хозяева толковые, от поросёнка
только хвост остаётся, они свою хрюшку так разделают,
капли крови на землю не уронят, вся на колбасу уйдёт. У
них сало от грудинки отдельно, весь сбой на ливер
перекрутят, из желудка сальтисон готовят, двенадцать
часов на вольном жаре в русской печи запекают.
А ведь и заколоть животину совсем не просто.
Бывает, что откормят хозяева хрюшку пудов на десять,
пригласят бойцов-помощников, а те от страха да по
незнанию воткнут в жертву ножики, да только разозлят
Николай СОЛЯРИЙ 30
её, и разбудят в ней зверя. Раскидает их жертва по
ограде, а если им повезёт, успеют на дерево взобраться,
то значит, они в рубашке родились. Не даст им
погибнуть может только молитва «живые в помощи» и
ружьё, заряженное жаканом на медведя. Про всех
мужиков так сказать нельзя. К примеру, дядя Миша -
бывший дивизионный разведчик, награждённый тремя
орденами Славы, на счету которого было немыслимое
количество врагов, насаженных на его трофейный
немецкий штык-нож, доставшийся ему в схватке с
врагом. Немецкий офицер так и не успел
воспользоваться тем штыком, как был пленён дядей
Мишей, и в качестве языка доставлен в штаб дивизии.
Он-то и рассказал, какой реликвией завладел Михаил.
Нож был особенный, выпущенный в количестве всего
двенадцати тысяч штук для зондеркоманды армии
фельдмаршала Роммеля, и вручался бойцам, как
награда. Особая сталь была использована в его
изготовлении, лезвию не требовалась дополнительная
заточка, оно было феноменально остро. По заказу
фюрера из этой стали была изготовлена обложка к
единственному экземпляру книги «Майн кампф».
Лезвие у самой рукояти имело глубокое клеймо-
рисунок: две пальмы из одного корня. Пальма, что
повыше, символизировала великую Германию, пальма
покороче - армию Роммеля, чтобы тот, будучи за
границей, не забывал, что у него с Германией одни
корни. Изготовление ножа было специально продумано
для проникновения в мясо. Всем на удивление, дядя
Миша демонстрировал, как остриё ножа опускается на
шмат сала толщиною с ладонь, и, даже не прикладывая
никаких усилий, лезвие под своим весом разрезает его
до самого стола. Всему мужскому роду в деревне
МАРИВАНА
31
хотелось поближе разглядеть это оружие. Многие его
рассматривали, но ни один не был удостоен чести даже
потрогать его. Берёг его дядя Миша как святыню, и
относился к нему, как музыкант к скрипке Страдивари.
Этим же ножом, который в зазимок он носил за
голяшкой сапога, он с быком или хряком расправлялся
одни ударом. О его участии в забое многим приходилось
только мечтать, в эти дни он был просто нарасхват.
Иные-то забой скотины намечали не тогда, когда им
вздумается, а на то время, когда дяде Мише будет
удобно. Дядя Миша преимущественно тем и жил, с утра
нож протирал фланелевой тряпочкой, вечером деньги
считал.
Для кого-то этот забойный день становится
скорбным. К этой категории можно отнести десятую
часть сельских женщин и детей. Для них это была
потеря близкого и родного существа, которое они
ласкали, миловали, возились с ним как с малым дитём,
искренне жалели четвероногое создание, причисленное
к составу семьи. В этот день иные хозяйки ревели сами
как коровы. К этой категории неравнодушных
относилась и Мария Ивановна, учительница школы-
семилетки. В её домашнем хозяйстве гуси занимали
важное место. Эта умная птица предчувствовала свой
финал, и, как только наступала осень, при виде топора
они шарахались в сторону, как будто на нём был
написан их приговор. В это забойное утро Мария
Ивановна топила печь в летней кухне, грела воду и шла
прощаться со своими любимцами. Из сарая гуси не
выходили, запах смерти висел над их головами, они
сбивались в кучу, прижавшись к стене. Мария Ивановна
начинала плакать, обнимать их, просить прощения,
прижимая их к себе. Гуси навстречу ей протягивали
Николай СОЛЯРИЙ 32
шеи, потихоньку гоготали, наверное, они так плакали и
просили пощады. Чтобы не видеть и не слышать, как
муж станет рубить им головы, она зарёванная бежала со
двора за деревню в берёзовый колок. Там, сидя на
поваленной берёзе, смотрела вверх и видела, как
поднимаются в небо души убитых гусей. Сначала они
кружились над крышей её дома, а когда их стало
двенадцать, они построились клином, как дикие гуси во
время перелёта, и улетели в небесную бездонную
голубизну. Мария Ивановна махала им вслед своей
косынкой. Вот так, посидев в берёзовом колке пару
часов, проплакавшись, она успокаивалась. Ей бы не
заводить гусей совсем, но муж и дочь любили гусятину,
и на рынке такая птица пользовалась спросом. Да и
вообще считалось: жить у реки и не держать
водоплавающею птицу - это упущение и не по-хозяйски.
Потом она возвращалась домой заниматься своим
бабьим делом - теребить гусей и палить их на костре.
Хозяйка она работящая, увлечённая этим делом
постепенно забывалась, и уже напевала что-то себе под
нос, будто и не было с утра никаких тяжких
переживаний. Уже вечером за ужином, повеселев от
стопочки красненького, она сплясала под радиолу. Муж
Иван, глядя на неё, молчал и поражался, а она вся
светилась какой-то добротой. Наверное, поэтому в их
доме всегда царили мир и порядок. Он давно перестал
удивляться такому поведению жены. Ну что с ней
поделаешь, если она такая сердобольная. Сумасшедшей
её не назовёшь, в школе, да и во всём селе, на хорошем
счету; образованная, книжки читает, журналы
выписывает, как-никак сельская интеллигенция. В
школе её маленькие воспитанники, очевидно из-за своей
торопливости, имя и отчество Мария Ивановна
МАРИВАНА
33
сократили и составили в одно слово, и уже из всех уст
односельчан оно звучало - Маривана. Это прозвище ему
нравилось, и он тоже им постоянно пользовался. На что
жена ничуть не обижалась. Не то в шутку, не то всерьёз,
он спросил:
- Ну что, опять гусиные души видела?
Она, глубоко вздохнув, ответила:
- Видела, все двенадцать.
- А какие они, души, голые ощипанные или в
перьях?
- Обыкновенные, как есть, только не серые, а белые,
немного прозрачные.
Иван рассуждал:
- По мне ты хоть увидь, как коровы после смерти
летают, тебе, конечно, верю. Но я вот, сколько в небо не
вглядывался, кроме облаков и самолётов, ничего
разглядеть не мог.
Иван полагал так - от книжек этих один вред.
Начиталась она этих книжек фантастических, и
напридумывала сама себе всякую нелепицу. О видимых
душах убиенных гусей в деревне никто посвящён не
был. Иван сказал ей:
- Видишь - вот и гляди одна на них, но никому о
том не говори. Народ-то у нас какой - сочтут тебя
чокнутой, смеяться станут, с работы попрут, чего
доброго в психушку закроют.
Глава 2
Первым в школу приходил директор, и в
обязанности Петра Егоровича входило опередить всех,
открыть навесной замок, растопить печь, если требуется
- очистить крыльцо от снега. Не только бремя истопника
и завхоза ложилось на его плечи, ещё гремел
Николай СОЛЯРИЙ 34
колокольчиком, оповещая подопечных о конце и начале
урока. Здесь он был электриком, столяром, даже
маляром, разводил известь, белил ею наружный туалет и
посыпал там хлоркой, а ещё ездил в город за
карандашами, учебниками и тетрадями. Добыча всех
канцелярских принадлежностей от мела до глобуса тоже
висела на его шее.
За ним подтягивались учителя: математичка, немка
и Маривана, которая вела остальные предметы. А там
уж все остальные, ради которых всё это было затеяно.
Все сорок шесть учеников размещались в трёх
кабинетах. Шестой и седьмой классы отдельно, а с
первого по пятый - в самом большом кабинете с двумя
досками на стене. Здесь Маривана, подобно
многостаночнице с городской фабрики, крутилась как
волчок. Нужно отметить, что отстающих от школьной
программы у неё почти не было. К каждому ученику
был особый подход.
Наверное, поэтому она была для них первым
человеком после матери. В этот день у
четвероклассников на уроке чтения Мария Ивановна
раскрыла «Родную речь» на странице, где была
вставлена закладка, проходили Чехова. Домашним
заданием было прочесть рассказ «Ванька Жуков».
Окинув четвёртый класс опытным взглядом педагога,
она определила, кто сегодня не готов к уроку. Таких
было мало. Решив не портить настроение лентяям, она
не стала задавать им вопросы, а попросила из середины
тетради извлечь двойной лист.
- Ребята, из произведения Антона Павловича вы
узнали о нелёгкой судьбе малограмотного Вани Жукова.
Сейчас, не уподобляясь герою рассказа, вы напишите
правильно письмо кому-то из своих родственников или
МАРИВАНА
35
знакомому. Чужие письма читать нехорошо, делать я
этого не стану. Ваши ошибки не будут исправлены
красными чернилами, оценки за работу не будут
выставлены в классный журнал. Пусть получатель
письма даст оценку вашей грамотности. Надеюсь,
ошибок не будет, и мне не придётся краснеть за вас.
Завтра в школу нужно принести почтовый конверт с
маркой, будем учиться правильно писать адрес. Если
кому-то из вас некому написать, то пишите мне: «На
деревню, Мариване».
Все в классе засмеялись.
- Мне кажется, ребята, если написать: Москва,
товарищу Сталину, то письмо дойдёт до вождя. А ещё,
ребята, в начале письма не забудьте поздороваться с
адресатом, в заключение попрощаться. Не используйте
пошлые приписки, например, «лети с приветом, вернись
с ответом» или «во первых строках своего письма».
Ученики оживились, зашелестели тетрадями и
скоро притихли. Оказалось, самым сложным было
решить, кому писать. Только одной девочке над этим не
пришлось долго раздумывать, у неё брат служил в
армии, и переписка с ним была обычным делом. Она
первой обмакнула перо в чернильницу. Кто-то из ребят
смотрел в потолок, кто-то в окно, пытаясь, очевидно, там
найти для себя адресата или тему послания. Так или
иначе, один за другим склонялись над партой и
начинали писать.
Только Стёпе Батурину было не до писем, да и
вообще письмо можно было и не писать, всё равно
Маривана проверять не будет, а если спросит, то сказать,
что писал тёте Дусе в соседнею деревню. Он без конца
крутился за партой, сегодня он принёс в школу
отрубленную лапку петуха. Если вытягивать её за
Николай СОЛЯРИЙ 36
сухожилие, то сомкнутая лапка расправлялась, выгибала
когтистые пальцы, будто оживала. Этим фокусом
Стёпка пытался удивить или испугать ребят, отвлекая их
от занятия. Для него это обычное дело, то он принесет
пуговицу с пропущенной через неё ниткой, растягивая
которую жужжал кому-нибудь в ухо, или смастерит из
линейки стрелялку для изжёванной бумаги.
Мария Ивановна увидела, как Стёпа докучает
соседям по парте петушиной лапой, подошла к нему.
- Стёпа, ты бы ещё голову от петуха принёс, может
она бы тебе подсказала, как грамотно, без ошибок,
письмо написать.
Она забрала у него лапку, покачав головой,
уведомила его:
- Отнесу-ка я её твоему отцу, покажу ему, как у его
сына на уроках лапки оживают.
В классе по рядам прокатился смех. Стёпку
захлестнула обида и страх перед предстоящим
разговором с отцом. Он знал о последствиях подобной
на него жалобы. Не раз гнев отца в виде порки вожжами
он испытывал на своей заднице, особенно когда принёс
в школу карбид и опустил кусок в бутылку с чернилами.
К кошмарным последствиям привёл этот химический
опыт, нанеся непоправимый ущерб школьному шкафу,
в котором хранились тетради, учебники и бумага для
стенгазеты. После той порки он два дня нормально
сидеть не мог, подкладывал на сидение валенок. Степан
блуждающим взглядом окинул класс, и, долго не
раздумывая, начал писать, то и дело переводя взгляд с
тетради на Маривану - возьмёт зубами ручку, погрызёт
её, и снова писать. Мария Ивановна расценила это так:
похоже на то, что мне письмо пишет. Зная о жёстком
подходе к воспитанию его отца, и даже не помышляла
МАРИВАНА
37
идти к нему с жалобой на его отпрыска. Она просто
приструнила озорника. Забрякал в коридоре
колокольчик, Мария Ивановна объявила:
- Урок окончен.
Класс застучал крышками парт. Может, для всех
урок и был закончен, но только не для Стёпки, эта тема
его захватила, он продолжал писать всю перемену.
Только на следующем уроке, довольный собой, убрал с
парты исписанный лист. После четвёртого урока
занятия в школе закончились, Мария Ивановна в
маленький чемоданчик-балетку сложила стопку
тетрадей на проверку. Такая работа ей была не в тягость,
она любила это занятие, которым под зелёным
абажуром настольной лампы занималась на сон
грядущий, и только после этого укладывалась спать.
Выйдя со школьного двора, с обрыва в речку бросила
петушиную лапку, и, забыв о ней, казалось, навсегда,
зашла вначале в сельмаг. Из четверых покупателей
магазина пришлось поговорить с двумя, каждым в
отдельности, те двое были родителями её учеников. Не
огорчив ни одного из них успехами их шалунов, в свой
адрес получила кучу благодарностей, после чего была
пропущена за покупкой без очереди.
На следующий день на уроке грамматики
Маривана попросила четвероклассников достать
почтовый конверт и по образцу, показанному на доске,
написать на нём адрес. Один Стёпка не приступил к
заданию, образец его не интересовал, адрес он написал
ещё дома, а сейчас он на подстилке из газеты рисовал
самолёт, затем на фото передовика внёс поправку,
пририсовав ему очки, бороду и папироску во рту. Для
Марии Ивановны это был обычный будний день, не
отмеченный никакими особыми событиями, если не
Николай СОЛЯРИЙ 38
считать драку ребят на перемене, которую ей пришлось
разнимать. Такими же были последующие два, но уже
без драки. В этот день её супруг пришёл пораньше, в
хорошем настроении, приветливо встретил жену, тряся
над головой конвертом, объявил:
- Танцуй, Маривана, тебе письмо.
Мария Ивановна тут же у порога, не снимая
валенки, покружилась и пропела куплет:
- Во поле берёзонька стояла, ай лю-ли-лю-ли,
стояла. Давай скорее письмо, третий день его жду.
Муж вручил ей конверт:
- Важная особа тебе пишет.
- Важная и непослушная, - добавила она. Обратный
адрес на конверте её чуточку удивил, письмо было от
Стёпкиной одноклассницы. Тем не менее, она тут же
вскрыла его, и, подойдя к окну, поближе к свету, для
мужа прочла его вслух:
Здравствуйте Мария Ивановна!
Мне Вам хочется сказать, что Вы моя любимая
учительница.
Потому, что вы добрая и лицо у Вас хорошее, и
туловище фигуристое.
Я тоже хочу, как вы, стать учительницей. Я уже сейчас
учу сестрёнку Веру читать и рисовать, и ещё я ей сказки
читаю. Мама мне сказала, отнеси Марии Ивановне пирожки
с морковкой, а я не понесла, постеснялась. Приходите к нам в
гости, мы все будем рады.
До свидания. Таня Зуева.
Супруг учительницы засмеялся:
- Кто бы мне так написал! Приходи, мол, Иван
Макарыч в гости, туловище у тебя хорошее, а то я
стесняюсь тебе чуток водки принести. Ну а, в общем-то,
МАРИВАНА
39
письмо почтительное, ребятишки на тебя равняются,
вряд ли кому-нибудь у нас в деревне такое письмо
писали. Если так дальше дело пойдёт, глядишь, тебя
депутатом изберут. Будешь у меня как Фурцева, на
автомобиле тебя будут возить. В общем-то, Маривана,
хочу тебе сказать, давай-ка мне денежек на четыре
полбанки. Я сегодня с Мишкой Батуриным договорился
на воскресенье боровка нашего колоть, если на
красненькую накинешь, берём тебя в компанию.
У Марии Ивановны от услышанного чуть глаза не
выкатились:
- За что, кому?
Иван стал считать, загибая пальцы:
- Мишке за убой бутылку отдай - раз, двоих соседей
в помощь ещё пригласим, пить вчетвером будем - это
еще два, три, четыре, если захочешь с нами посидеть -
красненькую надо.
Мария Ивановна была сильна в арифметике:
- Так, одно дело за убой Михаилу бутылку, я
согласна. В помощники возьмём директора школы
Петра Егоровича, он малопьющий и работящий, от него
одного толка больше будет, чем от двух соседей. Насчёт
красненькой - у меня с прошлого воскресенья в
бутылочке осталось, хоть и сидеть с вами,
матерщинниками, за столом не собираюсь. Так что двух,
как ты выражаешься, полбанок, будет достаточно.
Иван чуть ли не взревел:
- Я позориться перед людьми не стану, забой
отменяется. Давай хоть на три пузыря. Вот ты, моя
дорогая Маривана, почти всю деревню писать и читать
научила, а вот в самом важном деле ты абсолютно
безграмотная, считаешь, как двоечница-второгодница. К
трём мужикам прибавить две бутылки водки под
Николай СОЛЯРИЙ 40
хорошую закусь. Чему равняется? Ни в ногах, ни в
голове. Чтобы знаменатели сошлись, надо бутылочку
приплюсовать, и что мы получаем в ответе - с чистой
совестью можем людям в глаза глядеть.
Мария Ивановна ещё что-то долго в уме
перемножала и складывала. Затем махнула рукой:
- Ладно, пусть будет три без красненькой. Был бы
ты половчее, без Мишки Батурина бы обошлись.
Возмущённый Иван зафыркал:
- Это я-то неловкий? Да если бы у меня рука не
болела, я бы задушил этого борова.
Мария Ивановна ничего не ответила на это.
Раскрыв свою любимую книгу «Как закалялась сталь», в
которой хранился весь семейный капитал, извлекла из
неё нужную сумму на пропой. Иван доволен собой,
количество бутылок было специально завышено, он
знал, что уступать придётся в любом случае. А три
пузыря будет в самый раз.
Наступило воскресное утро. Из свинарника в
пригон выгнали раскормленного борова, слабонервным
здесь, конечно, делать нечего. Михаилу Батурину могли
бы рукоплескать испанские тореадоры, в этом деле они
ему в подмётки не годились. Михаил, по всей
вероятности, пользовался каким-то приёмом самбо или
джиу-джитсу, взяв борова чуть выше копытца, сгибал и
поворачивал его, боров с визгом падал на спину, и тут
же получал кинжалом в сердце, весь процесс длился
несколько секунд, и, бесспорно, стоил поллитровки. За
этим начиналась долгая и трудоёмкая операция. Порося
обкладывали соломой, начинали палить щетину,
выскребали шкуру ножами, поливали горячей водой,
обкладывали мокрым покрывалом, распаривали, делая
её мягкой, гладенькой и нежной. На всё про всё ушёл
МАРИВАНА
41
весь световой день. Вымыв руки, все участники забоя,
голодные и уставшие, пошли к накрытому столу. Там их
ждал настоящий царский пир: чугунок свеженины,
сковорода жареной крови с салом и чесноком, чашка
солёных грибов и квашеной капусты. Водка в бутылках
выставлялась не вся сразу, а по одной. Вот здесь-то,
казалось малопьющий, директор школы
продемонстрировал своё мастерство. Тыльной стороной
ножа он обстучал с горлышка бутылки сургуч, да так
начисто, что даже мизерная крошечка не могла попасть
кому-нибудь в стакан, и, закрыв глаза, разлил водку в
три стакана, да так ровненько, будто по линеечке. Тут
наверняка способствовала верная рука чертёжника.
Затем наступила кульминация сего действия. Пётр
Егорович переворачивал бутылку над своим стаканом, и
начал её сдавливать, что есть мочи. Оставшиеся в ней
капельки водки падали в стакан и все вслух начали
считать, заведомо зная: их будет двадцать одна. Никому,
кроме него, не удавалось выжать больше пятнадцати. Но
все полагали, что могут стать свидетелями нового
рекорда или будет посрамлён ранее установленный. С
падением восемнадцатой капли Пётр Егорович,
сдавливая бутылку, рычал, скрипел зубами, глаза его
начинали вылезать из орбит. Казалось, вот-вот бутылка
лопнет в его руках.
- Двадцать одна, - произнесли за столом. Но наш
герой не унимался, и как бы он не рычал и не кряхтел,
больше ни единой капельки не упало ему в стакан.
Каждый из присутствующих дал этому оценку. Михаил
сказал: «Спец». Иван с восхищением произнёс:
«Мастер». Мария Ивановна, стоя у плиты и искоса
наблюдая за происходящим, покачав головой, высказала
на этот счёт своё мнение:
Николай СОЛЯРИЙ 42
- Вот уж не ожидала от тебя, Пётр Егорович.
Михаил призвал первый стакан выпить, не чокаясь,
за упокой души борова Борьки. Из уст Ивана чуть было
не вырвалось: пусть земля ему будет пухом, но он
вовремя осёкся, подавил в себе эту фразу. Какая земля,
место ему на плите в кастрюле. Все выпили и
потянулись к закуске, нахваливая хозяйкино угощение.
Немного заправившись, захмелевших мужиков
потянуло на разговор. Иван поинтересовался у
Михаила:
- Скажи, Миша, ты ведь столько скота перерезал и
фашистов на фронте, за что тремя орденами Славы
награждён, вот и пьёшь за упокой души поросёнка, а
саму душу приходилось когда-нибудь видеть?
Лицо Михаила стало серьёзным:
- Кажется, видел. В сорок третьем. Нас, троих
разведчиков, отправили за линию фронта. Заданием
было нанести на карту огневые точки противника и
места сосредоточения их техники. Двое суток мы лазали
по их тылу, с заданием справились. Возвращались к
своим, зашли на хутор, там в избе бабка с маленьким
внукам жила, накормила она нас. Слышим шум в сарае.
Мы туда, а там фриц шарит, автомат у двери оставил.
Скрутили мы его без хлопот, задаём ему вопрос: кто
такой и зачем здесь? Он руками по ляжкам себя хлопает:
ко-ко-ко, ко-ко-ко. Мы так его поняли, залез кур
воровать. Приказа нам не было языка брать, но решили
мы: почему бы не взять? Связали руки ему за спиной и
погнали к нашим. Вечером в пути нас обстреляли.
Товарища своего в этой перестрелке мы потеряли, и
немца в ногу ранило. Под покровом ночи добрались до
реки, немца на себе тащили. На берегу поняли: с ним
реку не форсировать, кончать его надо. Достал я этот
МАРИВАНА
43
самый нож, немец стал меня о чём-то просить. Я ведь не
все немецкие слова знаю, а того, кто немецкий язык
более или менее знал - его подстрелили. Церемониться я
не стал, всадил ему в грудь нож по самую рукоять, с
левой стороны чуть ниже кармана, он глаза закрыл,
даже не пикнув. Наверное, он даже и не понял, что
помер. Перед тем как в реку лезть, решили мы с
товарищем перекурить. Глянул я на убитого немца, а
рядом с ним такой же стоит, только мутный какой-то,
потом его будто ветром сдуло. Спрашиваю у товарища:
«Что это было?» А он мне: «Где?» А я ему: «Да вот только
что, этот же немец, но как в тумане». Он посмотрел на
меня, как на дурака, и говорит: «Я тебя предупреждал -
не пей воду из лужи, вот микробов наглотался, тебе и
мерещится всякая чертовщина». Больше мне никогда
ничего подобного наяву видеть не доводилось, зато
немец тот несколько раз во сне ко мне являлся, говорит:
«Миша», а дальше по-своему, по-немецки. Я бы к
переводчику обратился, да не могу слов его запомнить.
Жена говорит: как в город поедешь, зайди в церковь,
поставь свечку, вот он и успокоится, перестанет к тебе
ходить.
Все какое-то время молчали, то ли войну
вспомнили, а может, немца того жалели. Чтобы не
затягивать эту паузу, Иван поставил следующую
поллитровку. Пётр Егорович вновь ровненько разлил её
по стаканам, но номер с каплями демонстрировать не
стал. Он продолжил затронутую тему:
- Я ведь на фронте тоже смерти в глаза смотрел,
душ убитых видеть не доводилось, но вот голос чей-то
слышал. Служил я в пехоте, в сорок втором попали мы
под артобстрел. Фашисты крыли снарядами без
передышки, всю землю воронками изрыли, вокруг
Николай СОЛЯРИЙ 44
фрагменты тел, кишки, руки, ноги разбросаны, я, боец
ещё толком не обстрелянный, прижался к земле, будто
врос в неё. Как ошалелый повторяю только одно: «Мама
моя родная». И вот через грохот этих разрывов слышу
отчётливый голос: «Уходи с этого места». Меня будто
что-то подняло, и я прыгнул недалеко в воронку, тут же
на то место, где лежал, прилетел снаряд. Чей это голос
мог быть, не знаю. Отец с братом погибли ещё в начале
войны, я до Победы в строю - за чужие спины не
прятался, а никаких ранений, так, лёгкими царапинами
отделался.
Иван поинтересовался:
- Голос-то чей был, мужской или женский?
- Мужской, но доселе незнакомый, - ответил Пётр
Егорович.
Мария Ивановна принесла к столу пироги, да
большущие, размером с рукавицу. Чем привела гостей в
восторг. Михаил, восхищённый такой стряпнёй,
произнёс:
- Балуете вы нас, Маривана. Как там Стёпка мой, на
уроках не шалит?
- Нет, хороший мальчик, старательный, лучше всех
самолёты рисует.
Удовлетворила его ответом Мария Ивановна.
Потом была ещё одна поллитровка, и недопитая
когда-то Мариваной красненькая, что была припрятана
в кухонном буфете, которую распили за здоровье и
благополучие хозяйки этого дома. Описать, во что эта
початая бутылка красного вина превратила наших
героев, даже в словаре Даля и Ожегова подходящих слов
и выражений не нашлось. Заменю происходившее
одной фразой из песни: «Ревела буря, гром гремел».
Пляску, которую затеяли они, нельзя было назвать гопак
МАРИВАНА
45
или русский перепляс, это больше походило на попытку
проломить пол. Слава Богу, обошлось без мордобоя.
Скорее наоборот - братанием и слюнявыми поцелуями.
Хорошо, что Иван после ухода гостей упал на кровать, а
не как обычно, у порога, иначе пришлось бы Марии
Ивановне, как обычно, вроде фронтовой санитарки
тащить его на себе до кровати. Не оставлять же его на
половиках. Поставив у кровати тазик, на случай, если
супруга стошнит, и сама улеглась рядом с мужем.
Всем известно: понедельник день тяжёлый, ну а
этот понедельник был для всех проклятущий. С утра в
доме Михаила районный участковый, взяв понятых,
устроил обыск. Перевернул всё в сарае, в погребе и на
чердаке, заглядывал во флягу, обнюхивал её, перетряс
все мешки, ничего не обнаружив, так и не объяснив,
чего искал, пригрозил Михаилу, что он у него теперь на
карандаше. Укатил на мотоцикле в школу. Там, сняв с
урока Марию Ивановну, присоединив к ней Петра
Егоровича, не найдя подходящего места, в маленькой
столярке устроил допрос. В первую очередь каждую
страницу паспорта Петра Егоровича он разглядывал у
окна на солнечный свет, спросил, не был ли в плену и не
проживал ли на оккупированной территории. Марии
Ивановне был задан вопрос: «Знаете ли вы об
ответственности за садистское обращении с детьми?».
Снова, неудовлетворенный допросом, решил устроить
очную ставку с информатором. В столярку зашёл Стёпа
Батурин. Участкового, увидевшего шалопая, руки и лоб
которого были испачканы чернилами, затрясло.
- Вот ты, оказывается, какой, Павлик Морозов.
От досады он плюнул на пол и подал директору
школы конверт:
Николай СОЛЯРИЙ 46
- Учите детей грамотно писать адреса, или вами
будет заниматься НКВД. Меня в воскресенье в областное
управление вызвали, всучили мне этот конверт и велели
разобраться. Что сказать, мальчик бдительный, но
пороть его надо.
Сложив в сумку протоколы допросов, обматерив
всех присутствующих, умчался в район на своём
мотоцикле. Да полусмерти перепуганные, директор и
учительница прочли адрес на конверте: «На Москву
Сталину Ёсичу Висарионычу От Степана Батурина».
Здрасте товарищ Сталин!
Меня зовут Степан Батурин. Я учусь в четвёртом
классе. Хочу быть как Павлик Морозов. А когда вырасту, буду
лётчиком и героем Советского Союза. Мой папка и Маривана
ещё пожалеют, что издевались надо мной. Это ещё будет не
скоро. А сейчас приезжайте к нам и накажите их. А если они
будут отпираться. И говорить вам про карбид, про жужалку,
про петушиную лапу, не верте им. Это всё они мне сами
подсунули, и этой лапой мне в харю натыкали. Маривана
думает, что это я у неё в огороде подсолнухи ворую, а я не
ворую и вообще семечки не щелкаю. И за её гусями я тоже не
гонялся. Директор нашей школы на шпиона похож, у него
усики такие тоненькие. Он всё время в коридоре
подслушивает, о чём в классе говорят. А папка ставит
бражку на свекле, он её с колхозного поля таскает. Как
напьётся, матерится, лупасит всех подряд, и меня тоже.
Было бы лучше, если бы вы меня к себе в Кремль забрали, я бы
вам там пригодился.
До свидание. Степан Батурин.
Педагоги понемногу стали приходить в себя.
Директор задал вопрос:
- Это ещё какой лапой мы тебе в харю натыкали?
Мария Ивановна ответила за него:
МАРИВАНА
47
- Да была там лапка, я вам про это не говорила.
Стёпка, кажется, покраснел до самой макушки, и,
опустив подбородок на грудь, заплакал. Мария
Ивановна первый раз улыбнулась за сегодняшнее утро:
- Горе моё, иди в класс и читай Чехова.
Зарёванный Стёпка, не поднимая головы, вышел из
столярки.
- Надо будет зайти домой к Батурину, сказать, чтоб
мальчонку не наказывали. Пороть здесь не Стёпку надо,
а участкового, да и с того чего взять, он хоть и
облечённый правами человек, но всё-таки
контуженный. Вообще, Пётр Егорович, про письмо
помалкивай, а то поднимут нас на потеху всей деревней,
и Стёпке разные прозвища напридумывают.
Директор, грустный и посрамлённый, кивком
головы согласился с учительницей:
- Умеешь ты, Маривана, легко и быстренько
недоразумения заглаживать. Как там Иван, болеет,
наверное?
Мария Ивановна махнула рукой:
- Какой там болеет. Утром с петухами поднялся,
ковшик рассола выпил, съел всё, что с вечера на
сковороде оставалось, и на работу убежал.
Шли дни, снега становилось больше, морозец
крепчал, река спряталась под тонкий лёд. Ребятня
построила крепость из снега, разделились на две
команды, вооружившись снежками, одни штурмовали
её, другие держали оборону. Абсурдом было, что у тех и
других призыв был одинаковым: «Ура! За Родину! За
Сталина!». Вся эта баталия происходила у обрыва на
берегу реки, недалеко от школы. Как ей сейчас хотелось
принять участие в этом сражении и залепить в кого-
нибудь снежком. Желание это было, конечно, не от
Николай СОЛЯРИЙ 48
злости, а от озорства. Глядя на своих учеников, она
рассуждала, что пройдёт время, и из них вырастут
настоящие герои, способные защитить свою Родину и
проявить себя на трудовом фронте. Вдруг из ребят кто-
то крикнул:
- Стёпка в речке тонет!
Ребята всей оравой побежали к обрыву и Мария
Ивановна вместе с ними. Пологий обрыв высотою
метров десять, с него ребятня всегда, как с горки,
скатывалась вниз, но только тогда, когда на реке
становился толстый лёд. Настоящих морозов ещё не
было, и время для таких катаний ещё не наступило.
Лёд под Стёпкой сломался в пяти метрах от берега
на большой глубине, он барахтался и кричал, зовя на
помощь. Мария Ивановна, не раздумывая, скатилась
вниз по Стёпкиному следу, и оказалась в одной полынье
с ним, и тут же Стёпкина голова скрылась под водой.
Она нырнула за ним. Они скрылись под водой навсегда.
Мужики со всей деревни два дня ломали лёд и
шарили по дну баграми. Тщетны их были усилия,
быстрое течение реки опередило их, унеся тела в свой
безмолвный мир.
Поминки по ним устроили в классе, в котором
учился Стёпка и преподавала Маривана. В торце стола
поставили два стакана, прикрытые кусочком хлеба: один
с киселём для Стёпки, другой для Мариваны - с красным
вином.
Первым сказал слова Пётр Егорович:
- Их теперь нет с нами.
Его тут же перебил Михаил:
- Как же нет, вон они, стоят у доски, Стёпка мой и
Маривана.
МАРИВАНА
49
Все присутствующие посмотрели на доску, куда он
показал. Затем обернулись на Михаила, решив, что он
обезумел. Место, где произошла эта трагедия, стали
называть «Стёпкин обрыв». На главной областной
дороге установили новый указатель со стрелкой:
«с. Маривана 12 км».

ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
51
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
1.
На заре Советской власти, в голодные годы
прошедшей гражданской войны в сёлах, где, казалось
бы, даже в неурожайный год всегда было чего поесть,
настала голодуха. Разорила война деревни.
Мародерничали и красные, и белые, ничем не
брезговали, тащили всё, от курицы до лошади. За ними
пошли продотряды, и те амбары стали выметать.
С голода не опухали — были, конечно, капуста и
картошка, но и те не досыта.
У Матрёны на подворье, не считая её, ещё три
дочери. Может и ладно, у них всё было — если бы
Нюрка, старшая дочь, не ела за шестерых. На неё уже
было страх смотреть, веса в ней пудов за десять. Лицо
круглое, как арбуз, глаз нет — одни щелочки, ямочки на
щеках и те расправились. Ходит, еле ноги переставляет,
с боку на бок переваливается. С утра до вечера голосит:
«Мам, есть хочу». Казалось, ещё немного, и Нюрка всю
семью по миру пустит. Девятнадцать лет ей уже, девка
на выданье, да кто ж такую кадушку замуж возьмёт. Она
похлеще продотряда будет, всё съестное в доме выметет.
Соседи предлагали утопить её в колодце или повесить в
коровнике. Каково было матери выслушивать такие
советы! Матрёна горестно отшучивалась: «Да какой там
колодец — она в сруб не пройдёт, и шеи у неё нет,
вешать можно только за ноги».
В их селе бабка Настя жила, причуд знахарских
много знала. Вывих руки или ноги вправить могла,
чирей или ячмень заговорить, из глаза кому-нибудь
языком соринку вытащить, мальцам полугодовалым
Николай СОЛЯРИЙ 52
мошонку кусала, чтобы грыжи не было. Про Матрёнину
беду вся деревня знала, не все желали Нюркиной
смерти, и посоветовали ей навестить бабку Настю.
Повела Матрёна Нюрку к бабке, рассказала ей про свою
беду, просить её стала:
— Помоги, баб Насть, иначе она нас всех скоро
обглодает.
Бабка Настя ведь не врач, консилиум не собирала,
даже раздеться не предложила, диагноз и лечение сразу
озвучила:
— Лошадиный едун. Оседлать ей коня надо да
погонять на нём хорошенько, чтоб вспотел. Потом
разрежь буханку хлеба повдоль, собери ею пот со
вспотевшего коня, всю буханку им пропитай. Пусть
Нюрка её съест всю за один раз, обе половинки.
Такой рецепт Матрёну напряг:
— А она от такого лекарства не околеет?
Бабка Настя спокойно ответила:
— Околеет, не околеет — какая разница. Всё равно
ведь топить собирались.
Альтернативы бабке Насте в деревне не было,
пришлось воспользоваться её рецептом.
Найти коня, казалось, особой проблемы нет —
загвоздка в том, как Нюрку на него верхом посадить.
Специальных приспособлений для этого не
предусмотрено. Но и коня, оказалось, найти непросто.
Узнают хозяева, для какой цели конь нужен — тут же
откажут. Мотивируют тем, что под Нюркой если хребет
не сломается, то конь по самое брюхо в землю войдет. Но
мир не без добрых людей. Сердобольный хозяин, за два
пуда овса отдавая Матрёне на целый день своего коня,
нареченного именем Гусар, прощался с ним как будто
навсегда. Вроде и конь добрый, но с Нюркой рядом,
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
53
пожалуй, и владимирский тяжеловоз выглядел клячей —
ну ничего, на нём воду возили, упрёт и Нюрку. Найти
бы ещё подсобника. Послевоенные мужики почти все
хворые да израненные. Для этой цели собирать из них
артель Матрёне не хотелось, разнесут это событие по
всей деревне, посмеиваться станут, прозвища
оскорбительные придумают. Решила она в помощники
взять деревенского дурня Митьку. Тот на мельнице по
два куля муки на себе носил. Был случай, когда он из
болота корову вытащил; возили его на Масленицу в
город — там на ярмарке с ним ни один мужик бороться
не стал. Ну и что, что дурень: девку в седло посадить —
арифметику знать не надо. Отправила она за ним
вторую дочь Раису. Дома Митьки не оказалось. Раиса
пошла по деревне спрашивать, не видел ли кто его. На
вопрос «На кой он тебе нужен?» почти подробно
объясняла, зачем она послана. Оповестив добрую часть
деревни о событии, которое должно произойти, нашла
его на мельнице, он на плотине бревно менял.
Уговаривать Митьку не пришлось, он как услышал, что
девку поднимать надо — пошёл сразу, и у мельника
отпрашиваться не стал. Когда они подошли ко двору,
там уже столько народу скопилось поглазеть, что на
похороны меньше приходит. Ребятне даже пришлось
взобраться на забор и соседнюю крышу.
Конь стоял посреди двора. Увидев свою наездницу,
очевидно, вспотел сразу. У него потух взор, и он опустил
гриву. Рядом с ним поставили лавку. Митькиной
задачей было помочь Нюрке встать на лавку, а потом
поднять ей ногу и вставить в стремя. А уже затем
подсадить, удерживая коня, чтобы не завалился на бок,
и подсобить Нюрке перекинуть другую ногу через
седло. В общем, задание простое, любому дураку
Николай СОЛЯРИЙ 54
понятно. Очевидно, Митьку плохо знали. Ему захотелось
блеснуть перед всей публикой своей сноровкой и
изобретательностью. Он сделал всё, как велели — обнял
насколько смог Нюрку, водрузил её на лавку, поднял её
ногу и вставил в стремя. Чтобы Гусар не завалился,
Митька, придерживая его обеими руками, упёрся
головой в Нюркину задницу, и таким манером стал
толкать её вверх. Голова Митьки до самых ушей
скрылась в Нюркиных ягодицах. Нюрка ревела, как
бурёнка, но в стремени подняться никак не могла. От
такого напряга Митька громко пукнул. Ребятня от смеха
чуть было не посыпалась с крыши. Хохотали все, кроме
Нюрки, Митьки и коня. Митька покраснел и попытался
своё звуковое сопровождение свалить на Гусара, чем
вызвал ещё больший смех. Такому номеру позавидовал
бы любой клоун.
Ну что же, нужна вторая попытка. Матрёна ещё раз
объяснила, как нужно это сделать, и не совать бошку
куда не следует. Митька вновь взял замученную Нюрку
за бока, приподнял и движением бёдер стал
подталкивать её к верху. Нюрка стонала, а Митька
сопел. Взрослой публике стало понятно: у дурня к
Нюрке возник мужской интерес. Какие только реплики
на этот счёт не посыпались из толпы. Кто-то предложил
Матрёне отдать Нюрку замуж за Митьку:
— Ты только глянь, как у него штанина
оттопырилась, любить будет, пока не похудеет.
Другой голос из толпы оправдывал Митьку:
— Да это у него грыжа из штанов лезет.
Ещё один добавил:
— Такую грыжу только Нюрка вправить может.
Матрёна велела Митьке поставить девку на землю и
объявила:
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
55
— Представление закончилось, расходитесь по
своим дворам!
Прогнав Митьку со двора, она отправила дочь в
избу, сказав:
— Хватит, конь уже мокрый.
Разобиженный на весь белый свет Митька под
реплики и хохот отправился на мельницу достраивать
плотину. Убитая горем Матрёна завязала узлом на себе
платок, с лёгкостью блохи сама вскочила на коня и,
пришпорив его голыми пятками, рысью пустилась через
всё село на скошенное поле. Сделав по нему кругов
двадцать, таким же аллюром вернулась в свой двор. Там
уже с Раиской двумя половинками хлеба обтёрли
вспотевшего коня и пропитали потом буханку насквозь.
Нюрка, посмотрев на хлеб, всхлипнула:
— Мам, а я не умру?
— Не умрёшь, жри давай. Если не похудеешь,
отдам тебя замуж за Митьку, кроме него с тобой ни один
мужик не управится, он на мельнице работает,
прокормит тебя.
То ли Нюрка замуж за Митьку не хотела, или голод
взял своё, но Нюрка умяла хлеб, как два пирожка с
повидлом, не оставив после себя ни крошечки. Худа ей
от этого не стало, даже не пронесло. Вся семья вздохнула
с облегчением — у Нюрки пропал аппетит.
Матрёна каждые два дня обмеривала ее бельевой
верёвкой, и полученный результат вызывал на лице
Матрёны улыбку. Со словами «Дай Бог бабке Насте
здоровья» убирала клубок верёвки в сундук. Нюрка
становилась более разворотливой и с усердием
отрабатывала в хозяйстве ранее съеденные продукты.
Каждые две недели платье на ней приходилось ушивать.
С того дня прошёл месяц, может чуть больше, но, видно,
Николай СОЛЯРИЙ 56
тогда ещё Матрёна накаркала. Воскресным днём с утра
заявилась в их избу гостья нежданная, одетая
по-праздничному, как на Троицу, с узелком в руке —
Пелагея, Митьки-дурня мать. В тот момент дочерей в
избе не было, в церковь ушли. Матрёна одна на
хозяйстве, глядит на гостью, в толк взять не может.
Сроду Пелагея к ней не заходила, а тут надо же, ещё и
вырядилась. Развернула гостья узелок, а там полторы
дюжины яиц и фунта два сала солёного:
— Вот, Мотрюшка, гостинцы тебе принесла.
Недогадливая хозяйка развела руками:
— Чем обязана буду, Пелагея?
Пелагея начала говорить на старинный
традиционный манер:
— Сокол ясный есть у меня, у тебя горлица
гнездится, мотаются они, как неприкаянные, спарить их
надо. Ты, Матрён, на меня глазки не выпучивай, до
конца выслушай, я дело скажу. Ну и пусть головой слаб,
зато силища в теле какая, Дмитрий у меня вина не пьёт,
не табакур, за работу возьмётся — не остановить его,
день и ночь трудиться будет. Полюбилась ему Нюрка,
сама же видела, как он к ней у коня прилип, весь вечер
талдычит: «Мам, Нюрку охота». А я тебе пять кулей
муки, да семенного зерна подвезу. Работой Нюрку
изводить не станем, прокормим, мы зажиточные, пусть
будет Митьке для утехи. Веселье по этому поводу
устраивать не станем, обвенчаем по-тихому. Ты
подумай, иначе помрёт она в девках, кроме Митьки на
неё больше никто не позарится.
— Не продолжай дальше, Пелагея. Мука и зерно —
всё это хорошо, но не хочу я от дочери проклятье
получить, да и Нюрка на убыль пошла, верёвка уже на
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
57
целый локоть короче стала. Вот моё слово, не быть тебе
моей сватьей.
Огорчённая ответом, Пелагея поднялась из-за
стола:
— Пойми меня, Мотря, я ведь тоже мать, гостинчик
себе оставь, да не сказывай никому, с чем я к тебе
приходила. А то народ-то ведь какой, скалиться начнут,
вывернут всё шиворот-навыворот.
Ушла Пелагея ни с чем. Нюркино похудание
продолжалось до той поры, пока она не вернулась в
свою норму. На следующий год пришло к ней женское
счастье — Нюрка вышла замуж. Прихватив с собой в
приданое курицу-несушку, две пуховые подушки и три
аршина сарпинки, съехала к мужу в соседнее село.
2.
Загремели грозы пошли грибные дожди, по утрам
туман накрывал всё село. Только рассеявшись, он
открывал путь к природным кладовым. Раиса выбрала
корзиночку поменьше для младшей сестрёнки, а для
себя короб посолиднее. Вдвоём отправились в лес
набрать рыжиков. По дороге Маринка расспрашивала
сестру:
— Рай, а ты в лесу волка или медведя видела?
— Не видела и видеть не хочу: если они нам
повстречаются, от нас только сломанные корзинки
останутся. Да ты не пугайся, тут медведи не ходят: если
что, удрать успеем.
Этим она, конечно, сестру не успокоила, только
больше напрягла её. Грибов в лесу много, если брать все
подряд, за четверть часа можно управиться. Но вот
рыжик чаще под прошлогодней листвой прячется, здесь
Николай СОЛЯРИЙ 58
нужно быть повнимательнее. Разглядев бугорок, нужно
рукой или палочкой разгрести его, и тогда он твой. Вот
так от одного до другого бугорка двигались сестрёнки,
пополняя свой багаж. Раиса под пихтой заметила
большой бугорок из листьев. В надежде под ним найти
грибную семью, разворошила палочкой семейство
земляных пчёл. Сразу не поняв в чём дело, получила
острые ожоги в лицо. Завопив, что есть моченьки,
сбросив с себя короб, помчалась прочь с того места.
Маринке показалось, что сестра увидела медведя.
Закричав ещё громче Раисы и бросив корзину, кинулась
наутёк, обогнав сестру — дала такого стрекача, что
оглянулась только у своей избы. Она не увидела Раису,
только слышала её вопли. На крыльцо выбежала
Матрёна:
— Что случилось?
Маринка, показывая рукой в сторону леса,
закричала навзрыд:
— Мам, Райку медведь поймал!
У Матрёны от ярости, похоже, выросли крылья.
Схватив вилы, она перелетела с ними через ограду и
рванула на Райкины вопли. Можно было не сомневаться
— если бы там на самом деле был медведь, она бы
подняла его на вилы, как карася на острогу. Застав дочь
у ручья, прикладывавшую воду к лицу, готовая к
поединку мать крикнула ей:
— Где медведь?
— Какой медведь? Я пчёл раскопала.
— Маруська сказала, что тебя медведь поймал.
— Ей, видно, померещилось.
Матрёна со вздохом облегчения стала вытаскивать
пчелиные жала с покрасневшего лица дочери, потом
смочила свой платок в прохладном ручье, и, приложив
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
59
его к лицу Раисы, повела её домой. К вечеру Раису было
не узнать: половина лица заплыла так, что глаз
открывался только один, одно ухо стало огромным, как
у свиньи, а губы разнесло и они выглядели, как
растоптанные лапти. Поздней ночью прогремел гром,
сравнимый с пушечной канонадой. Матрёна на полатях
от страха укрылась с головой зипуном, и, крестясь,
прочла спасительную молитву к Пресвятой Богородице.
От этого ей стало спокойнее, но ненадолго. В дверь
сначала обыкновенно постучали, но, очевидно, не
услышав движения в избе, забарабанили руками и
ногами. На Матрёниной памяти таких ночных визитов
не было даже в войну, белые и красные вели себя
деликатнее. Она решила, что если на такой стук не
откликнуться, пожалуй, дверь разнесут. Взяв в правую
руку колун, а в левую – керосиновую лампу, пошла к
двери. Не спавшая еще Раиса взяла ухват, как держит
винтовку солдат, идущий в штыковую атаку, и
присоединилась к матери. Матрёна, сделав голос
погрубее, задала вопрос:
— Кого это принесло? Перестань стучать, а то всех
мужиков в избе разбудишь. Если сейчас отсюда
стрельну, вместе с дверью улетишь.
Раиса, поддержав мать, прорычала:
— Ага, и я тоже стрельну
Юношеский скулящий голос за дверью пропищал:
— Хозяева, не стреляйте, впустите, до костей
промок, мне только обсушиться и переночевать.
Матрёна басом переспросила:
— Кто такой, по какому случаю к нам?
За дверью ответили:
Николай СОЛЯРИЙ 60
— Данил, культармеец я, из города приехал с
указом по борьбе с неграмотностью и
малограмотностью, ликбез открывать буду.
Хозяйки переглянулись, не поняв и половины
услышанного и, не переговариваясь, решили впустить
путника — вроде человек казённый. Раиса одной рукой
отодвинула засов, а другой продолжала держать
наготове ухват. Матрёна, не выпуская колун из руки,
подняла лампу повыше, дверь открылась. Ночной гость,
увидев в свете керосиновой лампы хозяев в белых
рубахах и лицо Раисы, заорал:
— Бесы!!!
Развернулся и бросился было бежать, но,
поскользнувшись, всем своим ростом шлёпнулся в грязь,
да видно так навернулся, что подняться больше не смог.
Сообразив в чём дело, хозяйки решили загладить свою
вину и затащили ночного гостя в избу. От сильного
ушиба гость сопротивляться не мог, только вопил:
— Черти, куда вы меня тащите?
Телом он был жидковат, и они без особых усилий
занесли его, посадив у порога на рогожу, рядом
поставили его кожаную сумку и вещмешок. От макушки
до подмёток уделанный грязью культармеец стонал.
Матрёна отправила Раису на полати, велев ей не
показываться на глаза, а то, чего доброго, у парнишки
разрыв сердца получится.
— Ну что, Данил, снимай портки, стирать и сушить
их будем. У меня одежды на мужика нет, выбирай —
девичья рубашка или заворачивайся в старую
матрасовку.
Гость, не задумываясь, выбрал последнее.
Умывшись над корытом, полез на печь, куда его
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
61
отправила Матрёна. Постирав его одежонку, Матрёна
развесила ее и растопила печь.
Утром ночной гость не поднялся с печи. Он лежал,
как рыба на берегу, только губами шевелил.
— Жар у паренька, всё-таки простыл, — сказала
мать дочерям. Раисе велела обмотать лицо платком и
сбегать к бабе Насте, показать ей свою мордаху, да
попросить у неё чего-нибудь для постояльца. Сама же
Матрёна решила: стало быть, если постоялец человек
казённый, то за него платить должны. Собрала все его
документы и понесла их к сельскому голове. Голова не
обрадовался появлению культармейца на селе:
— Принесла же к нам нелёгкая этого мудозвона. В
толк себе взять не могу, зачем сельскому человеку
грамота? Нам пахать, сеять надо, а карандашами землю
не вспашешь. У него указ, видите ли, до тысяча
девятьсот тридцать первого года ликвидировать
безграмотность и малограмотность. Теперь ему дом под
избу-читальню надо, жалование выплачивать. Ты,
Мотря, если он у тебя не окочурится, отговори его, пусть
в свой город возвращается. А на деревне без него есть
люди, кто письмо прочесть и написать сможет. Если уж
не получится, на пропитание и проживание мы тебе,
конечно, наряд выпишем, осенью хлеб соберём, мукой с
тобой рассчитаемся.
Раиса от бабки вернулась с пучком травы и листьев:
— Вот, мам, это для него, а мне сказала толчёный
лук прикладывать. Ему, значит, всё это заварить и пить
как можно больше, пусть потеет.
Матрёна добавила:
— Потом этот пот на хлеб собрать и заставить его
съесть. Так что ли?
— Нет, мам, про хлеб она ничего не говорила.
Николай СОЛЯРИЙ 62
— Да это я так, к слову пришлось. Свалился на
нашу голову этот приезжий. Он у нас в селе ликбез
устраивать собирается. Может, вытащим его за ограду, и
пусть там отходит?
— Нет, мам, пусть остаётся, я его сама лечить буду.
Хорошо же, когда мужик в доме есть. Будет
ликвидировать безграмотность.
Матрёна добавила:
— И девственность.
— Он выздоровеет, и книжки нам читать будет.
— Этот мужик тебе начитает, как матери в подоле
ребёнка принести. Да ладно, это я так, поворчать
захотелось. Всё равно, гляди у меня, если что прознаю —
косы повыдёргиваю.
Матрёна пошла в огород, оставив культармейца на
попечение Раисы. А та рада стараться: по бабкиному
рецепту стала заваривать рекомендованное зелье. Для
себя изрубила меленько лук, и покрыла им свои
припухлости. И только тогда, обмотав лицо платком,
оставив неприкрытым один глаз, осмелилась подойти к
постояльцу. Он и не смотрел на неё, только хлебал
отвар. На следующий день опухоль у Раисы стала
понемногу спадать, и она уже высунула из-под платка
нос. Оживать стал и постоялец, знакомясь с Раисой по
частям. Золотистые волосы, серый глаз и аккуратный
прямой носик. «Очевидно, боится от меня заразиться
инфекцией: она предполагает, что у меня чума, оспа
или тиф, поэтому обмотала лицо», — решил Данил. Ещё
через день он увидел всё её милое лицо.
Осчастливленный тем, что оказался в романтичной
ситуации — за ним ухаживает юная красотка — он, как
будто израненный герой войны или капитан,
потерпевший кораблекрушение и выброшенный
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
63
волной на неведомую землю, получает исцеление от
прикосновений нежных рук таинственной
целительницы. От этого быстрее пошёл на поправку.
Дабы продлить такое удовольствие, он не торопился
проявлять своё выздоровление, а порой даже стонал
понарошку. Мог у неё просить пить, не испытывая при
этом жажды. Один раз как-то со стоном произнёс:
— Раисочка, если я умру, завещаю Вам все свои
книги, а карандаши раздайте всем, кто хотел учиться.
Этими словами он, естественно, ещё больше
привязал к себе Раису, и она дольше прежнего
просиживала возле него. Он спросил её:
— Что-то у вас не видно той кикиморы, которая
меня за ноги тащила?
Раиса сконфузилась, ей не хотелось признаваться,
что она его тянула за ноги. Слышать о себе такое было
неприятно. И она вступилась за ту, которая обратила его
в бегство:
— Это к нам свояченица приезжала из другой
деревни, очень приличная девица. У неё золотые руки,
её пряжа самая лучшая, туго скрученная, тонкая, без
бугорочков, хлеб она выпекает лучше маминого, у печи
готовить большая мастерица. Вы ещё её творог с
ягодами не пробовали.
Слушая её, Данил кивал головой, а потом
высказался:
— Да пусть она хоть поросёнка в яблоках умеет
готовить, на арфе играет и пишет стихи, как
Маяковский — я бы её руки не коснулся. Вот некоторые
люди во сне умирают, считается, из-за того, что сон
страшный увидели. Если я во сне умру, знай, это ваша
свояченица мне приснилась. Вот сравни её с собой: ты
милая, красавица, хоть вообще ничего не умей делать,
Николай СОЛЯРИЙ 64
всё равно в тебя можно влюбиться; а та хоть какая будет
рукодельница, и приданое у неё, и дом с золотой
крышей — лучше руки на себя наложить, чем на такой
жениться.
Таким сравнением Данил как бы признался Раисе в
своей симпатии к ней. Раиса, услышав о себе, что в неё
можно влюбиться, залилась румянцем, от этих его слов
тёплые мурашки пробежали по телу.
— Мама была у головы, он велел вам жить только у
нас, и место под избу-читальню обязательно подыщет.
Ещё я хотела спросить: у вас книжки с картинками есть?
— Есть, конечно, «Сказка о попе и работнике его
Балде». А если хотите, я вам всем почитаю повесть
Пушкина «Капитанская дочка», но там не только о
дворянской жизни, еще о любви и предательстве, и о
восстании крестьян под предводительством Емельяна
Пугачёва. Ты и мама непременно должны научиться
читать и писать, продолжить изучать фундаментальные
науки. Ведь неграмотный человек — это тот же самый
слепой. Будучи образованными, вы сами поймете,
сколько нужного и полезного вы приобрели.
За неделю, отлежав на жёстком ложе бока,
притворяться стало сложнее. Поражаясь русскому
богатырю Илье Муромцу, как тому удалось пролежать
на печи тридцать лет и три года, волей-неволей
пришлось Данилу с печи слезать. Натянув на себя
чистую одежонку и расчесав соломенный чуб,
засобирался он к сельскому голове. Своим появлением у
него радости и энтузиазма не вызвал, а только прочёл в
его глазах скорбную фразу: «Мать честная, не издох,
зараза». Деваться некуда, документ Советской властью
культармейцу дан, должен оказать пособничество.
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
65
— Будет тебе изба под ликбез, дрова выпишу,
людей у меня лишних нет — колоть их сам будешь.
Живи где хочешь, хоть у Мотри квартируй или в своей
избе-читальне».
С этого дня начались у Данила трудовые будни.
Растянув над избой-читальней красный плакат «Свет и
знание народу», он пошёл по селу с призывом
ликвидации безграмотности. Шестнадцать селян
удалось сагитировать учиться: из них девять подростков,
остальные повзрослее, не обременённые семейными
узами. Дело в том, что семейным было не до азбуки,
забот без этого хватало. Раиса в этом списке была не
только первой, но и самой прилежной: сердечный
интерес обязывал её быть передовой ученицей. Через
три недели она читала уже не по слогам. Были, конечно,
трудности с таблицей умножения, но и это скоро было
освоено до совершенства. Раиса прошла курс школы-
трёхлетки за полгода. Маруська, подражая сестре, тоже
была старательной. Зато Матрёна, не в пример дочерям,
придерживаясь позиции сельского головы, от учёбы
отказалась. Мало сказать, что Раисой педагог был
доволен — он был влюблён. Возникшие между ними
отношения скрыть было невозможно, тем более от
Матрёны. И она решила поставить вопрос ребром: либо
Данил должен жениться на Раисе, или пусть выметается
из избы, а ещё лучше совсем из деревни. Такой строгий
ультиматум выдвигать не пришлось. Как только она
завела разговор на эту тему, лица молодых засветились
радостью. К этому времени служба в церкви уже не
велась, их брачный союз зарегистрировал в конторе
сельский голова. Два года они жили в одной избе, а
потом Данил настоял на обязательной учёбе Раисы, и
Николай СОЛЯРИЙ 66
они, распрощавшись с сельской жизнью, Матрёной и
Маруськой, уехали в город.
3.
Время шло, год за годом менялась жизнь в деревне.
На смену прежней жизни пришла коллективизация.
Место сельского головы занял председатель, человек
приезжий, властью рекомендованный, всенародно
избранный. Его районный секретарь на общем
собрании селянам так обрисовал, что хоть на божничку
вешай. Матрёне терять было нечего. Она, вроде как
сознательная крестьянка, без принуждения и уговоров
вступила в колхоз. Взрослела Маруся, с матерью наравне
работая на всеобщее благо, получала трудодни. Вопрос
«Что будем завтра есть?» у них был неактуален. Жили в
достатке, переживали только за успехи производства
крупнорогатого скота и судьбу колхозного урожая,
конечно, не сбрасывая со счетов собственную судьбу.
Ведь Маруське пошёл уже двадцатый годок, а она до сих
пор девка нецелованная. Нельзя сказать, что она
уродлива, всё при ней в меру. Только одна
несимпатичная деталь: рябая, веснушек на её лице
столько, будто на солнце через сито загорала. Как уж она
ни пыталась их вывести, чистотелом и простоквашей
умывалась — бабка Настя и та ей в помощи отказала:
«Тут хоть рашпилем лицо обдирай, всё равно без толку».
За старших дочерей Матрёна более-менее была
спокойна. Нюрка с мужем и детьми переехали в
Белгород: вычитали где-то, что там яблок больше, чем в
Сибири картошки, захотелось им пожить в райских
садах. Посылка с фруктами от них три недели шла —
попортилось, конечно, содержимое, но восторга и
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
67
радости было на всю деревню. Всё, что уцелело, сами
ели и угощали всех соседей. Раиса с Даниилом в городе,
оба в школе работают, с детьми два раза летом в гости
приезжали. Председатель колхоза оказался толковым
руководителем, на работе просто кипел, с коня не
слазил с утра до вечера, а с вечера до поздней ночи в
конторе просиживал. Чего ему, собственно, не
просиживать — дома его никто не ждал, жена в городе
жила, в колхоз неизвестно по каким причинам
переезжать не торопилась. Была один раз, по деревне
ходила, нос морщила, в грязи завязла, чуть было сапоги
там не оставила. Остановил он как-то Матрёну, просил,
чтобы она отправила вечером в контору Марусю —
слыхал он, будто пишет она аккуратно. Дед-учётчик
почти ослеп, носом по амбарной книге водит, буквы еле
разбирает. Вот и хотел он, чтобы она вместо деда отчёт
написала. Матрёну упрашивать не надо, этим же
вечером Маруся в конторе занялась отчётом, работа
новая, но посильная. Это не на ферме навоз выгребать
— председатель позаботился, самовар на столе и шаньги
сладкие. Закончила Маруся с отчётом — ей другая
писанина нашлась: привести в порядок все
бухгалтерские документы. Маруська на работу шла чуть
ли не вприпрыжку. Матрёна пересмотрела свой взгляд
на образование: не зря, выходит, её девки ликбез
окончили. Как-то в конце рабочего дня попросил
председатель Марусю задержаться, сводки районные
переписать. Темнело уже, подсел он к ней, одной рукой
обнял за бочок, другой погасил керосиновую лампу,
зашептал ей на ухо, что хорошая она, и он давно к ней
приглядывается. Свалил её с табурета на пол и лишил её
того, за что мать грозила косы повыдёргивать. Для
Маруськи это было настолько стыдно и трагично, что
Николай СОЛЯРИЙ 68
она никому в глаза смотреть не могла, даже лицом
почернела. Такое от Матрёны скрыть было невозможно,
дочь словами она пытать умела. Узнав от Маруськи всю
правду, косы её сохранила, а с председателем решила
разобраться всенародно. Делать ей этого не пришлось.
Через неделю, видно, председателя партийная совесть
заела, или почувствовал, что неладное затевается, но сам
пришёл к ним в избу раскаиваться и у Матрёны с
Маруськой прощения просить: «Получилось у меня так
от большой любви, давно я на неё заглядываюсь,
собирался сватов к вам послать, да всё никак со своей
развестись не могу. На это время нужно, а где его взять
— то сев, то покос, уборочная, закрутился совсем. Вот
уборочную закончим, поеду в район, оформлю развод, а
потом, чтобы всё как у людей, свадьбу сыграем. Сейчас,
конечно, наши отношения лучше от всех скрыть, иначе
прознают — по партийной линии могут выговор
вляпать, или с должности снять, лучше вам от этого не
станет, если ваш муж и зять конюхом будет работать. В
общем, живите молчком, готовьте приданое к осени».
Переглянулись Матрёна с Маруськой, кивнули ему в
знак согласья. Проводили его до калитки, как гостя
самого родного. С того дня Маруська мечтами жила, что
поставят они дом-пятистенок, разведут скотину и птицу
разную. Сядет вечером, глаза прикроет, подопрёт
кулачком щёку, матери рассказывает, как у них всё
хорошо будет:
— Наготовлю я еды всякой, разносолы на стол
поставлю, придет милый с работы, будет есть, а я
глядеть на него буду и ему тёплую душегрейку вязать. А
ещё, мам, хотела бы я коня серого в яблоках.
Матрёна тогда успокоила её:
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
69
— Помнишь, нам Данила сказку читал про золотую
рыбку? Смотри, останешься, как та старуха, у разбитого
корыта.
Сказала тогда Матрёна, и ведь как в лужу глядела.
Осень наступила, рожь и пшеницу убрали, председатель
проедет мимо на коне, и не то что не поздоровается, а
вообще их как будто не видит. Глядят они на него, как
птенцы с раскрытыми ртами, вроде как ждут от него
подаяния. Матрёна как-то сказала дочери:
— Неужели забыл о своём обещании? Надо бы ему
напомнить. Пошли к нему в контору.
Председатель сидел за столом, щёлкал косточками
счёт. На появление нежелательных визитёров спросил:
— С чем пожаловали?
Удивлённая Матрёна ответила:
— Как же так, приданое готово, узнать хотели —
свадьба-то когда будет?
Председатель уставился на неё и как рявкнет:
— Забирай свою конопатую и чеши с ней отсюда,
чтобы рядом с конторой я вас больше не видел!
Маруська закрыла лицо руками, расплакалась и
побежала за село в сторону леса. У Матрёны потемнело в
глазах: никогда она себя не чувствовала такой
униженной и оскорбленной, а главное — дочка,
младшая и любимая, её кровиночка — она не
заслуживала такого оскорбления. Со стены сарая сняла
Матрёна косу и пошла вновь к конторе. Председатель у
крыльца поправлял сбрую на коне — видно, ехать куда-
то собрался. Ничего не сказала Матрёна, только махнула
косой. Может коса была очень острой, а шея у
председателя очень тонкой, только слетела у него голова
и упала под ноги коня.
Николай СОЛЯРИЙ 70
Закрытым судом судили Матрёну, рассказала она,
как всё было. Судья спросил:
— Зачем было убивать? Могли написать заявление
в партком.
Матрёна ответила:
— Писать не умею. Моя дочь, дочь красного
командира, не заслужила такого издевательства над
собой. Я обошлась с ним как с контрой, а с контрой по-
другому нельзя.
На вопрос «Раскаиваетесь вы в содеянном?» она
ответила:
— «Если бы у него, как у Змея Горыныча, снова
голова выросла, я бы и эту отрубила.
Судья квалифицировал ей статью как
политическое убийство. Учитывая, что она вдова
красного командира, погибшего в бою за Советскую
власть, заменили ей расстрел на двадцать лет лагерей.
Маруся убежала в лес и сгинула там на четверть
века.
4.
Жил в ту пору в том лесу раскулаченный мужик
Лёнька Леший. Несправедливо обиженный, ушёл он из
деревни подальше от людей. Лишили его хозяйства
только за то, что жившие у него погорельцы работали на
его подворье и в поле. Так и зачитали ему
постановление — эксплуататор, использовал в личном
хозяйстве труд батраков. После того, как его скот вывели
за ограду, у его жены случился сердечный приступ.
Похоронив её, Лёнька собрал в мешок домашний скарб,
поджёг избу, пустой хлев и ушёл глубоко в лес. Выкопал
себе землянку у ручья и жил там в одиночестве уже
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
71
второй год. В деревне знали о его житье в лесу, за это и
получил он прозвище Леший. К нему-то и привела
тропинка Марусю, она и разбавила его одиночество;
несмотря на разницу в возрасте, более тридцати лет
была женой отшельника.
Жили - не тужили они вдвоем, кормились с
маленького огородика и дарами леса. Она сына родила,
но ребёнок и месяца не прожил. Марусиной вины в этом
не было, подобная ситуация сложилась и с бывшей
женой Леонида. Удивительная метаморфоза произошло
с Марусей после родов — конопушки с лица её как
ветром сдуло.
В деревне болтали о них разное — то вроде они
богомольные, а то с нечистой силой связаны: если в
деревне пожар, град, буря или корова издохнет, стало
быть, они проказничают, мстят людям за их
обездоленную жизнь. Пелагея бабам у колодца
рассказывала, как ходила она в лес по ягоды, из-за дерева
видела там Лёньку с Маруськой, как они мухоморы
сырые ели. Потом упали оба в траву и превратились в
одного зайца о двух головах. Одна голова свистнула по-
разбойничьи, а другая промычала, как корова. Сиганул
тот заяц с места и в чаще скрылся. Прижав руку к груди,
добавила:
— Вот вам истинный крест, бабоньки, всё так и
было.
Женщины стали креститься, только одна баба
Настя покачала головой:
— Да ты, видать, Пелагея, сама тогда мухоморов
наелась. Ты такие страсти Митьке своему рассказывай,
может, он поверит.
На самом-то деле Марусе с Леонидом никакого
дела до них не было, просто жили и радовались жизни
Николай СОЛЯРИЙ 72
по-своему. Когда Леонид умер, Маруся не смогла одна
жить, закопала она землянку и ушла в деревню, но не в
свою, а подальше, где её не знали и не слышали о ней.
Попросилась она на постой к добрым людям, прижилась
у них, стала им как родственница, с детьми нянчилась,
никакой работой не гнушалась. В лес по грибы или
ягоды пойдёт, так троим за ней не угнаться.
Всё это время, прожитое с Леонидом и в новой
семье, её не покидало желание увидеться с сёстрами.
Решилась она наконец отправиться на их поиски.
Разумнее всего было начать искать Раису, всё же она
поближе, в областном городе. Отговаривали её
нынешние хозяева:
— Куда ехать собираешься, ни адреса, ни фамилии
не помнишь, а в городе на улице народу больше, чем
пчёл в улье — это не в лесу, затолкают тебя там,
заблудишься, под машину попадёшь!
Но если Маруся решила, назад уж не повернёт.
Напекла в дорогу пирогов и на попутке махнула до
станции, а оттуда поездом до Новосибирска.
В городской суматохе у Маруси голова кругом
пошла. Она шла от вокзала по улице и, как принято в
деревне, со всеми здоровалась. Большинство горожан
это удивляло: кто-то взаимно отвечал ей, иные
иронично отвешивали поклон. Маруся всматривалась в
их лица в надежде узнать Раису.
После трёхчасовой ходьбы усталость сморила её.
Она села передохнуть на крыльцо какого-то магазина,
продолжая здороваться с проходящими мимо. В этой
движущейся массе людей она увидела супружескую
пару, выделявшуюся из всех своей внешностью. Они
были одеты во всё светлое, в руке женщины была белая
сумочка. Мужчина в шляпе в подобном наряде
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН
73
придерживал её под руку. Маруся поздоровалась с
ними, и они ответили ей улыбкой.
Маруся решила, что это ангелы и, поднявшись с
крыльца, пошла следом. Постояла с ними на
транспортной остановке, вместе с ними вошла в автобус.
Ехали они долго, по мосту переехали Обь, и там ещё где-
то по переулкам колесил автобус. Всё это время Маруся
смотрела им в спины, ни о чём не думая, не давая своим
действиям никакого отчёта. Она смотрела им в спину,
пытаясь под их одеждой разглядеть сложенные крылья.
Так же с ними сошла с автобуса и шагах в десяти
поодаль сопровождала их дальше. Через какое-то время
эта пара оглянулась, посмотрела на неё и свернула за
угол большого дома. Когда Маруся повернула за ними,
то больше их не увидела.
Неподалёку женщина набирала из колонки воду.
Маруся обратилась к ней, не знает ли она её сестру
Раису и её супруга Данила, которые работают в школе.
Женщина выслушала её и сказала, что знает
учительницу Раису Петровну, но мужа её не знала, он не
вернулся с фронта. Она с бабушкой живёт буквально в
пятидесяти метрах отсюда. Маруся пошла по
указанному адресу и постучала по почтовому ящику.
Дверь отворила маленькая сухонькая старушка, в
которой невозможно было узнать мать. По-видимому,
родственным душам, чтобы определить, кто перед
тобой, не обязательно иметь глаза. От неожиданности
обе разом вскрикнули: «Мама!» «Дочка!» и бросились со
слезами друг к другу, и ревели обе, причитая:
— Доченька моя самая маленькая, больше всего
боялась умереть, тебя не увидев!
— Мамочка родная, больше тебя никому не отдам!
Николай СОЛЯРИЙ 74
Проплакавшись у порога, обнявшись, прошли в
квартиру.
Матрёна сказала:
— Не зря сегодня во сне кровь видела. Вот и
нашлась моя кровиночка. Я ведь когда с Колымы
вернулась, тебя с сёстрами почти всё лето в лесу искала,
нашли разваленную землянку, где ты жила. А сами по
сей день верили, что ты жива и непременно отыщешься.
Ты ещё не знаешь, а Нюрка наша тут, в городе. Как сюда
в войну эвакуировались всей семьёй, так и прижились,
завтра к ним в гости поедем.
Забрякал в дверном замке ключ. Из коридора
раздался узнаваемый голос:
— Мам, выставляй на стол всё, что есть, сил нет,
есть хочу!
Матрёна расцвела в улыбке, оголив железные зубы:
— У Раиски после занятий к вечеру лошадиный
едун открывается. Идём на кухню, сейчас всё сметёт, нам
ничего не достанется.

Николай СОЛЯРИЙ 76
ЭХ, РОМА…
Родительский дом пустовал уже третий год и
автоматически перешёл в собственность совхоза.
Досками крест-накрест были заколочены окна и дверь.
Роман поставил у крыльца чемодан, потрогал руками
родные стены, а хотелось щекой прижаться к ним и
понюхать брёвна, загоревшие на солнце. Но взгляды
любопытных сельских зевак с улицы помешали ему это
сделать. Оглядев двор, он пошёл через огород вокруг
дома. Там со стороны огорода в стену был вбит
кузнечный, кованый гвоздь, на котором когда-то висел
обруч от бочки. Сейчас гвоздь торчал из стены без дела,
обруча на нём не было. Роман, взявшись за него,
попробовал на прочность. Гвоздь не пошевелился и не
согнулся под натиском, тогда он погладил его и вслух
произнёс:
- Ах, ты мой родненький, молодец, меня дождался.
Вот глянь, ты ведь постарше меня будешь, а ничуть не
изменился, годы тебя не согнули, но это и понятно, из
хорошей стали выкован, прошёл огонь и воду, да и я
мужик крепкий, стало быть, с тобой мы ещё поторчим
на этом свете. Обруч я для тебя найду, может так
случиться, и на свою шею хомут надену.
Его сентиментальные рассуждения прервал голос
соседки:
- Да это, никак, Ромка вернулся?
Роман оглянулся. За жердями в соседском огороде в
подсолнухах стояла соседка, бывшая одноклассница.
Даже не поздоровавшись, сразу завалила вопросами.
ЭХ, РОМА…
77
- Это ж сколько лет тебя тут не было, насовсем
приехал или так, проездом, один иль хвосты с собой
приволок?
- Катька, привет, ты как была тараторкой, видно
такой и осталась. Один приехал, двадцать три года дома
не был, планирую остаться, посмотрю, как получится.
Катька была в своём репертуаре, вопросами и
советами строчила как из пулемёта:
- А что не получится? Всё получится. Мужик ты
здоровый. По какой специальности будешь? Если по
механической, тут ты будешь нарасхват, хоть в гараж,
хоть в МТС, на птицеферме механики нужны. Если по
электрической, электриком, хоть куда возьмут. Если без
ошибок пишешь, в конторе место найдётся. А то как
брат твой, Лёшка, он полевым бригадиром был. Ты ведь
где-то там почти что за границей жил, может, в
холодильниках разбираешься? У меня «Саратов» гремит
как танк, я иногда услышу его спросонья и думаю, что
немцы пришли, может, глянешь, что с ним.
Роман дождался паузы в её словесном поносе и
вставил туда свои ответы:
- Нет, Катюха, в холодильниках не разбираюсь, но
одна из причин мне известна, пол неровный,
холодильник по уровню выставлять надо. Я ведь
техникум радиотехнический закончил, распределение в
Ригу получил, там на заводе ВЭФ мастером цеха
работал, по вредной сетке в сорок пять на пенсию
вышел. За все двадцать три года дня не прошло, чтобы
деревню свою не вспомнил. С той поры, как овдовел,
понял: возвращаться нужно.
Неугомонная Катя тут же обрисовала Роману его
будущее:
Николай СОЛЯРИЙ 78
- Так ты, выходит, телевизор починить можешь,
значит, станешь первым парнем на селе. У нас телеки
чинить в город возят, там очереди в ихнем ателье,
месяцами ждать надо. Стало быть, тут хорошую
копеечку всегда будешь иметь. Ты, вот что, завтра
воскресенье и Витька мой в город на базар птицу повёз,
к обеду вернётся, заходи в гости, на такой случай у меня
припасено, собственного производства, правда,
вонючая, зато наутро голова не болит. Всё тебе покажем
и расскажем, с чего жить начинать. По-соседски
подсобим, чем можем. Представить себе не могу, как ты
один управляться будешь. Дом-то пустой и кровать там
голая, а то шёл бы к Ольге, одна она теперь. Мужа года
три как схоронила. Или уж забыл подругу свою? А она
ведь, как ты уехал, топиться собиралась, тогда шума-то
вокруг этого много было. Но тосковала недолго, в том же
году на ноябрьские праздники замуж вышла за Серёгу
шофёра. Не знаю, как они там, хорошо или плохо жили,
двух девок она родила, а он чего-то запил, пожелтел и
из-за печени помер. Девки у неё красивые, в мать
пошли, уже замуж повыскакивали. Старшая сама
матерью стала, а вот у меньшой забрюхатеть что-то не
получается.
Роман опустил голову вниз:
- Эх, Катя, туда дорога мне закрыта, виноват я
перед ней, такое не прощают. Наказал меня господь за
неё, в церковь ходил, каялся. Да видно, за это нет
прощения. Сначала сын инвалидом родился, жизнь в
кошмар превратилась, двенадцать лет мы с ним
мучились. Сдали его в интернат, он через два года погиб
там, из окна третьего этажа вывалился. В единственное
окно, на котором не было решётки. Ещё через два года у
жены рак обнаружили и её не стало.
ЭХ, РОМА…
79
Катя перебила его горестные воспоминания и
вновь включила свой репродуктор:
- Так, если ты их язык знаешь, тогда, Рома, надо
было тебе с собой рижанку привезти, тебе хорошо и мы
бы на неё посмотрели.
Роман от досады чуть было не сплюнул, мысленно
выругал себя, тоже мне, нашёл с кем откровенничать.
Сегодня же к вечеру разнесёт мои слова по всей деревне
и от себя ещё чего-нибудь приплетет. Пора закругляться
с ответами на вопросы:
– Рижанки-то такие же женщины, как и наши, но,
вот за что они мне нравились - не сплетничают, говорят
мало, зато по-русски. Ты бы мне гвоздодёр или топор
дала, видишь, в дом попасть не могу.
Вряд ли до Кати дошёл тонкий намёк. Принеся
Роману топор и гвоздодёр, она вновь продолжила
нескончаемую речь:
- Рома, ты ведь, как дверь откроешь, сразу не входи,
вперёд кошку нужно впустить, а то хорошего не жди, я
знаю у кого котёночка можно взять, дождись меня, я
скоро.
Пока Роман отрывал с окон и двери доски, Катя
принесла котёнка с прилагающейся к нему бутылкой
молока.
- Вот тебе, Рома, новый друг, он тебе в дом счастье
принесёт.
Обычай был исполнен по всем житейским канонам.
Котёнок, войдя в помещение, сориентировался на окно,
прыгнул на подоконник и стал стучать лапками по
стеклу, пытаясь поймать мотылька. Смотреть на это
было забавно, и Роман поблагодарил соседку:
Николай СОЛЯРИЙ 80
- Ну, Катюха, спасибо тебе за такого тигра, этот всех
грызунов выведет да и будет теперь с кем на первых
порах словом обмолвиться.
Катя, довольная собой, что сделала всё правильно,
и решив, что не гоже замужней бабе одной в чужом доме
с мужиком находиться, оставила хозяина наедине с
котёнком.
Из мебели в доме кое-что сохранилось.
Обшарпанный диван стоял на прежнем месте, имелись
скамейка и пара табуреток, пустой кухонный шкафчик
висел над кухонным столом, на нём стоял литой
железный утюг, который когда-то, помимо своего
прямого назначения, служил Роману спортивным
снарядом. Ещё в четвёртом классе он его как гирю
выжимал десять раз, затем утюг, как эстафету, принял
младший брат Лёшка. В остальном, в доме паутина,
пыль да грязь. Это Романа ничуть не огорчило. Главное,
он в родном доме, к которому прирос всем сердцем. Он
готов был вдыхать эту пыль, как бальзам. Состояние
было такое: ну, вот, наконец-то, приземлился и вернулся
в своё детство и юность. Порядок наведу при помощи
веника, воды и тряпки, контейнер с барахлом на днях
придёт из Риги, решу вопрос с работой и стану
полноправным гражданином своей родной деревни. А
еще появилась возможность хотя бы издалека поглядеть
на Ольгу. Соседкино сообщение о ней разбередило
душу, а мрачные события в её жизни поселили в нём
тёпленькую надежду и, грех об этом говорить, наверное,
обрадовали его и поспособствовали приливу сил и
энтузиазма.
С яростным рвением он взялся за уборку. Связав из
полыни веник, он сначала нюхал его, как цветы. Мать
всегда таким веником подметала пол и после этого
ЭХ, РОМА…
81
вкусная горечь проникала в половики. Ему нравилось
тогда валяться на этих половиках, ползать по ним, с
младшим братишкой бороться и играть в войну - ни
одна рижская парикмахерская не сравнима с этим
ароматом. К вечеру, уставший, он лёг на диван, но
воспоминания не давали уснуть.
Вся эта нелепая история случилась именно на этом
диване. Три года в армии жил мечтами: когда вернётся
домой, не позже чем через месяц сыграет свадьбу. Это
решение было принято ими с Ольгой ещё за полгода до
службы. Три года не остудили в них это намерение, а,
пожалуй, ещё больше разогрели еженедельными
письмами. Демобилизовавшись, он прибыл на поезде в
город поздней ночью, а дальше на попутке, и в половине
шестого утра был уже дома. Мать давно была готова к
встрече сына, в кухонном шкафчике у неё к этому
событию было всё припасено. Она наскоро собрала на
стол угощенье и Роман, решив показать, что домой
вернулся настоящий мужик, наполнил стакан водкой до
краёв и осушил его. Начались расспросы и рассказы,
братишка-семиклассник примерил на себя его мундир,
крутился перед зеркалом в его фуражке, которая висела
у него на ушах. Затем скрутил значки с кителя и
привернул их к своей рубахе.
Второй стакан водки не свалил Романа. Стрелки
часов подходили к восьми, брат Лёшка засобирался в
школу, не терпелось ему похвастаться перед
школьниками наградами брата и ремнём с начищенной
до зеркального блеска бляхой. Матери тоже надо идти
на работу, и она, постелив сыну на диване, поспешила
из дома.
Надо же было такому случиться, навстречу ей шла
Лёшкина учительница. Как только они повстречались,
Николай СОЛЯРИЙ 82
та стала жаловаться на Лёшку и просить её принять к
нему какие-то меры. Мать извинилась перед ней,
сославшись на то, что она опаздывает на работу, но
сказала, что из армии вернулся старший сын, он-то и
займётся воспитанием, тут же посоветовала зайти к ним
домой и всё ему рассказать. Молодая учительница с
видом классной дамы вняла совету матери и
переступила порог их дома.
Не обратив внимания на неадекватное состояние
Романа, кокетничая, стала рассказывать про поведение
его брата. Навряд ли тогда до него доходили её слова -
здоровому парню, не видевшему девушек три года, в
глаза бросились только её округлые загоревшие колени,
к которым он и потянулся руками. Инстинкт самца
проснулся в нём. Его силе она не могла противостоять,
крик о помощи услышать никто не мог.
Роман пришёл в себя, как только увидел кровь на
диване. Учительница рыдала, затем сказала, что
обратится в милицию с заявлением об изнасиловании.
Весь хмель из Романа вылетел разом, он встал перед ней
на колени и умолил её не делать этого, пообещав
жениться на ней. К вечеру мать, вернувшись с работы,
была шокирована неожиданным сообщением: Роман
сказал, что уезжает с учительницей в город, там и
поженятся. Ольгу он видел только один раз и то
мельком: она с дороги смотрела в его окно, а он от стыда
не мог глянуть ей в глаза.
Вот так за два часа, находясь дома, исковеркал себе
всю жизнь - может, и не только себе, а ещё троим.
Учительница забеременела сразу - очевидно, пьяное
зачатье стало роковым, ребёнок через девять месяцев
родился с психическими отклонениями. Так, терзая себя
воспоминаниями, Роман заснул.
ЭХ, РОМА…
83
На следующий день Роман на званый обед захватил
с собой прибалтийский сувенир – бутылочку рижского
бальзама. Соседи появление его во дворе, очевидно,
заметили ещё из окна и вышли встречать на крыльцо.
Виктор, Катин муж, развел руки в стороны и пропел,
точнее продекламировал:
- Эх, Рома, жарена солома, сидит Рома на печи,
просит Рома рома.
Этим куплетом-дразнилкой ещё в детстве его
многие подзадоривали. Они по-дружески обнялись и
прошли в дом. А там чарующий аромат жареного сала
сводил скулы и наполнял рот слюной.
- Рома, в твою честь Катька наготовила лапши со
шкварочками, а я на ферме разжился петушком, так что
обед у нас сегодня царский.
Действительно, на столе стояла сковорода с
лапшой, заправленная жареным салом, разломанный на
куски варёный петух, пучок зелёного лука с большими
головками и эмалированная чашка малосольных
огурцов, стеклянная банка с квасом, а ещё литровая
молочная бутылка с мутноватой жидкостью. Что это за
напиток, Роману объяснять не требовалось: каждый
деревенский знал название этого продукта. Дело ещё в
том, что не только самогон был у всех одинаковым, во
всей деревне рецепты приготовления пищи были одни
и те же. Роман здесь почувствовал себя дома, мать его к
выходному дню примерно так же накрывала на стол. Вот
по этим яствам он тосковал долгих двадцать три года. В
этой семье пользоваться тарелками и вилками не
любили, ели ложками из общей посуды. Конечно, своей
бутылочкой бальзама он произвёл фурор на соседей:
- Такой пузырёк открывать-то жалко, ты его, Кать,
потом на буфет поставь, - сказал восхищённый Виктор.
Николай СОЛЯРИЙ 84
За обедом вначале стали вспоминать детство и тех,
кого уже нет на этом свете, говорили о работе и планах
на будущее. Уже захмелев, да если бы даже не захмелев -
с чего бы ни начинался у мужиков разговор, он всегда
заканчивался на бабах. В этой беседе и Катя приняла
активное участие.
Виктор спросил:
- Правду говорят, у этих рижанок ноги сорок
пятого размера? Представляю себе, как она задерёт их
вверх, а там не ступня, а лыжи. - И захохотал.
Катя одёрнула мужа:
- У тебя только одно на уме, как ноги задрать.
Романа женить надо. Одному ему дом не потянуть.
Свободные бабёнки в деревне есть, между прочим,
разных возрастов. Тут можно выбирать прям по
алфавиту, но я бы тебе порекомендовала Любу,
библиотекаршу, женщина она хорошая, хозяйственная,
начитанная, можно сказать, почти интеллигентная
женщина. Смотрю я на тебя и вместе вас вижу.
От этих слов Виктора перекосило.
- Да в ней весу пудов десять, она в его калитку не
пройдёт.
- В ворота будет заходить, зато у неё самый лучший
огород в деревне, - резко поправила его Катя.
Виктор насупился:
- Да уж лучше тогда Светочку-камфеточку.
Катя вытаращила глаза:
- Кого? Да там у неё только один медведь не
ночевал. Поди и сам туда похаживаешь, теперь решил к
себе поближе пристроить?
Роман поинтересовался, почему её так зовут. Катя
пояснила:
ЭХ, РОМА…
85
- Её так прозвали за то, что любит две вещи:
мужиков и конфеты. Причём конфеты не какие-нибудь
там карамельки или подушечки, а дорогие - «Белочка»
или «Мишка косолапый». Обычно ухажёры с бутылкой
в гости идут, а к этой с конфетами таскаются. Ну, в
общем, прошмандовка шоколадная. И сдохнуть ведь
никак не может, не пристает к ней ни диабет, ни
золотуха. Мой-то, похоже, там побывал!
Катя перевела взгляд на мужа и процедила сквозь
зубы:
- Всё знаю. В прошлом году конфеты в сельмаге
покупал? А я ни одного фантика у нас в доме не нашла.
Гляди у меня, а то ведь изрублю твоё причинное место,
как морковку, на пятаки.
После такой угрозы Виктор не стал настаивать на
Светочке-камфеточке. Ещё раз выпили по стопке.
Виктор, занюхав огурцом, предложил ещё кандидатуру:
- Валька-весовщица, до сих пор, кажется, одна.
Катя замотала головой:
- Ни в коем разе, жадная она, зимой снега не
выпросишь, такая за копейку в церкви пукнет.
Роман тогда всё понял. В первую очередь они
подыскивали себе соседку, а потом уж для него невесту.
Мнения на этот счёт у них разнились. К общему
знаменателю они так и не пришли. За это он на них не
обижался, всё правильно, деревенский народ
практичный. Ассортимент предлагаемых бабёнок был
весьма разнообразный, но то ли от самогона с бальзамом
или от такого широкого диапазона невест, у Романа
закружилась голова, он перестал соображать и уже не
мог определиться, с какой из них свить семейное
гнёздышко. Все со слов одного свата были по своему
хороши, но по словам другого, в чём-то ужасны. Так,
Николай СОЛЯРИЙ 86
досыта нахлебавшись советов, предложений и самогона
этим вечером, он покинул их дом под тот же куплет,
которым его встретили: «Эх, Рома, жарена солома!».
Шли дни, Роман уже оформил в сельсовете
документы на дом, получил контейнер с вещами из
Риги, в правлении решался вопрос об открытии в селе
теле-радио мастерской. Как-то поутру Роман вышел на
крыльцо, вслед за ним выскочил котёнок, пробежав
через весь двор, он шмыгнул в траву и скрылся под
штакетником. Роман, наблюдая за его беготней, сквозь
щели штакетника увидел женскую фигуру, сидящую на
скамеечке у калитки. Он вышел на улицу глянуть, кого
это принесло и кого сморила усталость возле его дома.
Увиденное лишило его дара речи. Ольга, его бывшая
невеста, сидела на самом краю скамейки с его котёнком
на коленях. Их взгляды встретились и они будто
сфотографировали друг друга, и оба опустили глаза
вниз, за это мгновение они разглядели - он в ней, а она в
нём - всё до мелких деталей. Роман сел на
противоположный край скамейки. Давным-давно они
сидели здесь, обнявшись, целовались и обменивались
любезностями, а сейчас между ними такое расстояние,
что не позволяло дотянуться друг до друга рукой. Не
поднимая глаз, так же как и Ольга, Роман стал мысленно
комментировать увиденный образ. Глаза были прежние,
серые с поволокой, прибавились только лучики
морщинок по краям; манера держать голову, прижимая
подбородок к плечу, была той же; брови и губы без
изменений. Всё остальное - руки, фигура - были
другими. Впервые он увидел её в платке. Когда-то
распущенные золотистые волосы спускались ниже плеч,
какими они стали сейчас - под платком не видно. Как же
сейчас звучит её голос?
ЭХ, РОМА…
87
Ольга определила: каким был, таким остался;
появились залысины на лбу, и щёки не такие
гладенькие, как раньше; пропал втянутый живот, это
добавило ему солидности. Так захотелось увидеть его
прежнюю улыбку и услышать голос. Его надо о чём-то
спросить. Но язык словно присох к нёбу. Со стороны
можно было подумать - сидят на расстоянии, молча,
незнакомые люди. На самом же деле у них диалог шёл,
только на каком-то другом энергетическом уровне.
Когда образовывалась пауза в их телепатической беседе,
Роман читал себе или ей выдержки, перешедшие в
цитаты из её писем ему в армию. Ольга отвечала ему
незабываемыми словами из его писем. Они оба в мыслях
перелистывали одни и те же страницы прошлого.
«-Помнишь? Как ты оставил меня сидеть на
лавочке, а сам полез к тёте Клаве в огород, у неё росли
самые красивые цветы. Я ждала тебя с большим букетом,
а ты набил все карманы огурцами. Я тебя спросила:
“Там, кроме огурцов, больше ничего не растет?” Ты
ответил: “Надо было ещё гороха нарвать”».
«- Помню я эти огурцы, мы потом с тобой ели их
весь вечер. Про цветы совсем не подумал. У нас ведь
тогда цветы срывали только для учителей, первого
сентября, да ещё на похороны. Помнишь, как мы с
тобой тренировались целоваться, а то будут нам кричать
на свадьбе “горько”, а у нас не получится».
Ольга продолжила: «- Сначала мы потихоньку
кричали “горько”, затем с официальным видом
обнимались, поначалу чмокались, потом стало
получаться по-настоящему, как в кино. У тебя были
губы сладкие».
«-У тебя тоже».
Николай СОЛЯРИЙ 88
Эти воспоминания согревали их сердца. От этого
сердечного тепла, по-видимому, образовалось
магнитное поле, оно стало незаметно для них самих
притягивать их по сантиметру друг к другу. К полудню,
так и не проронив ни слова, они сблизились вплотную,
слились в одно целое, как сиамские близнецы. И вот уже
два сердца бились как одно. Они молча для себя всё
решили. Осипшим голосом заговорил Роман, хотел
сказать «прости», но почему-то получилось:
- Обедать пора, надо бы чего-нибудь приготовить.
Ольга взяла в руки котёнка, сидевшего до сих пор у
неё на коленях, и передала его Роману. Только и сказала:
- Эх, Рома, жарена солома…
Пошла в дом Романа готовить обед. Роман
погладил котёнка, прижал его к себе и, заглядывая ему в
глаза, произнёс:
- Верно Катя сказала, что этот котёнок принесёт в
дом счастье.
Роман не сразу пошёл следом, он перелез через
ограду в соседский огород и нарвал цветов большую
охапку. Приготовив обед, Ольга потом готовила ужин и
завтрак, и так изо дня в день. Свой брачный союз они
зарегистрировали в сельсовете уже через неделю. Через
пять недель Ольга по случаю беременности встала на
учёт к гинекологу и там же повстречалась с младшей
дочерью, у которой уже третий год не появлялись
подобные признаки. Дочь с горечью сетовала матери на
своё состояние и на то, что к интимной жизни она
равнодушна. Ей бы лучше одной спать на скамейке, чем
в постели с мужем-приставалой. Ольга, успокаивая дочь,
призналась ей:
- Не понимаю, как это у меня получилось дважды
забеременеть. Мой пример тебе не для подражанья, я
ЭХ, РОМА…
89
только в сорок три года узнала, что ложиться с любимым
в постель - это так классно.

РОЗЫГРЫШ
91
РОЗЫГРЫШ
К концу лета во дворе Галины выгрузили вязанку
древесной срезки, чтобы не замерзнуть в зимнюю стужу.
И вот уже второй день она пилой разрезала её на
поленья для топки печи. Семилетняя дочь Леночка
собирала напиленное и уносила в сарай, укладывая
поленницу, при этом то и дело доставая мать детскими
несуразными вопросами, которые могли обескуражить
любого энциклопедиста:
- Мам, а что лучше, автобус или паровоз?
Уставшая мама поднимала глаза к небу, и, не найдя
ответа в облаках, но продолжая ширкать пилой, с
досадой произносила:
- Лучше бы ты помолчала.
- Мам, Вовка Чебаков сломанную пластинку
патефонную нашёл, мы пошли на берег её через Иню
перекидывать, Вовка сказал, что он может её даже через
Обь запустить.
- Ну, перекинули? - почти сквозь зубы спросила
Галина.
- Нет, она в сторону улетела, Вовка сказал, что это
из-за ветра получилось. Там на пластинке было
написано «С. Бах. Орган. Фуги». Вовка сказал, что знает
этого Баха. Когда у них тётя Вера женилась, он у них на
свадьбе на гармошке играл. Я ему говорю, читай ниже,
орган написано. А он говорит, орган это аккордеон
такой, почти как гармошка. Вот он на ней на свадьбе и
фуговал. Я спросила: «Как его зовут?» - «Дядя Сеня
Бахов».
- Я ему говорю, здесь «Бах» написано. А он говорит:
вот ты Пряхина, а тебя все Пряха зовут, и его так же,
Николай СОЛЯРИЙ 92
укоротили фамилию. Музыканты почти все так делают,
он мне сам говорил. А я ему сказала, если я - Пряха,
значит ты – Чебак несчастный и пластинки запускать не
умеешь. А мама ещё сказала, что ты брехун. Теперь я с
ним не разговариваю.
Тут Галина завелась:
- Мне начихать, разговариваешь ты с ним или нет.
Я тебе что говорила - не ходи на Иню, берег обвалится,
свалишься в воду.
Лена схватила несколько поленьев, занесла их в
сарай и долго не выходила оттуда, пережидая, когда
остынет гнев матери. Галина не знала, от чего больше
устала - от физической работы или болтовни дочери, но
через пять минут ей стало скучно, и она сменила гнев на
милость и сама вызвала дочь на разговор. А той только
того и надо.
- Мам, а если все дрова отдать дяде Серёже на
паровоз, ему до Москвы хватит доехать?
- Зачем ему твои дрова? Там своих хватает.
- Нет, я спрашивала, почему он в Москву не ездит.
Он говорит, что до Москвы неделю пилить надо, а у него
нет столько времени, а мы с тобой неделю попилим, и
нам хватит до Москвы доехать.
Галина, на какое-то время останавливая процесс
распиловки, упираясь взглядом на неугомонную дочь,
спрашивала:
- Тебе зачем в Москву?
- Ну, ты, мам, даёшь. В мавзолей сходить, на
Ленина и Сталина поглядеть. Если бы я в Москве жила, я
бы каждый день в мавзолей ходила.
Тут за оградой мужской голос попытался в
стихотворной форме подражать стихотворению
Некрасова:
РОЗЫГРЫШ
93
- В лесу раздавалась пила дровосека.
Тут же над оградой показалась голова в форменной
фуражке железнодорожника. Леночка радостно
закричала:
- Дядя Серёжа приехал. Дядь Серёж, это мы тебе
дрова пилим, чтобы ты нас с собой в Москву взял.
Голова дяди Серёжи в форменной фуражке
повертелась из стороны в сторону, будто марионетка в
кукольном театре. Оценив обьём работы, произнесла:
- Ваша пила не точена со времён царя Гороха.
Принесу-ка я свой топорик, вот только домой схожу
отмоюсь и перекушу, а вы пока шибко не надрывайтесь,
паровоз без вас не уйдёт.
Галина, испытывая неловкость перед соседом за его
вниманием и заботу, смущённо попыталась отговорить:
- Сергей, ты сейчас из поездки, тебе отдыхать надо.
И своих дел по горло, мы уж тут сами, как-нибудь,
потихоньку управимся.
- Не бабье это дело дровами заниматься, а во мне
ещё пару больше, чем в паровозе.
Сказав это, голова в фуражке скрылась за оградой.
Галина присела передохнуть. Нелегка вдовья доля, но и
не знаешь, может лучше одной без мужа, чем с таким,
как у неё был. Нет, всё-таки одной тяжко, и не так плохо
при муже раньше жилось, были ведь и просветы. Не
всегда же он пьяный был. На всю жизнь запомнилось ей,
как восемь лет назад ходили они за черёмухой. Ведро
собрали, а на обратной дороге он срывал ромашки и
плёл из них венок, а потом одел ей на голову и назвал
принцессой. Полкилометра до дома не дошли, свалил её
на траву, ведро упало, черёмуху рассыпали, поцеловал
её в шею - она и онемела, тогда засос на шее остался и
дочкой забеременела. Засоса она не стеснялась, гордо
Николай СОЛЯРИЙ 94
шеей поворачивала. Пусть все видят, как муж её любит.
Венок тот она бы век берегла, да засох он, превратился
ни во что. Пусть зарплаты от него не видела, пропивал,
всё ж продукты домой таскал, ну и что ж, что с вагонов
воровал. Многие тем и жили. Вот попил бы ещё
немножко, может ему и надоело бы, а то ведь погубил
себя по пьянке, попал между вагонов, раздавило его как
муху ногтем на стекле. Теперь ей ни пенсии за него,
никаких пособий, потому как был пьяный и не в
рабочее время всё это случилось. Все её жизненные
раздумья прекратил всё тот же голос соседа:
- Открывай хозяйка дверь, я принёс топор теперь.
Галина откинула крючок с калитки, перед ней
изобразив шутовскую фигуру дровосека с топором через
плечо стоял по-прежнему неумытый сосед машинист
Сергей:
- Давай-ка, Галька, я вам дровец сам нарублю.
- Ты же с поездки, ещё и не умылся. Дома чего
случилось?
- Таськи вообще нет.
- Куда ж она делась?
- Туда делась, где пляшут и поют.
- В кино, что ли?
- Какое там кино, притончик тут, за кочегаркой,
туда она и шляется. Если позавчера ушла, может, к
завтрашнему дню заявится.
Галина знала проблему соседа и отсутствие Таськи
дома для неё не было новостью.
- Ладно, Серёжа, иди к рукомойнику, а я на стол
соберу.
Залив воды в рукомойник, заменила обмылок на
целый кусок хозяйственного мыла и рядом повесила
свежее полотенце. Пошла разогревать ужин. Минут
РОЗЫГРЫШ
95
через пять вкусно запахло щами и керосином из
керогаза. Серёжка любил такое сочетание запахов, оно
придавало особый колорит домашнему уюту. За стол
сели втроём, самая глубокая чашка, наполненная почти
до краёв, была поставлена ему. Сергей пытался хлебать
щи не торопясь, хотя желание было осушить чашку
одним махом. Не хотелось выставить себя сорвавшимся с
голодного мыса. Леночка за столом больше говорила,
чем ела, весь её разговор состоял из вопросов:
- Дядь Серёжа, а вот если паровоз сильно, сильно
раскочегарить, он самолёт обгонит?
Машинист, продолжая жевать, ответил: - Пожалуй,
не сможет, тяжеловат он больно.
- А вот если все вагоны отцепить, тогда обгонит?
- Ну, если отцепить, да ещё крылья к нему
приделать, тогда обгонит.
Серёжка умилялся, глядя на эту девочку, и
удивлялся, откуда в такой маленькой и красивенькой
головёнке столько несуразных мыслей, он готов был
слушать её вечно. Это маленькое сокровище
растапливало в нём тяжёлые камни, лежавшие на душе,
и уводило туда, где нет семейного разлада,
требовательного начальства, в какой-то светлый,
забавный мир, в котором все проблемы решались
запросто. Он частенько из окна наблюдал за Леночкой,
как она за оградой ловила разных насекомых и сажала
их в спичечный коробок. Как тогда ему хотелось вместе с
ней полазить по траве и ловить для неё бабочек и
кузнечиков. Своих детей у них с женой не было. И от
этого его жизнь казалась ему пустой и никчемной.
Серёжка полагал: если бы у него были дети, он стал бы
лучшим отцом на свете. Жил бы и работал только ради
них. Почему он был лишён отцовского счастья,
Николай СОЛЯРИЙ 96
приходилось только догадываться. Беспутная жена была
всему виной, он давно сквозь пальцы смотрел на её
выходки, сам не понимая, почему живёт с этой дрянью.
Ужин подходил к концу. Несмотря на то, что самая
большая чашка была поставлена ему, он первым
закончил есть. Галина, посмотрев на едока, предложила
подлить ему ещё. Но он отказался от добавки, хотя ему
так не хотелось вылезать из-за стола, хорошо бы ещё
посидеть в этой душевной компании, ведущей в которой
была Леночка. Та щебетала, как воробьиха на ветке.
Машинист Серёжка, казалось, такая мрачная, чёрствая
душа, не способный на нежное обращение, слушая эту
милую девчушку, похожую на сдобную булочку, с
округлыми бровями и глубокими ямочками на
пухленьких щеках, таял от её излучения и в этот момент
был готов подарить ей всё лучшее на свете, потискать её
легонько и, чтобы не уколоть ее своей щетиной,
поцеловать в коленочку или пяточку.
На улице за дверью послышалось квохтанье кур.
Леночка подскочила:
- Мам, куры опять всё крыльцо загадят, побегу,
прогоню их.
Оставшись за столом вдвоём, Сергей стал
высказывать восторги по поводу Леночки:
- Удивительная у тебя дочка, скучать тебе не даёт.
Галина посмотрела на него, покачивая головой:
- Да у меня от неё голова трещит, как арбуз
переспелый, заведётся, любое радио переговорит. Тут
ещё у неё друг появился, который умнее всех учебников,
хоть и троечник, только и слышу от неё: а вот Вовка
Чебаков сказал, это не так, надо делать всё по другому.
Охота мне поглядеть на этого Вовку, я бы его хоть
киселём напоила.
РОЗЫГРЫШ
97
Сергей на мгновение представил себе Вовку -
маленький мальчик с головой взрослого Ленина, и вслух
рассмеялся.
- Ладно, хватит рассиживаться, ужин нужно
отрабатывать, пойду дрова рубить.
Выйдя во двор, взявшись за топор, он стал рубить
срезку, рассекая её одним ударом. Кучка из
нарубленных дров росла на глазах. Галина, глядя на то,
как сосед управляется с дровами, подумала: надо же,
такой мужик шалаве достался. Серёжка рубил дрова до
той поры, пока не начало смеркаться, пообещав Галине,
что придет на следующий день и всё закончит.
Половину следующего дня он в депо проводил
регламент на паровозе. А затем поехал в универмаг и в
отделе детских игрушек выбрал говорящую куклу. Если
её потянуть за пуговку, пришитую на спине, она
издавала звук, похожий на слово «мама». В
галантерейном отделе ему приглянулся зелёный
шарфик; прибавив к нему пудру и одеколон, Сергей
завершил свои покупки. На этом деньги его
закончились. И он, предвкушая грядущие перемены,
поспешил домой навести марафет, что для него
означало причесаться и поскоблить бритвой рожу.
Повторив заготовленное с вечера обращение к Галине и
Леночке, сделав глубокий вдох и выдох, со свертком из
универмага, он сделал решительные шаги к намеченной
цели.
В доме Галины стоял одуряющий ягодный аромат.
Она, помешивая деревянной ложкой в большом тазу,
готовила малиновое варение. Леночка, вытянув шею,
смотрела в закипающий таз в ожидании, когда же
поднимется сладкая пенка, которая по праву должна
принадлежать ей. Гостя со свёртком они заметили в окно
Николай СОЛЯРИЙ 98
ещё когда он шёл к ним через двор, но ждать пришлось
долго, что-то задержало его у входной двери. А
задержала Серёгу робость, внезапно возникшая у самой
двери: а вдруг откажут, вдруг засмеют, тогда с какими
глазами он будет ходить мимо их дома. Может, не стоит
сегодня, перенести всё на следующую неделю, ещё
хорошенечко подготовиться и тогда уж зайти.
Собравшись было повернуть назад, он услышал голос
Галины:
- Серёж, ты чего там застрял? Входи, открыто.
Ну, всё, дороги назад нет. Надо идти. Он толкнул
дверь. Оказавшись перед хозяевами, он забыл все
заготовленные слова. Только и произнёс:
- Можно я у вас посижу?
- Присаживайся, конечно, я сейчас оладий напеку,
чай с вареньем пить будем.
Не зная, куда девать свёрток, Серёжка сначала
прятал его за спиной, потом сунул под табурет. А вот
куда спрятать своё лицо и уши он не знал, они горели и
были одного цвета с малиновым варением.
- Серёжа, ты случайно не простыл? Весь какой то
зарумяненный, – спросила Галина.
- Да маленько чего-то есть, ага, - ответил Сергей.
Затем, набрав в себя воздуха, будто собрался
переныривать Иню, выпалил из себя:
- Можно я у вас жить буду? Вот я тут кое-что купил.
Он вытащил свёрток из-под табурета и положил
его на стол. Леночка схватила свёрток, ловко развернула
и завизжала от восторга: такую куклу она видела в
универмаге и могла только мечтать о ней - на её
покупку, конечно, у мамы не было денег. Галина
развернула шарфик и, не откручивая пробочку,
понюхала флакон. Коробочку с пудрой тоже понюхала.
РОЗЫГРЫШ
99
Подарком осталась довольна, даже чуть было не
всплакнула. Да ещё бы не быть довольной, этот подарок
- второй в её жизни, первым были подшитые валенки,
подаренные ей её дедом к зиме. Глядя на Серёжку, она
вместо «спасибо» сказала ему:
- Ладно, оставайся, живи.
Эти слова для Серёжки стали рычагом для создания
подвигов и безумных поступков, ему казалось - он мог
сейчас схватить таз с вареньем и, не обжигаясь при этом,
пролететь, как сорока, над огородом. Но вместо
подобных телодвижений он сказал:
- Тогда я пойду во двор дрова рубить.
- Погоди с дровами, чай ещё надо попить, -
ошарашенная событиями, сказала Галина. Не зная, за
что хвататься - за чайник или сковородку, она стала
суетиться у плиты.
Но тут чёрным вороном в окне промелькнула
фигура Серёжкиной жены Таськи. Без стука она
ворвалась в дом и подняла крик:
- Вот ты где рассиживаешься, дома хлебной крошки
нет, а он по дворам шляется.
Кроя трёхэтажными словами, стала поносить
супруга. Галина, глядя на это беснующееся явление,
криком остановила её:
- Тебе чего в моём доме надо?
Распалённая и взвинченная Таська, указав пальцем
на мужа, угрожающе прошипела:
- Пусть он мне деньги сначала отдаст, он мне
деньги должен.
Галина достала гаманок, спросила:
- Сколько должен?
Таська ответила не сразу, что-то прокрутила в
голове. И выпалила:
Николай СОЛЯРИЙ 100
- Двадцать пять рублей.
По тем временам столько стоила бутылка водки
сучок.
Галина посмотрела на Серёжку, тот виновато
кивнул:
- Отдай.
Открыв гаманок, Галина вынула из него пять
купюр по пять рублей. Таська стремительно выхватила
их, пока соперница не передумала, мгновенно вылетела
из дома.
Уже через месяц Леночка дядю Серёжу назвала
папочкой. Что происходило с Сергеем, когда он впервые
услышал это обращение к нему, представить сразу
сложно. У него задрожали руки и губы, комок подкатил
к горлу, трудно было что-нибудь сказать, даже слезинки
навернулись от счастья, он просто ликовал. Чтобы не
показать своё волнение и не выплеснуть наружу свои
эмоции, он выскочил на крыльцо и ладонью растёр
слезинки по щекам. С этого дня он обращался к ней не
иначе как доченька. Галина же от такой перемены в
общении дочери с Сергеем, растрогалась, и, прикрыв
лицо фартуком, немного всплакнула.
Навестил их дом Леночкин друг и одноклассник
долгожданный, известный брехун Вовка Чебаков.
Поразил он Леночкиных родителей псевдо-эрудицией.
У него на каждый вопрос ответ был словно заранее
заготовлен. Ответы были, конечно, хоть стой, хоть
падай. Но произнесены они были настолько уверенно,
что в правильности их не приходилось сомневаться. Всё
общение с Вовкой стало походить на экзамен, Галина с
Сергеем поражались его находчивости. Угощая его
горячими булочками с повидлом, пытались изнурять его
РОЗЫГРЫШ
101
вопросами. Кажется, на Галинин вопрос не мог знать
ответа ни один ботаник:
- Вова, почему Пушкин был кудрявый, а Некрасов
лысый?
Кто такой Пушкин, Вовка, конечно, знал, потому
что его все знают, а вот Некрасова навряд ли, в первом
классе его ещё не проходили. Но по своему
обыкновению, он за ответом в карман не полез. Выпалил
сразу, даже булочкой не поперхнулся:
- Пушкин чай пил с бубликами, а этот самый,
любил яйца варёные.
Сергей, поражённый всем услышанным, подумал,
кто же вырастет из этого мальца, и спросил:
- Ты, Вовка, когда школу закончишь, наверное,
каким-нибудь архитектором станешь?
- Нет, поваром буду.
- Стало быть, всякую вкуснятину любишь, а дома
плохо кормят?
- Нет, я не из-за еды. Там писать ничего не надо.
Когда Леночка с Вовкой вышли из дома, Галина с
Сергеем покачали головами, они были в восторге от
гостя. Серёжка высказался:
- Мне после этого знакомства сыночка захотелось
завести.
- Ну и заводи, кто тебе не даёт? - ответила Галина.
Прошло почти два года совместной жизни, а
пополнения в семье никак не намечалось, хотя условия
для этого все были и желание обеих сторон в этом плане
было обоюдным.
Как-то субботним вечером Серёжка, придя из бани,
был в каком-то необычно приподнятом настроении,
хотя и не источал сивушного аромата. Убедившись, что
доченька почивает в своей кроватке, он в одних свежих,
Николай СОЛЯРИЙ 102
беленьких на завязочках кальсонах и почему-то в
форменной фуражке железнодорожника,
пританцовывая, от вешалки до кровати, нырнул
довольнёхонький под одеяло, обхватив ногами ноги
Галины. Галина, не совсем понимая его, спросила:
- Не поняла, ты чего в засаленной фуражке в
чистую постель завалился?
Неунывающий супруг сразу же под одеялом дал
волю своим рукам. Пробурчал ей на ухо:
- У нас будет сын, достаточно во время этого самого
дела подложить под тебя, ну, под это самое мягкое
место, фуражку.
Галина вытаращила на него без того большие глаза:
- Ты где это вычитал?
- Сегодня в бане один мужик рассказал - у него
шесть сыновей, ты представляешь, шесть, это же две
паровозных бригады. Всех он заделал вот таким образом.
Галина не знала, ржать над ним или рыдать. Только
посоветовала ему:
- Знаешь, ты лучше во время этого самого одевай
фуражку себе на задницу. Тогда уж точно три
паровозные бригады получится. Может, его баба в
фуражке и нерестилась пацанёнками, только моё
седалище другого калибра.
Сорвав с его головы замусоленную фуражку,
швырнула её к порогу. Они одновременно повернулись
друг другу тем местом, на которое только что советовали
примерить головной убор.
Галина подумала: «Надо же, а если бы ему в бане
сказали, что под меня надо грабли подложить, он бы с
граблями в постель залез?». Сергей иначе понял свою
ошибку: «Надо было с начало фуражку постирать». Так
РОЗЫГРЫШ
103
они оба обиженными и непонятыми, прижавшись оным
местом друг к другу, заснули.
Миновал год. Однажды вечером Галина у плиты
жарила картошку, а чтобы самой не отвлекаться от этого
процесса, отправила Сергея в погреб из кадушки
набрать солёных огурцов. Однако за ужином на столе их
не оказалось.
- Про огурцы забыла, что ли ? - спросил Сергей.
- Ну да, забыла, я и сейчас о них думаю, принёс
тарелочку, будто украл. Я их сразу же и съела. Не мог в
чашку побольше набрать?
После сказанного Галина словно спохватилась.
Только нараспев произнесла:
- Неужели?
Она ведь даже не заметила, как съела полдюжины
огурцов, и, пожалуй, смогла бы ещё столько же. Когда
тебе чего-нибудь очень хочется, на этот случай
поговорка есть: «Хочется, как беременной бабе солёных
огурцов». Сергей, естественно, знал эту поговорку. И
после слова «неужели» у них обоих застряла картошка в
горле. Галина, запив чаем, отогнала от себя эту догадку.
- Нет, нет быть не может. Когда я Ленкой ходила,
было по-другому, меня тошнило. А это просто огурцы
такие, посол удачный.
Но обрадованный Серёга был полон оптимизма,
выйдя из-за стала, пропел куплет из песни, который
напевал всегда в хорошем настроении: «Наш паровоз
вперёд летит, в коммуне остановка».
- Ты, всё-таки, врачу покажись, может, это мой
сынок огурчиков просит.
На следующий день Галина, сидя в кресле
гинеколога, выслушала её заключение. Та, рассматривая
сокровенное место, сказала:
Николай СОЛЯРИЙ 104
- Так говоришь, на швейной фабрике работаешь, а
чего шьёшь?
- Матрацовки и пододеяльники, - с нетерпением
ожидая вердикта врача, ответила она.
Гинеколог, как нарочно, выдержала томительную
паузу и произнесла:
- Начинай шить распашонки и поторапливайся,
три недели уже.
Галина возвращалась домой и представляла, какой
тарарам сейчас устроит взбалмошный Серёга, услышав
эту новость. Начнёт петь и плясать. «Нет, вначале я его
потерзаю, скажу, что ложная беременность, ещё чего-
нибудь ему наплету. Спокойно приготовлю ужин, а
после еды всю правду открою, пусть тогда хоть до
потолка подпрыгивает».
Сергей пришел домой уже после её прихода,
первое, о чём он спросил:
- Была у врача?
Галина, изобразив угрюмую мину, с горечью в
голосе ответила:
- Была, сказала, беременностью даже не пахнет, и
не запахнет, муж твой, сказала, недетоспособный, и ни
каких детей от него не дождётесь. Подумала я и решила,
а может мне выйти замуж за наладчика Ваську. Он мне
когда-то предлагал. Мужик он крепкий, у нас с ним
много детей получится.
Серёга оторопел:
- А как же я?
Галина уже как следует вошла в придуманную роль
и выдавала всё без тени смущения:
- Ты пойдёшь жить к Таське. Пусть только двадцать
пять рублей вернёт. Я не богачка такими деньгами
разбрасываться.
РОЗЫГРЫШ
105
Галина отвернулась к кухонному столу и довольная
собой, своим розыгрышем, продолжила готовить ужин.
Огорошенный таким известием Серёжка побледнел. Еле
переставляя ноги, вышел из дома. Когда ужин был на
столе, она сказала дочери:
- Иди, зови папку, есть будем, он, кажется, в сарай
пошёл, столярничает там.
Лена выскочила во двор к сараю и мигом
вернулась, глядя на мать испуганными глазами,
захлёбываясь от слёз произнесла:
- Мам, там папочка повесился.
Галина, забежав в сарай, упала, потеряв сознание.
На третий день в двенадцать часов пополудни, в депо и
на станции, нарушив тишину Первомайского района,
загудели паровозы. Они прощались с машинистом и,
наверное, просили Господа принять душу раба божьего
Сергея.

НАХОДКА
107
НАХОДКА
Летним тёплым вечером Нина, отработав смену на
фабрике, уставшая после второй смены, торопилась на
автобусную остановку. Ехать было недалеко, но идти по
сумрачным улицам одной не хотелось. Не раз они с
подругами по цеху экономили шестьдесят копеек на
проезде, ватагой человек десять шли пешком, провожая
друг друга до дома. В такой компании никакие
приставалы и хулиганьё им были не страшны.
В эту смену ей пришлось задержаться, винить в
этом было некого - сама виновата, не доглядела,
напортачила, пришлось платье заново распарывать и
снова шить. В результате автобус увёз попутчиц и теперь
ей, трясясь от страха, придется добираться до дома
одной. На остановке не так страшно, всё же фонарь
светит над головой, да и на случай нападения она
заведомо вооружена. Половинка кирпича лежит в
сумочке, которой можно было кокетливо покрутить или
шарахнуть ею по башке любому, кто попробует на неё
польститься. С доброжелательным кавалером в это
время и в этом месте познакомиться шанс не велик. А
как хотелось бы, сколько можно одной-то, тридцатый
годок пошёл, а на неё ни один с серьёзными
намерениями не смотрит, да и не с серьёзными
желающих маловато.
Мало того, что она не броской внешности -
скромная да тихоня, а будь побойчее, наверняка могла
бы кого-нибудь закадрить. А тут при виде неё не то, что
ухажёры - молоко и то прокисало. Хотя девица она
обеспеченная: комната в малосемейном бараке есть,
стол, этажерка, на двух нижних полках которой стояли
Николай СОЛЯРИЙ 108
толстые прочитанные книги, а на двух верхних -
открытки и флакончики с одеколоном, два мягких
стула, репродуктор. В комнате чистота, порядок,
половики на полу саморучной вязки. Дверь снаружи
дерматином обтянута. Могла, конечно, быть обстановка
и побогаче, но часть своей зарплаты она отправляла
пожилым родителям в деревню. И даже при всём при
этом личная жизнь как-то не складывалась.
О любви она знала не только из романов. Был такой
сюжет в её жизни. Повстречала она моряка в кинотеатре,
получилось так, что место ей по билету досталось рядом
с ним. Парень был не из робких, как только свет в зале
погас, он свою руку ей на плечо положил. После сеанса
пошёл провожать. Оказалось, что на побывку приехал,
всю дорогу ей о службе рассказывал. Она слушала его,
не перебивая, хоть из всего сказанного ей почти ничего
не было понятно: флотские термины ей были
незнакомы, а он, очевидно пытаясь показать свою
образованность в морском деле, крыл понятными ему
одному словами. К примеру: «Кинул чалку на кнехт».
Когда он сказал, что рынду надраил, она поняла так, что
он морду кому-то набил. Встречи их продолжались
недолго - через три дня отпуск у моряка закончился, он
уехал, так и не получив от неё чего хотел. Нина не
позволила себе расслабиться и только в последний день
его домогательств решилась с ним поцеловаться.
Расстроенный матрос отправился дослуживать на
Тихоокеанский флот, вычеркнув навсегда из памяти
недоступную девицу. Не получив от него ни единой
весточки, она не скоро успокоилась, примерно ещё с
полгода заглядывала в почтовый ящик. Впоследствии
утешила себя тем, что не он ей нравился, а его морская
форма, такой задавака не для неё. Она ещё повстречает
НАХОДКА
109
своего принца, и не какого-то матроса, а настоящего
офицера или даже лётчика, хорошо бы такого, как в
фильме «Небесный тихоход» - капитана Кайсарова.
Если бы судьбой ей было дано выйти замуж за такого, то
она, как говорится, ноги бы ему мыла и эту воду пила.
Порой представляла она себе, как они стоят, обнявшись,
у открытого окна, за которым цветёт черёмуха. Ветер
развивает тюлевую занавеску. Они счастливы, они
улыбаются. Но время шло, лётчики и офицеры
проходили мимо, не обращая внимания на скромную
девицу, за серой внешностью которой никто не мог
разглядеть добрую, честную, заботливую, готовую
положить свою жизнь на алтарь любви Нину.
Оказавшись на безлюдной остановке, она
обнаружила, что не одна здесь. На лавке лежал
мужчина, на первый взгляд не подающий признаков
жизни. Она приблизилась к нему почти вплотную и
только тогда расслышала тихое его сопение и почуяла
мерзкий запах водочного перегара, мужик спал. Нина
прошлась по остановке, вглядываясь в тёмную даль, не
блеснёт ли фарами рейсовый автобус. На дороге, к
сожалению, не было никакого транспортного движения.
Чтобы занять себя чем-нибудь, Нина стала
рассматривать спящего пьяньчугу. Картинка
вырисовывалась такая: на пропойцу не очень-то похож,
шмотьё на нём не новое, но и не в ремках, и в
полуботинках - не в сапогах. Не косматый,
подстриженный; нос какой-то морковно-картофельный,
уши как уши, обыкновенные; руки чистые - стало быть,
не слесарь, не станочник, не машинист; и спит как-то
тихонько, не храпит, не стонет. Вот что он тут завалился
на лавке, шпана ведь обворует?
Николай СОЛЯРИЙ 110
«Попробую разбудить», - решила Нина и стала его
тормошить. Незнакомец проснулся не сразу, какое-то
время ещё чего-то мычал. А когда открыл глаза - понял,
что он не дома, перепуганный, разом сел, почесал свой
загривок, и, по всему видно, вспомнил, каким ветром его
сюда занесло. Нина строго и назидательно ему сказала:
- Мужчина, идите спать домой, пока вас тут не
обокрали.
Мужчина пробурчал:
- Дома теперь у меня нет и воровать у меня нечего.
Разругался я с женой и тёщей, они меня из дома
вытолкали, я отлаял их напоследок. Вот теперь здесь
жить буду.
Нина спросила:
- Зовут тебя как?
- С утра сегодня Анатолием звали.
Нина наклонилась к его лицу:
- А почему у тебя нос такой толстый и с ямочкой?
Анатолий покрутил головой, не зная, куда девать
свой нос.
- Ну вот, и ты тоже? В детстве ещё чирей на нос сел.
Мать мне его хозяйственным мылом лечила. Ядро из
носа выдавили, вот ямочка из-под него и осталась, и
опухоль тоже сохранилась.
Она сочувственно покачала головой:
- Надо было алоэ прикладывать.
Глядя на горемычного, махнула рукой:
- Ну вот что, Толя, поднимайся, пойдёшь ко мне
жить. Тут недалеко, пару остановок, пешком дойдём.
Сможешь?
- Наверное, смогу. Ты только про нос больше
ничего не спрашивай, похоже, меня из-за него и из дома
выгнали.
НАХОДКА
111
- Нет, больше не буду, с носом твоим уже всё ясно,
хотя, можно попробовать чем-нибудь помазать.
- Всем пробовали, одной только оконной замазкой
ещё не натирали.
Не всё рассказал Анатолий о своём носе. Нос был
ещё датчиком его душевного состояния. И беда была в
том, что это было видно всем – от волнения или
нервного возбуждения нос краснел. Анатолию казалось,
что это созерцают все окружающие и подсмеиваются
над ним, и это его угнетало. Пробовал припудривать
нос зубным порошком, но получалось смешно и
печально, признать такой нос нормальным могли
только клоуны из цирка. Других недостатков у
Анатолия не было.
- Ты мне вот ещё что скажи, кем работаешь? -
спросила Нина.
Анатолий важно произнёс:
- Монтёр я.
Надо же, прозвучало так, будто он лётчик-
испытатель, внешне тоже не капитан Кайсаров.
«Ну, монтёр тоже ничего», - подумала Нина.
- Сама то где трудишься?
- На кобыльем дворе.
- Это кем, конюхом, что ли?
- Нет. Раньше там пожарная конюшня была, а
теперь в ней швейные цеха сделали. По привычке
кобыльим двором называют, а нас кобылами, а я вовсе
не кобыла. Девушка я, швея четвёртого разряда.
Они пошли. Она - придерживая его с правого бока,
а он - держась за её левое плечо. Держались они крепко,
по-видимому, боялись потерять друг друга. С тех пор
Нина после второй смены ни одна, ни с подругами по
цеху домой не ходила. Её у проходной всегда встречал
Николай СОЛЯРИЙ 112
муж Анатолий. Если бы Нину спросили: «Что для тебя
счастье?» Она бы ответила: «Встать пораньше и собрать
мужу на стол завтрак, вечером дождаться его с работы и
снова накормить».
В этом состоянии она прибывала каждый день и
этим счастьем не собиралась делиться ни с кем. Любила
она его не только за то, что он относился к ней бережно
и нежно, а даже за его толстый розовый нос и порой за
внимание к ней благодарно чмокала нос в самую ямочку
из-под чирья. Нина заметно для всех расцвела, на
зависть многим обновила свой гардероб и украсила
волосы шикарной заколкой. Не только о своей
внешности заботилась она, к каждой покупке для себя
параллельно приобреталась обнова для Толика.
Однажды в воскресенье, возвращаясь из дома
культуры, Анатолий с Ниной обсуждали только что
просмотренный кинофильм. Шли они, как обычно,
чинно, Анатолий, держа под руку Нину, кивал головой,
соглашаясь с приведёнными аргументами жены. Тогда-
то они и столкнулись с бывшей женой Анатолия. Та
оторопела, увидев своего бывшего, которого можно
было сейчас узнать только по его носу. Анатолий очень
переменился. Раньше она представить его не могла в
шевиотовом костюме, галстуке и шляпе. Он держал
такой фасон, что вся его стать выдавала в нём важную
персону, будто он начальник цеха или диспетчер со
станции. К тому же при нём была модная особа, у
которой туфли на каблуке и ридикюль были одного
цвета. Доходили ранее до неё слухи, что он женился на
какой-то клюшке с кобыльего двора. Но сейчас от
увиденного она даже губу закусила.
Анатолий при виде её поднял выше подбородок, но
волнения скрыть не смог и выдал его опять же нос,
НАХОДКА
113
который стал краснее семафора. Нина, видя перемену в
муже, спросила:
- Толик, ты чего так разволновался?
- Нет, ничего: думал, гаманок потерял, а он,
оказывается, в другом кармане.
Ушёл от правдивого ответа Анатолий. Он бы сказал
ей правду, если бы в её вопросе не прозвучало «что так
разволновался?». В своём волнении ему не хотелось
признаваться даже самому себе. Пройдя несколько
шагов, он всё-таки успокоился, и нос стал бледнеть до
естественной для него окраски. Но скрыть от Нины
правду было нереально, она чувствовала любимого
каждой клеточкой своего тела.
- Толя, вот эта дамочка с вытаращенными глазами
произвела на тебя такое впечатление, кто она?
- Не знаю, не видел я никакую бабу с выпученными
глазами, - нервно ответил Анатолий.
После такого ответа Нине больше не хотелось
обсуждать кинофильм.
Что творилось на душе у бывшей жёнушки! Она
негодовала, ей хотелось идти и пинать всех прохожих
подряд, было жалко себя: жизнь не складывалась, замуж
никто не предлагал. Тот, с кем были у неё шашни еще
при совместной жизни с Анатолием, оказывается, не
готов на ней жениться - ему сподручнее редкие встречи
с ней. Засвербело у неё внутри, засосало под ложечкой,
как же она его за три года не разглядела, глупо
прошляпила. Это всё её мать, она против Анатолия
настраивала. «Но, видно у него ко мне ещё чувства
имеются, нос вон как вспыхнул». Всю дорогу до дома в
Раисе кипела желчь.
Как только она переступила порог, сразу
набросилась на мать:
Николай СОЛЯРИЙ 114
- Всё из-за тебя. Видела бы ты нашего носяру,
наряжен как министр, модницу себе подцепил. Думали
с тобой, что он с горя спился, а от него дорогим
одеколоном за десять метров несёт. Какая я дура была,
что тебя послушала. Сейчас ни мужика, ни денег. Федя
на мне никогда не женится, и тратиться на меня не
собирается, он, видите ли, радиолу покупать решил, а
сам вермут каждый день глушит. Вот, ты Толяна из дома
вытурила, теперь возвращай, как хочешь. У него любовь
ко мне не прошла - как меня увидел, нос, будто костёр,
разгорелся.
Мать стояла будто оплеванная, только добра для
неё желала, сама же доченька втихаря таскалась с этим
Федей и искала какой-нибудь повод, чтобы разорвать
отношения с ненавистным ей Толяном. Всё сделали, как
она хотела, а теперь я же виновата.
- Доча, ты ополоумела, после такого скандала,
который мы ему закатили, тут не то что вернуться, да на
его месте дом поджечь следовало. Лично мне страшно с
ним встречаться. Живи с ним, где хочешь, а сюда в дом
не приводи.
Райка села за стол, обхватив голову руками и
утопив пальцы в густой гриве волос. «Что делать, что
делать? Со мной жить не захочет, а с этой
финтифлюшкой жить не дам».
Недолго она ворочала мозгами, решая свою
проблему. Надоумил её кто или сама додумала?
Подобное ранее в истории бытия уже бывало. Чтобы
осуществить свою авантюру, в дело надо было взять
цыганку. А тут, как назло, когда не надо, шляются эти
побирушки по всем дворам, а когда приспичило -, они
будто все вымерли. Куда ни сунется Райка - на вокзал
или базар, ими даже и не пахнет. Хоть в милицию
НАХОДКА
115
обращайся и объявляй их в розыск. Уже не надеясь на
скорую встречу с плутовкой бродячего образа жизни,
неожиданно для неё самой и недалеко от своего дома у
железнодорожной станции Инская Нина увидела, что на
большущих перинах расположилось несколько
цыганских семей. Она, как была в фартуке и домашнем
халате, помчалась к ним присмотреть для себя самую
загадочную и внушающую доверие цыганочку. На
лоскутном одеяле заслоном поверх перины, разбирая
узел с тряпьём, сидела именно такая.
Раиса бесцеремонно обратилась к ней, полагая
своим предложением ошеломить черноглазую
скиталицу:
- Как звать тебя, тётка?
- Груша я, - ответила цыганка.
- Слышь, Груша, хочешь влёгкую четвертак
заработать?
Цыганка даже бровью не повела, хотя такие деньги
не каждому работяге легко доставались.
- Тебе, красивая, за копейку готова помочь. Вижу,
тоска-печаль тебя гложет, а такая красивая не должна
страдать, будешь тосковать - красота быстро завянет.
Говори, чего от меня надо?
Раиса чуть было не села к ней на перину:
- Тут дело не простое, только выслушай меня, как
следует, и всё запомни.
Цыганка перебила её:
- Вот что, ненаглядная моя, тут не место для
серьёзного разговора. Ведаю я, живешь ты недалече.
Пригласи меня к себе, чаю налей, а нет чаю - я и
холодной воде буду рада. Расскажешь всё, не торопясь.
Раиса в знак согласия мотнула головой, указав
рукой на дом через дорогу:
Николай СОЛЯРИЙ 116
- Пойдём сразу, чего время тянуть.
И потянула цыганку за собой.
Увидев цыганку, Раисина мама оторопела, она
посмотрела на дочь и покрутила пальцем у виска. Зная,
на что способны эти пройдохи, комнату решила не
покидать, здесь нужен глаз да глаз. Ну, доченька, хоть
бы предупредила, что такие гости будут, я бы всё добро
куда подальше прибрала. Раиса посадила цыганку за
стол.
Гостья окинула комнату взором, остановив взгляд
на плите с кастрюлей.
- Это что у тебя там, чай? Налей-ка мне ковшик.
- Суп это, - ответила Раиса.
- Ну, ладно, мне без разницы, налей тогда супу.
Хозяйка соблюла правило гостеприимства и
накормила цыганку. Рассказала ей всё и поведала свой
авантюрный план, главную роль в котором должна
сыграть гадалка. Цыганка понимающе кивнула и дала
согласие принять участие в этом спектакле, но сказав
при этом:
- Я женщина честная, богобоязненная, никогда
такого не делала. Вот только ради тебя, моя голубка,
пойду на это.
Не увидев в комнате иконы, перекрестилась на
зеркало левой рукой слева направо.
- Я ведь ворожея, таких теперь уж не осталось. Могу
жениха приворожить или мужа так присушить, он
только за твою юбку держаться будет. От змеи или
дурного глаза могу уберечь, ну ещё всякое такое. Ты мне
вот что ещё скажи - у Толи твоего часы или кольцо
золотое есть?
- Нет, со мной жил - ничего такого у него не было.
Груша тяжко вздохнула:
НАХОДКА
117
- Жалко, а то бы я его так к тебе присушила. Он бы
глядел на тебя одну и зарплату всю до копейки отдавал,
жемчуга бы дарил.
У Раисы загорелись глаза:
- А сразу двоих можно?
- Можно-то можно, только грешно всё это.
Представь, сколько мне такой грех замаливать придется?
- Тётя Груша, ты только сделай, я заплачу.
- Вижу, ты женщина щедрая, всё готова отдать за
любовь свою. Не торопись, давай сначала одного
присушим. Мне здесь долго жить, доберёмся и до
второго. Тут дело такое, без часов или кольца ничего не
получится. Если нет у него, сама купи, я приворот на
них сделаю, а ты ему их подаришь. Неделя не пройдёт,
как он у тебя в ногах кататься будет и прощенья
просить. Вот часы купишь, я в тот же день пойду к твоей
разлучнице, всё устрою, как ты просишь. Пойду к себе,
да сынка своего пришлю, ты ему на еду в сумочку
картошек набери. Ну и сладенького к чайку, повидла
или вареньица.
Цыганка ушла. Ещё тяжёлый запах от неё не
развеялся в Райкином доме, в дверь без стука вошёл
молодой цыган. Протянул Раисе мешок:
- Мамка велела картошки у тебя взять.
Раиса, чтобы самой не пачкаться, предложила,
спуститься в подполье цыгану. Только после того, как
набрал он мешок картошки под самую завязку, его
чёрная кудрявая голова показалась над полом, и,
согнувшись под тяжёлой ношей, он ненадолго покинул
дом. Почти тут же вернулся и, к негодованию Раисы и её
мамы, сказал:
- Я повидлу забыл.
Николай СОЛЯРИЙ 118
Раиса ослушаться не могла и из буфета вынула
литровую банку смородинового варенья.
- На, держи, - и буркнула себе под нос: - Да
подавись ты.
Мысленно успокаивая себя, что за такое дело,
пожалуй, не стоит картошки с вареньем жалеть. Но на
часы очень уж тратиться не хотелось, ползарплаты
отдать за здорово живёшь. Таких подарков она никогда
не делала, утешало только то, что всё это окупится с
лихвой. На следующий день были куплены часы
«Победа» и ремешок к ним. После цыганского визита,
чтобы не навлечь скандала, Раисиной матери особо не
хотелось перечить дочери. Но всё ж таки не сдержалась
и зло выпалила:
- Теперь эти ромэлы протопчут сюда дорожку, по
крохам всё из избы вынесут.
- Мама, не гунди, цыганка порядочная, от двадцати
пяти рублей отказалась, картошку нечего жалеть нам и
эту не съесть, что осталось.
Мать вздохнула:
- Ну, посмотрим, во что тебе твой Толян обойдётся.
Нина заканчивала стирку, собиралась идти на
улицу развешивать бельё, как стукнули в дверь и сразу
же открыли её. Порог перешагнула цыганка - держась за
левую грудь и закатив глаза, попросила водички попить.
Нина, видя, что женщине плохо, зачерпнула из ведра
ковшом, сочувствуя ей, огорчённо сказала:
- Вот сердечных лекарств у меня нет.
Цыганка, попив, легко задышала:
- Кажется, отпускает. Позволь, присяду у тебя на
минутку.
Нина поставила ей табурет.
НАХОДКА
119
- Сердечница я, померла бы, если бы не ты. Скажи,
за доброту твою чем тебя отблагодарить? Хочешь, скажу,
что было, что будет, что на сердце лежит? Никакой
платы не возьму. Дай мне руку свою.
В её поведении и словах Нина не почувствовала
никакого подвоха. В ворожбу и гадания она не верила,
но руку всё ж дала, наверное, чтобы лишний раз
убедиться, что всё это брехня. Цыганка стала
рассматривать её ладонь, и сладким голосом затянула
рассказ:
- Не одна живёшь, с хозяином, детей нет.
Нина мысленно комментировала: «Ну, да, видит
мужскую одежду, понятно, что замужем. Кровать в
комнате одна, стало быть, детей нет». Но дальше
цыганка стала удивлять её. Груша смотрела на её руку,
как в зеркало судьбы:
- Мамка с папкой твои живы и сестрёнка с малым
братом тоже, но живут от тебя далеко, в бедном доме. На
помощь твою надеются. Ты добрая, детей своих хочешь.
Не выйдет у тебя ничего, ты чужое взяла, увела мужа из
семьи. Горе и болезни ждут тебя. Отправь его туда,
откуда он пришёл. Тогда избежишь эти напасти. Если он
в свой дом не вернётся, значит, и он не жилец.
Ужас проник в сознание Нины - как она без Толика!
Жизнь для неё теряет всякий смысл. У неё затряслись
руки и выступили слёзы - чтобы не расплакаться
навзрыд, она рукой прикрыла себе рот. Собравшись с
силами, она вынесла для себя определение - что бы с
ними ни произошло: тяжёлые болезни, наводнения или
пожары - с Толиком они не расстанутся. Дальше
цыганка не стала сгущать краски будущего Нины,
решив, что этого достаточно.
- Цыганочка милая, что же делать?
Николай СОЛЯРИЙ 120
- Называй меня тётя Груша.
Смекнув, что если изменить Райкин сценарий,
здесь тоже можно неплохо поднажиться, она повела по-
своему игру:
- Ты, голуба, раньше времени не убивайся.
Судьбу-то поменять можно. За твою доброту буду тебе
помощницей, и плату с тебя не возьму. У мужа твоего
часы есть? На часы можно заговор сделать от такой
напасти.
Нина оживилась:
- Есть часы у него. Ещё весной вместе покупали,
мне «Зарю» взяли, а ему «Победу».
- Скажи своему, пусть завтра оставит часы дома, я
подойду и заговор сделаю. Не беспокойся, часы в доме
останутся. Платить мне не надо, я и куску хлеба буду
рада.
Груша, кряхтя, поднялась с табурета и
попрощалась с Ниной. После её ухода Нина,
обескураженная такими известиями, ещё долго не могла
прийти в себя. Сегодня ей идти на работу во вторую
смену, а у неё всё из рук валится. Но какая-то капля
оптимизма всё-таки оставалась. Теперь вся надежда на
тётю Грушу. Хоть бы пришла, не забыла, не заболела, все
ж таки сердечница, всякое может случиться.
С работы её, как всегда, встретил Анатолий. Нина
по дороге домой ему всё рассказала о минувшем
событии. Каким бы не был Анатолий доверчивым, и
каким бы убедительным не был рассказ жены, он всё-
таки взял под сомнения цыганское гадание:
- Завтра я отпрошусь с работы - думаю, до обеда
отпустят. Глянуть на эту гадалку хочется. За тебя я что-
то побаиваюсь, пусть при мне поворожит.
НАХОДКА
121
Анатолий на своём производстве, будучи на
хорошём счету, без проблем отпросился у мастера с
работы. С Ниной вдвоём стали дожидаться цыганку.
Вскоре услышали её шаги в коридоре за дверью. Тётя
Груша, по своему обыкновению, как везде и всегда
беспардонно, завалилась в их комнату. Сразу же, с
порога, узнав по Раисиному описанию - конкретно по
носу - Анатолия, адресно обратилась к нему:
- О, вижу, хозяин дома. Мне есть чего тебе сказать.
Цыганку пригласили к столу. Разместились за
столом втроем, каждый напротив другого. Взяв за руку
Анатолия, Груша стала вещать о прошлом:
- Зовут тебя на букву А. Сестёр имеешь двух, ещё
одна маленькой от скарлатины умерла, три года как
отца схоронил.
Волнение Анатолия немедленно проявилось на его
лице: нос стал красным, как спелый помидор. Он глянул
на жену:
- Это ты ей всё рассказала?
- Что ты, Толя, о тебе даже словом не обмолвилась,
- словно извиняясь, ответила Нина.
Цыганка замолчала, засуетилась, будто уходить
собралась:
- Обидел ты недоверием покровителя моего,
дальше ничего не вижу. Хочешь про себя знать,
позолоти руку.
- Сколько надо? - спросил Анатолий, боясь, что она
может уйти, не раскрыв до конца историю его судьбы.
- Меньше двадцати рублей не надо.
Нина подала ей двадцать рублей, легонько
пригрозив Анатолию, чтоб тот не рыпался. Груша
спрятала их на груди под кофтой и сразу продолжила:
Николай СОЛЯРИЙ 122
- Вместе с чирьем Курашура на тебя посажена, к
сорока годам разрастётся по всей голове, вся башка
будет как твой нос. Избавиться можно двумя способами:
возвращайся к первой жене и моли на коленях у неё
прощенье. Можно по-другому - я умею убирать
Курашуру. Через пару лет, к сорока годам, нос твой
станет беленьким и гладеньким.
Нина с Анатолием переглянулись, в их глазах
засверкали искорки счастья - какой тут выбор может
быть, безусловно, второй вариант! Цыганка подошла к
печке и заглянула в поддувало:
- Всё, ладно, зола есть, давайте сюда часы.
Хозяева послушно сняли с рук часы и подали ей.
Нина присела возле цыганки на корточки. Анатолий
тоже проявил любопытство, присел за их спинами и
через их плечи заглядывал в поддувало. Служительница
чёрной магии разгребла рукой золу. Сунула туда часы,
забормотала на непонятном никому языке. Посыпав
часы золой, когда над ними образовалась приличная
горка из золы, тётя Груша велела семейной паре дунуть
на эту кучку по три раза. Супруги, встав на колени
перед поддувалом, прижавшись щеками друг к другу,
дунули на золу по три раза. Раздуть всю кучку они,
разумеется, не смогли, лишь кончики ремешков
оголились и торчали из золы.
- Вот и всё, теперь закройте поддувало и забудьте о
них, через три дня можете забрать часики. До этого к
ним не прикасаться и никому ничего не рассказывать,
чтоб никто не знал - ни соседи, ни родня, и чтобы
домовой не пронюхал. По десять рублей возьму с вас за
каждые часы. Пока я руки мыть буду, чаю мне налейте.
Цыганка забрякала рукомойником, Нина
поставила на стол к чаю вазочку с колотым сахаром и
НАХОДКА
123
сушки с маком, тут же вынула двадцать рублей и
рассчиталась со спасительницей.
Выпив чай, тётя Груша с грустью сказала:
- Я тут чаи распиваю, а мои детки такова не видят.
Можно, хозяйка, я для них сахарку возьму и сушечек?
- Возьми, конечно, - сказала Нина.
Тогда ворожея оттянула на кофте карман и
высыпала в него весь сахар из сахарницы, а в другой
карман - все сушки.
- Ладно, пошла я, добрые люди, помните наказ. Три
дня часы не трогать.
После её ухода супруги посмотрели один на
другого. У обоих лица в золе и саже, но счастье вновь
вернулось в их семью и вместо того чтобы плакать или
смеяться, они, радостные и растроганные, поцеловались.
Они вместе, и никто их не разлучит. Следующий весьма
удачный визит цыганки был к заказчице Раисе, которой
так же был сделан заговор на часы.
Прошло три дня. За это время супруги пару раз
заглядывали в поддувало, убеждаясь в том, что по-
прежнему кучка золы, из-под которой торчат ремешки
часов, на месте. Этот третий, мучительно ожидаемый,
день, выпал на воскресенье: по плану сегодня они
собирались сходить искупаться на Иню, на обед
приготовить окрошку, и к ней было обещано Анатолию
сто граммов, а дальше, как получится – может, поиграть
с соседями в лото.
Настала долгожданная кульминация - выемка часов
из поддувала. Надо было видеть лицо Нины и нос
Анатолия, когда они извлекли часы из-под золы, вернее,
одни отрезанные ремешки от них, сами же часы как
будто вылетели в трубу.
Нина затопала ногами:
Николай СОЛЯРИЙ 124
- Полгода на них деньги откладывали!
Анатолий, как бы помягче сказать, сел мимо стула
на пол. Из уст обоих полилась ненормативная лексика.
Они понимали, что нет смысла искать аферистку на
станции, но никакой здравый смысл удержать их не мог.
Они оба, по-другому не скажешь, рванули туда. Из
Анатолия сыпались угрозы:
- Она сейчас узнает, как я умею груши
околачивать!
Колотить было некого. На станции остались только
следы от недавнего поселения цыган. Дальше, чуточку
сбавив темп, иногда дорогой постукивая себя рукой по
голове, направились они в милицию. Тут Нина резко
сказала:
- Стой, цыганка здесь ни при чём: помнишь, она
говорила, чтобы домовой не пронюхал. Я уверена, это
домовой набедокурил.
- Была ты глупой женщиной, дурой и осталась,
надо же, умудриться цыганку в комнату затащить.
Здесь они рассорились, переваливая вину друг на
друга, но перед самой милицией сбавили пыл и
помирились.
В милиции дежурный, выслушав их, позвонил
следователю:
- Тут пришли ещё две жертвы с ремешками от
часов.
В кабинете со следователем сидела зарёванная
женщина с вытаращенными глазами.
- Раиса, - нараспев произнёс Анатолий. - Теперь
ясно, откуда ветер дул!
По этому делу велось следствие, Раиса проходила
по нему, как соучастница преступления и потерпевшая,
но Грушу с часами так и не нашли. Нина с Анатолием
НАХОДКА
125
прожили душа в душу долгую жизнь. Немало ещё на их
жизненном пути возникало казусных проблем и
историй. Но ничто не смогло разрушить их брачный
союз. Время шло. Нина рожала детей, дети приносили
им внуков.
Вот уже на закате лет, глядя на собравшихся детей
и внуков, Анатолий, приобняв Нину, сказал:
- Хорошо и правильно мы с тобой прожили, как-то
же получилось, что стала ты моей находкой.
Нина покачала головой:
- Совсем из памяти выжил, это ж я тебя на
остановке нашла, стало быть, находка ты моя.
- Как это не я тебя нашёл? - у Анатолия покраснел
нос. - Ты ещё скажи, что дети не от меня, дескать мол,
домовой набедокурил!
Нина ещё решила подразнить мужа - ей нравилось,
смотреть, как его нос наливается краской.
- Да, набедокурил, посмотри на детей - их четверо,
и ни у одного нос не красный!
Вся семья рассмеялась, а Нина чмокнула мужа в
нос, в самую дырочку из-под чирья.
СОДЕРЖАНИЕ
КУЗИНЫ СТРАДАНИЯ ........................................................... 4
МАРИВАНА 29
ЛОШАДИНЫЙ ЕДУН ............................................................ 51
ЭХ, РОМА… 75
РОЗЫГРЫШ 90
НАХОДКА 106
Николай Солярий
Про деревню и не только…
Издание подготовлено к печати ООО Агентство «Сибпринт»
Подписано в печать ……...2017
Формат 60х84/16. Бумага офсетная. Тираж экз.
Уч.-изд. л. 4,79. Усл. печ. л. 7,32. Заказ № ….2017
Отпечатано в типографии ООО Издательство «Сибпринт»
630099, г. Новосибирск, ул. М. Горького, д. 39