Тайны чёрного леса -1

                Чудеса вокруг нас и тайны тоже

Я начну свой рассказ из старины прошлого века, что поведала мне моя покойная бабушка Ольга Ермиловна, урождённая Наумова, а по мужу Семёнова.
Ольга Ермиловна была родом из зажиточных крестьян. Её отец, праведный христианин имел большую семью. Сыновей он учил грамоте, а девочки должны были учиться у матери вести домашнее хозяйство, ткать, прясть, шить, вязать, вышивать, блюсти семейные традиции и знать почти все обрядовые песни и пословицы (обрядовую поэзию).

Рано осиротев, Ольга в юные годы своим пытливым умом успела перенять у матери все, недоступные другим детям, премудрости ведения домашнего хозяйства, накопленные веками ещё прабабушками.
И что странно, пришло мне на ум: бабушка, Ольга Ермиловна, осталась сиротой, когда её матери было двадцать семь лет. Сама она овдовела в 1916 году, когда ей было тоже двадцать семь лет и на руках у неё осталось двое детей, её дочь тоже осталась вдовой в 1943 году, ей также было двадцать семь лет и тоже двое малолетних детей на руках. Три поколения женщин с одной судьбой.

Один из братьев Ольги Ермиловны жил в Москве. Работа для того времени у него была очень престижная — стоматолог. Он вставлял богатым людям золотые зубы, а второй брат был священником в местном приходе.
Церковь Преображения в округе славилась своей красотой и величием. Приход был большой, а значит и богатый. Многим грешникам в те далекие годы и по сей день приходилось и приходится замаливать свои грехи и делать солидные пожертвования церкви, а порой и отдельным священнослужителям, чтобы они денно и нощно просили у Бога для них помилования.

Так и отец Герасим, брат Ольги Ермиловны по отцу, честно молился за всех прихожан, а за дворян и купцов он клал особые поклоны до земли, пока на лбу шишка не вскочит.
Получая на руки золотишко, он прятал его от чуждого глаза и, скопив
определённое количество, отправлял брату в Москву. В стольный город ездила сама мать отца Герасима и подолгу там гостила. Домой она возвращалась с большими, туго набитыми разным добром сумками. Никто их добро не видел, она и сама
не помнила, что у неё лежит в сундуках.

Отец Герасим был вдов и рос у него один сыночек Толюшка. Вот он то, уже,
будучи взрослым парнем, порой и проверял бабушкины сундучки, делал небольшую чистку. Возьмёт какой-нибудь бархатный лоскут и отдаст молодой бедной женщине, чтобы она своему ребёночку сшила пальтишко и скажет: «Перекрась, чтобы бабка На-
талья не узнала, а то беда мне будет, на все сундуки замки повесит». Так понемножку он молодым женщинам лоскутки и раздавал, девочке на платьице, мальчику на рубашечку, а кому и на пелёнки лоскутов наберёт.
Бедно жил народ.
 А бабка Наталья и не догадывалась, привозила ещё и опять складывала в сундук,
в надежде, что будут в семье ещё и девочки рождаться, когда внук женится.
Сам отец Герасим крестьянам оказывал врачебную помощь в экстренных случаях, помогал безвозмездно. Мазями, привезёнными из Москвы, он прекрасно лечил
кожные болезни. Однажды маленький ребёночек опрокинул кипяток и сел в него голой попкой. Мать волосы на себе рвала от ужаса. Услышал от людей, что случилось у соседей, отец Герасим прибежал немедля, да ещё и молодую мать поругал, что не пришла к нему.
Страдания ребёнка он облегчил сразу, приложив к больному месту белый стерильный лоскут, намазав его своей “волшебной” мазью. Ребёнок успокоился и спал на животике до утра. После второй процедуры кожица очистилась, и ребёнок пошёл
на поправку. Сколько у отца Герасима было таких случаев, он не считал. Его станут благодарить, а он отмахнётся и скажет: «Это Господь помог, молитесь и благодарите Бога».

Жил отец Герасим достойно, имел красивый кирпичный дом, большой яблоневый сад, урожай с которого он отправлял в Москву. Мать его, бабка Наталья, дожила почти до ста лет, пользуясь большим уважением как в семье, так и среди населения.
Она была большая любительница собирать грибы. Порой казалось, что вся деревня ещё спит, а бабка Наталья уже возвращается из Чёрного леса с грибами. Этот лес она любила особо. Говорила, что в Чёрном лесу мало кого можно встретить, а грибов много.

Однажды пришлось побывать в этом лесу. Нам показалось, что там так темно, что даже трава не растёт. Значит, она знала свои грибные места и держала в секрете. На зиму она заготавливала несколько кадок солёных грибов. Сама она за всю свою жизнь не взяла в рот ни одного гриба.
Не любила, есть грибы. Её селяне спрашивали:
— Бабушка Наталья, зачем Вы собираете грибы, коли сами их не употребляете?
На что она с гордостью отвечала:
— А вдруг война, голод. Что вы будете кушать? —
Солёные грибы у неё не пропадали, она ими зимой, во время большого поста,
угощала всю деревню. Наложит миску грибов и идёт проведать, кто захворал
и даже того, кого просто давно не видела.

Каждый был рад её приходу, с ней было о чём поговорить. Она много знала и многое помнила из жизни односельчан. Много сказок знала про Чёрный лес. На святках пацаны приходили как вроде к внуку Толюшке, но Толюшка знал точно, что они приходят к бабушке сказки послушать.
— Что вы пришли? Бабуля отдыхать на печку полезла — и начнёт
их выталкивать на улицу.
— Толюшка! Пусть заходят! Не гони их. Всё равно я не усну, — отзовётся она с печки.

Бабка Наталья повозится на горячих кирпичах, уляжется удобнее и начнёт ребятам сказки сказывать.
— Расскажу я вам, ребятки мои милые, вот такой случай, который со мной однажды приключился. — Помолчала немного бабушка, пока ребята уселись, и потекли чарующие слова бабки Натальи, как журчащий весенний ручеёк.
— Была я в ту пору совсем юной девушкой. Встав поутру с постели, вышла на крылечко и вижу: небо ясное, а туман над полями так и стелется, леса Чёрного совсем не видно. Потянула я свои белы рученьки к ясно-солнышку, надела лопаточки, на свои резвы ноженьки и бегу в лес за грибами.

Иду в тумане, дороги не вижу.
Иду то по лужку, то по тропинке... Пришла я к опушке леса, туман уже рассеялся. А леса-то я не узнаю. Вроде он это, Чёрный лес, а вроде и не он... Делать нечего, огляделась и пошла по лесу. Слышу тоненький голосок:
— Не ходи туда, девица, там волк живёт, тебя загрызёт. — Посмотрела я кругом, никого нет.
— Кто говорит? — спрашиваю. И только произнесла эти слова, смотрю, белочка резвая на суку сидит и на меня своими чёрными бусинками глядит. Не поверила,
что белка может разговаривать, и пошла в другую сторону. Опять слышу голос:
— Не ходи туда, девица, там кабан клыкастый живёт, на куски разорвёт — Пошла я прямо в глубь леса. Иду, а самой страшно стало. Дубы стоят высокие, ёлки колючие к солнцу тянутся, неба ясного совсем не видно. А белка за мной скачет и голос подаёт:
— Не ходи туда, девица, там страшный Леший живёт, тебя в полон возьмёт.— Не послушалась я белочку, как увижу белоствольную берёзоньку, к ней бегу. И так перебегая от одной берёзоньки к другой, вышла я на солнечную поляну.

Ослепила меня красота неописуемая. По краям растут берёзы пушистые,
а под ними — гвоздички красные, ягодки спелые. А сама поляна, словно ковёр тканый, вся в цветах. Тут — и ромашки белые, и колокольчики лиловые,
и зверобой жёлтый, и божьи ручки — солодка трава. И кусты кипрея на солнышке красуются, и кукушкины слёзки, и кровохлёбка чёрными маленькими початками на ветру качается. Шиповник и боярка жмутся к берёзам, и среди этой красоты на
краю глубокого оврага стоит огромный дуб, в три обхвата, а под этим дубом
грибов белых видимо-невидимо.

Стала я грибы в лукошко собирать, тороплюсь пока солнышко не село, засветло нужно из леса выйти... Слышу:
— Ха-ха-ха... — разносится эхом по поляне. Я испугалась, к дубу прижалась
и стою не дышу. А из-за дуба меня кто-то тихонько толкает. Оглянулась,
Леший из-за дуба выходит. Маленький, шапка набекрень, один глаз в сторону смотрит, другой на меня. В чёрной бороде цветы и травинки запутались. Смотрю
я на него и глазам своим не верю, что настоящий Леший передо мной.
— Вот ты и пришла ко мне, красна девица. Ждал я тебя.
— Зачем я нужна тебе, батюшка Леший, — отвечаю, а сама дрожу, как осиновый листочек.
— Больно лето в этом году дождливое, не успел я грибочков к зиме посушить.
Вот ты мне и поможешь, девица. А я в долгу не останусь.
— Насушу я тебе грибочков, батюшка Леший, — отвечаю и, вроде, мне уже и не страшно стало. Беседу веду с ним, как с простым человеком. Насобирала я грибочков полное лукошко, цветочками лукошко украсила — пора домой идти,
а Леший мне и говорит:
— Через три дня я тебя на опушке ждать буду. — Указал мне тропинку домой, и я побежала. Дома я ничего не сказала, посушила грибочков и через три дня, как было сказано, пошла в лес.

Было сыро, шел мелкий дождь. Фартучком укрыла лукошко с сухими грибочками,
чтобы ненароком не промочить их, не разгневать Лешего своей нерадивостью.
Пришла я на опушку леса, села на пенёчек и смотрю по сторонам, откуда Леший появится. А Леший у меня за спиной уже сидит и опять тихонько толкает, похоже, как ветка покалывает.
Я сразу понять не могла, отмахнулась и продолжаю сидеть. А он как толкнёт меня, я даже с пенёчка свалилась. Встала, отряхнулась.
Леший смеётся, а глаза-то в кучу сходятся, то в разные стороны разбегаются. Отдала я ему грибочки. Он понюхал их, порадовался и говорит:
— Спасибо тебе, девица, уважила старика. Душистые грибочки получились.
Приходи в Чёрный лес по четвергам, а на опушке скажи: Лес-лесовичок, подари боровичок бабушке на супчик. Да что б никто не слышал. Я невидимкой выйду к тебе и поведу по лесу, где грибы стайками растут, да ягода-малина спеет. Поняла?
— Поняла, батюшка Лесовичок, поняла, голубчик. Спасибо тебе.
— Памятку возьми от меня, — и протягивает мне серый, корявый берёзовый нарост.
Принесла я его домой, повертела в руках, разглядела внимательно и вижу — не простой подарок. Из этого нароста раскосые глазки на меня смотрят, белые цветочки в волосах запутались.
Свято берегу я этот загадочный подарок. Он у меня теперь как талисман, всегда помогает в трудную минуту.

Так я стала грибницей. В другом лесу я грибов не нахожу, а из Чёрного леса всегда приношу полное лукошко. А накануне Ивана Купала разных цветов насобираю, рву какие на ветру раскачиваются. Это мне батюшка Леший такой знак даёт, чтобы я лечебные цветочки примечала. Мало ли какая хвороба зимой нападёт, сделаю
отвар из этих цветочков, попью разочка три, и всю хворь, как рукой снимет.
И опять как белица бегаю. Хожу по лесу, как в тумане, словно во сне меня кто водит и грибов насобираю, сколько мне нужно, пряных и лечебных трав нарву.
Выйду я из леса, посижу на пенёчке, отдохну немного, и весь туман рассеивается.

Когда бывает мокрое лето, кладу под заветный пенёчек сухих грибочков и пучок душистой травки к чаю для батюшки Лешего.
И он доволен, и мне приятно. Так мы с ним и дружим, по сей день.
Разомлеют ребята у печки, полушубки разбросают на полу, раскраснеются, а сами глаза на бабушку таращат и слушают, слова не пропустят. После её сказок, Чёрного леса как огня боялись.
Не заманишь их туда даже за ягодами. Только один Толюшка не верил в бабушкины сказки, считал её просто природной сказительницей.

                Продолжение - http://proza.ru/2018/12/07/541