Последний звонок

1
Вера Михайловна была полна решимости: этот несносный Кучкин не будет учиться в её 10 «а». Через год сдавать ЕГЭ, который он, конечно же, не сдаст. На то, что Кучкин не сдаст экзамен и не получит аттестат о среднем образовании Вере Михайловне было наплевать. Она ловила себя на этой мысли, но стыдно ей не было. Кучкин сам во всем виноват. Она бьется с ним с пятого класса, родителям – по боку. Да и вообще, кто у него родители. Отец – безработный, говорят, еще и закладывает, а мать работает где-то в магазине уборщицей. И видеть-то их Вера Михайловна видела всего раз, на линейке в пятом классе первого сентября. А после ни они в школу не приходили, хотя Вера Михайловна, как опытный классный руководитель и учитель с большим стажем работы, неоднократно приглашала их и на собрания, и для беседы, ни она не посещала эту семью. Да и как же ей посещать семьи своих учеников, когда их у неё двадцать восемь, да часов на полторы ставки, да консультации, да педсоветы, да руководство методическим объединением математиков. На своего сына-оболтуса времени не хватает, а тут ещё Кучкин. Но если свой, учась в этой же школе и находясь постоянно под неусыпным оком «товарищей по работе», готовых с радостью сообщить матери о любом проступке её чада, проблем особых не создавал, то этот невозможный Кучкин был одна сплошная проблема. Не хотела она брать его после девятого – экзамены сдал еле-еле, показатели успеваемости класса из за него такие низкие. Математику, надо же, сдал только со второго раза, а ведь она с ним билась над этой математикой по два дополнительных часа в неделю, да ещё без оплаты. Но директор школы, известный среди учащихся своим либерализмом, а среди коллег – амурными похождениями, заявил: «Мы не имеем права не взять учащегося в десятый класс». Сказал, как отрезал, а Вера Михайловна мучайся. Впрочем, мучаются с ней вместе и другие учителя, но им - то что? Физика, химия, история – это разве предметы? Вот математика с обязательным экзаменом – это да. Правда, есть еще обязательный русский язык, но Вера Михайловна наивно считала, что сдача ЕГЭ по данной дисциплине не может вызывать какие-либо трудности. Она так и заявила на педагогическом совете: «В конце концов, они все разговаривают по-русски. И если они, не конченные идиоты, то написать работу на том языке, на котором они говорят, не должно составить труда, хотя бы на минимальный балл. А математику не зря называют царицей наук. Здесь необходимо обладать логикой мышления, иметь базовые знания с пятого класса. Да что там с пятого, с начальной школы. А у Кучкина их нет!»  Директор Федор Михайлович приподнял очки и спросил: «Что ж Вы, уважаемая Вера Михайловна, не научили его с пятого класса? Из начальной школы он пришел, вроде как, не с двойкой по математике?» Коллеги хотели было поддержать Веру Михайловну в борьбе с Кучкиным, но её высокомерные слова в отношении преподаваемых ими предметов резко повлияли на корпоративную солидарность. «Вы же знаете, какой он не усидчивый? Вы же знаете, как он прогуливает? Вы же знаете, сколько я нервов на него потратила?» - пыталась тогда отбиться Вера Михайловна, но директор был не умолим, а коллеги молчаливо его поддерживали. «Качество вашей работы не измеряется в потраченных нервах. Не умеете работать спокойно – тратьте.  А то, что Вы не нашли подход к ученику – большой минус для Вас. Вы педагог с высшей квалификационной категорией, а сейчас пытаетесь меня убедить, что получили её незаслуженно», - поставил точку директор. И Артём Кучкин стал учиться в десятом классе.
Учиться – это сказано чересчур громко. Он старался посещать школу. И даже ходил на математику, хотя с первого же дня Вера Михайловна при каждом удобном случае приговаривала: «Я не понимаю, что ты здесь делаешь. Экзамены тебе все равно не сдать. Ведь это ЕГЭ!» Последние слова учительница всегда произносила с таким пафосом, что можно было подумать, что она каждое утро молится перед одной только ей известной иконой под названием «ЕГЭ». Кучкин воспринимал её тирады сначала весело – он был тихий, неунывающий троечник, а потом постоянство и отсутствие фантазии у «классухи» стало его раздражать. И вот вчера он не выдержал. После очередного «молитвенного» завершения воспитательной речи: «Ведь это ЕГЭ!» тихоня Артём вдруг взорвался: «Да что Вы носитесь, как курица с этим ЕГЭ! Заколебали уже стращать! В гробу я видел Вашу математику! Аттестат не дадите? Да и не надо! Всю плешь уже проела своим ЕГЭ!»
Ошарашенная неожиданной эскападой ученика Вера Михайловна только и могла просипеть: «Вон из класса!» А вслед уже уходящему Кучкину крикнула вдруг прорезавшимся голосом: «К директору! Родителей в школу! В комиссию по делам несовершеннолетних пойдешь!» Перебрав, таким образом, весь набор возможных репрессий классного руководителя, Вера Михайловна переключилась на притихший от неожиданной развязки давнего конфликта класс…
Изложив суть происшедшего, Вера Михайловна поставила перед  директором школы  вопрос ребром: «Или я или он». Федор Михайлович, казалось, внимательно слушал возмущенную и до предела взволнованную коллегу, но мысли его мешались в голове, создавая полную неразбериху: «Все-таки Кучкин её достал окончательно. Но она тоже хороша, затравила парня своим ЕГЭ. Тут бы любой взорвался. Даже я. На что уж я терпеливый. Каждый день выслушиваю миллион претензий типа этого, а ещё не сошел с ума. А она, действительно, недурна. Особенно, когда злится… Может, ну его, этого Кучкина. Одной темой на педсоветах будет меньше. А то, как заведут шарманку, то этот не устраивает, то тот. Дай им волю, они бы выбрали себе по десятку отличников-ботаников и долбили бы им каждый свой предмет, а остальных - в колонии или, куда там ещё они угрожают их сослать. Хотя, действительно, было бы хорошо, если б была возможность выбирать себе учеников. Работай в своё удовольствие. Ни тебе криков этой истерички, ни тебе нареканий из отдела образования, ни тебе сигналов из милиции… Тьфу, полиции, будь она не ладна. Тоже ведь задолбали уже требованием характеристик да принятием мер. Всем чего-то от меня надо. А как хорошо было бы сейчас на рыбалке: костерок, уха, рюмочка... Нет же, надо просиживать в этом кресле и принимать какие-то решения. Да ещё смотри, как бы ни нарушить права ученика. А они знают это и наглеют. А мои права кто будет соблюдать? Только сам. Сиди, молчи, да указания выполняй. Во что я превращаюсь? Дали бы нормальную пенсию, а не эти копейки – ни дня бы не работал». А вслух Федор Михайлович сказал: «Приведите ко мне Кучкина с родителями. Будем решать».
Фраза «будем решать» звучала как окончательный приговор. Это означало, что обучение Артема Кучкина в этой школе завершено, и он может продолжить его только в другой, исключительно, по собственному желанию. «Собственное желание» он должен будет изъявить в присутствии директора, классного руководителя и родителей, а далее написать заявление о переводе его в другое образовательное учреждение. Эта нехитрая процедура обычно не занимала много времени.
Федор Михайлович, как и руководитель любой другой школы, стремился к тому, чтобы его образовательное учреждение выдавало максимальный процент качества знаний, максимальное количество выпускников, поступивших в высшие учебные заведения, максимальное количество медалистов и победителей всевозможных олимпиад. Погоня за всяческим «максимальным» стала незаметно целью и смыслом работы педагогического коллектива. Кучкин и ему подобные никак не вписывались в «современную образовательную практику» и «мешали достижению высоких показателей», как выражался Федор Михайлович. Не надо думать, что он был бездушным бюрократом, стремящимся только засветиться на олимпе славы и почета районной системы образования. Просто он, работая не первый десяток лет директором, хорошо усвоил одно: надо чувствовать, что хочет от тебя начальство и стремиться всеми силами достигать этого. И судя по долгожительству на посту директора различных школ ему это удавалось. Звезд Федор Михайлович с неба не хватал, но был на хорошем счету, как крепкий хозяйственник и лояльный местной власти руководитель. А это ценилось пуще всего и потому Федору Михайловичу прощались чрезмерная любовь к спиртному и чужим женщинам. У учащихся он по инерции пользовался уважением. Когда-то молодой директор сельской школы Федор Михайлович получил от своих учеников прозвище Раскольников не только за то, что являлся тезкой великого писателя, но и потому что ярко выделялся на фоне других учителей и руководителей. Со временем, как это часто бывает, пламя погасло, остался дым и нелепая кличка, крепко приставшая к уже не жаждущему никаких революционных перемен Федору Михайловичу. Так и существовал этот созданный им когда-то образ вне его самого и времени, позволяя всякие несуразности и нелепости выдавать за «новый стиль управления».
Итак, пользуясь своей властью, которую Федор Михайлович считал неограниченной и непререкаемой, минуя педагогический совет, директор убедительно внушил Кучкину и его родителям мысль о переходе в другую школу.
Этой другой школой могла быть только вечерняя, поскольку руководители остальных образовательных учреждений, если и не были точной копией Федора Михайловича, то так же пеклись об успеваемости, дисциплине и медалистах. И одним из главных путей достижения этих показателей было избавление от неусердных, неуспевающих учеников, с последующим направлением их в вечерку. Отношение к ней у большинства педагогов было однозначным: «Школа для дураков, где работают неудачники. Но, тем не менее, они нужны, как социальный отстойник и гарант их будущего благополучия». Эти обидные слова произносились вслух редко, но в головах учителей «звучали» часто.
Отец Кучкина, по случаю визита к директору, был трезв и чисто выбрит. Поскольку вопрос встал об исключении сына из школы, глава семейства решил самолично принять участие в этом мероприятии.  Известие о переводе Артёма он встретил неодобрительно: «Я не думаю, что вечерняя школа даст моему сыну необходимый багаж знаний. Я сам когда-то там учился и всегда испытывал недостаток образования, хотя в последствии и закончил техникум». Федор Михайлович, на сколько это было возможно, тактично объяснил Кучкину-старшему, что все его претензии на то, чтобы Кучкин-младший получил образование в стенах его школы – несостоятельны. И что в их, Кучкиных, положении было бы лучше не противиться представившейся возможности спокойно продолжить образование, чем сидеть на заседании комиссии по делам несовершеннолетних по поводу постановки Артёма на учет или, чего доброго, в соответствующем подразделении полиции.
Сам Артём нисколько не был огорчен таким поворотом событий. После девятого класса он хотел поступать в речное училище, но не прошел медкомиссию. Какую-то другую профессию он для себя на тот момент не представлял. Но далеко не тяга к путешествиям влекла Артема в училище. Он хотел просто уехать из дома, из города, из школы. В пятнадцать лет он уже разочаровался в жизни, которая окружала его. У него были друзья. Более того, Артём был душой компании: он неплохо играл в футбол, пел под гитару, был, что называется, свои пацаном. Но друзья редко бывали у него дома. Ему неловко было приводить их в необустроенное, неопрятное жилище. Тем более, отец после закрытия завода, став безработным, начал все чаще выпивать.  Постоянная нехватка денег и, как следствие, невозможность соответствовать современным подростковым «стандартам» - модные джинсы, футболки, смартфоны и прочее – создавали дискомфорт и вызывали чувство неприязни к окружающему миру. То ли это было стихийное осознание социального неравенства, то ль просто возрастной подростковый бунт, но Артём стал неуправляем. Нет, он не дерзил, не хулиганил. Его протест был молчаливым, неэмоциональным, чем еще больше раздражал окружающих. Последнее его выступление поразило не только Веру Михайловну, он сам не ожидал от себя такого. Теперь же с безразличным видом Артём сидел на подоконнике второго этажа, болтая ногами, и ожидал своей участи. Его не пугал переход в вечерку, так как в этой школе учились его друзья. И по их отзывам, там было «классно»: нормальные училки и «дирек» - «клёвый чувак».

2
За десять минут до звонка Аглая Савельевна буквальной влетела в учительскую. Находящийся там директор, поприветствовав запыхавшуюся «химичку», сказал:
- В Вашем классе новый ученик. Когда будете знакомиться?
- После, после. У меня первый урок. Дайте «нарисовать лицо», - привычка приходить за несколько минут до звонка и тут же «рисовать лицо» была неистребима в Аглае Савельевне. Помимо повседневной несобранности и хаотичности поступков она, пожалуй, не имела других недостатков и при всем этом была признана негласно лучшим химиком района. С ней советовались, консультировались, а уж открытые уроки Аглаи всегда приводили в восторг гостей и вызывали зависть коллег и руководителей школ, которые мечтали заполучить такого специалиста, но преданность педагога своей «вечерке» была непоколебима. В ответственные моменты Аглая Савельевна могла сконцентрироваться и принять разумное взвешенное решение.
- Тем более урок сейчас в моем классе. Я сама с ним и познакомлюсь, - орудуя губной помадой, продолжала Аглая.
- Аглая Савельевна, раз уж Вы так любите заниматься этими художествами на рабочем месте, приходите пораньше. Сколько раз я уже об этом Вам говорил? – директор произнес дежурные слова, потому что он должен был их произнести. Работая второй десяток лет руководителем школы, он прекрасно знал, кого и в чём можно переубедить, а кого нельзя. «Химичка» была из тех, кого нельзя было переубедить в изменении ежедневного утреннего ритуала. Она жила в этом ритме и этом размере и, в отличие от остальных, комфортно себя чувствовала. Директору же казалось, что вот-вот прозвенит звонок, и Аглая, не успев завершить своё «художество», либо опоздает на урок, либо «улетит» с недокрашенным глазом. И то, и другое было неприемлемо.
- И охота Вам с утра сотрясать воздух, Всеволод Сергеевич. Вы говорите эти слова почти каждое утро. Почему Вы цепляетесь только ко мне? Вы ко мне не равнодушны? – Аглая Савельевна игриво взглянула в сторону директора.
Директор нисколько не смутился. Это поначалу бойкие учителя вечерней школы могли вогнать в краску на тот момент в меру робкого Всеволода Сергеевича. Теперь же, зная все уловки и хитрости, он совершенно спокойно их сносил.
- Да уж, как ни быть. Вы же у нас звезда, - Всеволод Сергеевич тоже включился в эту игру. Хорошее настроение в начале рабочего дня – залог успеха на протяжении всего дня. Этот не писаный закон он успел усвоить на своем директорском поприще, но не всегда следовал ему. Настроение могло быть испорчено с утра звонком начальника отдела образования или, состоявшимся накануне, совещанием, где все тот же начальник, не стесняясь в выражениях, отчитывал руководителей за их «хреновую» работу. Тогда уже было не до шуток – прибауток.
- А я разве не звезда? – встряла в разговор соседка по столу Ирина Григорьевна, учитель истории.
- Звезда, звезда, - послушно согласился директор, - Вы все звезды, вот только результаты работы оставляют желать лучшего.
- Опять Вы за старое, Всеволод Сергеевич, - как бы возмутилась Аглая, - нельзя перед работой говорить такие вещи. Вы лучше скажите, какие мы красавицы, какие мы умницы. Мобилизуйте нас на новые свершения.
- Я, по-моему, только этим и занимаюсь, что мобилизую, призываю, воодушевляю. Мне своими прямыми обязанностями заниматься некогда, - директор любил «пожаловаться» на свою нелегкую долю.
- А разве мобилизация коллектива на новые достижения – это не Ваша прямая, я бы даже сказала, святая обязанность, - вступила в разговор вошедшая в учительскую и заставшая только часть диалога Тамара Юрьевна. Как биолог она пыталась всегда всё разложить по полочкам, всё подчинить стройной теории Дарвина, хотя, обладая изрядным чувством юмора, могла тут же перевернуть всю теорию эволюции с ног на голову, характеризуя ответы своих учеников.
- А Вы, Тамара Юрьевна, как всегда, ухватив за хвост, вытягиваете не ту собаку, - на ходу придумал афоризм директор. Вообще, за ним это водилось: среди коллег он слыл интеллектуалом, остроумцем и обладателем характера, который проявлялся иногда в самом скверном виде, - Я веду непримиримую борьбу с опозданиями и всяческими другими проявлениями недисциплинированности. Вот Вы пришли за несколько минут до звонка…
- Если учесть, что у меня второй урок, то я пришла за час до начала, - ловко парировала Тамара Юрьевна.
- Вот я и говорю, Вы пришли за несколько минут до звонка на первый урок, хотя Вам – ко второму. Это ли не проявление ответственности и дисциплинированности, которому надо следовать всем остальным членам коллектива, - директор тоже довольно удачно выкрутился.
- Пожалуйста, не забудьте отметить это в приказе о премировании. Иначе слова, не подкрепленные материально, остаются пустым звуком, который растворяется в пространстве, как утренний туман, – театрально закатив глаза, вдруг выдала в свою очередь учитель биологии.
- Да вы становитесь поэтом, коллега, - приподняв очки, произнесла Лидия Марковна, заслуженный филолог и умудрённая жизненным опытом дама, сочетающая в себе приверженность к традиционному преподаванию литературы с готовностью активно воспринимать «новые веяния». Она первой из коллектива читала все статьи об инновациях в педагогической науке и образовании и поддерживала реформаторские шаги директора, но только в тех случаях, если он «шагал не слишком широко и смело», - Для биолога-зоолога, каждый день рассказывающего о строении лягушек, такое лирическое восприятие нашего бренного быта, необыкновенный симптом. Вы часом не влюбились?
- Вы, наверное, забыли, многоуважаемая Лидия Марковна, что я счастлива в браке.
- Милочка, кого и когда это останавливало? Наташа Ростова была влюблена в князя Андрея, потом увлеклась Анатолем Курагиным, а, в конце концов, составила счастье Пьера Безухова, - примеры из русской классической литературы Лидия Марковна считала неоспоримым доказательством в спорах.
- Вот потому я и преподаю биологию. По крайне мере пестики с тычинками и лягушки, как Вы говорите, с их внутренностями, далеки от адюльтера, - изящно парировала Тамара Юрьевна.
- Однако Вы поразили меня знанием слова «адюльтер».
- Прочитала в глянцевом журнале для блондинок. Там еще была расшифровка внизу страницы, - рассмеялась биолог.
Прозвеневший звонок прекратил шутливый разговор в учительской. Коллеги, вооружившись тетрадями и журналами, разошлись. Какое-то время коридорный шум постепенно растекался по кабинетам, а затем перешел в свое иное агрегатное состояние – тишину, которую «вызывает» учитель, стоящий у стола.
Аглая Савельевна вошла в кабинет, и её взгляд сразу зафиксировал новичка. Невысокий щупленький подросток сидел за последней партой вместе с Ромой Семёновым и производил какие-то манипуляции в тетради: то ли подписывал её, то ли уже что-то там рисовал.
- Кто у нас новенький? – задала не нужный, на первый взгляд, вопрос Аглая Савельевна: из восемнадцати человек, находящихся в классе, новое лицо трудно было не заметить. Но она не любила в таких случаях напрямую спрашивать ученика – ей казалось, что это - давление на личность. А вот такая нейтральная фраза, как сейчас, произнесенная с такой же нейтральной вопросительной интонацией, подвигнет ученика на добровольное действие и он, проявив самостоятельность, сам представится.
- Я, - Артём поднялся и назвал свои имя и фамилию.
- Садись, - Аглая Савельевна махнула рукой, - у нас не принято вставать, чтобы не терять время. Папу зовут Владимир?
- Да, - растерялся вдруг Кучкин.
- Я его учила. Папе привет, - алгоритм знакомства с новым учеником был отработан до мелочей, - Меня не интересует, что и как произошло с тобой в той школе, откуда ты пришёл. Здесь мы начинаем с чистого листа. Здесь ты – Артём Кучкин, потенциально хороший, успевающий ученик и активист. Спортом занимаешься?
- Играю в футбол.
- У нас есть футбольное поле. Будешь членом команды. Поешь, танцуешь?
- Играю на гитаре.
- Замечательно. Будем использовать твои таланты в исключительно мирных целях, - Аглая Савельевна уже знала, как и где Артём Кучкин проявит себя, - Всё остальное по режиму работы, особенностям обучения в нашей школе - потом. Сейчас – химия.
И Аглая Савельевна погрузила класс в волшебный мир алканов и алкенов.
Артём, приготовившийся к скучному написанию скучнейших же формул, вдруг неожиданно для себя увлекся уроком. Он стал участвовать в общем разговоре, вспоминая, как с отцом, собирая клюкву на болоте, видел выход на поверхность газа метана. Правда, он не знал, что это метан и что он может быть опасен.
Аглая Савельевна всегда старалась сблизить тему урока с реальной жизнью и убедить своих учеников, что «химия – вокруг нас». Казалось, это было её профессиональное кредо.  Как вообще можно не знать и не понимать химию. Мы живем в мире химии. «Сапоги мои того, пропускают H2O», - это присказка для среднего звена, чтобы лучше запоминали химические свойства воды. А её «сессионники» - те, кто сочетает работу с учебой и обучается в заочном сессионном режиме - как-то сочинили: «После бурного застолья Вас и мутит и «фонит» - это, братцы, альдегид!»  Откровенные разговоры о пагубном воздействии на организм алкоголя, после которых рождались подобные «шедевры», были результатом поведения части «работающей молодежи», всегда с излишним энтузиазмом отмечающей начало сессии, что приводило их временно в нерабочее состояние. Лояльная к своим ученикам «химичка» занималась не только химическим просвещением и воспитанием, но и наставляла их на путь истинный. И те тянулись к ней со всеми своими проблемами в личной и семейной жизни, которых у них хватало.
И если Аглая Савельевна могла, как говорится, войти в положение ученика, находящегося в сложной жизненной ситуации, понять его, дать еще один шанс, то к лодырям и лентяям она была беспощадна. «Выпросить» у неё тройку не представлялось возможным. Этот общий принцип давно выработался в школе, большинство учащихся которой как раз и находились в этой самой «сложной жизненной ситуации». 
Всеволод Сергеевич, прочитав где-то у Ямбурга фразу о том, что можно и нужно научить любого ребенка вне зависимости от его способностей и социального положения, носился с этой мыслью до тех пор, пока она не стала непреложной истиной для всего педагогического коллектива. Педагоги школы, считая себя и совершенно справедливо, последним шансом для подростков и взрослых в получении образования, восприняли свой новый статус абсолютно нормально: наши ученики такие, какие они есть, и других у нас не будет. Новая философия вечерней школы изначально «обещала» перспективу развития и процветания образовательного учреждения. Инновационный ажиотаж, охвативший всю систему образования, «заразил» и учителей «вечерки». Они создавали проекты, участвовали в конкурсах, претендовали на различные гранты, но стереотипное восприятие вечерней школы как «школы неудачников» не позволяло пробиться в авангард педагогического сообщества. На самых различных уровнях чиновники образования боялись одного единственного вопроса: «Если у вас вечерняя школа – лучшая школа, то какие же остальные?»

3
Лидия Марковна дала десятиклассникам задание: провести сравнительный анализ пьес Островского «Гроза» и «Бесприданница» и стала проверять работы двенадцатого класса. За свою долгую педагогическую карьеру она проверила столько самостоятельных работ и сочинений, что только уже за это надо награждать всевозможными орденами, а за то, что она вследствие данного процесса не разуверилась в своей профессии и в людях, давать повышенную пожизненную пенсию. Чего только не писали её ученики в своих творениях, как только не измывались над русской классикой. Она порой приходила в ужас, но не оттого, что читала в работах, а от ясного осознания своей беспомощности и невозможности научить отдельных, как она говорила, личностей с «сомнительным будущим». Чего стоило только одно безапелляционное утверждение, что Татьяна Ларина после расставания с Онегиным уехала в Санкт-Петербург и стала там поп-звездой. Автор этого высказывания, Костя Курилов, потом стоял перед ней и хлопал глазами, в то время как она пыталась добиться от него ответа на простой вопрос: «Как такой бред может прийти в голову?» Косте надо было что-то отвечать, и он бубнил: «Почему сразу бред? Она ведь на балу зажигала? Вы же сами нам рассказывали». Лидия Марковна возмутилась до глубины души: «Я говорила «зажигала»? И вообще, ты читал Пушкина?» «А чё там читать? Вы же всё сами нам рассказывали».
Лидия Марковна понимала, что никто из её учеников не читает изучаемые произведения и потому пересказывала содержание с непременной записью в тетрадь основных сюжетных моментов. Кто-то старательно фиксировал все, что говорила Лидия Марковна, и «тройка» была ему обеспечена, а если ученик проявлял самостоятельность при ответе, пересказывая всё «прочитанное - прослушанное» своим словами с чем-то похожим на выводы, то он вполне мог получить и «четыре». «Пятерок» Лидия Марковна принципиально не ставила. Она говорила, что на «пять» никто не может знать литературу и русский язык, даже она сама. Конечно же, это была уловка для очистки совести: поставить «пятёрку» «лучшему из худших» - грех. Находились, как ни странно, остроумцы, которые переводили речь учителя на молодежный сленг и так и записывали в тетрадь, но при ответе произносили всё так, как надо. На этой игре «горели» недалёкие лентяи вроде Костика Курилова. Он переписал материал урока у Саньки Бухалова, которого учителя называли «не глупый, но наглый», а «расшифровать» не хватило мозгов. Вообще, эта парочка Бухалов – Курилов в восприятии педагогического коллектива была носительницей говорящих фамилий и звучала на каждом педсовете. Единственной, кто вставал на их защиту, была Аглая Савельевна, умевшая увидеть в каждом «бездельнике человека», как говорила та же Лидия Марковна. На самом деле, «прозорливость» Аглаи объяснялась очень просто – она была классным руководителем этой «весёлой двоицы» и считала их «хорошими, но не собранными» ребятами.
Лидия Марковна, посвятив всю свою педагогическую деятельность вечерней школе, хорошо помнила, как вдруг в силу различных общественных причин учащимися школы стали не рабочая молодежь, а подростки. Причем подростки, в основном, трудные, проблемные. Коллеги, очевидно, почувствовав «конец света» в отдельно взятой школе, стали в спешном порядке «паковать свои портфели» и уходить в другие учебные заведения. Первой покинула коллектив тогдашний директор Серафима. Ей вовремя поступило предложение возглавить ближайшую восьмилетку. Оставшаяся часть коллектива во главе с завучем наперебой отказывались занять «почетное» место директора вечерней школы с неопределенным будущим и весьма непонятным настоящим. Лидия Марковна после недолгих колебаний дала свое согласие на директорство, правда, повлекло очередное увольнение в коллективе. Муж Лидии Марковны, Петр Трофимович, учитель физики не пожелал работать под началом жены-командирши, поясняя это тем, что от «педсоветов» и дома и на работе можно сойти с ума, а он хочет сохранить себя до старости в добром здравии и твердой памяти и, по возможности, не спившимся.
Коллектив новому директору пришлось набирать из молодых выпускниц педагогических вузов, которые, получив направления отдела народного образования в вечернюю школу, приходили к ней зарёванные, на гране истерики. Она утешала и воспитывала «неблагодарных девчонок», которым «посчастливилось работать в таких условиях, где их педагогические способности раскроются в полную силу». Порой она даже сама верила в эти слова. Не забивая голову ни себе, ни другим никакими концепциями и никакой «новой философией», Лидия Марковна воспитывала молодые кадры и перестраивала работу педагогов, сохранивших верность своей школе. Среди них была и Аглая Савельевна, которая активно помогала ей «вправлять мозги» приходящей молодежи. Лидия Марковна хотела даже назначить её заместителем, но поскольку «биологические часы школы» не совпадали с «биологическими часами» Аглаи, от этой затеи пришлось отказаться, и завучем стала молодая учитель истории Галина Степановна. Всем сначала показался странным выбор директора, но не прошло и года, как у молодого завуча «прорезался голосок» и проявился характер, жесткий и непреклонный. Противостоять этому характеру могла только Лидия Марковна, которая на этот момент превратилась в авторитарного руководителя, способного поставить на место «любого выскочку – педагога» и «размазать по стене любого хулигана – ученика».
Учителем физики, вместо мужа, перешедшего на работу в муниципальное училище, Лидия Марковна взяла выпускницу педвуза Полину Ивановну, как впоследствии оказалось, девицу с весьма сложным характером и непомерными амбициями. Полина Ивановна стремилась всегда быть на виду. И это, вроде бы не плохое, качество приобретало у неё весьма уродливые формы. Не успевал кто-либо из коллег сообщить об успехах своего ребенка в школе, как Полина тут же встревала в разговор с рассказом о своих «замечательных» детях. А уж если чей-то муж удачно съездил на рыбалку, то конечно же его улов не шёл в сравнение с достижениями мужа Полины Ивановны. Она жила в придуманном ей самой мире, не снимая радужных очков. Коллеги хорошо знали и о реальных успехах её детей, и о способностях её мужа, бегавшего как с одной работы на другую, так и от одной юбки к другой, но они не спорили, не желая разрушать её иллюзорное счастье.  Нельзя сказаться, что Полина была плохим физиком, но, когда Лидия Марковна «догрузила» её часами математики, та прекратила совершенствовать свои преподавательские навыки по физике, а полностью погрузилась в математику.  Не достигнув больших высот в этом предмете, она всё равно считала себя «почти лучшим» математиком школы. Стараясь поддерживать дружеские отношения с коллегами, Полина Ивановна всё-таки умудрялась создавать конфликтные ситуации на ровном месте, являясь практически единственным источником дискомфорта в коллективе. Лидия Марковна считала своей самой большой неудачей то, что не смогла «сделать из неё человека». Увольнять педагогов было не в её правилах: что есть, то есть – оно наше…
Взгляд Лидии Марковны «споткнулся» о странную фразу: «хорошая музыка». «Что за бред? Какая музыка? Это ответ на последний вопрос» - Лидия Марковна помнила наизусть вопросы проверочной работы по теме «Нравственные искания Пьера Безухова». Она вместе с Ириной Сергеевной, молодым, но подающим надежды филологом, разработала комплект работ по творчеству Толстого и помнила в них каждое предложение. Странная фраза «хорошая музыка» относилась к вопросу о том, кем должен стать, по замыслу автора, Пьер Безухов.  Ответ напрашивался однозначный – декабристом. Видать, однозначность эта не была очевидной. Лидия Марковна пролистала еще несколько работ и нашла логику в этом, казалось бы, абсолютно нелогичном ответе. В одной из работ в качестве ответа значилось – «хорошим мужем Наташи Ростовой», в другой просто – «хорошим мужем», и, в конце концов, по принципу испорченного телефона очередной двоечник, списывая, исказил все это до «хорошей музыки».
Лидия Марковна подчеркнула нелепый ответ красной пастой и написала с раздражением: «Что это?» Она не стала оценивать работу, а когда еще в нескольких листочках обнаружила точно такой же бред, отложила всё в сторону. «Поставить «см», да так и раздать, - подумала учительница, - а может устроить им обструкцию и заставить переписывать. Себе опять же лишней работы. Толку от этих оболтусов не добиться. Видать, не зря они наше «см» расшифровывают как «смени мозги». Хорошо, если бы можно было сменить мозги. Во всяком случае, большинству из них. А директор еще одного такого же взял. Сколько раз говорил сам на педсоветах, если не идут в начале года, то потом принимать не будем. Не крепко его слово. Хотя сама-то я тоже всегда заботилась о численности. И исключать–то не очень позволяла. Тянули самых последних двоечников. Теперь вот ЕГЭ. Не всех вытянешь. Хотя если не мы, то кто же? Как говорит наш Всеволод Сергеевич: это миссия нашей школы – социальная адаптация и реабилитация подростков и взрослых средствами образования. Мудрёно, но, наверное, правильно».
Директорство Лидии Марковны было «отмечено» не только сменой контингента, но и полным отсутствием финансирования. Денег не было не то, что на ремонт старого деревянного здания, их не было даже на зарплату. О том, чтобы купить мебель, оборудование или учебники – речи не могло идти. Выкручивались, как могли. Единственный на то время мужчина в коллективе – Егор Александрович Палицын, преподаватель обществознания, полковник в отставке, бывший армейский политрук – на удивление обладал несвойственными людям этой профессии способностями и навыками: он умел ремонтировать мебель. Хотя то, что делал Егор Александрович сложно было назвать качественным ремонтом, но прикрученные им деревяшки к расшатавшимся ножками ученических столов, произведенных ещё советской промышленностью лет двадцать-тридцать назад выдерживали в течение года далеко не аккуратное обращение учеников.
Материалы и деньги на ремонт Лидия Марковна собирала «по миру с протянутой рукой». Этот нищенский образ жизни претил её свободолюбивой натуре, она неоднократно выступала на различных совещаниях с критикой сложившихся порядков, чем сформировала у роновского начальства мнение о себе, как об «очень неудобном, неуживчивом человеке, способном только критиковать». Заработную плату у властей «выбивали» всем «педагогическим сообществом» старым дедовским способом – забастовкой. Действовало не всегда. В какой-то учебный год первую зарплату выдали 31 декабря в шесть часов вечера. Магазины были уже пусты, но педагоги шли домой встречать Новый год почти счастливые: в кармане лежали деньги, которые, правда, не на что было уже потратить. Но находчивость Лидии Марковны и здесь помогла выйти коллективу из сложной ситуации. Есть некая закономерность: у нормальных успешных родителей растут непутевые или, как в этих случаях осторожно выражалась Аглая Савельевна, «нестандартные» дети.  Эта закономерность в полной мере воплотилась в вечерней школе, куда из других школ были «направлены» эти самые нестандартные. Конечно же, это не были дети муниципальных чиновников: вместе с детьми руководителей школ из них на местах делали медалистов. Это были выходцы из рабочих и безработных семей и наследники вновь появившихся предпринимателей. Именно на эту категорию родителей и сделала ставку Лидия Марковна в сложной борьбе за выживание. Родители-предприниматели позволяли учителям своих ненаглядных чадушек отовариваться в долг в своих же магазинах. Бартер «продовольствие в обмен на знания» помог успешно продержаться до лучших времен.
«Лучшие времена» были отмечены регулярной выплатой заработной платы: вместо трёх раз в год её теперь выдавали ежемесячно и началом общероссийского реформаторского зуда. Лидия Марковна же как-то в одночасье перестала быть директором школы. Начальник РОНО посчитал, что реформировать образование должны более молодые и прогрессивные кадры и, воспользовавшись каким-то формальным поводом, предложил директору «по собственному». В другое бы время Лидия Марковна не дала спуску этому «чинуше», но в этот раз сопротивляться не стала и перешла на преподавательскую работу, уступив место руководителя Всеволоду Сергеевичу, которого сама же пять лет назад приняла на работу.
Назначение амбициозного Всеволода стало полной неожиданностью для коллектива вечерней школы, где все делали в случае чего ставку на завуча Галину Степановну. Галина Степановна, не страдавшая тщеславием, в таких разговорах всегда отмахивалась от «высокого доверия», которое возможно будет ей оказано, предпочитая оставаться хорошим исполнителем. А кто-то, в частности Полина Ивановна, считала свою собственную кандидатуру очень даже подходящей для выполнения директорских обязанностей. Но, как говорится, бодливой корове Бог рогов не дал, и потому кандидатура её не то, что не рассматривалась, а даже не предполагалась «в порядке бреда» в кулуарных разговорах «вечерки». Окунувшийся на первых порах в хозяйственные дела новый директор в учебный процесс пока не вторгался, революций не устраивал, чем усыпил бдительность коллектива, особенно его старожилов, которые считали себя хранителями традиций.

4
Оставшаяся в учительской Тамара Юрьевна заполняла классные журналы. Она не любила это делать наспех, поэтому приходила всегда заранее. В ящике её письменного стола хранилась специальная ручка с синей пастой, которой Тамара Юрьевна делала аккуратные записи в журналах. На первый взгляд ручка была самая обыкновенная. Точно такие же лежали в её сумке и валялись по столам у коллег. Особый статус этому орудию труда придавало то, что ей не производилось никаких текстов, кроме записей в журналах.  Это было сродни какому-то сакральному ритуалу. Первые годы работы в школе Тамары Юрьевны тогдашний завуч Эльза Георгиевна поучала молодых коллег: «Классный журнал – самый главный документ в школе. Он не терпит всяческих полутонов и переходов из фиолетового в голубой. Это строгий документ и должен строго заполняться пастой одного цвета. Поэтому заведите себе специальную ручку для заполнения журналов и берегите её. Потому что это не только способствует правильному делопроизводству в школе, но и помогает вам воспитать в себе ответственность и аккуратность». Молодые учителя смеялись над такой педантичностью строгой Эльзы, конечно же, за её спиной, но получив однажды по замечанию и лишившись премии, стали неукоснительно выполнять её требования. Эльза Георгиевна давно уже на пенсии, ушла из образования и подрабатывает в местном музее, как говорят школьные острословы, экспонатом, но каждое первое сентября Тамара Юрьевна заводит специальную неприкосновенную ручку для записей в классных журналах и нет-нет, да и вспомнит придирчивого завуча добрым словом, осматривая аккуратно заполненный журнал.
За этим увлекательным занятием застал её Всеволод Сергеевич, которому не сиделось спокойно в своём кабинете. Последнее время всё назойливее становились слухи о возможном закрытии вечерней школы, и директор, естественно, пребывал в состоянии постоянной «боевой готовности». Когда-то он поставил перед собой и коллективом задачу – сформировать положительный образ вечерки. Участие и победы в различных конкурсах, внедрение дополнительных программ, обучение основам профессий на какое-то время утихомирили реформаторский зуд местных чиновников. Но Всеволод Сергеевич понимал, что от них не отстанут. Муниципальный бюджет трещал по швам, причем трещал уже давно, и надежд на прекращение этого процесса не было. Глава районной администрации Федор Задов, хоть и числился у начальства «руководителем нового типа» - эффективным менеджером, но все свои менеджерские способности он направлял на улучшение собственного благосостояния. Федор стремительными темпами строил дом на местной «Рублевке», так как понимал, что Фортуна может в любой момент повернуться к нему не тем местом, каким он бы хотел, и источник всевозможных благ, бьющий из его должности, может иссякнуть. Поэтому заниматься проблемами образования Главе было просто некогда. Все остальные чиновники «тянули одеяло на себя». Начальник финансового управления предлагала закрыть ряд учебных заведений, в том числе и вечернюю школу, тем самым избавить местный бюджет от непосильной ноши содержания этих зданий. Отдел образования в лице тогдашнего начальника Самсона Самуиловича цепко держался за вечерку, понимая, что её ликвидация приведет к массе неприятностей в виде низких показателей успеваемости в других школах, росте правонарушений несовершеннолетних и ликвидации системы обучения рабочим профессиям в районе. По мере возможностей Всеволод Сергеевич укреплял эту убежденность в Самсоне Самуиловиче до тех пор, пока тот «не сделал ручкой» и не уехал процветать на историческую родину. Новый же начальник отдела образования, как окрестил его Всеволод Сергеевич после первого же совещания, «мужчина без всяких достоинств», досаждать проблемами образования Главе не стал, а намекнул на скорую «оптимизацию» сети. Все эти активно вошедшие в лексикон слова: «оптимизация», «оздоровление» и даже «модернизация» - в итоге означали только одно – будут сокращать. Отношение нового начальства к вечерней школе было однозначно отрицательное. Понимая это, Всеволод Сергеевич старался из всех сил удержать школу «на плаву».
- Тамара Юрьевна, как Вы смотрите на то, чтобы принять участие в конкурсе «Школа здоровья»?
- Опять вы со своими авантюрами, Всеволод Сергеевич, - Тамара Юрьевна прервала процесс священнодействия над журналом, - Какая школа здоровья? Это с нашими-то курильщиками и чуть ли не алкоголиками и наркоманами?
- Ну, про алкоголиков и наркоманов Вы загнули, - не особо противился её словам директор, - Главное - не в состоянии здоровья коллектива, а в создании условий для формирования этого здоровья. Вот с этим и надо идти на конкурс.
- Здоровье оно либо есть, либо его нет. И никакими условиями его не вернуть, - философски заметила Тамара Юрьевна, - Хотя в Ваших словах, как всегда, есть зерно истины. Что Вы задумали? Поделитесь.
- Как Вы понимаете, школа здоровья – это система. Похвастать наличием каких-то спортивных секций и оздоровительных мероприятий мы не можем, - Всеволод Сергеевич подо всё старался подвести базу, - Поэтому я предлагаю объединить опыт реализации работы Вашего факультатива «Я и моё здоровье» и исследовательский проект Аглаи Савельевны «Я и моё будущее» как составные части предполагаемой программы оздоровления подростков.
- Не слишком ли Вы замахнулись? Программа оздоровления подростков. Как всегда, страдаете гигантоманией. Ну, придумали бы что-то попроще.
- Меня, бывает, заносит, но это не тот случай. Здесь как раз – простота хуже воровства, - Всеволод Сергеевич, что называется, закусил удила. Его теперь трудно было сбить с толку, - Программа должна быть, с одной стороны, просветительской, с другой – корректировать, формировать здоровый образ жизни. Аглая там, в своём проекте, уже много всяких фишек напридумывала. У неё дети вместе с родителями по утрам бегать стали, а папа одной ученицы даже курить бросил.
- Это хорошо. Значит, мы можем что-то «замутить» про распространение программы на ближайший социум, - включилась сообразительная Тамара Юрьевна, - А как Аглая – то, согласна?
- А куда она денется. Её только в кучу собрать надо. Сами знаете, как у неё всё витает в голове и никак не приземлится на грешную землю.
- Это точно. Энергии хоть отбавляй, а организованности, практически, нет, - согласилась Тамара Юрьевна, - Пусть генерирует идеи.
- Не слишком ли много генераторов на одну маленькую школу? – ревностно спросил директор.
- Ах да, я забыла. Роль генератора идей в нашем коллективе исполняете Вы, - и добавила с ехидцей, - А также роль вечного двигателя и верховного судьи.
- Кто-то должен нести это непосильное бремя, - усмехнулся Всеволод Сергеевич, - Сами знаете, педагоги самые консервативные люди. Раскачать их на что-то новое – большая проблема. Будешь тут и вечным двигателем, и верховным судьёй, и верховным жрецом.
- Да грех Вам на нас жаловаться.
- А я и не жалуюсь. Вот оборудовали кабинет химии всякими прибамбасами: и тебе интерактивная доска, и проектор, и лаборатория какая-то электронная… А Аглая уперлась: живое слово учителя и кусок мела никто никогда не отменит. И вместо электронной лаборатории требует от меня вытяжной шкаф. Все коридоры провоняла своими опытами. Никто же не затыкает ей её живое слово и не отбирает кусок мела, но и не надо забывать в какое время живем, - директора понесло. Он был глубоко убежден, что использование различных информационных технологий жизненно необходимо. Надо осваиваться в современном мире и тот, кто не успеет это сделать вовремя, тот безнадежно отстанет. Вместе со своим живым словом и куском мела придачу.
Тамара Юрьевна полностью разделяла точку зрения директора. Она сама вполне прилично владела компьютером и продолжала совершенствовать свои навыки, обучаясь на различных курсах, создавала электронные учебные пособия и широко пропагандировала возможности информационных технологий среди коллег. А когда по инициативе директора в школе был разработан и зарегистрирован Портал дистанционной поддержки образования, она одна из первых стала активно использовать его в своей работе.
- Всеволод Сергеевич, Вы, конечно же, правы. Но надо понять и педагогов. Они столько лет отрабатывали свои навыки, нарабатывали опыт, осваивали формы и методы… Вы не так давно в школе. А я Вам по своему опыту скажу, мы столько раз перестраивались, столь раз реформировались. То требования минимума образования, то стандарты первого поколения, то второго, то ещё, черт знает, что… А тут, здрасте - пожалуйста, информатизация, - Тамара Юрьевна стала заметно нервничать, очевидно воспоминания не всегда бывают приятными, - Терпимее надо быть и...
- требовательнее, - вставил своё Всеволод Сергеевич.
- Ну вот, Вы опять за старое. Сами недавно говорили о толерантности - тоже ведь новое слово. А означает всего-навсего «терпимость». Толерантность надо проявлять не только к ученикам, но и по отношению к педагогам. А Вы хотите, чтобы они в одночасье стали компьютерными гениями, да ещё поменяли своё мировоззрение, сформированное, заметьте, годами.
- Толерантность, уважаемая Тамара Юрьевна, в моем понимании, не просто терпимость, а взаимопонимание и взаимоуважение. Без ответной реакции не будет никакой толерантности. А я не требую менять мировоззрение, наоборот, вся эта информатизация образовательного процесса адекватна современному мировосприятию, а значит должна быть адекватна и современному мировоззрению. 
- Ну, что-то слишком заумное Вы загнули. По-моему, мы удалились глубоко в философию, - Тамара Юрьевна попыталась конкретизировать разговор, - Начали с Аглаи Савельевны и дошли до серьезной теории.
- Начали мы с участия в конкурсе и подготовки программы оздоровления подростков, - поправил Всеволод Сергеевич.
- Да, Вы ещё сказали, что чей-то папа бросил курить. Но поскольку эта мифическая программа будет являться целью нашей конкурсной работы, хотелось бы составить о ней какое-то представление.
- Исходя из того опыта, что наработан Вашим факультативом и проектом Аглаи Савельевны, я бы выделил четыре направления программы: влияние курения на здоровье, влияние гиподинамии на развитие подросткового организма, влияние психосоциальных условий жизни и режима дня и питание. Понимаете, это то, на что подросток может воздействовать сам. То есть при правильно выстроенном алгоритме поведения он способен корректировать свой образ жизни в сторону её оздоровления.
- А мы должны помочь ему в составлении этого алгоритма, - подхватила Тамара Юрьевна.
- Именно так.
- В этом есть рациональное зерно. Если не углубляться в медицину, а углубляться мы туда не будем, то может получиться не плохой проект, - стала размышлять Тамара Юрьевна. Когда она начинала ясно представлять то, что надо делать, у неё всегда появлялся интерес и даже какой-то азарт, - Надо будет подумать на эту тему.
- Вот-вот. Подумайте на эту тему, - в тон ей сказал директор, -  А после уроков обсудим. Аглаю Савельевну пока напрягать не будем. Она бьётся с КВНом, ну и пусть бьётся.
- Всеволод Сергеевич, а нас действительно собираются закрыть?
- Я Вам говорил уже неоднократно, что до меня официально никто такую информацию не доводил, - разговоры на эту тему раздражали директора, - А слухами пользоваться я не считаю допустимым. Хотя, сами понимаете, нет дыма без огня. Вы же видите, в какой ситуации мы существуем. С одной стороны, благодаря национальному проекту нас оснастили мебелью и всяким барахлом, вроде немного подняли зарплату, а с другой -  в нищем районе нет средств на содержание зданий и коммуналку. И мы местной власти как серп по одному месту. Да и не только местной. Помните, отношение к нам на конкурсе «Учитель года».
- Да уж… Но мы всё равно - молодцы. 


5
Убедить кого-то из учителей вечерней школы участвовать в конкурсе «Учитель года» было столь сложно, как и победить в нём. Ни один год Всеволод Сергеевич пытался уговорить коллег блеснуть мастерством, но все его увещевания разбивались о глухую, непробиваемую стену нежелания потревожить «себя любимого». Реакция коллег была различной – результат один и тот же. Ирина Сергеевна, у которой в таких случаях появлялся неподдельный испуг на лице, сразу махала руками: «Что Вы? Что Вы? У меня опыта еще маловато». А на самом деле работала в школе уже второй десяток лет. Недостатком опыта она, очевидно, называла своё неумение интриговать. Хотя и в этом себе тоже льстила. Тамара Юрьевна и Аглая Савельевна, не находя для решительного отказа явных железобетонных аргументов, говорили, что они ещё не готовы морально. Директор понимал, что их моральная подготовка может растянуться до пенсии. При чем не до их, она-то как раз не за горами, а до его. Оставалась Ирина Григорьевна, учитель истории, человек не чуждый творчества, так как в свободное время играла в инструментальном ансамбле районного дома культуры на различных инструментах. Вообще-то, она когда-то окончила музыкальную школу по классу домры, но теперь ей доверяли ещё треугольник и экзотические маракасы. Всеволод Сергеевич, человек далёкий от музыки и тем более от музыкальных инструментов, постоянно путал домру с домброй. Ему казалось, что это один и тот же инструмент, который имеет различные варианты названий. В тонкости национальных музыкальных культур он не вдавался и считал русскими национальными только гармонь и балалайку.
Полина Ивановна всем своим видом подавала знаки, что не прочь выступить в конкурсе, если её будут уговаривать. Но уговаривать её почему-то никто не стал. Напротив, кандидатура Ирины Григорьевны вызвала в коллективе полное одобрение, и волна убеждений и уговоров так накатила на учительницу истории, что ей просто некуда было деваться. Она дала свое согласие на участие, по её же словам, в этом «безобразии».
Тем, что конкурс - дело ответственное, проникся весь коллектив: на кону стояла честь школы. Посему в подготовке приняли участие все.
Всеволод Сергеевич, с детских лет баловавшийся стихами, «погрузился» в визитную карточку участника. Ирина Григорьевна  пожелала отразить в выступлении роль семьи и школы в своём становлении как педагога. Слова были написаны легко, так как мысли учительницы в прозе гораздо легче перекладывались на стихи, нежели написание оригинального текста. В оформлении визитной карточки на помощь пришла современная техника или, как говорят в системе образования, новые информационные технологии. На видео были записаны напутственные слова родителей и сына претендентки на высокое звание «Учитель года», и ловко вмонтированные в общую презентацию. Получилось довольно мило, с юмором и, по мнению Всеволода Сергеевича, «инновационненько».
Для открытого урока была выбрана тема «Перестройка». Как сказал директор, непосредственные свидетели перестройки будут разговаривать с молодым поколением, этакая беседа музейных экспонатов с посетителями. Правда, задумка Ирины Григорьевны отводила на уроке ученикам большую роль, чем просто слушателей, они становились участниками тех, теперь уже исторических, событий. Вездесущая Полина Ивановна и здесь не преминула вставить свои «двадцать копеек»:
- Уж для открытого конкурсного урока можно было бы выбрать тему по патриотичнее. Всё-таки скоро юбилей Победы.
- А я и не думала, что учителя физики так хорошо разбираются в отечественной истории, - тут же съязвила Ирина Григорьевна, находящаяся в постоянных контрах с «этой неумной женщиной», - И не Вам обвинять меня в непатриотичности.
- Ну что ты, Ирочка, я ведь совсем не об этом, - Полина, всегда чувствуя мощный отпор, старалась идти на попятную, - Я к тому, что тема войны на сегодняшний день актуальнее.
- А тема перестройки актуальна всегда, - отрезала Ирина Григорьевна, - Посмотри, в какой помойке живешь, и вспомни перестройку.
- Я же говорила, что это непатриотично.
- А ты мне антисоветчину не шей. Да такого патриота, как я, ещё поискать. Я даже кота назвала в честь невинно убиенного брата Павлика Морозова, - Ирина любила иногда ошеломлять чем-то неожиданным недалёкую Полину Ивановну. Та, действительно, застыла от непонимания, а затем робко спросила:
- Морозовым?
- Нет. Федей, - ответила учитель истории. Но физичка не унималась, не понимая, что над ней просто издеваются.
- А почему бы не назвать кота просто Барсиком или Васькой?
- Если бы брата Павлика Морозова звали Барсиком или Васькой, то и кота звали бы соответственно. А поскольку его звали Федей, то и кот теперь с честью носит это замечательное имя, - поставила жирную точку в бессмысленном разговоре Ирина Григорьевна.
Остальные члены педагогического коллектива, не участвовавшие в столь интеллектуальной беседе, еле сдерживали себя, чтобы не расхохотаться. А когда, озадаченная неожиданным исходом разговора, Полина Ивановна вышла из учительской, эмоции бурно вышли наружу.
- Ну, почему она ко мне всегда цепляется? - изобразила из себя обиженную Ирина Григорьевна.
- По-моему, это ты сейчас хотела её зацепить, - сквозь смех сказала Аглая Савельевна, - Она аж обалдела от твоего Феди.
- Здрасте. Тысячу лет она мне не сдалась, - возмутилась историчка, - Патриотизм мой ей, видите ли, не нравится. Мне тоже много чего не нравится, но я молчу.
- Да уж, Вы молчите, - вклинился в разговор Всеволод Сергеевич, - Если молчание - золото, то Вы - самый бедный человек на свете.
- Вы хотите меня обидеть, господин директор? – Ирина Григорьевна встала в позу и произнесла это шутливым тоном, - Зато, если слово – серебро, то нищета мне не грозит.
- Ладно, хватит упражняться в остроумии, - Тамара Юрьевна попыталась вернуть коллег в реальность, - Нормальный у тебя урок, Григорьевна, и тема подходящая. А на Полину не обращай внимания. Все знают, как вы друг друга «любите».
- Вот ещё, - хотела что-то сказать по этому поводу Ирина Григорьевна, но предпочла переключиться на более важные темы.
- Меня больше волнует урок-импровизация на следующий день. Знать бы хоть что за тема будет.
- Ну, сие нам не известно, - произнёс вдруг впавший в задумчивость директор, - Надо сделать какую-нибудь заготовку на историческую тему, а там повернём её, как нужно.
Аглая Савельевна после того, как учительница истории приняла решение участвовать в конкурсе, активно включилась в подготовительный процесс. Но поскольку «вечно изменчивая история» несколько далека от «благородной постоянной химии», то профессиональные советы Аглаи могли касаться только методики преподавания, и то, не всегда претендуя на истину в конечной инстанции.  Когда-то много лет назад (так много, что Аглая даже сама не могла себе в этом признаться), после окончания института, работая в одной из школ города, она обучала азам химии и, мало того, была даже классным руководителем в классе, где постигала школьную грамоту маленькая Иринка, нынешняя Ирина Григорьевна.  Когда выяснилась эта странная метаморфоза, Аглая Савельевна, признав факт своего педагогического воздействия на нынешнюю коллегу, предпочитала не говорить более о нём, как свидетеле стремительного бега годов. Не то что бы она стеснялась своего возраста, нет, напротив, называла эту ситуацию зрелостью и мудростью. Но когда Аглая вдруг произносила фразы типа «Я учила ещё вашего дедушку» или «Помнишь, Ирина Григорьевна, когда я была классным руководителем в вашем классе», её пробивала нервная дрожь, свойственная всем женщинам, переходящим из категории «всегда восемнадцать» в категорию «баба ягодка опять». Посему Аглая старалась не упоминать об этом замечательном факте своей педагогической жизни и выказывала неудовольствие, когда это делали другие.  Сейчас же положение круто изменилось. Раз морально она не подготовилась для участия в конкурсе, за неё это сделала её ученица.
- Вот видите, Всеволод Сергеевич, в этом есть и доля моего труда. Это я дала в пятом классе правильный вектор развития нашей Ирины Григорьевны.
- Кто бы спорил, уважаемая Аглая Савельевна, - благодушно соглашался директор, - Ваши векторы развития неисповедимы. 
- Опять Вы надо мной насмехаетесь? – обижалась Аглая Савельевна.
- Да что Вы? Как можно. Наоборот, я всегда говорил, что победа ученика - это победа и его учителя.
- Для этого надо ещё победить, - вставляла своё слово Ирина Григорьевна, немного обескураженная тем, что о ней столь отвлеченно говорят в её присутствии.
- Она ещё сомневается, - Аглая Савельевна была настолько убеждена в успехе, что уже строила планы о поездке всем коллективом (в качестве группы поддержки) на республиканский финал конкурса.
- Аглая Савельевна, Ваша убежденность меня искренне радует. Но почему бы Вам самой тогда не принять участие? – задала вопрос Ирина Григорьевна.
- Ты же лучше, - в такие моменты Аглая готова была признать, что существуют на этой земле и даже в этой школе учителя лучше её, - У тебя всё получится замечательно. А мы будем дружной командой поддержки. Я уже придумала фишку. Нам всем необходимо достать белые шарфы. Помните, как у «Одесских джентльменов» в КВНе? Это будет нас объединять внешне.  Надо показать, какой мы дружный и спаянный коллектив.
- И каждому по трубке, - добавил Всеволод Сергеевич.
- Зря Вы ухмыляетесь, - загорячилась Аглая Савельевна, - Внешний антураж очень важен. И потом, Ирине будет легче, если мы будем все на виду, в поле её зрения.
- Вы беспокоитесь о том, чтобы Ирине Григорьевне было легче с нашей поддержкой присутствием, или чтобы нас всех видели, какие мы красивые? – Лидия Марковна уже минуту слушала этот разговор, - Хотя рациональное зерно в твоих словах, Аглая, есть. Единая команда поддержки – это важная составляющая успеха. А ты, Ирочка, подходи ко мне, если нужна помощь в подготовке конкурсного урока. Историк я не великий, но открытых уроков передавала массу. И для учителей, и для директоров, и однажды даже для представителей райкома партии. В те времена принято было держать на контроле систему обучения рабочего класса, а учили-то мы только работающую молодежь.
Лидия Марковна при случае любила вдаваться в воспоминания, считая, что её богатый педагогический опыт, воплощенный в этих экскурсах в прошлое будет очень полезен молодым коллегам.
- Помню, давала открытый урок по сказкам Салтыкова-Щедрина. Присутствовали директора школ всего района и секретарь райкома партии по идеологии. Это было в рамках какого-то семинара или конференции, не важно. А уроки в то время надо было заканчивать выводом с опорой на партийные решения. Что-то из решений последнего пленума ЦК или очередного съезда КПСС. Подвожу итог урока и начинаю говорить фразу, которую пока еще не знаю, как завершу: «Мы видим, что сатира Салтыкова-Щедрина востребована и сегодня. Недавно состоялся Пленум Центрального комитета нашей партии…». И тут фразу закончил всем известный теперь местный бард, а тогда просто разгильдяй, хулиган и двоечник Генка Матюхин: «И на нем выступил премудрый пескарь». Ученики захохотали, присутствующие директора давятся смехом, стараясь сохранить серьезный, даже возмущенный вид, косятся на секретаря по идеологии. Та, побледнев от неожиданности, вдруг поднялась и стремительно направилась к выходу, прошипев мне по пути: «Зайдите в кабинет директора». Вот так, было бы это горбачевское время, и то неприятно, а тут такое про самого Брежнева.
- И чем закончилась эта история? – поинтересовалась Ирина Григорьевна.
- Тебе, милочка, лучше бы этого не знать, - грустно улыбнулась Лидия Марковна, - Орала секретарша на меня в кабинете директора, как на школьницу. Хотя и лет – то мне тогда было всего ничего, считай, недавно институт окончила. Но всё равно неприятно, когда тебя называют и антисоветчицей, и вредителем, и даже идеологическим диверсантом. Получила выговор по комсомольской линии «за серьезные недостатки в коммунистическом воспитании». Слава Богу, тогда еще не была партийной, а то сожрали бы вовсе. А Генка – гад - героем долго ещё ходил, хотя и ему по всем направлениям мозги промыли.
- А в сталинские времена пришили бы потерю бдительности и – на лесоповал, а то и расстреляли бы.  Ну, мы на демократическую Россию и её руководство покушаться не будем, - перевел воспоминания коллеги в современную плоскость Всеволод Сергеевич.
- Всё иронизируете, - откликнулась Лидия Марковна, - Ох, и допрыгаетесь Вы со своим языком. Смелость и решительность – это хорошие качества для руководителя, но не забывайте, что завистников никто ещё не отменял. А среди завистников очень много подлецов и негодяев, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы сделать Вам гадость.
- Ну, зачем так пессимистично? – Всеволод Сергеевич внутренне был согласен с ней, но не хотел этим унынием заражать коллег. Сейчас надо как следует подготовиться к конкурсу, а осторожность плохой советчик в таких делах.
Первый день муниципального конкурса сразу выявил двух лидеров: с большим отрывом впереди шла Ирина Григорьевна, а за ней уже известная нам учитель математики дневной школы Вера Михайловна. Решающий день наступал завтра и должен был поставить точку уроком-импровизацией. Ведущая конкурса, руководитель ассоциации учителей-новаторов Алла Тимофеевна объявила тему: «Мой след в истории».  Сразу было понятно, что тему придумала она сама, поскольку привыкла проводить все мероприятия с размахом и большой амбициозностью. Объединив когда-то победителей конкурсов профессионального мастерства в ассоциацию учителей-новаторов, Алла Тимофеевна создала при ней молодёжную секцию «Ураган молодости», включив туда всех молодых специалистов, проработавших в школе не более трёх лет.  Но когда поток этих самых «молодых специалистов» иссяк, по предложению неугомонной Аллы Тимофеевны, в «Ураган молодости» записали всех педагогов в возрасте до тридцати лет. Ассоциация и её молодежное «ураганное» звено отмечались на каждом ежегодном официальном мероприятии, посвященном празднованию Дня учителя, выступлением - этакой смесью пионерской речёвки и агитбригады советского производства. Этим театрализованным «выкидышем» функционирование полезного начинания и ограничивалось, так как Алла Тимофеевна самореализовывалась ещё в подготовке и проведении других мероприятий, а также свадеб, юбилеев и в прочих, приносящих доход, делах.
На подготовку к финалу конкурса отводился вечер сегодняшнего дня и ночь. Стихотворные заготовки Всеволода Сергеевича пришлись как раз кстати. Они были быстро и удачно переработаны под заданную тему и снабжены различными видеороликами, скачанными из интернета.
Процесс шёл на квартире Ирины Григорьевны. Пока директор в компании с двумястами граммами конька занимался творчеством, малолетний сын конкурсантки, юный компьютерный гений Гриша, «рылся» в интернете, подыскивая и обрабатывая нужный материал. Сама же Ирина Григорьевна вместе с Тамарой Юрьевной и Аглаей Савельевной в ожидании результатов труда Всеволода Сергеевича и Гриши обсуждали итого прошедшего дня. Аглаю Савельевну, что называется, несло. Она захлебывалась от восторга, и, как истинный коллективист, употребляла везде местоимение «мы»: «Мы их порвали! Мы их сделали!» Две эти фразы в разной интерпретации звучали на кухне, прерывая спокойный говор Тамары Юрьевны и взволнованную речь Ирины Григорьевны. Она до сих пор находилась в состоянии стресса, хотя и чувствовала моральное удовлетворение от первого дня конкурса.
Наконец, директор выдал готовый текст, а Гриша – сопутствующие ему видеоролики. После коллективного монтажа получился забавный экскурс в российскую историю с извечными вопросами: кто и как в ней больше наследил. А в завершении Ирина Григорьевна произносила душещипательный текст о том, какой след в истории оставят они, как педагоги и как просто люди.
Аглая Савельевна взялась за постановку финальной сцены. Но, когда процесс стал очень явно напоминать дрессировку, решили, что Ирина Григорьевна «пойдет от себя», скажет просто, без надрыва и пафоса. И надо сказать, что этот размеренный спокойный финал действительно «порвал» зал. Здесь было всё: и овации, и свист, и крики «браво», и смятение на лицах соперников, и удручённый вид Федора Михайловича. Раскольников понял, что его ставленнику уже ничего не светит.
Как бы ни хотел Самсон Самуилович, но ему пришлось вручать диплом за первое место представителю вечерней школы и даже назвать урок-импровизацию победителя «монументальной».
На республиканском этапе конкурса всё было откровенно жёстко и цинично. Неоднократно услышанные в кулуарах слова членов жюри, не последних людей в министерстве образования, о том, что «если Ваша девушка хочет занимать призовые места, то ей надо работать в нормальной школе», не оставили никаких шансов даже на выход в финал. Создавалось ощущение, что места были распределены заранее. Представитель столичной школы, субтильный математик в перерыве между конкурсными заданиями давал интервью телевизионщикам в качестве победителя. Всё это вызывало не только неприязнь, но и ощущение того, что вляпались в какую-то грязь и мерзость. Фальшивые улыбки, неискренние слова благодарности – всё это напоминало развязку по Чехову. Если победители конкурса так бездарны, то каков же сам конкурс?
Ирина Григорьевна с Тамарой Юрьевной и Всеволодом Сергеевичем, в качестве группы поддержки, уехали домой, не дожидаясь фанфар в честь победителей.
- Это была последняя авантюра, в которую Вы меня вовлекли, - сказала директору Ирина Григорьевна. Но кто из нас до конца верен своему слову, особенно, когда речь заходить о делах общественных. А людям, воспитанным на принципах коллективизма, всегда будет совестно отказаться выступить за честь своего коллектива, а если это ещё поднимет твой личный престиж, то шансы сдержать такое слово падают до нуля. А как сочетать интересы общественные с личной заинтересованностью, как внушить человеку его нужность и исключительность, Всеволод Сергеевич очень хорошо усвоил за годы работы директором. 

6
Поздняя осень - не лучшее время для прогулок. Хотя Пушкин любил её «прощальную красу». Но северная поздняя осень не вдохновила бы даже Александра Сергеевича. Каково было бы ему прогуливаться под холодным дождём с зонтом, который постоянно выворачивает наизнанку резкими порывами ветра. Попробуй, попиши… Редкие прохожие бежали по своим делам. Только великая нужда могла выгнать их на улицу. Кучкин такой великой нужды не испытывал, он просто «пошёл поболтаться». Выслушав материнское ворчание о том, что хороший хозяин собаку в такую погоду на улицу не выгонит, Артём сказал, что он не собака и направился в сторону детского сада.
Беседки на территории детского сада были своеобразной явкой, где собирались местные подростки. Здесь можно потрепаться на различные темы, покурить и, что греха таить, выпить пивка. Но для родителей была «отмазка» одна: «Слушаем музыку».
Музыка, действительно, раздавалась из беседки. Подойдя ближе, Артём увидел компанию Витьки Печкина: три парня и две девчонки курили и смеялись. Развязный Печкин в модном прикиде, оседлав борт беседки, размахивая руками, в одной из которых торчала сигарета, рассказывал что-то, очевидно, очень веселое. Витька был человек – парадокс. Учителя души в нём не чаяли. Как же, гордость школы, победитель всевозможных олимпиад, отличник, активист. А родители-то, какие замечательные люди. Папа – бизнесмен, и не просто какой-нибудь торгаш с ларьком, а владелец предприятия по производству деревянных домов – «вечный спонсор» школы. Мама работает главным специалистом в отделе культуры. Благополучная, культурная, просто замечательная семья. Поэтому и сынок – умничка. Но «умничка» был пай-мальчиком только с родителями и учителями. За пределами семьи и школы в характере Печкина проявлялся редкий для его возраста цинизм, гипертрофированное чувство собственного превосходства и наглость. Кучкин не любил Печкина и предпочитал с ним не общаться, хотя когда-то они посещали один детский сад. Именно, этот, во дворе которого им сегодня суждено было встретиться. Да и учились до последнего времени в одной школе, правда, в параллельных классах. В одном классе они не могли оказаться ни при каких обстоятельствах, разве что, если бы у Артёма вдруг появился влиятельный родственник рангом не ниже столичного чиновника, или Кучкины стали бы наследниками миллионного состояния. Но влиятельных родственников у них не было, а вся известная родня была хоть и дружелюбной, и гостеприимной, но, к сожалению, такой же не обеспеченной. А класс, где учился Печкин, ещё с самого начала, с пятого, формировался по особому принципу. Состав учащихся и классного руководителя утверждали на «самом верху», на уровне заместителя мэра. Ещё бы, ведь в этом классе учились отпрыски чиновников местной администрации и потомки местных бизнесменов. Была пара-тройка учеников попроще, но за них явно кто-то замолвил словечко. Директор Федор Михайлович давно уже стал «покладистым» и такое «покушение» на свою самостоятельность пережил легко: послушно бегал в отдел образования со списками и с важным видом доводил «свои» решения до коллектива. Между собой учащиеся стали называть этот класс «блатняком».
Артём хотел свернуть в сторону, но был уже замечен Витькиной компанией.
- Куча, привет, - крикнул Витька, - Подваливай к нам.
Артём, изображая всем своим видом независимость, снисходительно улыбнулся и подошел к беседке.
- Привет, Печник, - Кучкин пожал протянутую ему руку, затем поздоровался с остальными. Витькины приятели, Сашка Золин, по прозвищу «Зола» и Валерка Степанов, которого все почему-то звали «Сенатор», вслед за Печкиным пожали руку Артёма. Девчонки, Верка Дерюга и Танька Липова, пренебрежительно осмотрели Кучкина с ног до головы: да, не их поля ягода. Таких Печкин называет «социальными детьми». Дерюга с Липой ни за что не стали бы дружить с подобными субъектами, хотя сами звезд с неба не хватали, но модные шмотки из родителей вытягивать умели очень успешно.
- Что, Куча, забодали тебя в вечерку, - сказал, ухмыляясь, Витька, - Верка Михална добилась своего.
- А Федя Раскольников повелся, - вступил в разговор Сенатор.
- Будешь ты теперь Куча – рабочий класс, - продолжал ехидничать Печкин.
- А ты, что, сразу министром станешь? – дал отпор Артем, - Или папа тебе мэрию купит?
- Да чё ты паришься? – сменил тон Витька, - Я же просто так. Без обид.
- Просто, «вечерка» - это бесперспективно, - поддержал приятеля Зола. Артём искренне удивился. Не тому, что недалёкий Зола выучил слово «бесперспективно», а тому, что употребил его правильно. За ним это редко водилось. Он хорошо запоминал «умные» слова, но употреблял их как попало.
- Чего ж в ней бесперспективного? – Кучкина задело высказывание Золы, - Я получу такой же аттестат, что и ты и поступлю туда, куда захочу.
- Ты куда-то поступишь после вечерки?  Не смешите меня. Это - абсолют, - Зола сделал вид, что смеётся.
- Ты хотел сказать «абсурд», - отомстил Кучкин, - От того, что ты учишься в «блатняке», умнее не стал. Думаешь, твой ментовский папашка пристроит тебя в институт. Даже если пристроит, то из такого баклана, как ты, ни один институт юриста не сделает.
- Не гони, Куча, - вступился Печкин, - Я ж говорил, без обид. Зола просто хотел сказать, что фигня – эта ваша вечерка, сам же понимаешь.
- Ну, фигня не фигня, посмотрим, - вроде примирился Артём, - А вы тут чего торчите?
- Вату катаем, - заржал Сенатор, - И тёлок выгуливаем.
- Ты чё совсем офигел, трепло? – сделала вид, что обиделась, Дерюга.
- Да, ладно, расслабься. Бери с Липки пример.
Липа с явным пренебрежением взглянула на Сенатора, давая понять, что её совершенно не задевают слова этого недоумка. Девчонкам было, по их же словам, прикольно в этой компании. Да и появиться в обществе Печника – круто.
- Хорош трепаться, - Витька остановил приятелей, - Куча, есть тема. Надо перетереть. Ты же вроде как бацаешь на гитаре, да песенки-стишки пописываешь?
- Ну, есть немного, - отозвался Артём.
- Нас Федя Раскольников напряг в КВН поиграть. Так сказать, отстоять честь школы, - продолжал Витька, - Как откажешь такому хорошему человеку. А ты, вроде как, ещё недавно наш был. Накропай пару текстов забойных для команды.
Помогать Печкину – никогда! Даже, если учесть, что Витька сам попросил его об этом, через гордыню свою переступил. Да еще с подтекстом этаким «помочь школе». Федя тебя попросил? Да гнешься ты под Федю за аттестат отличный, за медаль золотую. А не прогнешься, папашка бабла карманного лишит. И будешь вместо смартфона, как он, Артём, старенькой Nokia щелкать. Но нарываться на конфликт не хотелось, и Кучкин нашел, как ему казалось, вполне уважительную причину для отказа, - Да я в вечерке в команде уже.
- Вы что хотите участвовать в КВН? – Печкин произнес это таким полным гипертрофированного удивления голосом, что вся его компания угодливо тут же захохотала.
- А что в этом такого? Они уже давно репетируют, а только сейчас подключился, - соврал Кучкин.
- Они репетируют, - угодливо вставил Сенатор, - Артисты погорелого театра.
- Сборище интеллигентов, - Зола хотел сказать «интеллектуалов», но опять перепутал слова. 
- Ну, от тебя, Куча, я этого не ожидал, - продолжал веселиться Печкин, - Вроде и пацан ты не глупый, а повелся как лох. Опрофанитесь по полной, на посмешище себя выставите.
- На то КВН, чтобы смеяться, - философски изрек Кучкин.
- Ну-ну, посмейтесь. Посмотрим, кто будет смеяться последним, - Витька перестал хохотать. Было видно, что тема разговора ему надоела и стала неприятна. Как же, он попросил о помощи и ему вдруг отказали. Причем отказали при всех. Да и кто? Какой-то «социальный» Кучкин. Кучкин, которого он в школе в упор не видел.
- Ладно, Куча, не хочешь помогать, не надо. А то, что мы порвем вас, как Тузик тряпку, это – сто процентов. Будь спок, - Печкину казалось, что он поставил точку в этом разговоре.
- Посмотрим, - сказал Артём и развернулся, чтобы уйти. Внутри у него всё клокотало. Такого возмущения и обиды одновременно он не испытывал никогда. «Ведь не хотел к ним подходить, - думал про себя Кучкин, направляясь к дому, - зачем попёрся. А свернул бы, сказали, что струсил. Какая скотина этот Печкин. Пользуется, что его папаша с мэром коньяки распивает, да в бане парится. А эти двое, подпевалы кулацкие, Зола с Сенатором, тупицы, каких еще поискать. А туда же, острят. Блеснули ослоумием. Дерюга с Липой думают, что они красавицы, а они – просто дуры. Надо было всё это им там, в беседке, сказать». Всё это по кругу проносилось в голове Кучкина и требовало принятия какого-то решения. И решение пришло неожиданно простое и красивое. Надо ему, Артёму Кучкину, действительно, записаться в команду КВН и сделать всё, чтобы «надрать задницы» этим блатнякам.
- Вот тогда и посмотрим, кто из нас бесперспективный, - неожиданно для себя вслух сказал Кучкин. После принятия такого решения ему стало легко и спокойно, как будто он уже выиграл все конкурсы и стал абсолютным победителем. В голове даже мелькнуло: «Абсурдным победителем, как сказал бы этот тупица Зола».
Артём тут же позвонил Саньке Бухалову:
- Привет. Чем маешься?
- Химией, - отозвался Бухалов, узнав Артёма.
- Ты не знаешь, кто у нас занимается КВНом?
- Знаю. Я.
- Ты в команде? – несколько был удивлен Кучкин. Он никак не предполагал, что разгильдяй Бухалов может быть «общественником» и активистом.
- А чё? Я что прокаженный? - слегка обиделся Санька.
- Да, нет. Просто не ожидал. А кто из преподов отвечает?
- Она и отвечает. Химия, - видать Бухалов наткнулся взглядом на нерешенную задачу.
- Аглая? Классуха наша? – обрадовался Кучкин. Классная сразу понравилась ему тем, что не стала делать никаких наставлений и отнеслась к нему, как к взрослому человеку, который не только должен отвечать за свои поступки, но еще может совершать их вполне самостоятельно в соответствии со своими внутренними убеждениями и интересами.
 - А ты что, хочешь записаться? – Бухалов оживился,  - Давай завтра я похлопочу перед Аглаей. У нас с текстами проблема, а ты я слышал, пишешь
- А еще играю на гитаре, - упрочил своё положение Артём, - Но хлопотать не надо.  Я сам.
А про себя подумал: «Я же взрослый и самостоятельный. И Аглая Савельевна это знает».
До полночи Артём не мог заснуть. Первоначальная идея играть в КВН, как месть Печкину и компании, ушла на второй план. Теперь ему просто хотелось играть. Хотелось писать смешные тексты и быть членом команды. Он взрослый, самостоятельный. Ему доверяют. Надо самому подойти и предложить свои услуги. Но подойти не с пустыми руками. Надо что-то заготовить. Артём стал лихорадочно думать, чем бы таким - таким поразить завтра Аглаю Савельевну, чтобы у неё и тени сомнения не зародилось в том, что он просто необходим в команде.
«У команды должно быть название, - размышлял Артём, - Наверняка, они его придумали. Но что придумали? Какую-нибудь «прикольнуху» типа «местные перцы» или «крутые пацаны». Я бы и сам такое предложил, но это не то… Надо в названии выделиться, заявиться». Кучкин перебирал в голове различные варианты, но это всё были переделки названий известных кавээновских команд. Причем звучало не смешно, а даже очень глупо. Нужно было зацепиться за какую-нибудь особенность вечерки, но какую. И вдруг Артем вспомнил разговор с директором Всеволодом Сергеевичем при поступлении, когда тот объяснял удрученным родителям, что, на третьей ступени образование можно получить по одной из двух программ: трёхгодичной и двухгодичной. Традиционно в вечерней школе выпускным классом является двенадцатый, но идя навстречу пожеланиям учащихся и их родителей, а ещё больше - военному комиссариату, они ввели ускоренную двухгодичную программу, благодаря которой подросток успевает получить среднее образование как раз к призыву в армию. Кучкины-старшие, конечно же, зацепились за такую замечательную возможность для сына, как получить образование за два года. Сидевший рядом Артём, слушал это всё с полным равнодушием, ему было все равно, сколько учиться, а проблема грамотных призывников абсолютно не волновала. Но слова про двенадцатый класс врезались в память. «Двенадцатый класс - это фишка! Надо будет предложить назвать так команду», - в памяти Кучкина завертелась какая-то нелепая песенка, услышанная однажды в интернете, в ней постоянно звучало слово «класс». «Надо будет её найти», - решил Артём и сел писать текст, пока в голове шевелились мысли. Для начала он собирался придумать какую-нибудь смешную страшилку про число двенадцать. Такие страшилки про черную руку, гроб на колесиках и прочую ерунду все рассказывали в детстве. Кучкин подумал, что было бы не плохо, если б рассказ начинался страшно-страшно, а заканчивался какой-нибудь веселой чепухой. И это у него получилось: «Однажды в 2012 году 12 декабря в 12 часов дня в 12классе в кабинете №12 шел урок литературы. Изучали Блока «12». В классе сидели 12 учеников.  У доски стоял отличник, самый лучший ученик школы, победитель 12-ти олимпиад. И вот, когда учитель в 12-й раз повторила ему вопрос, а он в 12-й раз не ответил на него, то она поставила ему 12-ю двойку за полугодие…» «Прикольно, - перечитав написанное, подумал Артём, -  Теперь надо в интернете найти что-нибудь про число 12».
Интернет не зря называют всемирной помойкой. Там, как и на самой обыкновенной свалке, «валяется» куча мусора, в которой нет-нет, да и промелькнет что-нибудь интересненькое. Помойка интернет или не помойка, Кучкин об это никогда не думал, хотя часто пользовался услугами всемирной паутины. То отцу надо было узнать прогноз погоды, так как «приспичило» на рыбалку, то мать просила разыскать, что ещё можно приготовить из кабачков, которых много уродилось в этот год.  Артём быстро добывал необходимые сведения, а в свободное время «болтался» по разным молодежным сайтам. Вот и сейчас, написав в поисковой строке «число12», получил массу информации, из которой выбрал только то, что, на его взгляд, может пригодиться: «12 рыцарей круглого стола короля Артура; 12 подвигов Геракла; 12 апостолов; 12 данов в дзюдо; 12 - суперфакториал числа 3». Последнее из сведений Кучкину ни о чём не говорило, но он решил: «Пусть будет для прикола. И сюда же добавим 12 классов вечерней школы. Из всего этого, я думаю, можно сделать нехилое приветствие».

7
С новым начальником отдела образования у Всеволода Сергеевича сразу как-то не сложились отношения. И если раньше, когда этот новоиспеченный муниципальный чиновник работал директором одной из сельских школ и в общении с коллегами позволял называть себя Виктором, он был примитивно прост, то сейчас Виктор Данилович стал важен, напыщен и деловит. Но Бог с ней, с его деловитостью. Это можно пережить, не обращая внимания и не беря в голову. Тем более, в отличие от Самсона Самуиловича, предыдущего руководителя, новый начальник был «кабинетным работником». В школы он не заявлялся, больше полагаясь на телефон. Да и им пользовался редко. Раньше, если Самсон Самуилович «не напомнит» о своём существовании раза  два-три в неделю, можно считать, случилось ЧП. А регулярные совещания затягивались надолго, поскольку руководители школ должны были выслушать не только наставления Самсона, но и его пространные размышления на темы образования и педагогики.
С Самсоном Самуиловичем работалось тяжело, но интересно. Он постоянно держал всех в напряжении. Был из той породы руководителей, которые себя не жалеют, но и другим спуска не дают. Наорать на директора школы было для него, что высморкаться. Причем в выражениях он не стеснялся. Некоторые особенно чувствительные женщины даже жаловались мэру на «недопустимое хамство» начальника отдела образования. Мэр делал соответствующее внушение Самсону, тот клялся и божился, что это было только однажды и более не повторится, и продолжал на высоких тонах и в крепких выражениях руководить местным образованием.
С Самсоном Самуиловичем Всеволода Сергеевича судьба свела в давние времена, когда один из них не был начальником, а другой - подчиненным. Молодой Самсон трудился учителем начальной военной подготовки в средней школе, а юный Сева работал инструктором райкома комсомола. Уже тогда Самсон любил поразглагольствовать на различные темы: от роли комсомола в современном обществе до личного вклада Севы в дела районной организации. Его видение проблем всегда выражалось в критических замечаниях и постоянных укорах в бездействии. Видеть соринку в чужом глазу было хобби Самсона Самуиловича. Правда, пыл его несколько поубавился после одной из проверок материальной базы начальной военной подготовки в районе. Проверку проводил районный комитет партии и, как это водится, к ней был привлечен комсомол. В результате оказалось, что материальная база кабинета НВП, «хозяином» которого был Самсон, мягко говоря, не соответствовала предъявляемым требованиям. Гром прогремел на подведении итогов. Секретарь райкома партии, который в соответствии с Уставом своей организации и идеологией был интернационалистом, вдруг разразился жуткой антисемитской тирадой. Смысл этой тирады заключался в том, что надо подыскать на место Самсона Самуиловича простого русского рабочего парня и тогда порядок в таком важном деле, как начальная военная подготовка школьников, будет обеспечен. Самсон очень переживал после этой «прилюдно нанесенной пощечины», а Сева с присущим ему сарказмом попытался его «успокоить», сказав, что погромов, скорее всего, не будет. Как бы то ни было, но в своих оценках Самсон стал мягче и длительных наставлений Севе уже не читал. Наверное, тогда в нем и проснулось ощущение национальной идентичности. Самсон стал чаще употреблять фразы типа «как это у вас, русских, так получается» и говорить о неизвестном ему папе, может быть в этот момент прогуливающемся в Иерусалиме по улице Бен Иегуда.
Появившаяся вдруг тоска по далёкой «исторической родине», однако, не помешала сделать ему карьеру.
- Надо быть евреем в русском городе, чтобы поработать директором школы, уйти в частную торговлю и вернуться-таки в образование уже начальником РОНО, - говорил Самсон, - Но я не понимаю одного. Почему все русские хотят обмануть меня, еврея. Должно ведь быть наоборот.
Он всегда считал, что кто-то, неважно кто, партнеры по бизнесу, учителя или директора школ, хотят его обмануть. Проверка и перепроверка выполнения выданных им поручений и исполнения указаний, в конце концов, убедили его в обратном. И в характере Самсона развилась достойная его древнего народа уверенность в себе, абсолютное чувство собственного достоинства.
Всеволод Сергеевич, поначалу с ироний относился к назначению Самсона Самуиловича начальником РОНО, даже написал небольшую поэму с претензионным началом:
Три детины на поляне,
как заправские крестьяне,
развалившись на траве,
утешение в вине
стали вдруг искать под вечер.
Как ведется с давних пор
у мужчин весь разговор
о работе да о бабах,
о дорогах да ухабах,
о политике, войне
да и прочей ерунде.
- Кабы я был зав РОНО,
первый высказался кореш -
я бы это все г-но,
что у нас засело в школах
променял бы на вино.

- Если б дали мне рулить,
молвил следующий детина -
я бы точно бросил пить,
начал бы себя хвалить:
и хороший, и пригожий,
славный, что уж говорить.

Третий малость покумекал
и смекнул, что говорить:
«Если б я стал у руля -
это было бы не зря!
Что приятней руководству?
Чтоб в отчетах превосходство
над соседями-друзьями было видно за версту.
А уж это я смогу!»
Вслух же молвил:
- Чтоб поправить всем сознанье,
я бы всё образованье
реформировал б до ночи,
да и с ночи до утра.
Вот пошла бы кутерьма!

Мимо шел в лесу Глава -
золотая голова.
Как Главе-то не попасться
на такие на слова.
На поляну завалился,
вина-водочки напился,
да решил он: «Вот оно!
Чтобы разогнать рутину,
реформатора-детину
мы поставим на РОНО!»

Сразу стало чудно, славно:
он, себя увидев главным,
как положено начальству,
для начала наорал,
куда надо всех послал…
А когда опохмелился,
на работу навалился.
Кого надо, тех поднял.
Не угоден кто - примял.

Разошедшаяся в списках анонимная поэма, была названа Самсоном Самуиловичем «пасквилем, грязным стихоплетством», которым он знает, кто занимается. Доказательств авторства ему и не требовалось.
- Зачем ты меня так? – спросил Самсон Всеволода Сергеевича. Он с уважением относился к способности Всеволода «вот так легко и изящно изложить свои мысли на бумаге» и потому не мог долго сердиться.
- Всё-таки умный ты мужик, Самсон, - ответил Всеволод, - Да и сразу видно, что закончил филологический факультет. Не спросил, за что? А, зачем? Скучно.
- Веселья захотелось? Ты вон лучше школой своей займись. Не то, в неровен час, прикроют вас.
- А что, есть такие помыслы? – впервые тогда насторожился Всеволод.
- А как ты думаешь? Содержать ваше здание, платить сумасшедшие деньги за уголь для вашей котельной, да еще получать по шее за вашу успеваемость и сохранность контингента – это удовольствие ниже среднего. Финотдел давно зуб на вас точит.
- Так объясни ты им, что вечерняя школа нужна. Вон сколько молодежи «за восемнадцать» без образования, сколько подростков, «выставленных» из дневных школ, - начал горячиться Всеволод.
- А я что, не объясняю? Мне в ответ: то, что работающая или там безработная молодежь своевременно не получила образование – это их проблема, а подростки пусть учатся в дневной школе, а лучше - поступают в какие-нибудь училища, - видно было, что Самсон действительно озабочен этой проблемой, - Надо тебе что-то замутить, чтобы повысить значимость твоего учреждения. Профессиям каким-то что ли обучать.
- Что этим чиновникам надо? Чтобы молодежь вся уехала из города и не донимала их своими проблемами. Работать негде, учиться теперь станет негде. Кем они руководить-то собираются? – бездушное, как он считал, отношение чиновников бесило Всеволода.
- Ты не митингуй. Я тебе как чиновник скажу, думают они, то есть мы, о людях, но и о себе тоже. И в первую очередь. Мне тоже семью кормить надо и детей своих выучить. Скажут, закрыть твою школу, закрою. Пока только намекают. А вот одну из городских, наверное, все-таки прихлопнут, - Самсон никогда не оправдывался.  Все свои доводы он приводил с таким видом, как будто снизошел до собеседника.
- С вами всё ясно, - обречённо подвел черту под откровениями начальника Всеволод: - А на счет значимости… Если не хватает того, что уже мы делаем, есть у меня идея сделать школу с профессиональной подготовкой. Представь себе, сейчас они учатся два-три дня в неделю как заочники. Масса свободного времени. Пусть получают профессию.
- Кстати, наше муниципальное училище «на ладан дышит»: лицензию на новый срок им не получить. Посмотри, что у них есть. Попробуем реорганизовать и все их функции с материальной базой передать тебе. Сможешь на бумаге изложить идею для мэра. Только с обоснованием и главным из них должно быть то, что дополнительных финансовых затрат не потребуется. Не любит он, когда просят деньги – Самсон и сам не любил, когда к нему приходили руководители школ и просили на ремонт, мероприятия или поездки каких-то команд на какие-то соревнования. С одной стороны, ему - то что, он деньгами не распоряжается, с него взятки гладки. А с другой, он должен с этими просьбами идти к мэру и навлекать на себя праведный и неправедный гнев.
Совместно родившуюся идею, как ни странно, не похоронили, по обычаю, в кипах бумаг под монотонный скрежет бюрократической машины. Очевидно, Самсон Самуилович смог убедить мэра Задова в том, что это нововведение принесет ему, главе местной администрации, несомненные плюсы: забота о нуждах образования – это сейчас модно. А главное, что забота эта будет совсем не затратной. Быть нужным и полезным без «издержек» Задов любил. Идея получила «зелёный свет».
Всеволод Сергеевич расширил школьное хозяйство за счет материальной базы почившего училища. Теперь после окончания вечерней школы можно было получить  не только аттестат о среднем образовании, но и свидетельство о квалификации водителя, продавца, автослесаря или оператора ЭВМ. Жизнь забурлила по-другому. Всеволод Сергеевич, погрузившись в профессиональные образовательные программы, создавал какие-то концепции, для их интеграции в единую образовательную среду школы. Эти новшества настолько захватили директора, что по прошествии первого года работы, он подготовил статью для журнала «Открытая школа», которая была напечатана и даже вызвала отклики читателей. Это был прорыв в судьбе маленькой провинциальной вечерней школы.
- Мы создали «монстра», какого больше нет в республике и, я думаю, во всей России, - с гордостью говорил Самсон Самуилович, по праву отламывая свой кусок пирога:
- Но развиваться дальше надо. Наших местных чинуш ты этим не утихомиришь.
А в это время, как потом вспоминал Всеволод Сергеевич, «маховик оптимизации» набирал обороты, и в жертвенном огне реформ исчезла одна из дневных городских школ. Многочисленные акции протестов учителей, учеников, выпускников, родителей и просто неравнодушной общественности были проигнорированы чиновниками мэрии с железным спокойствием. И только Самсон Самуилович, находясь на острие этой битвы, принесённый в жертву в силу своей должности, отбивался с упорством одного из трехсот спартанцев, не спал ночами, стал нервным и дёрганным и орал на подчинённых с удвоенной силой, давая выход хронически жуткому настроению. Пиком противостояния послужила появившаяся в сети интернет на страницах одной из социальных сетей карикатура, где мифологический Самсон с лицом начальника отдела образования разрывал пасть льву. И всё бы ничего, мало ли кто упражняется в фотомонтаже, да и физиономия, может быть, просто похожа. Но подпись под рисунком, не оставляла шансов на сомнение: «Самсон, разрывающий пасть муниципальному образованию». Самсон Самуилович, доведенный до белого каления, собрал руководителей школ на внеочередное совещание. В резкой форме он прокомментировал сложившуюся ситуацию, назвал руководство ликвидированной школы подстрекателями и провокаторами, отмел всяческие обвинения в свой адрес и напоследок уверил всех собравшихся, что он горой стоял, до последнего за сохранение учреждения, но сделать ничего не мог. На удивление, все вдруг поверили Самсону и даже выразили свое сочувствие. И только Федор Михайлович «Раскольников» в кулуарах сказал Всеволоду: «Обычное дело, издержки должности. Хочешь быть при власти – отдувайся за всё». Сам же Раскольников при своей, пусть небольшой, но власти, не любил брать на себя ответственность, тут же искал виноватых, оставляя свой портрет передового руководителя незапятнанным. 
Ликвидировав школу и, тем самым, нанеся урон не только системе образования района, но и своему собственному достоинству, Самсон Самуилович решил «воссоединиться с семьёй» на исторической родине. Конечно же, причиной отъезда послужила не обида, нанесенная гордому потомку Авраама этими гоями. Он давно собирался перебираться к тёплому морю. А когда, посетив землю обетованную, увидел, что человек, выкладывающий зелень на прилавок магазина, живет много лучше его, муниципального служащего, решение созрело окончательно. И Самсон Самуилович тихо, без помпы, отчалил к далёким берегам.
«Образованская» общественность уход прежнего и назначение нового руководителя встретила с воодушевлением. Особенно радовалась обидчивая часть женского директорского корпуса, она чаяла надежды на доброе уважительное отношение к ним со стороны внешне обходительного Виктора Даниловича. Так оно и вышло, Виктор Данилович не докучал требованиями, был подчеркнуто вежлив, но все просьбы о выделении денег ласково отклонял и не надоедал мэру бесчисленными проблемами, которые, как теперь казалось, улетели вместе с Самсоном Самуиловичем в солнечный Израиль. Исключительная способность решать все вопросы таким способом заслужила похвалу мэра в первые же месяцы работы. «Я и не думал, что начальник отдела образования может так хорошо работать», - как-то поделился Задов, выступая перед общественностью. Виктор Данилович сидел тут же рядом и скромно улыбался, готовый после этих слов исполнить любое пожелание обожаемого руководителя.  «Стал похож на мятный пряник, такой же  приторный, липкий, противный и холодный», - это сравнение неожиданно пришло в голову Всеволода. Он помнил в детстве на прилавках магазинов мятные пряники, отливавшие неприятной белизной.  Маленький Сева любил шоколадные, а эти терпеть не мог из-за непонятного ему сочетания сладости с мятным холодком.
Размышляя о своих отношениях с властью, Всеволод Сергеевич грустно поглядывал на дипломы, сертификаты и грамоты, украшавшие стены кабинета и вспоминал Самсона Самуиловича. Он еще тогда, после отъезда начальника на ПМЖ, сказал, что Самсон был хоть и хам, но мы о нём еще пожалеем.  На что тут же откликнулся Раскольников: «Брось ты. Витька – свой мужик. Всё будет отлично. Теперь никто нас сволочить не будет». «А тебя не мешало бы, - подумал Всеволод, а вслух сказал, - Поживём – увидим».
Долгое время Всеволод Сергеевич пропагандировал опыт работы школы на различных конференциях, участвовал в многочисленных конкурсах. Учреждение добилось общественного признания в виде золотой медали Сергия Радонежского «За подвижничество и общественное служение» и даже вошло в число 100 лучших школ России. Между тем все эти формальные проявления значимости вечерней школы не стали убедительным основанием для её дальнейшего существования. Основополагающим были стремления власти сэкономить на чём-либо и глухая застарелая зависть нового «образованского» начальства в лице Виктора Даниловича.


8
Идея «Школы здоровья» постепенно захватила Тамару Юрьевну. Чем больше она вникала в суть, на первый взгляд, фантастической и авантюрной идеи Всеволода Сергеевича, тем явственней представляла себе её реалистичность и полезность для школы.
«Действительно, - размышляла Тамара Юрьевна, - эти лоботрясы не нужны практически никому, порой, даже собственным родителям. Как говорит наша Лидия Марковна, личности с сомнительным будущим. И если мы – последняя инстанция в их среднем образовании и каком-то воспитании, то, наверное, должны попытаться предпринять всё возможное.  А может и невозможное, типа этого директорского проекта. Хотя, чем чёрт не шутит, директор бывает довольно часто прав. И потом, участие в конкурсах, как он говорит, это престиж школы и формирование её положительного имиджа. Кто бы мог подумать, что конкурсная работа по истории школы заслужит золотую медаль».
Идея исследовательского проекта «История вечерней школы в контексте истории страны» возникла из материалов школьного музея и появившихся в свободном электроном доступе архивных документов Архангельской и Олонецкой губерний, к которым, будучи ещё селом, в разное время относился их город. Оказалось, что первая школа для взрослых на территории города возникла на лесозаводах известного промышленника и мецената Митрофана Беляева в 1877 году.  Получалось, что, если считать этот факт зарождением вечернего образования, то школе должно быть сейчас не семьдесят лет, как принято считать, а более ста тридцати. Исследование охватывало большой исторический период с анализом последствий наиболее важных поворотов в истории образования для конкретной вечерней школы. Ученики, руководимые Ириной Григорьевной, с увлечением копошились в «делах давно минувших дней» и радовались, когда исследование стало приобретать стройный законченный вид. Это было несомненной удачей учителя истории, хотя все знали, что идея и концепция проекта родилась в голове неуёмного директора.
Известие о награждении медалью Сергия Радонежского в школе было встречено ликованием, и новость тут же «полетела» по незримым каналам Интернета на районные и республиканские образовательные сайты. Самсон Самуилович поздравил Всеволода Сергеевича, сказав сдержано:
- Молодец, - а затем поведал, что уже названивает методист из «вотчины» Виктора Даниловича и скандальным голосом требует объяснения по поводу награждения:
- Они же там любую чужую удачу принимают за личное оскорбление. Смотри, на вид Витька такой мягкий и пушистый, а нутро у него еще то.
Какое нутро у Виктора Даниловича Самсон уточнять не стал, а Всеволод не интересовался, так как знал, что того прочат на место Самсона, и начальник отдела образования, очень болезненно относящийся к этим разговорам, мог быть просто необъективен.
Тамара Юрьевна взяла из папки обмена материалы к проекту: предусмотрительный Всеволод Сергеевич уже скинул ей необходимые файлы. Всё-таки хорошая штука-Интернет, а локальная сеть – вещь просто не заменимая. Не надо бегать по этажам, таскать туда – сюда бумажки. А отчёты сдавать: заполнил таблицы и в папку кинул. Красота. Вот и сейчас «рыбу» проекта надо было заполнить осмысленным тестом, проанализированными данными, находящимися в этой же папке, но в других файлах. Цели и задачи, а также актуальность были сформулированы легко. Слава Богу, статистики о состоянии здоровья подростков хватает. «Чего-чего, а собирать информацию у нас умеют», - подумала Тамара Юрьевна, оформляя вывод о том, что в рамках школьного проекта есть возможность оказать влияние на изменение образа жизни подростка, который, как известно, на 50% определяет здоровье человека. Обозначив далее основные факторы здорового образа жизни, Тамара Юрьевна пришла к закономерному выводу, что учащиеся школы не отличаются стойкой мотивацией к ведению этого самого образа жизни. Стройный логичный ход мыслей учителя биологии прервала, буквально влетевшая в учительскую, Аглая Савельевна:
- Тамарочка! Ты знаешь, этот новенький Атрём такой молодец! Он попросился участвовать в КВНе и даже принес тексты выступления. Очень оригинальное приветствие! – в случаях яркого проявления талантов учеников эмоции Аглаи выплескивали наружу.
- Ну, во-первых, не Атрём, а Артём. У меня зятя также зовут, - Тамара Юрьевна никогда не теряла присутствия духа и всегда сохраняла видимое спокойствие.
- Да, какая разница. Кстати, я его, по-моему, и называла Атрёмом. А он промолчал, - в перевирании имен и фамилий Аглая Савельевна была бы чемпионом мира, если бы такие соревнования проводились.
- Действительно, молодец. Хороший, тактичный мальчик. Откликается даже на Атрёма, - согласилась Тамара Юрьевна, - Ну и что этот Атрём?
- У меня сегодня репетиция, - взахлёб продолжала Аглая Савельевна, - Заходит Кучкин и говорит: «Можно мне в команду КВН?». Представляешь? Я своих уговаривала, убеждала, а тут сам пришёл. Да еще и текст принес. Команду предложил назвать «Двенадцатый класс». Здорово! Правда?
- Логично и оригинально, - спокойным голосом согласилась Тамара Юрьевна, - Ты, Аглая, лучше подскажи что-нибудь по «Школе здоровья». В курсе?
-  Да, наш генератор идей что-то говорил. Ты возьми мой проект. Мы там с ребятами много чего уже «наисследовали». Осталось систематизировать, сопоставить, - но мысли Аглаи Савельевны были далеко от здоровья подростков, - А еще, Атрём – Артём обещал написать песни для музыкального конкурса и для домашнего задания. Какой хороший талантливый мальчик. Я не понимаю, что учителей в дневных школах не устраивает? - и сама ответила на поставленный вопрос, - Они просто не умеют работать с индивидуальностями. Им нужна масса, на которую они будут вещать. И еще им надо, чтобы все сидели и, раскрыв рот, слушали их. А ты попробуй найти зацепочку, подход к каждому ребенку.
- Ну, мать, ты что-то совсем разошлась. Эко тебя зацепил Кучкин.
- Да причем тут Кучкин? Помнишь, проводили семинар по адаптации на базе нашей школы?
- А как же? Ходили гости с ошалевшим видом, - живо откликнулась Тамара Юрьевна, - Они думали, что попадут в первобытную пещеру. А тут и классы оборудованные, и школьный музей. А на дипломы и грамоты наши как пялились? Дифирамбы пели о том, какие мы молодцы.
- Это да. Но я не об этом, - Аглая Савельевна перескакивала с одной мысли на другую, - Давала я открытый урок. Так эти гости удивлялись потом: «Как?  У Вас этот Бухалов еще и отвечает? А Курилов задачи решает? Мы не могли от них слова добиться, а уж к доске под страхом расстрела не вытащишь». Я им и сказала, что мы «страх расстрела» не применяем. Мы к жизни людей готовим, и они это понимают. В большинстве своем.
- Да здорово мы тогда «прозвездили»… Так, что по «Школе здоровья»?
- Возьми результаты мониторинга по различным направлениям у меня в проекте, проанализируй и на этой основе можно составить общий алгоритм программы индивидуального оздоровления, - Аглая была явно довольна, что выговорила это предложение.
- Всеволод подсказал? – с пониманием спросила Тамара Юрьевна.
- А-то кто же, - призналась Аглая,  - Обещал еще помочь с КВНом. Скажу Кучкину, что бы обращался к директору, если что.
- Не думаю, что это хорошая мысль, - поправила её биолог, - Ты уж как-нибудь сама.
- Ладно, пусть приносит всё мне, а я разберусь, - согласилась Аглая, - Всё-таки, какой хороший мальчик?
- Это ты про директора? – в такие моменты Тамара Юрьевна не могла удержаться о того, чтобы «не подколоть» коллегу.
- Издеваешься? Про Артёма. Вот наконец-то правильно сказала. А то бегают согласные, меняются местами.
- К логопеду тебе надо, - продолжала в том же тоне Тамара Юрьевна, - У тебя, скорее всего, дислалия развивается.
- Да, ладно. Не пугай меня своими заумностями. Никаких логопедов. Надо больше и чаще отдыхать, - в этом Аглая Савельевна была категорична. Она считала, что работает много и продуктивно, и в этом была большая доля правды. Так же она считала, что труд её недооценен государством, отделом образования и директором, о чём высказывалась регулярно, получая зарплату.
- Побегу к своим, - Аглая дала понять, что на данном этапе её больше занимает КВН, а не «Школа здоровья», - Посмотрю, что они еще придумали. Кстати, ты не знаешь, у нас кто-то занимался танцами. Надо порепетировать с мальчишками. Они совсем не умеют танцевать менуэт.
- Просто возмутительно, - Аглая опять дала пищу Тамаре Юрьевне для иронии, - И чему их только в школе учат. Хотя, ведь они посещают дискотеки. Могли бы уж там усвоить менуэт.
- Тебе вот смешно, а я этот менуэт только в кино видела. Ничего толком им ни объяснить, ни показать не могу.
-  Кто-то из наших Ирок, помнится мне, хвастался своим хореографическим прошлым, - в цепкой памяти Тамары Юрьевны сохранилась только эта информация, - Может Григорьевна?
- Исключено. Я же была у неё классным руководителем, - Аглая Савельевна вынуждена была вспомнить этот факт, красноречиво свидетельствующий о её возрасте, - Она занималась творчеством, но только в виде игры на каких-то струнных инструментах. Не плясала – это факт.
- Значит, Сергеевна, - методом исключения выявила «специалиста по танцам» Тамара Юрьевна.
- Такая тихоня и танцует? - искренне удивилась Аглая.
- По-твоему, Плисецкая ругается матом и дебоширит?
- Пример не очень удачный, но логика в этом есть.
Дальнейшее «следствие» Аглаи Савельевны подтвердило: Ирина Сергеевна в пору ранней молодости, будучи незамужней барышней, увлекалась бальными танцами и даже участвовала в различных конкурсах. Правда, о менуэте она имела весьма приблизительное представление. Тем не менее, как говорится, мастерство не пропьешь, питомцы Аглаи Савельевны стали танцевать менуэт как сам Франсуа-Робер Марсель, член Французской Королевской академии танца. Но великолепное исполнение танца 18 века, тем более, из, не очень близкой современному российскому духу, Франции еще не гарантировало победы в юмористическом конкурсе. Аглая Савельевна ждала творений Кучкина. 
Тамара Юрьевна, полагаясь на свои силы и рекомендации директора, успешно оформляла конкурсный проект. Получалось очень даже симпатично и претенциозно. После мониторинга результатов исследования по всем направлениям в контрольной группе, охватывающей тридцать учащихся, были выявлены достаточно традиционные для подросткового возраста проблемы: отклонения от нормы артериального давления, курение, нарушение осанки, вялость, подверженность депрессии и стрессам. Незатейливые рекомендации: бросить курить или снизить количество потребляемых сигарет, откорректировать режим дня, совершать прогулки на свежем воздухе и использовать комплекс упражнений для исправления осанки дали свои результаты. Из четырнадцати курильщиков пятеро бросили курить, а остальные снизили до минимума количество потребляемых сигарет. Все отметили улучшение ночного сна и дневной активности, у некоторых повысилась самооценка.  Тамара Юрьевна, всю жизнь преподававшая биологию, лишний раз уверилась в том, что здоровье — это личное дело каждого человека. Правда, выразила эту формулу по-своему: «Каждый паук плетёт паутину для себя». Не смотря на двусмысленность этой фразы, она ей понравилась: «Какая я молодец. Прямо в точку».
Внося последние корректировки, директор не скрывал своего удовлетворения. Стройная структура работы радовала глаз: результаты анкетирования, воплощенные в цветных диаграммах, обезличенные персональные данные в таблицах, научная терминология выводов и рекомендаций воплотили первоначальную идею в серьезный документ. Был сделан ещё один шаг в развитии школы и создании её положительного имиджа: внедрение здоровьесберегающих технологий в учреждениях подобного вида на таком уровне дорогого стоит. Работа велась давно: факультативы, исследовательские проекты – всё это были разрозненные части будущей системы, которые собрать воедино и подчинить общей цели получилось только сейчас. А создание цельной обоснованной программы оздоровления подростков открывало серьезные перспективы. Всеволод Сергеевич невольно ловил себя на мысли, что это он смог убедить, направить и возглавить движение коллектива в нужном направлении. Исполнение предприятия приятно щекочет самолюбие, как говорил Козьма Прутков. И в этом Всеволод не видел ничего предосудительного. Тем более что почти любую черту человеческого характера можно было либо оправдать, либо осудить устами великих мыслителей.

9
Виктор Данилович отработал более десяти лет в сельской школе рядовым учителем географии, прежде чем его назначили директором. Он знал, что день это когда-то настанет, и потому с достоинством тянул лямку сельского педагога, обремененного семьей и сельским же бытом. Выпускник пединститута, которому самой малости не хватило до красного диплома, поехал работать в село в надежде на скорый карьерный рост. Советская мифология сформировала в нем твердое убеждение, что мужикам в образовании всюду – дорога, а на селе ещё и почёт. Перед глазами были примеры старших товарищей, которых чуть ли не сразу назначали директорами небольших сельских школ, затем переводили в школы побольше, далее – комсомольская, партийная или советская работа, обеспеченное настоящее и весьма четко обозначенное будущее. Виктор Данилович «рыл землю» все годы обучения в институте: он был профсоюзным и комсомольским активистом, участником конференций и фестивалей, активным стройотрядовцем, но его значимость в глазах руководства факультетом была прямо пропорциональна авторитету среди студентов. Виктора не любили за непомерное самомнение и гипертрофированное чувство собственного достоинства, которое переходило в свою уродливую форму – гордыню.
После окончания ВУЗа Виктор выбрал местом работы небольшую сельскую школу в глухом районе, что изрядно поразило его преподавателей и однокурсников. Первые считали, что по своим способностям молодой специалист может претендовать на место в любой столичной школе, а вторые были удивлены отъездом амбициозного Виктора на работу в село. Виктор Данилович, напротив, этот поворот в своей жизни не считал неожиданным и случайным.  Он рассчитал всё, кроме одного, - рухнула советская власть, развалилась страна и вопросы кадрового обеспечения сельских школ, как вопросы образования вообще в самой меньшей степени интересовали местное руководство. Тянет директор школу – и, слава Богу. А какой возраст и пол у него – неважно. Жизнь в состоянии постоянного стресса передвигала на шахматной доске управления фигуры более значимые, чем директора школ. С исчезновение партии исчезла и номенклатура райкома, к коей относилась эта категория руководителей. Муниципальные власти, подхватившие слабой рукой символы и атрибуты правления, думали о вещах более важных, чем образование. Виктор Данилович, вместо ожидаемой должности директора максимум через год после окончания ВУЗа, «задержался» на учительском месте на десять лет и девять месяцев. Поначалу он отсчитывал дни и месяцы мучительно, скрипел зубами от одной мысли, что придется начинать еще один учебный год со сдачи кому-то учебных планов, подготовки кабинета к занятиям и планирования скудного учительского бюджета. Затем, обзаведясь семьёй, Виктор Данилович постепенно успокоился. Семейные проблемы затягивали его настолько сильно, что он перестал даже думать о своём высоком предназначении. Дошло до того, что, когда ему предложили возглавить школу вместо престарелой коллеги, осуществлявшей руководство еще, наверное, со времён Надежды Константиновны Крупской, дал согласие не сразу. На семейном совете было выслушано мнение не только жены – педагога этой же школы, но и тестя с тещей - ветеранов лесозаготовительной промышленности. Не без бодрого напутствия тестя: «Надо, Витька, расти», - Виктор Данилович дал согласие.
Энтузиазма, с которым новый директор взялся за дело, ни школа, ни село давно не видели. Казалось все амбиции Виктора Данилович, так долго дремавшие, укутавшись в пелену семейного быта и учительской повседневной работы, выплеснули наружу, как вулкан. Хотя сам новоявленный энтузиаст больше любил сравнение с гейзерами. Эти географические объекты все-таки более предсказуемы и их активность более-менее регулярна.  И, как считал Виктор Данилович, в большинстве случаев полезна.
Регулярные «выбросы» педагогических идей нового директора приглянулись Самсону Самуиловичу. Он любил людей неординарных и всячески их поддерживал.  Даже введение профильного образования на базе единственного десятого класса сельской школы, что на совещании Всеволод Сергеевич объявил полной профанацией, было всемерно с восторгом поддержано Самсоном. Веские доводы директора вечерней школы о неполноценности такого образования не только не убедили прагматичного начальника отдела, но и послужили причиной зарождения устойчивой неприязни к нему со стороны «сельского реформатора». А уж когда по итогам Всероссийского конкурса директоров школ и Всеволод Сергеевич, и Виктор Данилович оба вошли в число лауреатов, неприязнь последнего закрепилась окончательно. 
Поэтому в своём очередном «выбросе» в виде назначения на место начальника отдела образования Виктор Данилович видел знак судьбы: его правота подтверждалась, все остальные заблуждаются, его задача – коренным образом исправить ситуацию в муниципальном образовании. Он не будет давить «на психику» и орать, как Самсон Самуилович, но он не будет и «сладеньким» для всех руководителем. Он будет справедливым и добросовестным исполнителем решений вышестоящего начальства. Правда то, что понятия «справедливость» и «добросовестность» применительно к исполнению различных властных задумок, не всегда уживались рядом друг с другом, Виктор Данилович всё-таки понимал, но будучи по природе своей человеком из большинства, отдавал предпочтение «добросовестности». За «справедливость» отвечала совесть, вещь очень нерациональная и не всегда нужная руководителю, считал Виктор Данилович. А вот «добросовестность», хоть и близка по звучанию, в смысловом значении для него была понятием прикладным, необходимым, да, что там говорить, основой движения по карьерной лестнице.
Назревавшее решение о реорганизации вечерней школы было не актом мести нового начальника отдела образования своему оппоненту. Нет, Виктор Данилович исполнял пожелание, зародившееся в недрах местной администрации, постоянно искавшей, на чём бы сэкономить. Недостаток средств в бюджете – головная боль любой власти. Лечить это заболевание терапевтическими методами никто не стремился: поиски новых лекарств в виде новых источников пополнения бюджета – утомительно, а вот оперативное вмешательство - быстро и эффективно. Надо только найти что-то, что можно назвать аппендиксом, и удалить его. Виктор Данилович нашёл этот аппендикс, вернее почувствовал из разговоров «вышестоящих», что перитонит на данном этапе грозит местному бюджету со стороны вечерней школы. Решение начальника отдела образования было томительно изуверским для него самого, но, сформировавшись в окончательное убеждение, стало вдруг бодрым и радостным, как в фильме «Покровские ворота»: «Резать к чёртовой матери!» Осталось найти дельное обоснование для разговора с директором и коллективом школы. Разговоры о трудностях и сложностях финансовой обстановки – не убедительны. Скажут, мол, сами загнали район в одно, известное всем, место, а теперь на нас отыгрываетесь. Ну, загнали. Что же теперь признать это прилюдно? Посыпать голову пеплом? Никто этого делать не будет. А Виктор Данилович? Он, вообще, в стороне. Его дело - образование. Вот в этой области обоснование и найдем. Во-первых, результаты ЕГЭ неважные у школы. Понятно, контингент сложный, а порой, почти безнадежный. Но железные цифры статистики говорят сами за себя: качество образования в школе хромает, причем на обе ноги. Во-вторых… Да, хватит и «во-первых». Вечерняя школа себя изжила. Анахронизм какой-то. Понятно дело, после войны да в годы ударного построения социализма надо было дать образование работающей молодежи. А сейчас. Кто не получил его в средней школе – сам виноват. Кто не может учиться в старших классах – в техникумы и колледжи. А нам нужно образование в школах на уровне достойном. Правда, что такое достойный уровень Виктор Данилович ещё для себя не решил. Наверное, это хорошие рейтинги, победы в олимпиадах, золотые медали, выпускники, поступающие в ВУЗы… Начальнику отдела образования в этот момент казалось, что, избавься он от вечерней школы, и всё это тут же осуществится. Даже ладошки вспотели от прилива энергии.
Вскоре от мечтаний, доставлявших явное удовольствие, Виктор Данилович со свойственной ему бульдожьей хваткой взялся за дело реорганизации. Всё прорабатывалось и оформлялось у него в кабинете. Комиссия, которая должна была составить экспертное заключение о том, что закрытие вечерней школы не ухудшит условия доступности и предоставления образовательных услуг в районе, была создана в его же кабинете из исключительно доверенных лиц.  Эти лица, гордые оказанным им доверием, смотрели в рот ими бесконечно уважаемому начальнику и готовы были подписаться под любым экспертным заключением. Оставалось самое сложное – разговор с директором. При этой мысли Виктор Данилович ёжился, как будто ему было зябко. Именно этими словами - «ёжился» и «зябко» - определял он своё состояние в эту минуту. Они ассоциировались у него с детством, когда его, вымокшего до последней нитки, малыша, переодевала бабушка и непременно ворчала: «Нагуляется сперва, а потом сидит ёжится. Смотри, зазяб весь». И маленькому Вите становилось тепло и хорошо под домашней бабушкиной защитой. Кто бы теперь защитил его от колючего неуживчивого Всеволода Сергеевича…
- Здравствуй, Всеволод Сергеевич, - придав максимально дружелюбное выражение лицу, поприветствовал вошедшего в кабинет директора вечерней школы Виктор Данилович.
- Добрый день, Виктор Данилович, - не в пример ему Всеволод Сергеевич был холоден. Он не ожидал ничего хорошего от внезапных вызовов нового начальства. В этом плане Самсон Самуилович был предсказуем, по интонации, с которой он говорил, можно было понять, чего ждать. Виктор Данилович всегда был одинаково учтив, неэмоционален и изначально тактичен:
- Присаживайтесь. Разговор у нас будет не из приятных, но обстоятельства складываются так, что не всё зависит от наших желаний.
Начальнику РОНО казалось, что он начал издалека и одновременно подчеркнул свою озабоченность предстоящими событиями. На самом деле, Всеволод Сергеевич сразу понял, о чём будет разговор:
- Решили «прихлопнуть» вечерку?
- Зачем так? Не прихлопнуть, а реорганизовать в рамках «дорожной карты» оптимизации районной системы образования, - Виктор Данилович старался выглядеть человеком, облечённым высоким доверием и решающим важные государственные задачи. «Дорожная карта» - это почти священная корова. Теперь и шагу нельзя сделать без этого документа, и ссылка на него должна убедить даже такого упрямца, как Всеволод, в исключительной правильности совершаемых шагов. Но, толи произнесенное начальником с пущей важностью, не прозвучало весомо, толи его визави не понял весь сакральный смысл слов «дорожная карта». Во всяком случае, всё это не возымело на Всеволода Сергеевича ожидаемого воздействия.
- Вы привыкли прятаться за какими-то кривыми словами, - начал он, пока еще не повышая голос, - А подойти к проблеме разумно, оценить все последствия этого нелепого шага пробовали?
-Ты что думаешь, вот так взяли и закрыли. Нет, будет работать комиссия, которая составит авторитетное экспертное заключение, что реорганизация вечерней школы не окажет отрицательного влияния на обеспечение прав граждан на получение общедоступного и бесплатного общего образования или наоборот, - Виктор Данилович говорил заученными фразами, словно боялся сказать лишнего.
- А судьи кто? – иронично спросил Всеволод Сергеевич.
Начальник РОНО подал список членов экспертной комиссии. Всеволод глянул на список и еще раз иронично улыбнулся:
- Замечательно подобранная похоронная команда. Ни одного компетентного лица. Профсоюзный деятель на жаловании в администрации, который всегда и всем подтвердит, что права работников не нарушены, поскольку тоже хочет кушать. Бывший директор школы, активистка-общественница, снятая, между прочим, с большим скандалом со своей должности. Гений методической службы, не понимающий ничего в специфике вечерней школы. И парочка чиновников для веса. И это – эксперты?
- Не понимаю твоей иронии. Это уважаемые люди, специалисты, - начал раздражаться Виктор Данилович. Он понимал, что в интеллектуальном плане проигрывает своему оппоненту. Этот Всеволод со своей привычкой выдавать жесткие, точные и, в то же время, ироничные определения выводил его из состояния равновесия. Трудно противостоять человеку, который, в общем-то, говорит правду. Только куда с этой правдой деваться? Кому она нужна? Критиковать легко, а ты попробуй проскочить меж дождевых струй и не замокнуть. Надо и район представить в хорошем свете, и со школами поддерживать ровные отношения, и указания вышестоящих выполнять. Понятно, что хорошим для всех быть невозможно. Чем-то надо жертвовать. Пришло время пожертвовать вечерней школой. Скажут, закрыть что-то ещё, это будет уже другая история. От нас ничего не зависит. Виктор Данилович пытался убедить себя в том, что он поступает правильно и, хотя ему удавалось усыпить свою совесть, нехороший осадок на душе оставался.
Душевные муки начальника не трогали Всеволода Сергеевича, он продолжал в своей манере:
- Вы понимаете, что, закрыв школу, лишаете возможности получить образование работающую молодежь или тех подростков, которые в силу жизненных обстоятельств не могут посещать дневную школу?
- Образование надо получать вовремя. Если кто-то этого не сделал – его проблема. А для подростков помимо дневной школы есть колледжи и училища. Пусть учатся там, - это были заготовленные ответы, и Виктор Данилович выдал их на одном дыхании, - А если Вы что-то на счет профессиональной подготовки хотите сказать, то обучение по профессиональным программам не является обязательным для муниципального уровня.
- Как у Вас всё складно да ладно получается: «их проблемы», «пусть едут», «не обязательно»… А в глаза народу смотреть не стыдно? Ведь по живым людям шагаете…
- Это всё эмоции и демагогия. Мы выходим на качественно новый уровень организации образования, - Виктор Данилович опять сел на своего любимого конька под названием «дорожная карта», - И Ваша вечерняя школа с её неполноценной программой и низким уровнем образования не соответствует новым высоким требованиям.
- А Вы - то соответствуете? – гнев прилил к лицу Всеволода Сергеевича, но он постарался сдержать себя, - Что вы из себя строите сейчас и что оставите после себя? Руины?
- Я не намерен продолжать разговор в таком тоне, - вспыхнул начальник РОНО, - Распоряжение о проведении оценки последствий реорганизации Вы получите, как только оно будет готово. В случае благоприятного или для вас, может, неблагоприятного, исхода   с педагогами будет персональный разговор по трудоустройству. Кого-то придется сократить, так сказать, отправить на заслуженный отдых. Учащимся будет предоставлена возможность завершить образование в других школах города. Формально вечерка будет присоединена к дневной школе. Вашим собственным трудоустройством займется лично Федор Владимирович.
Последнее было произнесено Виктором Даниловичем с той известной долей подобострастия, которая предполагает вставание по стойке «смирно» с непременным закатыванием глаз, но только присутствие ехидного Всеволода Сергеевича, для которого «нет ничего святого», казалось, остановило начальника РОНО от подобных манипуляций.
Всеволод покинул негостеприимный кабинет с чувством полного разочарования в какой бы то ни было социальной справедливости: «Ты – начальник, я – дурак. Я – начальник, ты – дурак. Ничего-то в этой жизни не меняется».


10
У Кучкина наступила увлекательная жизнь. После пятого класса он никак не предполагал, что будет ходить в школу с удовольствием. С первого по четвёртый Артём учился хорошо и испытывал, как бы он теперь сказал, комфорт. Перешагнув важный рубеж в своей жизни – переход из детского сада в школу, маленький Кучкин вдруг осознал себя большим и взрослым. Во всяком случает, так ему казалось при общении с приятелями, которым до школы оставался целый год. Артём с важным видом заходил после уроков в детский сад. Степенно здоровался с воспитателями. Спрашивал, как у них идут дела, отвечал на вопросы об учёбе. Как ему казалось, снисходительно смотрел на играющих малышей, испытывая, на самом деле, жгучую зависть. А затем удалялся с важным видом, объясняя это тем, что «совершенно нет времени: надо делать уроки». Конечно же, никакие уроки он делать не спешил, просто новое положение учащегося средней школы обязывало вести себя подобающим образом.  Тем более, его первая учительница Клавдия Максимовна не забывала постоянно напоминать «первашам» о том, что они теперь ученики и должны быть серьёзными и ответственными людьми. 
В пятом классе школьная жизнь изменилась и не в лучшую сторону. Классуха Вера Михайловна ещё в первом полугодии стала считать Кучкина «безнадёжным лентяем». Первые тройки по математике очень быстро превратились в двойки, в общественной жизни класса Артём активного участия не принимал. Ему была не интересна эта «общественная жизнь класса»: прочитать по листочку стихотворение на каком-либо мероприятии или задать заранее выданный Верой Михайловной вопрос на встрече с «интересным человеком». Поскольку до родителей Кучкина Вера Михайловна в силу своей загруженности «дойти» так и не смогла, а родители Артёма в круговороте тягот и невзгод жизни «отодвинули» сына на последнее место, была робкая попытка наладить общение посредством ученического дневника. Вера Михайловна как-то записала: «Уважаемые родители, ваш сын не принимает участие в общественной жизни класса. Прошу принять меры». Что можно было ожидать на столь глубокомысленное высказывание классного руководителя? Только саркастическую ухмылку папаши-Кучкина, воплотившуюся в запись корявым почерком в том же дневнике: «Он что, отказывается собирать металлом или макулатуру?» После этого Вера Михайловна перестала использовать в качестве средства общения дневник Артёма, лишь изредка прося его сделать запись о предстоящем родительском собрании.  Естественным образом столь резкое различие в педагогических концепциях воспитания родителей и классного руководителя сказалось на отношении Артёма к школе. Школа в лице Веры Михайловны тоже не испытывала к нему симпатии.
Сейчас, включившись в подготовку к конкурсу КВН, Артём невольно старался ничем не огорчить Аглаю Савельевну. После того, как он сочинил удачное приветствие, «химичка» при всех сказала: «Как здорово! Атрём, какая у тебя светлая голова». Кучкин даже пропустил мимо ушей то, что она исковеркала его имя. Он уже давно не получал похвалы в такой вот непосредственной форме. Если Вера Михайловна изредка и хотела его похвалить, то она сквозь зубы «выцеживала» из себя что-то типа: «Молодец. Вот можешь же, если захочешь». После этих слов уже не хотелось быть молодцом.
Первым подвигом в новой школе стало то, что Кучкин выполнил домашнее задание по химии. «Первый подвиг, - решил для себя Артём, - У Геракла было двенадцать. И у меня будет». Нет, он не собирался стать «ботаном», сидеть и зубрить уроки целыми вечерами. Он продолжит делать то, что ему нравится, только «заставит себя делать немножко больше». Учеба по-прежнему не завлекала его, но он пытался быть не только естественным в той новой среде, куда он попал, но соответствовать ей: «Если к тебе относятся по нормальному, то и ты должен быть нормальным пацаном».
Как следствие «новой кучкинской философии» в учительской фамилия Артёма стала звучать исключительно в положительном контексте. Всеволод Сергеевич был доволен: его убежденность в том, что вечерняя школа обладает огромным потенциалом социальной реабилитации и адаптации нашли ещё одно неоспоримое подтверждение. Аглая Савельевна восторгалась Кучкиным на каждой планерке, доводя до коллег новые достижения «светлой головы»: «Атрём написал замечательный текст к домашнему заданию КВН... Атрём самостоятельно решил задачу на уроке... Контрольную работу доделывали дома. И что вы думаете? Из одиннадцати человек только трое, Кучкин и ещё два, сделали всё в срок и правильно».
- Мы, кажется, присутствуем при рождении нового любимчика? Не так ли, Аглая Савельевна? – заметила Тамара Юрьевна и добавила с большой долей иронии, - Из КаВээНа - в Менделеевы!
- Ты зря смеешься. Мальчик крылья расправил у нас. Нам гордиться этим надо, - даже не защищалась, а убеждала коллег Аглая.
- Правда, по истории он далеко не Ключевский, - включилась в игру Ирина Григорьевна, - В голове - винегрет из дат и событий.
- А по математике он просто ноль, - Полина Ивановна с недавних пор вела математику и, гордая оказанным доверием, считала своим долгом высказывать классным руководителям всю правду об их подопечных прямо в глаза, - Не знает элементарного. Материал основной школы – белые пятна. Не Ковалевская – это точно.
- На удивление, Вы сегодня абсолютно правы, коллега. Конечно, не Ковалевская. Хотя бы потому, что он - лицо мужского пола, - с яро выраженной язвительной радостью подловила своего постоянного оппонента Ирина Григорьевна.
- Я хотела сказать, не Лобачевский, - растерянно попыталась оправдаться Полина.
- Да Вы уж как-нибудь определитесь в своих математических приоритетах, - последнее слово в споре, начинавшем становиться интеллектуальным, должно было остаться за учителем истории. В противном случае, день Ирины Григорьевны был бы испорчен напрочь.
- Я думаю, что вы, Полина Ивановна, приложите все свои силы и опыт для того, чтобы помочь Кучкину и таким же, как он, наверстать упущенное.
Даже в этих корректных словах директора Полина почувствовала какой-то подвох:
- А я что, не работаю? Ухожу позже всех, прихожу раньше всех…
- Так у Вас, милочка, и часов побольше всех набрано, - остудила закипевшую было Полину Лидия Марковна, - А ты, Аглая, умерь свои восторги. Артём, конечно, сложный мальчик и хорошо, что он принимает участие в школьной команде КВН. Но только, коллеги, не надо путать достижения в общественной жизни с успехами в учебе. Нас всех, бывает, заносит на этом. Поверьте моему педагогическому опыту. Начинаешь к такому активисту испытывать симпатию и сам не замечаешь, как делаешь послабление в учебе. Это, знаете ли, опасная тенденция.
Последние слова Лидии Марковны были обращены больше к молодым коллегам, нежели к опытной Аглае Савельевне.
В то время, когда на очередном совещании Кучкин невольно стал предметом обсуждения, сам виновник этих теоретических споров ломал голову над домашним заданием. Но это было не домашнее задание по истории, биологии и литературе: в расписании на завтра эти предметы не значились. И даже не по химии, да простит его Аглая Савельевна. И уж тем более не по математике, пусть Полинушка не обольщается. Артём сочинял текст домашнего задания для КВН. Надо было замутить что-то музыкальное на тему культуры. Организаторы даже слоган для начала выступления подкинули: «Культурным нынче модно быть, но и…» После уроков всей командой думали, что должно быть за этим «но и…» И так ничего бы и не придумали, если бы на репетицию не заглянул Всеволод Сергеевич.
- Творческий процесс в самом разгаре? – директор был в хорошем настроении, - Вижу, мозги кипят.
- Кипят, - протянул Санька Бухалов, - Скоро взорвутся.
- Что так? Закончились шутки, и наступил кризис, - Всеволод Сергеевич проявил явную заинтересованность.
- Наступил: вот думаем, что с культурой делать, - сказал Артём.
- А что с культурой делать? – в тон ему ответил директор, - Овладевать, конечно. Обогащать свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество. Как говорил Ленин на третьем съезде комсомола.
Кавээнщики иронично посмотрели на директора. Они знали, что тот может и пошутить, и к месту ввернуть высказывание какого-нибудь исторического деятеля, создавая на уроке непринуждённую обстановку. Но сегодня это их не развеселило, более того – не утешило.
- Так и комсомола давно нет. Да и Ленина Вашего никто теперь и не знает, - промямлил Курилов.
- А напрасно, батеньки, - с характерной ленинской картавинкой произнес Всеволод Сергеевич, взявшись левой рукой за отворот пиджака, а правую вытянув вперед, - Неверной дорогой идёте, товарищи.
Ребята засмеялись, директор, приняв свой обычный вид, спросил:
- Ну что у вас случилось.
Наперебой, выложив проблему, кавээнщики замерли в ожидании чуда.
- Ну, во-первых, я думаю, фразу надо построить так: «Культурным нынче модно быть, но и не стоит делать моду на культуру». И из этого посыла уже исходить. Во-вторых, кто из вас смотрел «Ералаш» про день вежливости?
- Мы такой отстой не смотрим, - подал голос Курилов.
- Напрасно, Константин, - директор был невозмутим, - Тебе не помешало бы посмотреть несколько выпусков старого «Ералаша». Глядишь, и с чувством юмора всё бы наладилось.
- С юмором у меня порядок…
- Ну, раз порядок, найдите в Интернете этот выпуск. Думаю, он вас на что-нибудь натолкнет.
- Всеволод Сергеевич, - включился Санька Бухалов, - Мы, конечно же, найдём и посмотрим. Только, давайте, Вы нас натолкнёте.
- Хорошо, - у директора уже родилась идея, и ему самому не терпелось поделиться с учениками, - Поставьте танец, примерно, как в «Ералаше», а музыку возьмите из фильма «Обыкновенное чудо», там, где Васильева с Соломиным поют дуэтом.
Всеволод Сергеевич посмотрел на сильно озадаченных ребят и голосом, в котором не было никакой надежды, спросил, - Вы фильм «Обыкновенное чудо» видели?
Отрицательная реакция была ожидаема.
- Наберите в поисковике «дуэт Эмиля и Эмилии» из «Обыкновенного чуда». Слова переделаете сами. Только соедините школу и культуру. Хотя, если смотреть по сегодняшней ситуации, это практически невозможно.
Приятели просмотрели всё, что предложил директор, номер стал вырисовываться в общих чертах. Не хватало хорошего текста для песни.
- Куча, слова за тобой, - на правах капитана команды Санька Бухалов возложил «почётную обязанность» по написанию слов на Артёма. Тот был не против, понимая, что никто другой с этим не справится. Артёма ждала бессонная ночь.
Настоящий текст дуэта лежал перед Кучкиным на столе, ему надо было переделать три куплета. Артём пытался рассуждать логично: раз это разговор мальчика и девочки, то значит либо она ему нравится, либо он просит списать. Вариант, в котором мальчик нравится девочке или она хочет у него списать, Кучкин отмёл сразу: ему не приходилось еще сталкиваться с этим в своей жизни. А уж он уже достаточно пожил. Артем вспомнил, как в седьмом классе был влюблен в Светку из параллельного. Но поскольку та была отличницей, то даже не смотрела в сторону троечника Кучкина, по крайней мере, так ему казалось. Артём «страдал» всё первое полугодие, даже пытался выполнять домашние задания по математике, чтобы хоть как-то вырваться из порочного «троечно-двоечного» круга. Но ничего кроме неприятной ухмылки Веры Михайловны: «Ну вот, в кои веки решил сделать домашнее задание, и опять неправильно», - не заслужил. Дёргать за косы и писать записки – это для малышей. Надо было стать знаменитым на всю школу. Например, как баскетболист Толик Аникиев из одиннадцатого. Его приглашают играть за сборную района. А девчонки, так вообще, табуном следом ходят. Но у него рост, не то что Кучкин - «метр в прыжке». Про «метр в прыжке» Артём, конечно же, загнул. Рост у него был средний, но видно не достаточный, для того чтобы стать местной спортивной знаменитостью. Кучкин пробовал писать Светке стихи, но эти стихи так и остались лежать в его письменном столе. Потом уже Кучкин узнал от приятелей, что она была бы и не прочь «даже пойти с ним погулять, да только он не проявлял активности», но любовь прошла. А ведь всё могло быть иначе, подумал Кучкин. Подумал и достаточно чётко представил себе «амурно-школьную» историю для музыкального номера:
- Ах, сударыня, не будете ль любезны
Вы со мной пойти сегодня погулять?
- Что вы, сударь, никогда.
Я ведь знаю, как всегда,
что взамен вам надо что-то да списать.

- Ах, сударыня, скажите, почему же
Вы сегодня благоволите едва?
- Право, сударь, может быть,
это сложно объяснить,
но сегодня Вы опять схватили «два».

- Ах, сударыня, когда мы с вами вместе
я умнею просто прямо на ходу.
- Я скажу вам, сударь мой,
мне бы надо бы домой,
но и глупым вас оставить не могу.

- Как приятно и забавно,
что я очень нравлюсь вам.
- Ну, а Вы мне и подавно.
- Вот и славно,
трам-пам-пам.

«А завершим мы всё это голосом за сценой: «Внимание, День культуры в школе завершился!» По-моему, здорово», - сам себе сказал довольный Кучкин. В этот раз он долго не мог заснуть. В голове ворох воспоминаний устроил настоящий калейдоскоп: а что было бы, если… Возникали невероятные фантазии, на которых было приятно покачиваться, как на теплых морских волнах. Но всякое возвращение в реальность, как порыв ветра относило эти фантазии куда-то очень далеко, недосягаемо далеко. Наверное, туда, где и плескалось это теплое море, на котором Кучкин никогда не был. Но, в конце концов, придя к убеждению, что всё, что ни делается, всё – к лучшему, Артём заснул крепким сном.


11
Федор Задов с отвращением оттолкнул от себя пачку документов «на подпись» и крутанулся в кресле.  Кресло было удобное – он тщательно подбирал его по каталогам, так как рассчитывал работать долго, и потому хотелось создать максимальный уют, как говорили местные острословы, для «главного руководящего органа».  Но ни комфорт, создаваемый креслом, ни, вроде бы, благосклонное отношение к «деятельности» Федора со стороны «вышестоящих», ни отсутствие внимания прокуратуры (по мелочи – не считается) никак не могли привнести в его жизнь покой и равновесие. Федор нутром чувствовал, как тонко звенит натянутая струна его благополучия. Она вот-вот лопнет, хлестнув концом по холеному лицу. Мэр даже физически уже ощущал эту боль. Хотелось заорать во всё горло и разбросать бумаги по кабинету. Под конец третьего срока на посту главы администрации района на работу было не то, что противно ходить, но и думать о ней было невыносимо. Принимать решения, за которые каждый горожанин на улице с удовольствием плюнет в твою сторону – это ли не мучение? И ведь не объяснишь всем, что денег не хватает, что в бюджете гигантская дыра. Не только по его вине. Так сложилось исторически, что с развалом Советского Союза развалилась и экономика района. Он-то, Задов, в чём виноват? Что «добил» оставшиеся отрасли, подсократил «социалку»? Так, не подсократил, а оптимизировал. Опять же, не по своей воле: в соответствии с решениями вышестоящих органов.  Им там, наверху, хорошо. Говорят, можешь оставить всё: и детские сады, и сельские школы, и фельдшерские пункты – только содержи на свои средства. А где эти средства взять? Не сокращать же чиновников администрации, не уменьшать же им зарплату, как требуют эти крикуны из Интернета. Кто работать-то будет? Худо-бедно, а район не маленький, проблем – выше крыши. Крутись, как можешь. И, как не можешь, крутись. Куда ни кинь – всюду клин. По территории – что-то среднее между Гамбией и Вануату. По уровню жизни – тоже. Федор потратил немало времени, отыскивая сравнительные данные в Интернете. Хотелось ему завернуть где-нибудь в разговоре: «Мой район – почти два Кипра». Но, побывав на Кипре, Задов решил даже не заикаться об этом: скорее уж, Гамбия. Дороги – одно название. Жилфонд выглядит, как тяжелое наследие царского режима в советских фильмах.  Приезжавший на днях губернатор  сказал, что в этих декорациях хорошо снимать фильмы ужасов.  Тоже, Спилберг нашёлся.  Лучше бы денег дал. Вон рушатся ограждения городского моста: половина их уже упала в бурные воды порожистой реки. Интернет «взорвался» истерикой. А чего истерить? Поставили ведь деревянные решетки – обеспечили безопасность. Так нет же, выискался какой-то остряк-самоучка, разместил в Интернете фото разваливающегося, латаного - перелатаного моста, а рядом снимок забора его, Задова, дачи. Забор, действительно был хорош: денег на него Федор не пожалел. Но ведь своих денег! Попробуй, докажи, что и дача и забор и всё, что есть у Задова, приобретено на его «кровные». До смешного доходит. Он, глава администрации района, вынужден, приезжая на работу на новой машине, ставить её не под окнами мэрии, как это было всегда, а на платной стоянке и целый квартал идти пешком.  А что поделаешь – обещали сжечь.
Мэром Федор стал не потому, что обладал неоспоримой харизмой или недюжинным умом. Нет, как раз ум-то у него был скромный, а харизма и вовсе отсутствовала.  Просто в чехарде кадровых перестановок 90-х годов, когда одного начальника сажали, другого снимали, третий уходил «по собственному», чтобы не сняли и не посадили, на поверхность всплывало всё, что ни попадя. Так «всплыл» и Задов. Был скромным технологом на одном из промышленных предприятий. После приватизации предприятия и «успешного» его растаскивания новыми владельцами, маялся в каких-то друг за другом закрывающихся конторах. И наконец, «приземлился» специалистом по экономике в местную администрацию. Толи в нем вдруг пробудился, доселе ему неведомый талант экономиста, толи зачатки умения предугадывать пожелания начальства превратились в подлинное мастерство, но Федька, вечный гонец за пивом, стал Федором Владимировичем – начальником отдела развития экономики.
Развивать экономику Федор Задов не стал в виду её отсутствия, но отчеты о «явных и неявных» успехах «насобачился» делать лихо, чем привлёк внимание очередного начальника и перешёл в ранг заместителей по вопросам планирования.
Что-что, а «планировал» Федор хорошо, да так хорошо, что однажды без всяких выборов «спланировал» прямо в кресло главы администрации с временной приставкой «и.о.». Эта неустойчивая аббревиатура исчезла достаточно быстро, а Федор Задов, облеченный доверием народа, партии и правительства, прочно воцарился во главе района.  С тех пор, менялись и партии, и правительства, но не менялось членство Федора Задова в соответствующей партии власти, не менялось его лояльное отношение к действующему правительству, а стало быть, не менялось его социальное положение со всеми вытекающими из него социальными же благами. Вот этот поток социальных благ, поначалу напоминавший скромный ручеёк, а затем превратившийся в полноводную реку, и не давал Задову уйти на покой. «Мне бы другую работу, да с таким же доходом – давно бы ушёл», - говорил особо приближённым Федор. Всем же остальным объяснял: «Чувствую в себе силы. Хочется ещё много добра сделать для людей». Так вот и делал он добро, от которого население стонало уже не один год подряд.
Федор прошел в комнату отдыха, открыл шкаф и налил себе в рюмку коньяк. Раньше, как и полагается, здесь, около мягкого кожаного дивана и журнального столика, стоял бар с непременным запасом коньяка и шампанского. Хотя из всех коньяков Задов предпочитал самогон собственного производства, но употребление данного «благородного» напитка в стенах районной администрации выглядело бы явным моветоном. Посему, мучаясь «раздвоением личности», Федор любил одно, а употреблял другое. Однако, наступившее вдруг повсеместное «отрезвление власти», проявившееся в  кампании по борьбе с «офисным алкоголизмом», вынудило Задова дать распоряжение на ликвидацию бара и начать прятать непременный допинг, он же «лекарство от стресса» и «мотиватор деятельности» в платяном шкафу. Пить по утрам – дурная привычка. Но, во-первых, пятьдесят грамм в начале рабочего дня придавали Федору бодрости и позволяли смотреть на окружающий мир другим взглядом. Во-вторых, проблемы уже не казались такими неразрешимыми, и звон струны его благополучия притихал. В-третьих, эта доза должна была успешно выветриться к концу рабочего дня, что позволяло с чистой совестью мэру сесть за руль. Федор одним глотком отправил коньяк внутрь своего организма, прислушался, как тот своей теплотой обволакивает небо, горло, пищевод и находит упокоение в желудке. Наступил краткий миг блаженства, далее надо было всё-таки работать.
Нацепив на снос узенькие очки «лектор», Задов пододвинул к себе папку с бумагами и принялся за дело. Ответ, подготовленный специалистом по спорту на обращение вездесущей «общественности», откровенно порадовал мэра: «Лихо отписался. Деньги на поездку команды для участия в республиканских соревнованиях по настольному теннису выделить не можем, так как данные соревнования не включены в план-график муниципальных мероприятий. Вот так бы во всём». Задов с явным удовольствием подписал бумагу, выводя завитушки своей подписи и откровенно любуясь ею. Ещё бы, став мэром, он почти месяц придумывал себе красивую подпись, дабы она своей необычностью украсила неблагозвучную фамилию. А вообще, ещё в школе Федор всем рассказывал, что легендарный подручный батьки Махно Лёва Задов – его дальний родственник по отцовской линии. Все, конечно, понимали, что Федька «конкретно загибает», но одно время кличка «анархист» держалась за ним почти год. А ему-то лучше, уж пусть анархистом зовут, чем синонимом на букву «ж». Попробовал бы кто-нибудь сейчас позволить себе такую вольность, Федор быстро бы  «натянул ему глаз» на этот самый синоним.
Ответ в прокуратуру по расселению аварийного жилфонда мэр перечитал трижды. Вроде всё достаточно аргументировано, но при желании можно докопаться до любого предложения. Сказано же этим жалобщиками, что расселят их в следующем году, нет же, жалуются. Пишут Президенту. Можно подумать, Президент даст им квартиры. Всё отправят обратно в республику, а оттуда ему, Федору. Он и ответ даст и квартиру, если получится. Нервы только  треплют, да от работы отвлекают. Что за люди? Подмахнув бумагу, Задов взял в руки проект распоряжения о ликвидации вечерней школы. Понятно, что вся эта казуистика с назначением экспертной комиссии, формальность и, вопрос можно считать решенным. Во рту появился металлический привкус. Если Федор начинал нервничать, первой на его стрессовое состояние отзывалась печень. Очевидно, поэтому появлялся «вкус детства», бывало мальцом Федька прилипал зимой языком к металлическим качелям. Закрывать школу ему не очень хотелось. Когда-то он сам оканчивал «вечерку». Эльза Георгиевна, пытавшаяся научить Задова языку и литературе, не очень преуспела в этом деле. Наверное, поэтому при каждой встрече с ним нет- нет, да и спросит, как это ты Феденька в мэры-то пролез, умом-то ведь не блистал. Поначалу Задову было обидно слушать эти слова, но затем он стал более снисходительно относиться к своей бывшей учительнице, всем своим видом показывая, что воспринимает всё ей сказанное не более как шутку. Теперь Эльза Георгиевна трудится в музее, но Задов понимал, что весть о ликвидации «вечерки» ей доложат, как только она вырвется за пределы администрации, а то и раньше. И ему не миновать нравоучительного «распекания» где-нибудь посреди улицы.  Федор явственно представил себе эту картину. Эльза Георгиевна будет держать его за пуговицу, словно боясь, что он уйдет, не дослушав её и говорить, говорить, говорить. Потом, разнервничавшись, она начнет крутить эту злосчастную пуговицу и, в конце концов, оторвет в момент наивысшего накала своей речи. Это будет что-то типа: как был ты Федька не великого ума, так и остался, стыдно мне за тебя и пред коллегами, и перед всем городом.  От столь реалистично представленной картины Задов вздрогнул. Захотелось выпить ещё, но усилием воли он подавил в себе это желание.
Внутренне пережив предстоящий неприятный разговор с бывшей учительницей, Задов вдруг понял, что Виктор Данилович старается не для блага района, ликвидируя эту школу. И не для того, чтобы угодить ему, главе администрации. Конечно, затраты на содержание здания велики, но они не смертельны. Мало ли у нас расходуется денег впустую, а тут все-таки можно объясниться: на образование тратим, чай, не в собственный карман кладем. Да, показатели ЕГЭ не самые блестящие у «вечерников», но если бы эти ученики остались в своих школах, то сдали бы вообще экзамен – вопрос. Зато их профессиональное обучение, победы в конкурсах, их проекты – то о чём приятно говорить при любом удобном случае. А как же? На его, Федора, подведомственной территории есть такое заведение!
Конечно, Всеволод Сергеевич – неудобный человек. Сидел бы не высовывался, нет же, лезет «на рожон». Еще в начале своей карьеры, будучи с приставкой «и.о.», Задов столкнулся с Всеволодом, депутатом районного Совета. Поступки новоявленного районного руководителя поначалу находили отклик практически у всего депутатского корпуса. Но, «обтеревшись» в должности, Задов решил действовать самостоятельно, как он сам говорил, на опережение. Совет должен был узаконивать его решения задним числом. Вот тут-то и проявилась местная «фронда», и Всеволод Сергеевич был в их числе.  Федор пытался говорить с ним  по-человечески, даже пил коньяк в его кабинете, но директор «вечерки», словно не понимал такого замечательного к нему отношения со стороны мэра и упорствовал в своих «заблуждениях». Кончилось это тем, что Всеволод Сергеевич на очередных выборах отказал мэру уступить свой избирательный округ Задовскому ставленнику, вернее, ставленнице. Взбешенный мэр предпринял неимоверные усилия, чтобы провалить строптивца: это был единственный округ в районе, где баллотировались сразу пять кандидатов на один депутатский мандат, а на избирательных участках округа оказалось больше всего досрочно проголосовавших студентов. Всеволод депутатом не стал, но прыти своей не умерил. Федор сделал попытку его уволить «по собственному желанию», но толи желание мэра не совпадало с желанием Всеволода Сергеевича, толи, убедившись, что это будет выглядеть мелкой пакостью, решил не терять лицо. Он поступил проще: посадил директора «вечерки» «на короткий поводок»: стал заключать с ним контракты сроком на один год. Пусть знает своё место и не дёргается. Любого 31-го декабря можно сказать: «Гуд бай». Выглядеть это будет непорядочно, даже подленько, но ведь по закону. А совесть переживет.
Виктор Данилович вовсе не стремился угодить своему благодетелю и избавить его от лишней нагрузки на бюджет и «неудобного» руководителя. Задов понимал, что тот «берет реванш». Еще Самсон говорил, что в районном образовании есть два перспективных директора: исполнительный Виктор Данилович и инициативный Всеволод Сергеевич. Крепко, видать, Витьке «насолила» эта «вечерка». Казалось бы, ушёл ты со школы, стал начальником, забудь. Но Фёдор и сам никогда не забывал обид и людей, которые всё прощали, не понимал.
Задов ещё раз перечитал проект решения. Как бы то ни было, документ составлен грамотно. Всё обосновано. Будет скандал? Возможно. Но без этого в наше время нельзя. Витька писал, пусть Витька и объясняется перед общественностью. Что-что, а говорить он «насобачился». Федор Задов поставил на документе свою шикарную завитушку. 


12
Еще, будучи учеником средней школы, Всеволод Сергеевич твёрдо усвоил, что народ всегда жаждет «хлеба и зрелищ». Учитель истории Яков Борисович Мурковский неоднократно повторял эту фразу,  иллюстрируя события прошлого различными фактами, почерпнутыми, откуда угодно, только не из учебников истории. Советское настоящее школьника Севы, на его взгляд, никоим образом не служило подтверждением этому. Сева не задумывался ни о хлебе, ни о зрелищах, хотя каждый концерт приезжих артистов или спектакль местного народного театра становились значительными событиями. Возродившийся на телевидении с перестройкой КВН разошелся волной по всей стране. Страна играла в КВН в прямом и переносном смысле. С экранов телевизоров студенты из Новосибирска, Донецка, Одессы и других городов необъятного тогда еще единого Союза сыпали искрометным юмором. Тут же, по другой программе, известные политики, лидеры народившихся политических партий и депутатских фракций «соперничали» с кавээнщиками в находчивости и веселье, поливая друг друга апельсиновым соком, минеральной водой или посылая прямым текстом в прямом эфире по всем известному адресу. А сколько новых тем  прибавило жанру открытие съезда народных депутатов СССР?
Всеволод Сергеевич в свои молодые годы тоже не избежал искушения КВНом. Будучи заведующим орготделом райкома комсомола  участвовал в сборной молодежной города против команды врачей местной райбольницы. Медики, которые в силу своей профессии просто обязаны обладать чувством юмора, выиграли тогда у комсомольского актива. Но это не отвадило Севу от игры. Правда, очередной случай наступил не скоро. Инициативу проявил Самсон Самуилович: начальник отдела образования «бросил вызов» опять же районной больнице. Он считал, что кроме «медиков» и «педиков» в этом городе больше нет интеллектуалов. Медицина снова оказалась на высоте. Надо ли говорить, что Всеволод с нетерпением ждал турнир школьных ученических команд и держал на постоянном контроле подготовку своих подопечных. Аглая Савельевна погрузилась в репетиционный процесс с головой. Как человек чрезвычайно увлекающийся она готова была каждую минуту выскочить на сцену. А в вопросах сценария либо сама советовалась с директором, либо направляла к нему главную «звезду» Кучкина. Артём в полной мере испытал расположение  «химички». Волей неволей ему пришлось «подналечь» на предмет, чтобы в глазах «классухи», действительно, выглядеть «умничкой». Доверие стоит многого – это Кучкин усвоил твердо.  Директор же, с одной стороны, не желая лишать Аглаю Савельевну иллюзорной уверенности в его гениальности, с другой, испытывавший тягу к «замечательному хулиганству и безрассудству», которыми считал КВН,  всячески помогал, что называется «словом и делом». И день игры настал.
Зал Центра детского творчества был полон. За кулисами волновались команды пяти школ вместе со своими учителями. Аглая Савельевна, не выдавая ничем своего полуобморочного состояния, давала последние наставления. Зрители заполнили небольшой зал до отказа.  Правильно было бы проводить игру  в районном Доме культуры, но планы администрации главного очага культуры по коммерческому использованию зрительного зала никак не стыковались с планами общешкольных мероприятий. Посему народ стоял в проходах, а не попавшие в зал зрители и болельщики ютились в фойе, приготовившись наблюдать за предстоящим действом через распахнутые двухстворчатые двери.
Команда Печкина, которую Кучкин с Бухаловым считали своими главными соперниками, выслушивала монотонную речь Веры Михайловны, вещавшую о «чести школы» и личном доверии к ним директора, который «очень ждёт от них победы». Впрочем, ожидание победы никоим образом не могло нарушить сложившийся годами ритуал проведения выходных. Вот уже лет пятнадцать «Раскольников» с другом и напарником по  рыбной ловле Семеном Геннадиевичем  каждое воскресенье «принимали» грамм по сто пятьдесят – двести и направлялись на рыбалку. Иногда это мероприятие растягивалось на два дня, и в этом случае продвинутый Федор Михайлович говорил, что воскресенье началось в субботу. Нарушить привычный ход событий могла только министерская проверка, шквалистый ветер или проливной дождь с громом и молнией. В первом случае не отпускал «долг службы», в остальных – жена.
- Всё ясно, Верхална, - пытался отбиться от училки Печкин и, отвернувшись, состроил такую рожу, что всем стало понятно: достала.
- Вера Михайловна, мы всё помним. Что в первый раз? – вступился Сенатор, - Мы же Вас никогда не подводили  и сейчас не подведём. Вы что, нам не доверяете?
- А как я могу доверять Вам, Валера, если Вы такой несерьезный молодой человек, - так же монотонно, как и свои предыдущие наставления, произнесла Вера Михайловна.
- Дык, какой там серьез? – возмутился Сенатор, - КВН же. Мы же хохмить собрались.
- Вам бы только хохмить. К любому делу надо относиться серьезно. И КВН здесь не является исключением, - продолжала нудно Вера Михайловна, - Вот посмотри, как Саша Золин сосредоточен. И Таня Липова тоже.
- Да Зола просто в штаны наложил. Сдрейфил, наверное, - вступила в разговор Дерюга и надула огромный пузырь из жевательной резинки, который тут же лопнул, облепив половину Дерюгиного лица.
- Вера, как можно? Ты же такая воспитанная девочка… я думала, - в голосе Веры Михайловны даже прорезались эмоции.
- Да Верка просто энергетика лишку дёрнула. Вот её и расплющило, - заржал Сенатор.
- Чего она выпила? - в глазах учительницы читался ужас.
- Да так, компотуха. Безалкогольная, - Липова пыталась упокоить Веру Михайловну, - Напиток для бодрости. Вроде кофе.
- Но это же вредно для молодого организма, - Вера Михайловна хотела произнести нравоучительную речь, но тут Степанов - Сенатор увидел команду вечерней школы и заорал:
- Куча, Бухарь! Вешайтесь! Мы вас сегодня порвём, как Тузик грелку!
- Не надорвись, Степашка! – за всех ответил Костя Курилов. Кучкин с Бухаловым отвернулись и стали слушать Аглаю.
- Валера! – попыталась осадить Степанова Вера Михайловна, которой стало очень неловко перед коллегой за поведение своих учеников, - Это же просто неприлично кричать в общественном месте. И потом, что значит «вешайтесь» и «порвём»?
Из груди Дерюги вырвалось что-то похожее на стон: она всем своим видом давала понять, что терпение её на исходе. Печник, чтобы не усугублять ситуацию, сказал:
- Верхална, нам надо настроиться на игру. Мы всё поняли. Осознали. Не подведем. Оправдаем оказанное нам доверие.
Учительница, не замечая в словах Печкина явной издёвки, вроде успокоилась и отошла в сторону. Ребята дистанцировались от неё подальше и стали перешёптываться.
Аглая Савельевна, казалось, не расслышала развязного выкрика Валерки Степанова. Многолетняя педагогическая практика научила её абстрагироваться от внешних раздражителей в экстремальных ситуациях. Она переживала так, словно ей самой предстояло выйти на сцену и, по меньшей мере, сыграть роль Офелии. А это для химички было во сто крат сложнее, чем провести десять открытых уроков хоть для самого министра образования.
- Ребята, главное спокойно и уверенно. Вы всё делаете хорошо. У вас всё получится, - Аглая Савельевна скорее успокаивала себя, нежели учеников, - Атрём, не забудь, ты начинаешь. Саша подхватываешь на одном дыхании, не снижая экспрессии.
- Чего «не снижая»? – Курилов услышал незнакомое слово и насторожился.
- Эмоциональности, Костя, подъёма. Приветствие должно пройти на одном дыхании. Не подкачайте. Девчонки, на вас я тоже надеюсь, - в голосе и поведении Аглаи всё больше нарастала та самая экспрессия, которую она просила не растерять.
Наташка, Маришка и Катька, одноклассницы ребят, стояли рядом, и казалось, были спокойны. Ещё бы, сколько раз им приходилось выступать с вокальными и хореографическими номерами на различных конкурсах. Аглая Савельевна неоднократно сокрушалась о том, что она будет делать, когда девчонки окончат школу. «Ведь, уйдёт весь мой золотой фонд», - приговаривала она при случае коллегам. Её заботы естественным образом разделяла только администрация школы, остальные учителя философски замечали: «Уходят одни, приходят другие. Так было всегда».
Кучкин-старший сам был удивлен тому, что вместо лежания на диване после «вчерашнего», он  оказался в зале дома творчества. Он даже облачился в выходной костюм, который надевал последний раз, будучи работником, ныне приватизированного и закрытого, предприятия, на собрание, посвященное заключению коллективного договора. Мать Артёма сидела рядом с мужем, преисполненная чувства гордости за сына. Ещё бы, Аглая Савельевна накануне сама позвонила и пригласила на КВН, сказав при этом, что сын у них «умничка», «светлая голова» и, благодаря ему, завтра команда школы должна выступить достойно и, возможно, даже победить. И, когда на первом конкурсе – «Приветствие» зал взорвался аплодисментами в адрес команды вечерней школы, а кто-то крикнул: «Куча – красава!», на глазах матери даже появились слезы, и она тихо про себя прошептала: «Вот, а говорили «непутевый», да «никчемный»». Кучкин-старший, перипетиями последних лет напрочь лишенный чувства юмора, тем не менее с удовлетворением отметил про себя, что выступление сына ему очень понравилось и отложенные в сторону газеты и телевизор того стоят. А, что? Его Артём не хуже других. Привык он к тому, что пацан – оболтус и неизвестно чего хочет. А вот, посмотри, оказывается – талант. А главное, окружающие это видят. Вот сияет новая учительница Артёма, кажется, её зовут Аглая Савельевна. Ба, так это та самая Аглая, которая учила его химии, когда он, ещё не обремененный семьёй, после смены на заводе бежал в вечернюю школу на уроки. А потом они с будущей женой гуляли до ночи, а утром снова на работу. Нелегко было, но как здорово. Кучкин-старший вдруг расплылся в улыбке: он явственно увидел в стоящем на сцене Артёме себя, только моложе того, каким он был в период своего ученичества. «Гены, - самодовольно произнес отец и тут же отреагировал на недоуменный взгляд жены, - гены, говорю. Весь в меня». Жена не стала с ним спорить: гены так гены, лишь бы из парня толк вышел.
Всеволод Сергеевич был откровенно доволен выступлением своих учеников и всем своим видом показывал это. А когда ребята под переделанные куплеты «Эмиля и Эмилии» блестяще исполнили менуэт, сказал сидящей рядом завучу:
- Ну вот, а Аглая говорила: не умеют. Да их хоть сейчас на конкурс бальных танцев.
- Действительно, молодцы. Я не ожидала, - Галина Степановна была в восторге, но как человек постоянно связанный с планами, программами и расписаниями эмоций своих не выдавала.
- У наших всё очень прилично. Без всякой пошлости, -  замечание Всеволода Сергеевича было вызвано не совсем пристойной шуткой Печкина по поводу того, что в ЕГЭ без бутылки не разобраться.
Когда-то в свою кавээнную молодость они с Самсоном Самуиловичем «загнули» со сцены дома культуры шутку о том, как подвыпивший учитель-филолог, выходя из ресторана, ловит такси: «Шеф, на Шорт-поссе» - «На Шорт-поссе? Ророк сублей!» - «Ророк сублей на Шорт-поссе?» - «А дули ты хумал!» Шутка прошла «на ура», но, как и всякая шутка «на грани», она нашла своих критиков. Одна из коллег с возмущением заявила, что учителю «не пристало опускаться до пошлости». Узнав о таком суждении, бесцеремонный Самсон Самуилович тут же парировал: «Нет больших моралистов, чем бывшие алкоголики и проститутки». Как и следовало ожидать, ответное слово Самсона врезалось в память окружающих и стало афоризмом, а повод, по которому оно было сказано, давно забылся.
Команда «12 класс» не провоцировала зрителей на возникновение подобных афоризмов, но зато выдавала шутки, которые уже завтра будут звучать в школах, как на уроках, мешая, находящимся в неведении учителям, так и на переменах, создавая в сознании девчонок и мальчишек  новых кумиров. Правда, увлечения в этом возрасте – вещь мимолетная, быстро проходящая. Необходимо поддерживать постоянный интерес к своей персоне, но Кучкин сейчас об этом не задумывался. Его с приятелями гнал вперед азарт, и не было ни одного конкурса, где бы они уступили соперникам.


13
Всеволод давно уже завел правило  проведение регулярных совещаний по вторникам. Это был день, когда в соответствии с расписанием занятий в школе к последнему уроку присутствовало максимальное количество педагогов. Тем «счастливчикам», у которых на вторник выпадал «методический день» - рабочий день без уроков, так сказать, законный оплачиваемый прогул, приходилось с ворчанием «подтягиваться» на планерку. Чтобы сделать еженедельные совещания наиболее осмысленными, классные руководители отчитывались в сохранности контингента и текущей успеваемости. Всеволод Сергеевич доводил до сведения коллектива различные руководящие указания, которые последнее время в большом количестве выдавали то министерство образования, то местные органы власти, не отставала и методическая служба, регулярно «бомбившая» школы планом повышения квалификации. Поголовное и систематическое повышение квалификации - светлая мечта методистов района. Светлой мечтой Всеволода Сергеевича была спокойная, бесконфликтная работа. Но таковой в процессе реформирования быть не могло, и не было.
К концу шестого урока весь коллектив вечерней школы собрался в учительской. Кто-то спешно заполнял журнал, кто-то проверял тетради. Всеволод Сергеевич, войдя в дверь, попросил всех отставить лишние дела. По тону, которым он это сказал, было ясно, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Поэтому обычное в таком случае пререкание даже не зародилось, и в учительской повисла тишина.
- Коллеги, у меня есть несколько важных сообщений. Одно из них уже дошло до вас: школьная команда КВН заняла первое место. С чем я всех поздравляю. И, в первую очередь, Аглаю Савельевну, без титанических усилии которой ничего бы не получилось.
- В этой победе и Ваша большая заслуга, Всеволод Сергеевич. Вы многим помогли ребятам, - Аглая Савельевна без всяких намеков на лесть сделала словесный реверанс в адрес директора.
- Не будем сейчас меряться заслугами. Тем более есть вторая хорошая новость. Проект нашей школы на конкурсе «Школа здоровья» получил диплом первой степени и золотую медаль, - директор произнес это торжественно, но без пафоса.
Учителя захлопали в ладоши, а кто-то даже крикнул «ура».
- Тамара Юрьевна, я Вас поздравляю. Не зря были Ваши мучения и сомнения. Результат того стоит, -  дождавшись пока утихнет шум продолжил директор, - Несомненно, в этом проекте есть и большая доля труда других членов коллектива. В частности, Аглаи Савельевны.
- Аглая, ты сегодня просто именинница, - резюмировала Лидия Марковна, -  Но чтоб успех закрепить, что нужно сделать?
- Это дело обмыть! – чуть ли не хором закричали коллеги.
Маленький коллектив хорош быстрым взаимопроникновением идей, взглядов и  мыслей. Даже такая индивидуальная вещь, как настроение, очень быстро может стать заразной бациллой в маленьком коллективе. Если раньше, для того чтобы  состоялся «корпоратив» по случаю начала-конца учебного года или же дня учителя, надо было заблаговременно провести организационную работу: выяснить, кто что принесет из закуски, кто что будет пить и по сколько, в конце концов, надо скидываться. То теперь годы совместной работы сократили этот процесс до минимума. Достаточно было весомого повода, задорного, подкупающего своей новизной, предложения, и «бацилла хорошего настроения» начинала распространяться среди членов коллектива быстрее, чем вирус  в период пандемии. В обязательном порядке у кого-то находилась необходимая сумма денег, составлялся список покупок и назначался «гонец». На всё про всё уходило минут сорок, и хорошее настроение окончательно вытесняло остатки сомнений в душах отдельных членов коллектива.  Но сегодня на пути этой бациллы встал директор. Он прекратил всеобщий восторг:
- Повод, конечно, замечательный. Но не сегодня. Господин мэр подписал постановление о создании комиссии по ликвидации нашей школы. Вернее, об оценке последствий ликвидации. Но, как вы понимаете, заключение будет то, которое необходимо власти. Возможно, оно уже готово.
- Всё-таки решил закрыть школу, скотина, - при всём притом, что мэр неоднократно вручал Ирине Григорьевне  многочисленные награды, она его не то что не любила, а терпеть не могла. Считала, что Задов - проходимец и вор. Упоминая в разговорах мэра, она всегда приводила цитату из булгаковского «Собачьего сердца» - «вор с медной мордой», - Вот, гадёныш. Да ещё этот Витюша, сельский подпевала.
- Скорей уж – запевала. Думаю, что он - инициатор всей этой мерзости, - Тамара Юрьевна всегда была согласна с директором, что новый начальник отдела образования сразу невзлюбил их школу. Невзлюбил - мягко сказано. Скорее дал выход наружу застарелой ненависти, - Помните, как начал нас третировать после своего назначения: учителей вечерней школы в жюри не брать, успехи вечерней школы не замечать, достижения вечерней школы не признавать. Его политика. Политика мелкого ничтожного завистника.
- Там же сказано, что ещё только будут оценивать последствия, - с надеждой в голосе сказала хрупкая Арина Калиновна. Она  первый год работала учителем математики и потому в силу недостатка жизненного опыта слабо разбиралась во властных интригах. Будучи человеком абсолютно наивным, она, тем не менее, сама стала причиной интриганских выходок Полины Ивановны, претендовавшей на всю математическую нагрузку. С её приходом у Полины появились сразу три врага: директор с завучем, принявшие, по её мнению, ненужного человека на работу и выскочка-пигалица Арина, которая пришла специально для того чтобы отобрать у неё, заслуженного педагога, кусок хлеба. Арину тут же под крыло взяла, кипящая в таких случаях благородным возмущением, Аглая Савельевна, которая стала называть молодую коллегу Калина Малиновна, а иногда и просто Калина-Малина.  Арина смущенно улыбалась, но не возражала. Тем более, что возражать в таких случаях Аглае Савельевне было бесполезно: мысль, образ, идея, возникшие у неё в голове, очень быстро становились истиной в последней инстанции.
- Дорогая моя, Калина-Малина, это всё сказки для дураков, - стала просвещать подопечную химичка, - Мы должны, по их задумке, развесить уши и ждать, пока они проведут свою оценку. А потом – нате вам. Нет, здесь нельзя вестись, надо бороться!
«Бороться» - это было то слово, которое учителя вечерки хотели услышать в этот момент. Они это поняли сразу, так как бороться, им было не привыкать. За всё время реформирования образования дневным школам предлагали разные формы организации образовательного процесса, новые учебники и оборудование, различные варианты программного и методического обеспечения. А о вечерних школах никто не вспоминал. Они жили нелюбимыми падчерицами на окраине муниципальных систем образования. Этакие Золушки, без которых и не обойтись (кто же порядок наведет, да сор выметет), а показать их, «замарашек», неловко. Но, в последние годы «золотого дождя», пролившегося на школы, несколько увесистых капель попало и вечерке, да и то, благодаря Самсону Самуиловичу и его благорасположению Всеволоду. Директор вечерки был уверен, что если бы в то время уже у власти стоял Виктор Данилович, то остались бы они и без новой мебели, и без оборудования и много еще без чего.   
- Я согласен с Аглаей Савельевной. Ждать выводы комиссии, этой похоронной команды, нельзя. Надо действовать, - директор постарался направить разговор в нужное русло. Он понимал, что сейчас коллег продолжат захлёстывать эмоции. А эмоции плохой советчик в таких делах.
- Надо писать Президенту, - Лидия Марковна, как человек старой закалки, искренне верила, что местные, как она говорила, «сволочи-руководители», никогда не думают о людях. Дети у них учатся «в столицах», и сами туда ездят «поправлять свое ненужное никому здоровье». И в довершение всему Лидия Марковна всегда говорила: «Учились бы и лечились бы здесь – давно бы вымерли как класс паразитов».  А вот Президент, в её понимании, это добрый царь, который ничего не знает о том, что дороги в их городе безобразные, дома отвратительные, тарифы на коммуналку заоблачные, а мэр Задов только и делает, что отстраивает свою дачу, да закрывает школы. С этим трудно было не согласиться. Президент, действительно, об этом не знал. Мало того, он даже не подозревает, что где-то существует «верный проводник линии правительства» Федор Задов. И, как догадывались все присутствующие, кроме Лидии Марковны, знать не хочет.  Всеволод Сергеевич не стал разочаровывать заслуженного работника народного просвещения и  со всем тактом сказал:
- Конечно, написать Президенту, возможно,  надо. Только оттуда письмо вернется, пройдя все инстанции, нашему мэру для ответа. Поэтому обращаться надо к губернатору, депутатам. Причем обращаться должны родители и общественность, в первую очередь. Я пробовал звонить заместителю министра образования. Когда-то мы были знакомы с ним по комсомолу. Он не то, что меня не вспомнил, это было бы совершенно естественно, он установил сразу дистанцию между «местечковым директором» и  замминистра-государственником. Первое, что  спросил господин заместитель министра: «Вы беспокоитесь о работе для коллектива или о развитии системы образования?». Говорить после этого с ним стало бесполезно. Это люди с рафинированными мозгами, движущиеся по «Дорожной карте» личного успеха и благополучия.
- Хорошо сказали, Всеволод Сергеевич, - Тамара Юрьевна, задумчиво замолчавшая после первого всплеска эмоций, вдруг оживилась и даже захлопала в ладоши, - Подписываюсь под каждым словом. А в нашем деле и учеников надо привлечь. Но только взрослых, работающих. Думаю не надо использовать подростков. Будет выглядеть некрасиво.
- Но сказать-то детям надо, - Полина Ивановна понимала, что биолог права, но высказать какое-либо противоречие она была должна.
- Данное распоряжение необходимо довести до всех участников образовательного процесса: и учеников, и родителей, и руководителей предприятий, где работают наши сессионники. Думаю, что «похоронная комиссия» должна будет встретиться и с нами, и с родителями. К этой встрече надо готовиться, - Всеволод Сергеевич не хотел развивать разговор дальше. «Накручивание» коллектива не входило в его планы. Коллеги  и без «накрутки» готовы были взорваться. Вот в такой момент здесь должен был бы оказаться или мэр Задов или начальник отдела образования. Спесь бы с них слетела вмиг. Хотя, что такое общественное мнение для Задова? Он, если и не слышит его, то знает, наверняка, что о нём говорят на улице. А Виктор Данилович, начинающий бюрократ, прикроется «Дорожной картой», как фиговым листком и, попытавшись придать побольше металла голосу, начнет чеканить прописные истины, повторяя их дважды и трижды, как для тупых учеников.  И ведь не понимает, как он смешно и глупо выглядит в этот момент.
Расходились коллеги, взбудораженные не столько распоряжением мэра, сколько предстоящим противостоянием. В мозгах уже зарождались всевозможные формы и методы борьбы, тексты обращений и слова, которые учителя были готовы бросить в лицо этой «непорядочной власти». В глубине души все понимали, что это должно было случиться, но никто не думал, что так скоро.

14
Последующие дни и недели были наполнены событиями, которые, цепляясь одно за другое, создавали картину противостояния сторонников и противников закрытия вечерней школы. Город буквально вздрогнул от этого известия. Вечерняя школа была частью его истории. Она появилась задолго до того, как город стал городом.  Она давала знания рабочим местного завода ещё в дореволюционные времена, затем возродилась в годы войны: надо было учить возвращавшихся с фронта солдат и офицеров. Она развивалась в послевоенные годы, работая в тесной связке с руководителями многочисленных предприятий района. Её учебно-консультационные пункты создавались в отдаленных лесных посёлках, куда со всего Советского Союза хлынули потоки людей для освоения северных лесов и обеспечения очередного индустриального прорыва отечественной экономики. Школа пережила все реформы и в трудные годы перестройки открыла свои двери для подростков. Её опыт и традиции помогли этой категории учащихся найти себя, поверить в свои силы, поверить в то, что они ещё кому-то нужны. В кризисные времена разваливающегося государства  она обогрела своим теплом потенциальных несовершеннолетних правонарушителей и помогла стать на правильный путь. Выпускники вечерней школы – это и есть жители города. Они руководят, учат людей, регулируют дорожное движение, работают продавцами, таксистами, охранниками и пожарными. В силу жизненных обстоятельств многие из них «не хватали звезд с неба», не уезжали в столицы. И вот теперь эту часть истории города безжалостно отсекают.
Когда Артем принес известие о закрытии школы домой, Кучкин-старший впал в то же состояние непонимания происходящего, как это было с закрытием его предприятия. Комбинат работал, выдавал продукцию, которая успешно отгружалась покупателю и вдруг, оказалось, что денег на зарплату и все остальные платежи нет. Хозяева предприятия развели перед рабочими руками и, продав оставшиеся активы, исчезли. Следующие «жучки», как именовал их Кучкин-старший, продержались полгода. Время не позволяло раскручивать мошенническую сделку долго. Народ жил в ожидании «кидалова», но теплил в себе надежду, что на этот раз ему повезло, и новые хозяева – люди порядочные, и начальство, поставленное ими из своих же, местных, тоже честное. Надежда исчезла вместе с деньгами со счетов предприятия, и ныне оно пребывало в запустении, представляя собой еще один памятник «ельцинским реформам возрождения страны».
- Что же происходит? – возмутился отец Артёма, - Закрыли все предприятия. Теперь до школ добрались. О чём они там думают?
«Они» - в представлении Кучкина-старшего - местная власть, от которой все беды и проблемы. Там, где-то в большой России, открываются заводы, строятся дома, премьер-министр и различные губернаторы по телевизору чуть ли не каждый день перерезают ленточки на открытии школ и детских садов, а президент запускает гидроэлектростанции. Здесь же происходит всё наоборот. Кучкин-старший был уверен, что в местной власти сидят жулики и бездельники и ждать от них чего-либо хорошего не стоит. Но закрытие второй школы подряд – это уже слишком. Тем более, это касается его семьи. А он - глава этой семьи и должен сказать свое веское слово.
- Вот что, мать, - сказал Кучкин-старший жене, - Звони Аглае Савельевне, спроси, что от нас требуется. Письма писать – будем писать, демонстрацию устроить под окнами мэрии – сделаем. Пусть не стесняется, соберем родителей, подумаем. Мы до них достучимся. А надо будет, и им настучим.
На письма родителей отписывался Виктор Данилович. В зависимости от того, на чье имя была составлена жалоба, под «творениями» начальника РОНО появлялись подписи мэра Задова, губернатора или министра образования. Ловко тасуя слова, Виктор Данилович составлял «убедительные» ответы, где через каждое слово проводилась мысль, что так будет только лучше: все будут устроены и пристроены. Учителей ждёт замечательная работа в учебных заведениях города, где они смогут полностью реализовать свой творческий потенциал. Ученики продолжат обучение с перспективой получить более качественное образование, чем в вечерней школе. А если пожелают (это лучший вариант), пусть поступают на учебу в колледжи и техникумы. Если бы проводились чемпионаты мира по лицемерию, то Виктор Данилович был бы явным претендентом на одно из первых мест.
На встрече с коллективом школы и общественностью начальник РОНО большим усилием воли держал себя в состоянии покоя, давая всем понять, что за ним - правда. 
- Почему в нашем городе всё закрывают? – Кучкин-старший пытался получить от этого тщедушного чиновника ответ на самый главный вопрос, который его волновал.
- Я не уполномочен вести разговор обо всех проблемах района, - важно вещал Виктор Данилович, - Что касается объектов образования,  и в частности, вечерней школы, то идет процесс оптимизации в соответствии с «Дорожной картой», утвержденной в министерстве образования. К сожалению, регион наш дотационный и мы должны научиться жить по средствам. Так сказать, что зарабатываем, на то и живем.
- В дотационном регионе по средствам можно только умирать, - Всеволод Сергеевич органически не переносил глупость, которую выдавал начальник РОНО.
- Ваша ирония не уместна, - пытался парировать Виктор Данилович, но «нарвался» на очередной выпад директора школы, - Ваши методы борьбы с проблемами уместны, а моя ирония – нет. Вместо того чтобы наводить в районе порядок и, как вы говорите, в частности, в системе образования, вы планомерно уничтожаете эту систему. А ведь не Вами это было сделано. А «Дорожная карта» - полная профанация.  Слава Богу, насмотрелись мы на эти карты, да программы. Когда-то, под занавес советской власти, вышло партийное постановление: определить для включения в программу возрождения деревень, какой-либо захудалый населенный пункт. Так партийное начальство определило деревню, где был колхоз – миллионер. И Программа выполнена будет и возрождать ничего не надо. Так и Вы со своей «Дорожной картой». Расписались в собственном бессилии и выставили это в качестве основополагающего документа. А в министерстве подпишут всё, что предложите – с вас ведь спрос.
- Всеволод Сергеевич, не вводите народ в заблуждение, - Виктор Данилович стал нервничать. Выступление директора настраивало присутствующих на воинственный лад, - Мы сюда пришли не митинговать. Мы пришли разъяснить родителям последствия возможной ликвидации школы. Я говорю «возможной», так как решение ещё не принято.
- Вы нам мозги не компостируйте, - вступила в разговор мать Кости Курилова, - Принято – не принято. Мы взрослые люди и понимаем, раз устроили эту возню, значит – закроете. Ответьте на вопрос, что будет с нашими детьми. Где они будут доучиваться?
- Есть принципиальное согласие Федора Михайловича, директора нашей самой большой школы. Он готов принять всех и даже сессионников, - доложил начальник РОНО.
- Как же он готов принять, если в свое время он «выпихнул» моего Костьку из десятого класса? Костька лучше стал что ли? Или этот ваш Раскольников подобрел? – возмутилась Курилова.
- Ну, во-первых, почему Вы, уважаемая, используете клички, говоря о директоре школы, где, между прочим, предстоит доучиваться Вашему сыну? А, во-вторых, я сказал уже, что есть его принципиальное согласие. Мало того, часть учителей вечерней школы перейдет в это учебное заведение. Они и будут доучивать ваших детей.
- Так назначьте директором этой нашей теперь совместной школы Всеволода Сергеевича. Этот-то Федор Михайлович пенсионер давно. Пора бы и на заслуженный отдых, - не унималась активная Курилова.
- Такие вопросы решает глава администрации. Это не моя компетенция, - Виктора Даниловича чуть не перекосило  от неожиданного предложения неугомонной родительницы.
- Да, глава администрации ничего у нас не решает. Сколько раз я писала ему и про протекающую крышу, и про разваливающиеся стены. А он только: ждите, Ваш вопрос будет положительно решен. Что там ждать, да решать. Расселять наш дом надо. А он ждет, наверное, пока всё рухнет, да нас там и завалит. И жаловаться некому будет, - включилась в разговор мать Саньки Бухалова. Они с Куриловой жили по соседству, да и работали раньше вместе. А теперь сидели за одной партой, обеспокоенные судьбами своих сыновей.
- Женщины, не уводите наш разговор в сторону. Если есть еще вопросы, то я готов на них ответить, - начальник РОНО был бы рад уже закончить тяжелый для себя разговор. Общаться с простыми людьми, что называется, от станка Виктор Данилович не умел. Он считал, что они  в силу своей необразованности не понимают того, что им пытаются объяснить. Они не хотят понять, что он, Виктор Данилович, работает ради блага их детей, чтобы они могли окончить школу и продолжить дальнейшее образование. А вечерняя школа изжила себя. Вечерняя школа – это не модно и не современно. Вот лицей бы на вверенной ему территории или гимназию – это да. Но как им это все втолковать? Хотелось махнуть рукой, встать и уйти. Но усилием воли он удержал себя за столом.
Далее его спрашивали о судьбе сессионных классов, словно знали, как настроен начальник РОНО  по отношению к обучению взрослых. Но ведь сегодня открыто не скажешь им всем, что раньше надо было думать об учебе. Тогда, когда государство давало такую возможность в средней дневной школе. Конечно же, оно, наше добренькое государство, гарантирует получение образования всеми и всегда. Но ему-то, Виктору Даниловичу, что  с этими гарантиями делать? Как не поймут сидящие здесь назойливые активисты, что не хочет он взваливать на себя эти проблемы. Это – их проблемы!  «Вот рассажу всех великовозрастных учеников в классы с малолетками – сами сбегут. Почувствуют свою ущербность и сбегут. А, что? Идея хорошая. Виктор Данилович пожалел, что нельзя сейчас сказать об этом. Вот было бы интересно посмотреть на их физиономии. А то задают вопросы. Думают, что  от них что-то зависит. И мэр тоже туда же: надо спросить мнение народа. Можно подумать, его интересует это мнение. Да, Задов считается только со своим собственным мнением, мнением начальства и мнением, подкрепленным финансовыми вложениями в его личный бюджет. И все об этом знают и молчат. И он, Виктор, тоже молчит. Потому что Задов ценит личную преданность, о чем и было заявлено ему, Виктору Даниловичу, при приеме на должность.
Выдержав все нападки собравшихся, начальник РОНО завершил собрание, крайне недовольный своими спутниками. Члены «похоронной команды» просидели, как в рот воды набравши, предоставив ему отбиваться за всех. Ну ладно его заместитель. Что может сказать нового заместитель, когда говорит начальник. Но заместитель мэра!? Эта клуша просидела и промолчала! Она всегда и во всём проявляет себя подобным образом. Болтается целыми днями по кабинетам мэрии, когда Задова  нет на месте. А когда мэр на работе, создает видимость напряженного труда: пишет какие-то бумаги и что-то разыскивает в компьютере. Единственно в чём она незаменима – поздравить ветерана с юбилеем или вручить грамоту творческому коллективу. Покрасуется, пожмет руку, скажет добрые дежурные слова и непременно улыбнётся. А улыбка у неё, как костюм из проката, вроде доброжелательная, но не своя, казенная.  Виктор Данилович давно уже ревностно примерял на себя место заместителя главы, находя за собой массу плюсов по сравнению с этой «несуразной теткой».
Родители расходились, так до конца ничего не поняв. Всех детей переведут в другую школу. Всех учителей тоже. В чём смысл? Избавиться от затрат на содержание здания? Неужели эти затраты стоят того, чтобы уничтожить школу? Однако, заверения начальника РОНО в том, их дети всё-таки получат среднее образование, их утешали.
Дома Кучкиных ждал разговор с сыном, заявившим, что доучиваться к Раскольникову он не пойдёт. Отец долго говорил о необходимости среднего образования, но Артём был неумолим. Обида за то, как его «выкинули» в середине учебного года из школы не прошла. Более того, эта обида в купе с тем новым отношением к себе, с которым он столкнулся в «вечерке», стала твердым убеждением, что он точно теперь знает, что такое «справедливость». По справедливости та же Вера Михайловна должна была относиться к нему, как и ко всем, а не стращать своим дурацким ЕГЭ. По справедливости Федор Михайлович должен был, конечно, наказать его за хамство, но не выгонять из школы. По справедливости он сразу стал «своим» в новом коллективе. По справедливости он должен был продолжать нормально учиться в нормальной школе. А её собираются закрыть. Это уже не по справедливости. И по справедливости будет, если он, Артём Кучкин, пойдёт теперь учиться в какой-нибудь колледж, хотя бы автотранспортный, а не вернется обратно, как побитая собака. Артём представил издевательское поведение Печника с компанией, и этого одного было достаточно, чтобы убедить себя в правильности выбора. Отец, выслушав спокойно доводы сына, вдруг неожиданно с ним согласился. Более того, в нем опять проснулась гордость за него. «Тёмка правильно думает. Молодец, - про себя подумал Кучкин - старший,-  Правда, тяжело ему будет со своей справедливостью. Ведь не всё так просто. Нельзя всё время в лоб». Но вслух он этого не сказал, подумав, что может быть именно такой настойчивости и упорства не хватило ему самому в тот момент, когда остался без работы.
Эпопея борьбы завершилась приездом народного депутата. Депутат, как водится, сделал вид, что очень сопереживает учителям и ученикам школы. Вспомнил о своем школьном детстве и своих учителях. Сказал, как высоко ценит учительский труд и никому не позволит совершать необдуманные шаги по «оптимизации системы образования». Прошел по учебным кабинетам, неожиданно для себя отметив, что ничего подобного он и не думал здесь увидеть. В его представлении вечерняя школа была чем-то из старых советских фильмов. Выслушав учителей, депутат тут же дал распоряжение своему помощнику подготовить запрос в местную администрацию и министерство образования. «Я обещаю, что приложу все силы для того чтобы вам помочь. Меня этот вопрос беспокоит не меньше вашего», - заверил педагогов депутат, хотя за полчаса до встречи он был в кабинете Задова и уже знал, что на здание есть покупатель. Мэр красноречиво убеждал его, что так выгодно здание будет больше не продать. Да и обоснование ликвидации сделано добротно, не подкопаешься. «Ситуация, - подумал депутат, садясь в машину, - или ссориться с Задовым или с этими людьми, с которыми я больше никогда, быть может, не увижусь».
15
Весна в городе наступала быстро. Снег осел и почернел, добавив еще больше непривлекательности улицам и дворам. Дороги превратились в полноводные реки. Грязная вода брызгами разлеталась в стороны от каждой проезжавшей машины. Пешеходы жались к краю тротуара, а переходя улицу, выбирали участок дороги посуше, который не всегда совпадал с пешеходным переходом. И в таких случаях водители агрессивно сигналили и откровенно жестикулировали за стеклами своих автомобилей. На это пешеходы со свойственной им безнадёгой разводили руками, как бы говоря «не мы в этом виноваты». Но всё-таки весна была весной, и это одно уже радовало.
Учебный год подходил к концу. Скоро последний звонок. Для вечерней школы он в полном смысле этого слова будет последний. Как и следовало ожидать, решение о ликвидации учреждения было принято. Не помогли многочисленные обращения родителей, учащихся и педагогов в различные инстанции. Встречи с мэром Задовым были похожи на игру в пинг-понг, только мэр играл неизобретательно, отбиваясь одной фразой: «Я учитываю мнение авторитетной экспертной комиссии». Даже Эльза Георгиевна, узнав об очередной, как она выразилась, пакости своего бывшего ученика, заявилась к нему в кабинет. Пришла в неурочное время, когда Задов совещался с коммунальщиками по вопросам весеннего паводка. Старая учительница посчитала вопрос закрытия школы более важным, чем все коммунальные проблемы города. И, прорвав кордон мэрской секретарши, в присутствии подчинённых произнесла в адрес Задова такую разоблачительную речь, что если часть из того что она сказала, была бы тут же подтверждена вещественными доказательствами, Федю можно было бы сажать надолго в колонию самого строгого режима. Не смевший перебить речь Эльзы Георгиевны, Задов уныло молчал, а затем пытался вяло оправдаться. Видя насмешливые взгляды подчинённых, он злился от своей беспомощности.  Визит старой учительницы возымел обратное действие: мэр стал вдруг испытывать злость на весь коллектив вечерней школы, словно это они подвергли его унизительному акту прилюдного бичевания.
Город, казалось, смирился с почти свершившимся фактом. Такие события за последние годы неоднократно проносились над ним, вызывая сначала возмущение, а затем безразличие. Город понимал, что его судьбу решают без него, и видать написано на этой судьбе стать ему каким-нибудь захудалым поселком.
Вне зависимости  от вынесенного «приговора» вечерняя школа работала в обычном режиме. Учителя принимали зачеты, проводили уроки и консультации. Ученики сдавали «хвосты» и повторяли пройденное.
Артём Кучкин впервые за последнее время успешно заканчивал учебный год. У него не было ни «хвостов», ни «двоек». Но на душе было неспокойно. Надо решать свою дальнейшую судьбу. Не раз и не два прокручивал он в голове сложившуюся ситуацию, но всегда приходил к одному – в старую школу он не вернется. «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды», - фраза, произнесенная историчкой Ириной Григорьевной, сразу понравилась, так как полностью соответствовала его мировосприятию. То, что раньше было упрямством, теперь Артем считал постоянством и принципиальностью. Вернувшись обратно, он не смог бы по-прежнему лениво выслушивать упреки учителей и наставительные речи Федора Михайловича. Он узнал, что в автотранспортный колледж его готовы принять, главное, надо пройти медицинскую комиссию. Ещё не плохо бы подтянуть физику до твердой «четверки», чтобы в колледже не было проблем, но обращаться к Полине Ивановне не хотел. Она была единственным учителем в вечерке, с которым он не нашел общий язык. А после победы в КВН, когда Аглая Савельевна не могла нахвалиться своими «умничками», Полина Ивановна при каждом удобном случае попрекала участников команды: «Это вам не на сцене кривляться». Ладно, он будет заниматься самостоятельно. Что-что, а усидчивости ему теперь не занимать.
Размышляя на темы физики и продолжения учебы, Кучкин бродил по городу и, одновременно, наслаждался весной. Вечерние прогулки всегда поднимали настроение. Улицы были полупусты. Редкие машины проскакивали, разбрызгивая грязную воду и не нанося этим никакого ущерба. Не заметно для себя, Артём дошёл до городского парка.  Сюда с детства на праздники его водили родители. А потом он сам в компании друзей бывал здесь на митингах в честь Дня Победы. Говорят, когда-то в парке был оборудован фонтан. Кучкину в это верилось с трудом, как с трудом он представлял свой город ухоженным, с людьми, которые в большом количестве по утрам шли на работу, а вечером возвращались домой. Ему казалось, что город всегда был такой, грязный, неуютный и бесперспективный. О бесперспективности города Артем неоднократно слышал от родителей, учителей и просто старших знакомых. Они говорили, что молодежь уезжает и правильно делает, иначе они здесь пропадут. Кучкин никогда до этого момента не думала о том, что он уедет из этого города. Но сейчас реально представил себе это. «Наверное, так будет правильно», - подумал Артём. Его внимание привлекла шумная компания подростков на мемориале погибшим землякам. Подойдя ближе, Артём узнал приятелей Витьки Печкина. Сам Витька стоял на мраморных плитах мемориала в обнимку с Веркой Дерюгой, а верный «оруженосец» Сенатор фотографировал их на телефон. Витька то и дело вскидывал руку, то в нацистском приветствии, то изображая знак «V». Сашка Зола с Липой кривлялись рядом, и все громко смеялись.
- Эй, Куча, давай к нам, - крикнул Печкин, увидев Артёма. После КВН отношение Витьки к Кучкину резко изменилось. Он считал поражение в игре страшной обидой, унижением, которое нанес ему этот «выскочка из вечерки». Витька искренне не понимал, как он, победитель олимпиад, почти круглый отличник, мог так позорно проиграть. Всюду и всем он говорил, что жюри явно подсуживало «вечерке», что игра была нечестной. Приходившая вдруг в голову мысль, что Кучкин и его команда были лучшие, только ещё больше бесила заносчивого Печкина.
- Куча, не дрейфь! Бить не будем.
- А чего это мне тебя бояться? – Артём с самым независимым видом направился в сторону развеселившейся компании, у которой снисходительная фраза «Бить не будем» вызвала новый взрыв смеха.
- Ну что, прихлопнули вашу «альма матер»? – блеснул эрудицией Печкин.
- Ага, к матери и послали, - Сенатор посчитал, что он очень остроумно пошутил, поэтому захохотал, громко и искусственно.
- А и правильно. Не должно быть таких школ. Хотя, где же дураков теперь учить будут? – продолжал издеваться Печкин.
- А где вы учитесь, там вас и будут учить, - спокойно ответил Артём, - Только, видать, вас там ничему не научили.
- Посмотрите, какой умный у нас Куча! Какой он воспитанный! Какой он весь из себя положительный! – закричал, молчавший до этого времени, Сашка Золин.
- Положительный не положительный, а руку в фашистском приветствии на мемориале вскидывать не буду, - зло сказал Кучкин, - Я не такая сволочь, как вы.
- А ты, может быть, нас еще поучишь, как себя вести? – перестав смеяться, с вызовом спросил Печкин.
- Да вас учить бесполезно. Вы же, как хамелеоны, в школе паиньки, подхалимы, а на улице ведёте себя, как мразь последняя, - Кучкин сжал кулаки и шагнул навстречу приближавшемуся к нему Печкину.
- Может, ты повторишь, что сказал? – в словах Витьки чувствовалась угроза.
«Если драки не избежать, бей первым, - учил Артёма отец, - покажи сразу, что не боишься». Драки было не избежать, Артём это понял. Слишком много злости накопилось в Печкине, и она должна была выплеснуться наружу. Слишком отвратительно вели себя эти «хваленые отличники», и Кучкин не мог им это спустить. Помолчать – значит струсить. Уйти - значит струсить. А струсить – не уважать себя. А если он, Артём Кучкин, требует уважения к себе от других, то как же он не будет уважать себя сам?
- Могу и повторить, если ты глухой, - произнес Артём и, заметив движение Витькиной руки, резко и зло ударил Печкина кулаком в лицо. Из разбитой губы потекла кровь. Витька отскочил в сторону, и Артему показалось, что тот заскулил.  Кучкин усмехнулся, и в тот же момент на него набросились Сенатор с Золой. Вообще-то, и Сенатор, и Сашка Золин были трусоваты,  ранее за ними не числились победы в дворовых баталиях. Но толпой на одного - чего же не подраться. Тем более еще и Липа с Дерюгой вцепились в волосы этому Куче. Зря они это сделали. Артём никогда не дрался с девчонками, но тут, в этой заварухе, так получилось, что досталось им изрядно.
Драку пресекли сотрудники патрульно-постовой службы, проезжавшие мимо.  Печкин и его команда вышли из потасовки заметно потрепанными, но и правый глаз Кучкина заплыл лиловым синяком – это он пропустил удар левши Золина. Сотрудники ППС, признав в одном из хулиганов сынка заместителя начальника полиции, майора Золина, решили правонарушение не фиксировать, а сделали ребятам устное внушение и отпустили по домам.
Артём сошёл с тротуара, раскопал рукой почерневший сугроб, взял в ладонь чистый снег и приложил к уже заплывшему глазу. Настроение у него было, как ни  странно, отличное.  Он с удовлетворением заметил про себя, что действительно не спасовал и правильно сделал, что ударил первым. Вернее, на долю секунды опередил Печника. Пропущенный первый удар поверг бы его в замешательство, что сыграло бы на руку его противникам. Разложив в голове всё «по полочкам», Кучкин еще раз сделал снежный «компресс» взамен уже растаявшего и ускорил шаг. Он шел с видом победителя, а иначе, и быть не могло. «Драться нужно только за правое дело», - вспомнил Артём фразу из какого-то старого черно-белого фильма. Значит он – молодец. Вот только, что говорить родителям, Кучкин пока не придумал. Сказать правду – похоже на донос. Рассказать про то, что упал – кто же в это поверит. В таких случаях отец говорит: «Ты, наверное, наткнулся на столб, а стол был очень похож на кулак».
Дома на немой вопрос родителей Артем так и сказал:
- На столб налетел в темноте.
- Да, давненько ты не дрался, - спокойно сказал отец, - В школу-то нас не вызовут по поводу этого столба?
- Думаю, что нет. Они первые начали.
- Кто? – спросила мать.
- Столбы, - сказал Артём и прошел в свою комнату.

16
История драки с компанией Витьки Печкина получила бурное продолжение, вопреки ожиданиям Артёма. Во-первых, мать Печника, ответственный работник администрации, допыталась у своего единственного чадушки о причине разбитой губы и тут же пообещала «сгноить этого малолетнего преступника в колонии». «Малолетним преступником» в представлении мадам Печкиной был, конечно же, Кучкин. Используя все свои навыки борьбы на поприще культуры, она раздула грандиозный скандал с привлечением отдела образования, администраций двух школ, комиссии по делам несовершеннолетних и, естественно, органов внутренних дел. Мать Печкина требовала отправить Кучкина в колонию за циничное избиение из хулиганских побуждений «ребят из приличных семей». Она ежедневно названивала в различные инстанции и тратила большую часть рабочего времени, как она говорила, на защиту своей семьи.
Мэр Задов дал команду Виктору Даниловичу в кратчайшие сроки принять все необходимые меры, дабы другим неповадно было.
Кампания по осуждению Кучкина набирала обороты: писались характеристики, Всеволод Сергеевич с Аглаей Савельевной отписывались о проведенной профилактической работе. Готовилось заседание комиссии по делам несовершеннолетних. Кучкин упорно молчал о причинах своей «внезапно проявившейся агрессии». Тучи сгущались над его головой. Судя по задействованным силам, самое малое, чем мог отделаться Артём, быть поставленным на учёт как несовершеннолетний правонарушитель. Но тут произошло событие, превратившее его из малолетнего хулигана в почти героя.
Верка Дерюга, девица небольшого ума и весьма свободных нравов, опубликовала в социальной сети фотографии под заголовком «Наш кастинг на мемориале». И тут же поменяла статус «в свободном поиске» на - «встречается с Витькой Печкиным». На снимках красовался Витька Печкин, отличник, гордость школы и района, который стоял на мемориале и вскидывал руку в нацистском приветствии, к нему льнула сама Дерюга. Верка посчитала, что такое откровенное фото будет железобетонным подтверждением её нового положения.  Девчонки должны обзавидоваться: «закадрила» самого Печника. Другие фотки были не так вызывающи: Золин с Липой корчат рожи, находясь в стороне от мраморных плит с именами погибших. Вместо ожидаемой кучи лайков и восторгов от приятелей, разразилась настоящая буря. Участники группы «Наш город» в одной из социальных сетей «навалились» на «начальственных отпрысков» со всем праведным гневом,  который могут позволить себе глубоко оскорбленные столь циничной выходкой люди.
Виктор Данилович, начавший было «разборки» с администрацией вечерней школы по поводу «неудовлетворительного состояния воспитательной работы в учреждении» в связи с безобразным поступком Кучкина, не знал, как себя дальше вести. Рассматривать аналогичный вопрос в отношении школы, возглавляемой Федором Михайловичем, означало поставить под удар  многие авторитетные и значимые фамилии. Начальник РОНО знал о приятельских отношениях бизнесмена Печкина – старшего и мэра Задова, а с мадам Печкиной Виктор Данилович вообще работал в одном здании и встречался неоднократно в течение рабочего дня. И потом, заместитель начальника полиции Золин далеко не последний человек и посягать на его репутацию, а именно так расценивал свои возможные действия начальник РОНО, было бы не правильно с точки зрения дальнейшей карьеры. Пока Виктор Данилович мучился извечным вопросом «что делать?», события разворачивались со стремительной быстротой. 
Первым отреагировал на столь круто изменившиеся обстоятельства и всплывшие вслед за этим причины драки майор Золин. Он тут же прекратил все действия своих подчиненных в отношении несовершеннолетнего Кучкина и, позвонив по телефону отцу Артёма, принёс ему свои извинения. Придя домой со службы раньше обычного, он заперся с сыном в отдельной комнате.
- Что означают эти снимки в Интернете? – строго спросил отец.
- Это не я, - трусливо поёжился сын, - Это Витька.
- Но ты был рядом? И потом, я всегда учил тебя отвечать за свои поступки,– голос отца был тяжелым.
- Мы же шутили, - лепетал Сашка, понимая, что в свое оправдание он ничего сказать не может.
- Ты хоть раз читал, что написано на этих плитах?
Ещё  в пятом классе Сашка с гордостью показывал своим школьным товарищам плиту с фамилией своего прадеда, красноармейца Золина Александра Никифоровича, на которого пришла похоронка в самом конце войны. Маленький Саша очень гордился прадедом, расспрашивал о нём отца и деда, пока тот был жив, однажды даже участвовал в конкурсе сочинений «Герой войны в моей семье». Потом всё это стало для подросшего Сашки чем-то очень обыденным, на что он перестал обращать внимание. Появились другие интересы и другие ценности. Как-то на 9 мая он пытался возложить цветы на плиту с фамилией прадеда, как тут же услышал насмешливое издевательство Печкина в свой адрес.
- Да, читал, - прошептал Сашка, вспомнив всё это..
- И как ты думаешь, должен поступить я, внук солдата, погибшего на фронте и офицер полиции? Да и просто, как нормальный человек?- последние слова отец произнес на повышенных тонах. Это обычно означало одно, что разговор закончен, но в этот раз отец добавил, - Что-то я упустил в твоём воспитании, сынок. Будем исправлять, пока не поздно.
В лучших традициях «домашнего» воспитания майор Золин выпорол Сашку офицерским ремнем. Пришедшая с работы мать, увидев зареванного сына, только спросила:
- Уже получил? Поделом. Я бы ещё добавила, позорище.
Высказывания горожан в социальных сетях в отношении «героев» кастинга становились всё больше далекими от нормативной лексики. Администрация группы постоянно удаляла оскорбительные комментарии, призывала участников к сдержанности, но хамская выходка «несовершеннолетних выродков» продолжала будоражить людей. Именно на определение «несовершеннолетние выродки» обиделась мадам Печкина и, попытавшись вступиться в защиту «провинившихся детей», пригрозила автору «оскорбительных слов» уголовным преследованием. Это только раззадорило пользователей Интернета, и комментарии в духе «какие родители такие и дети» и «от осинки не родятся апельсинки» «посыпались» в адрес мадам Печкиной. Благоразумный супруг по совету приятеля, мэра Задова, успокоил излишне активную жену, очевидно объяснив, что его денег и влияния не хватит для доказательства её «правоты».
Благодаря Интернету  конфликт выплеснул за пределы района и даже нашел отражение в новостной передаче центрального телевидения. Бледный Виктор Данилович в объектив видеокамеры пытался убедить корреспондента в том, что это единичный, нетипичный случай. Он неоднократно повторил слово «нетипичный», словно пытался им загипнотизировать и журналиста, и зрителей. Вопрос, а правда ли, что провинившийся подросток является отличником и гордостью района, привел начальника отдела образования в полное замешательство:
- Я бы так сразу не заявлял – гордость района. У нас очень много хороших учащихся, ведущих исследовательскую работу и являющихся активными общественниками. Виктор Печкин был один из многих, кто неплохо учился. Но я бы не говорил здесь о каких-то исключительных достижениях, - осторожно подбирая слова, пытался выйти из трудной ситуации Виктор Данилович.
Федор Михайлович, обвиненный всё теми же журналистами в недостаточном внимании к проблемам  патриотического воспитания, и вовсе занял непонятную окружающим позицию:
- Я считаю, что они должны нести полную ответственность за свои поступки. Они – взрослые мужики и, как мужики, должны отвечать.
- А Вас не смущает, что это Вы сейчас говорите о подростках 15-ти – 16-ти лет, которым в семье и в Вашей школе, в том числе, не привили чувство патриотизма?
- Я не думаю, что Вы правильно обозначаете проблему, - защищался Федор Михайлович, - Они достаточно взрослые и самостоятельные, чтобы отвечать за свои поступки.
- Если в понимании директора школы эти подростки, вскидывавшие руку в нацистском приветствии на мраморных плитах мемориала погибшим воинам, взрослые и самостоятельные, то проблема нам представляется гораздо серьезнее, чем казалось сначала, - многозначительно закончил репортаж столичный журналист.
Конечно же, впоследствии Федор Михайлович говорил, что его поняли не так, его слова перемонтировали, но попытка оправдаться лишний раз подтверждала его неправоту.
Как бы то ни было, к концу учебного года скандал сошел «на нет». Администратор группы удалил все комментарии по этому поводу, Печкин с компанией вели себя «тише воды, ниже травы». Имя Витьки даже исчезло из числа отличников школы. Толи кто-то из учителей подошел принципиально в оценивании знаний бывшего лучшего ученика, толи руководство учреждения решило временно «не дразнить гусей» и не стало афишировать его успехи в учебе. Артёма Кучкина поначалу ставили в пример многие учителя. Даже Вера Михайловна, правда, с непременной оговоркой, что нельзя такими методами бороться за правду. Всеволод Сергеевич был более категоричен. На совещании руководителей, где разбиралось это чрезвычайное происшествие, он заявил прямо без обиняков: «Нельзя осуждать Артёма. Он поступил правильно, так, как должен был поступить на его месте любой нормальный человек».
Что и говорить, после такого исхода Аглая Савельевна была на седьмом небе. Её ученик повел себя как настоящий мужчина и порядочный человек. Это ли не высшее счастье для педагога. Пусть он путает причастия и деепричастия, неверно решает химические задачи, главное, чтобы в таких жизненных ситуациях он всегда находил единственно верное решение.

17
Конец мая – время надежд. Надежд на теплое лето. Надежд на скорый отпуск. А в школе – надежд на успешное окончание учебного года, и такое же успешное начало следующего. Успешное окончание учебного года – это хорошо сданные экзамены, это поступившие в техникумы и ВУЗы выпускники, это счастливые родители. Но это не только пора надежд, но и время расставания, время легкой грусти и светлого незабываемого прощания со школой. Все эти эмоции должны найти своё воплощение в торжественной речи директора.
Всеволод Сергеевич, обычно, полагался на свои способности к экспромту. Начинал речь с первой мысли, которая приходила в данный момент в голову. А поскольку голова в это время была забита только одним, то и речь складывалась как надо.  Прочувственное вступление, трогательные воспоминания, оптимистические пожелания – канва выступления выстраивалась сама собой. Так было всегда. Но в этот раз последний звонок был действительно последним для школы. Заканчивалась её более чем семидесятилетняя история. И Всеволод Сергеевич, волею судьбы, оказавшийся её последним директором, хотел найти слова необычные.
В коридорах звучала музыка. Классные руководители выпускников вместе со своими подопечными проводили последние репетиции предстоящих выступлений, которые должны создать атмосферу праздника на этом трогательном мероприятии. Остальные коллеги были заняты каждый своим делом. Кто-то пытался помочь завхозу в организации запланированного после линейки банкета и только путался у неё под ногами. Галя - завхоз со стажем и человек неуемной энергии – отбивалась от непрошеных помощников и всё делала, в конечном итоге, сама. Другие, зная эту особенность Галиного характера, даже и не пытались вмешаться в процесс приготовления и предавались либо безделью, либо последним штрихам в наведении макияжа.
Всеволод сидел в своём кабинете и думал, но в голову ничего не лезло. Да и что, в конце концов, он может сказать такого особенного. У выпускников праздник и никакие ликвидации школ не испортят этот праздник. Коллеги чувствуют и переживают то же самое, что и он, и слова тут не нужны. Присутствующие представители общественности в большинстве своем прошли через петиции, обращения и прочие элементы борьбы за сохранение школы и к неизбежному финишу перегорели. Будоражить их вновь душещипательной речью, наверное,  не стоит. Ладно, пусть будет всё, как всегда. Всеволод зачитает приказ о допуске к экзаменам – это самый главный момент во всем мероприятии и скажет пару напутственных слов. И не забыть пожелать в конце речи традиционное «ни пуха, ни пера!». Выпускникам нравится в открытую, совершенно «легитимно», посылать директора «к чёрту». Далее по сценарию будут говорить учителя, которые непременно попытаются излить поток добрых слов и хороших напутствий. Выпускники, в свою очередь, поблагодарят всех педагогов, вручат цветы и подарки. Всё это пройдет, как говориться, на оголенном нерве. Высочайший всплеск эмоций выльется, в конце концов, в фотографирование «на память» с клятвенными обещаниями не забывать школу и учителей и всегда навещать их при случае. И в этой суете все забудут, что прийти и навестить свою школу будет некуда. Школы не будет. В здании будут ходить чужие люди и зарабатывать деньги гостиничным или каким другим бизнесом.
Артём Кучкин с утра «болтался» в школе. Традиционно выпускников должны были поздравить «идущие за ними» ученики десятого и одиннадцатого классов, и Аглая Савельевна попросила своих «умничек» выступить на линейке с каким-нибудь веселым напутствием. Раньше бы Кучкин отнесся к такому поручению весьма скептически. Не в его правилах было проявлять активность в общешкольных делах. Но сейчас, после успеха в КВН, после инцидента на мемориале, Артём понял, что он член этой команды. Нет, не команды КВН. Не команды класса. А общешкольной команды, которая делает одно общее дело. И это дело ему очень нравится. Бухалов, Курилов и девчонки готовы были выступить на линейке, если только «Куча напишет что-нибудь забойное». И Артём  с удовольствием взялся за очередное сочинительство. Бессонная ночь принесла свои плоды. К утру был готов музыкальный номер в стиле «рэп». Герои номера – два подростка, заканчивающие школу. Один – «тихий троечник» говорит слова благодарности учителям
за то, что летать научили,
хоть в мыслях своих, хоть в желаньях,
за то, что вы тайны открыли
природы и мирозданья;
за то, что взять старт помогли нам,
надежную цель обозначив,
за то, что вы нас научили
решать непростые задачи…

Другой – «отличник, победитель олимпиад и всевозможных конкурсов» уходит из школы тоже с сожалением:
принимаю от вас все слова,
время школьное так скоротечно,
вы поймите, судьбу не кляня,
знаю я, вам никак без меня,
я в истории школы – навечно…

А после этих рэп-монологов  «жирную точку» ставит «хор учителей»:
а в памяти останутся лишь те,
кто жил единой жизнью  с нашей школой…

И всё в таком духе.
Последний звонок состоялся, как сказала в конце линейки Аглая Савельевна. Она, очевидно, хотела намекнуть на те особые обстоятельства, в которых проводилось мероприятие. Было много родителей и слов благодарности от них. Выпускники подарили всем присутствующим замечательный танцевальный флеш-моб, который представили на футбольном поле рядом со школой. А воздушные шары, запущенные ими в небо, напомнили всем о собственных детских мечтаниях, о сбывшихся и не сбывшихся надеждах и о том, что предстоит еще впереди. Единственное, что отличало этот праздник от предшествующих, то, что на нем не было представителей администрации. Посчитав вопрос со школой решенным, Виктор Данилович «позабыл» расписать ответственное лицо для присутствия на торжественной линейке в вечерней школе. Но даже эта «забывчивость» не испортила праздника. Скорее, сделала его более домашним и трогательным. Все до упада смеялись над представлением школьной команды КВН, где Кучкин изображал заносчивого, зазнавшегося отличника, а Санька Бухалов сам себя – «тихого троечника». Причем только Кучкин открыл рот, как тут же раздались голоса:
- Смотрите, это же Печник!
Крах «бывшей гордости района» был ещё на памяти, а Артём изобразил его настолько точно, что смеялся даже Всеволод Сергеевич, хотя посчитал это не педагогичным.
Сам же директор выступил со всей подобающей ему торжественностью, выдержав все нюансы, присущие моменту и только однажды, когда говорил о том, что всегда в школьной жизни приходит момент прощания со школой, голос его дрогнул. Сказать: «Для вас всегда открыта в школе дверь»,-  он не мог. Он сказал: «Мы всегда будем рады видеть вас, где бы и вы и мы не работали».
Прощальное фото «последнего выпуска» вечерней школы делали со всей тщательностью. Вездесущая Аглая Савельевна создавала композицию, переставляя учеников и учителей в соответствии с собственными представлениями о гармонии.
- Ирочка,- обратилась она к историку Ирине Григорьевне,- отойди от Тамары Юрьевны. Два зеленых пятна рядом – это не хорошо. Встань рядом с Полиной Ивановной. Она – в серую клетку: будете гармонировать.
- Даже, если я – зеленое пятно, я всё равно ни с ней, ни с серой клеткой гармонировать не буду, - Ирина Григорьевна, пошутив, перешла на другую позицию. Но Полина Ивановна уже, что называется, закусила удила. В последнее время она совсем не понимала и не принимала шуток. Каждое слово в свой адрес воспринимала «в штыки», находя «подводные камни» даже там, где их нет.  Отношения с коллегами испортились после ряда легкомысленных финансовых операций, проделанных ей в целях улучшения собственного благополучия.
Прочитав где-то, что на Западе большинство населения живет в кредит, Полина набрала ссуд в различных кредитных учреждениях, подрядив половину доверчивых и наивных коллег в качестве поручителей, а у другой половины просто взяла деньги в займы. Наступила та жизнь, о которой она мечтала: появились средства и возможность реализовать свои растущие потребности. Полина покупала стильные красивые, а главное, модные вещи, планировала  отдых на море, помогала деньгами родственникам и с этой стороны чувствовала себя преуспевающей леди.  Но вместе с видимым благополучием возник ряд неудобств: все кредиторы требовали возврата денег. Банки слали письма и эсэмэски, подавали в суд, а коллеги каждодневно напоминали о том, что пора возвращать долг. Полина Ивановна считала их нечуткими, злобными людьми и долги отдавать не торопилась.
«Фыркнув», Полина Ивановна отошла в сторону с видом обиженного, смертельно оскорбленного человека. Ирина Григорьевна не придала никакого вида этому демаршу. Правда, отреагировали остальные.
- Полина Ивановна, встаньте рядом с Лидией Марковной, - Аглая Савельевна пыталась «задавить» зарождавшийся конфликт и сделала Полине «страшные глаза». Этот взгляд должен был означать: «Ты что, мать, обалдела, при учениках выделываешься». Полина Ивановна послушно подошла к Лидии Марковне. Та слегка приобняла её, сказав:
- Нельзя же так, во всяком слове искать подвох. Так, милая моя, жить будет трудно.
Переставив, без каких либо эксцессов еще несколько человек, Аглая Савельевна заняла своё место с края всей композиции и скомандовала: «Чиз».
Кучкину, который исполнял роль фотографа, пришлось делать несколько снимков, так как всё та же Аглая Савельевна, то «моргнула», то «не улыбнулась», то была «слишком серьезна».
- Атрём, давай еще разок. Смотри, что бы все поместились. Для истории снимаешь…

Все истории когда-нибудь заканчиваются. Заканчивается и эта школьная история. В ближайшее время – экзамены, а затем – вручение аттестатов. Выпускникам, счастливым и озабоченным одновременно, предстоит решать ещё более сложные задачи. И теперь полагаться придется на свои собственные силы, поступать в соответствии со своими собственными убеждениями, опираясь на свои собственные знания, полученные, в том числе, и в стенах этой школы. Учителя в этот раз похожи на своих выпускников – они тоже уходят из этой школы. Трудно передать чувство расставания. Это не уход с «насиженного» места, не оставление привычной работы. Аглая Савельевна, пытаясь выразить своё состояние, сказала, что это как разрушение храма, где стены намолены и несут особую энергетику. Школа, которая просуществовала длительное время, тоже несёт в себе особую энергетику. Это не только традиции и достижения, но судьбы её выпускников и её учителей. Это история города, для которого школы жила и работала. Учителям было понятно, что первого сентября они опять войдут в класс, но это будет уже другой класс, это будет другая школа, другая жизнь и другая история.

2017-2018 г.г.
г. Беломорск