Комната

В комнате как всегда было душно. Лиз громко дышала – лихорадило третьи сутки, и никакие лекарства не помогали. Возле кровати, на небольшом столике стояли горы кружек и баночек с таблетками, выписанными врачом ещё две недели назад. Но она к ним так ни разу и не притронулась. Не позволила их впихнуть в себя.
Я за письменным столом, нервно стучал ручкой и пытался выудить из головы хоть какие-то слова. Вот уже три часа я таращился на чистый листок бумаги, изредка переводя взгляд на новенький конверт, где уже мною неровным почерком было написано: «Психиатрическая лечебница городского округа Уайтбург, штат Мэн». Зубы уже начинали стучать от напряжения, но собраться с мыслями всё никак не получалось — мешало хриплое дыхание Лиз, похоже на стон умирающей проститутки.
Да, проститутки. Нет, даже не так. Шлюхи. Обыкновенная шлюха, никак иначе. Ещё тогда, когда они познакомились на третьем курсе университета, я сразу понял, что она такая. Вечно напомаженная, огромный слой штукатурки на лице, надменный взгляд, из которого сочился язвительный огонёк. Она проходила мимо меня каждую перемену и говорила своим подругам что-то вроде «вот же урод» или «когда он уже начнёт нормально одеваться». А затем они громко смеялись и уходили дальше по коридору.
К концу университета я вытащил её из-под колёс машины, которая неслась прямо на неё на полной скорости. Правда под скоростями была не только машина, но и она сама. Еле откачали.
Просидел с ней в палате всю ночь. Утром она раскрыла глаза и, увидев мое уставшее лицо, фыркнула: «Что ты здесь забыл? Вали домой», — и отвернулась к стене, делая вид, что уснула.
Я ушёл. Неприязнь продолжала расти.
– Хэй, не хочешь мамочке своей задницу подтереть? – смеялась она, проходя мимо меня в кафетерии.
– Не хочу, – громко отвечал я, пялясь с тарелку с горохом и котлетой неизвестного происхождения. А когда она уходила, тихо шептал: «Сука».
Вдруг я услышал глухой стук прямо под ногами. Пока я предавался ретроспекции, ручка выскользнула из влажной ладони и ударилась об ободранный паркет. Да и вообще вся её комната, что расположилась на окраине города, была похожа на наркопритон.
Я посмотрел на Лиз. Отвернулась к стене, громко сопя и ёрзая на уже измявшейся простыне. Иногда сквозь её изможденные стоны я слышал что-то вроде «нет, уходи, я не хочу» – и продолжала ворочаться и кашлять.
Но это произошло с ней не из-за наркотиков. Смотря на это чистое лицо без макияжа и надменной улыбки здесь, на отшибе жизни, я гладил её волосы, пытался укрыть одеялом, потому что в комнате стоял неимоверный холод – в окнах не было утеплителя, а денег у Лиз, ясное дело, давно уже не осталось. Духота резко ушла, оставив лишь неприятный запах имбирного чая. Это её любимый чай.
Я повернулся обратно к столу, покрепче схватил ручку. Не мог я так поступить с ней, просто не мог. Слова не шли, так, может, оно и не нужно? Нельзя бросать её на произвол судьбы. Совсем никак, совесть мне не позволит.
За дверью послышались шаги. Кто-то остановился возле неё и тихо постучал. Тук-тук, есть, кто дома?
Нет, на лице моем появилась кривая улыбка, никого дома нет.
Вновь взглянул на Лиз. Изможденная, уставшая от жизни девушка, загубившая себя убивающими изнутри привычками и зависимостями. Пару раз её насиловали на вечеринке, один из её бойфрендов оказался садистом и постоянно бил об неё бутылки с пивом, водя по притонам, где она и набралась всякой гадости. Стыдно признаваться, но я часто следил за этой потаскухой.
Любовь, ненависть. Абстрактные чувства, которые нельзя описать, нельзя о них рассказывать – они слишком сокровенны, а я никому не доверяю в этом море помоев.
Наконец, я решился. Слова сами всплыли в раскалывавшейся от измождённых стонов голове. Если я этого не сделаю, то так будет хуже для нас обоих.

  «Заберите меня. Я схожу с ума. Мне плохо».

Первые три предложения, которые я смог выдавить из себя. Заставил себя продолжить:

  «Со мной девушка, она умирает. Умирает из-за меня».

Остановился, перевёл дыхание. Вновь стало душно, запах имбиря резко ударил в нос, стало невозможно дышать. Открывать окна нет смысла – она заколочены.

  «Эмпти-стрит 26, комната 78»

Чего-то не хватало. Ах, да.

  «И вызовите полицию. Когда вы приедете, она будет уже мертва».

И только после этих слов я развернулся и смог разглядеть в полумраке комнаты её правую руку, что была пристегнула к спинке кровати старыми наручниками, которые я купил на барахолке, специально для неё.
— Так будет лучше, — шептал я себе, — для нас обоих.
Повторял это много раз, пока голос совсем не пропал.
Затем встал, оделся и, собираясь открыть дверь, за которой уже наверняка никого не было, вновь взглянул на Лиз. Молодая. Больная. Умирающая. Есть всё же какая-то притягательность в смерти, неясная красота бледного тела и пустых глазниц.
Вышел, закрыл комнату на ключ. Спустился на первый этаж, где стоял общий почтовый ящик, бросил туда злосчастный конверт и вернулся во тьму.
В неведении мы провели три дня. Лиз перестала стонать и ворочаться. Лекарства принимать отказывалась — говорила, что я хочу её напичкать ими и изнасиловать. Я не стал её заставлять, лишь сидел рядом дни напролёт, а когда она засыпала, то расчёсывал волосы, поправлял одежду и накрывал тёплым одеялом, стоило ей начать дрожать. Хотя, может, это не от холода, а от ломки. Она не принимала ничего вот уже две недели, потому что я заставил от этого отказаться.
На четвёртый день на улице послышался вой сирен. Полицейские и машина скорой помощи остановились прямо возле дома, выхватывая своими мигалками куски дряхлой материи, крошащихся кирпичей и бельевых верёвок, на которых я бы с радостью повесился, если бы хотел умереть. Сквозь щели досок, что закрывали окна, яркий свет проникал в комнату, немного раздражая своей назойливостью.
В дверь настойчиво постучали. Я сидел и молчал, ожидая своего конца. Лишь эхо дыхания Лиз оглушало весь мир.
Она уже мертва, давным-давно мертва.