Гномы

   В сентябре комитет по делам городских развлечений Шнеербурга утвердил интересный креативный проект: населить городские чердаки и подвалы гномами, которые время от времени будут появляться на улицах города группами или поодиночке, бегать по крышам, стучаться в двери, заглядывать в окна городских обывателей. Тем самым они должны были делать городскую жизнь интереснее и острее. Утверждению предшествовали бурные споры – наиболее образованные в области германской мифологии члены комитета напомнили, что гномы, как правило, живут в горах и занимаются шахтёрским трудом, проще говоря, ищут золото. Городов же они побаиваются и сторонятся. Им возражали, что это не имеет значения, во-первых, потому что гномы вполне могли переместить свои поиски золота в среду обеспеченных буржуа, каковыми являлось большинство жителей города, во-вторых, потому что обеспеченные буржуа в основной своей массе мало сведущи в области германской мифологии. Как альтернативная идее гномов возникла было идея домовых, но быстро увяла, поскольку для её реализации пришлось бы регулярно нарушать границы священных частных владений горожан. Про «уличных», «подвальных», «чердачных» и прочих члены комитета ничего не слышали, поэтому в итоге гномы оказались оптимальным вариантом.
   Для осуществления проекта решено было нанять за хорошее вознаграждение группу лилипутов, приготовить для них специальные костюмы: сапоги, яркие колпачки, шаровары и камзолы, – провести с ними несколько занятий актёрского мастерства и разработать специальный сценарий. Отдельные сценки решили написать заранее, но в основном, лилипуты должны были импровизировать. 
   Проект, безусловно, обещал быть интересным и продуктивным. Старинный город Шнеербург со своими узкими улочками-лабиринтами, мощёными мостовыми и огромным количеством подвалов и крыш с чердачными окнами, несомненно, должен быть заселён не только людьми, собаками, кошками, крысами, попугайчиками и канарейками, но и прочими куда более интересными существами. Жителям города в последнее время жилось скучновато – печать унылого благополучия и сытости лежала на лицах большинства из них. Гномы же были хорошим средством пощекотать чувства и придать лицам оттенок любопытства. Кроме того, это был отличный информационный повод, чтобы привлечь внимание прессы и телевидения к деятельности городских властей, напомнить населению города, что власть думает не только об их буднях, но и об их праздниках. Короче говоря, все эти аргументы сломили сопротивление скептиков в комитете, и они вынуждены были проголосовать за проект.
    Герберт был лилипутом, и когда в их небольшое общество поступило предложение принять участие в проекте, он согласился не раздумывая. Он был одинок, работал бухгалтером, работа была однообразной и скучноватой, но он любил её, считая нужной и полезной для общества. В его душе всегда был праздник, и поэтому, конечно же, он захотел принять участие в организации праздника для других. Кроме того, можно было заработать, что было для него совсем не лишним. На кастинг он надел свой лучший костюм и повязал галстук, туфли надел на толстенной платформе, чтобы выглядеть значительнее, хотя потом уже сообразил, что надо было, наоборот, приложить все усилия, чтобы выглядеть меньше ростом. Но его выбрали. Всего выбрали восемнадцать человек – больше половины всех членов общества, в которое входили не только жители города, но и целого округа. Учитывая, что все лилипуты имели постоянную работу, решено было составить скользящий график, так чтобы можно было сочетать основную работу с гномовской халтурой. Дело завертелось быстро, и к середине ноября гномы были уже готовы к выходу на улицы Шнеербурга. Следует отметить, что проект держался в тайне: костюмы шила одна маленькая частная мастерская, работники которой дали подписку о неразглашении, такую же подписку дали лилипуты. Занятия по актёрскому мастерству также не афишировались. Проект должен был охватить время с середины ноября до конца декабря – особенно частые вылазки гномов предполагались, естественно, на рождественские праздники. Конечно, некоторым лилипутам пришлось пожертвовать этими праздниками, но вознаграждение было вполне убедительным, да и само дело не было скучным. Герберт ничем не жертвовал, поскольку на рождественские праздники планов не имел.
    Первая вылазка, в которой принимал участие Герберт, состоялась двадцать четвёртого ноября, в воскресенье. Трое гномов в разноцветных колпаках (Герберту достался красный) должны были вылезти из чердачного окошка на крышу и с топотом пробежаться по ней как раз в тот момент, когда жители города в большинстве своём возвращались из церкви. При этом надо было бурно жестикулировать, общаясь между собой. Обращать внимание на удивлённо разинувших рты прохожих не полагалось. Крыши в Шнеербурге снабжены перильцами, и поэтому мероприятие было неопасным. Главная сложность состояла в том, чтобы незаметно проникнуть на чердак и там переодеться и наложить грим – дело в том, что в Шнеербурге, как правило, всем до всего материального есть дело, в том числе и до чердаков, поэтому свободный доступ на чердаки был затруднён. Тем не менее, Герберт, Отто и Густав (так звали его товарищей) нашли такой доступ на один из чердаков достаточно близко от центра города. Когда переодевались, Герберт обратил внимание на странную кучу хлама в углу – то ли детские игрушки, то ли куски мебели небольшого размера. Было ощущение, что куча шевелится и издаёт звуки. Отто и Густав не видели и не слышали ничего, и Герберт выкинул это из головы.
    Потом следовали мероприятия посложнее – надо было, например, в сумерках прошмыгнуть несколько раз между прогуливающихся по улицам города прохожих, слегка подергивая их за одежду и гримасничая. Важно было не напугать, а только слегка ошарашить, поэтому к одиноким прохожим приближаться было категорически запрещено, нельзя было также выполнять это задание большими группами, максимум по два-три человека. С этим заданием они справились, хотя и в этот раз Герберт столкнулся с некоторыми странностями – после того, как он успешно дёрнул за платье рыжеволосую фрау, состроив ей весёлую рожу, кто-то из-за решётки подвального окошка дёрнул за штаны его самого. Рыжеволосая фрау, заметив это, игриво хохотнула, мол, «поделом тебе, проказник». В этот момент Герберта подхватил под руку Отто, и они мгновенно смылись в этот самый подвал, где, конечно же, никого не оказалось.
    Потом ещё Герберта спускали на верёвке с крыши и раскачивали взад и вперёд мимо окон дома в одном из наиболее дорогих и престижных районов города. Он двигал ногами и руками, делая вид, что бежит. Заглядывать в окна не полагалось, но Герберт несколько раз не удержался от искушения. В одном окне за обеденным столом сидела семья с детьми, Герберта заметил только один толстый мальчишка, и когда Герберт пролетал мимо того же окна в третий или четвёртый раз, мальчишка скрючил такую рожу, что Герберту стало не по себе. В другом окне он увидел человека в инвалидном кресле, тот спал, и сны были его намного интереснее, чем реальность. За стеклом третьего окна на подоконнике сидел фокстерьер. Собаки обычно чуют близость демонических сущностей, но в данном случае гном был ненастоящий, и фокстерьер его равнодушно облаял.
    В общем, интересной работы было много.
…………………………………………………………………………
    Пожилая женщина фрау Бергхоф стояла у окна и думала о своих невесёлых делах. Её не так давно бросил муж, уйдя жить к своей школьной подружке, с которой он встретился сорок пять лет спустя окончания школы. Он вдруг понял, что именно эта женщина, а не та, с которой он прожил сорок лет, является его судьбой. Это событие ужаснуло фрау Бергхоф прежде всего потому, что оставило её полностью равнодушной, хотя она всегда считала, что любит мужа. Муж, конечно, был со странностями, утверждал, например, что дружит с домовым, но в целом был человеком комфортным. Жизнь, конечно, изменилась после его ухода, но содержание и ход мыслей и чувств фрау Бергхоф остались прежними, заставляя её только изредка ужасаться. Она думала о том, что её объективно счастливая и интересная жизнь, полная активной деятельности и разнообразных впечатлений, в сущности была скучна и однообразна, причём скука и однообразие как раз были связаны с активной деятельностью, по большому счёту никому не нужной, и бесконечной сменой внешних впечатлений, ни разу не затронувших её души по-настоящему.  Теперь, на седьмом десятке лет уже поздно что-то менять. У неё был достаточный для безбедной жизни капитал, она могла себе позволить многое, но желания её угасали одно за другим.
Окно комнаты, в которое смотрела фрау Бергхоф, выходило на покатую железную крышу соседнего дома. С двух сторон также были стены домов с чердачными окнами. Фрау с раздражением смотрела, как из этих окон вылезают маленькие человечки в красных колпаках и, громко топоча каблуками сапог, бегают по крыше. «Что за дурацкий балаган, кому это нужно? Грохочут, ломают комедию» – так скучно думала она и зевала. Тем временем один из гномов стукнул в окно и высунул язык, вымазанный красной краской. Фрау Бергхоф отшатнулась с отвращением. Она предпочла не вдаваться в подробности происхождения человечков, а были ли это наёмные лилипуты или настоящие гномы, неизвестно. Во всяком случае, она задвинула занавески и отошла от окна, потому что ей было скучно, а когда человеку скучно, им хоть забор подпирай.
    Между тем в Шнеербурге начались и непредусмотренные властями странности. То, что в домах стали пропадать вещи, ещё можно было объяснить рассеянностью их владельцев или, в конце концов, элементарным воровством родственников и знакомых. Труднее было объяснить появление в домах некоторых предметов, не имеющих ни малейшего отношения к хозяевам. Если жена булочника, войдя утром на кухню, вдруг находила на столе томик Канта, а студент-математик натыкался на грабли в собственной ванной, то это, согласитесь, довольно нетипичные ситуации. Участились также случаи, когда, возвращаясь с дружеской вечеринки у соседа, человек не только не мог найти свою дверь, но вдруг обнаруживал себя, например, на городской скотобойне, находящейся на отшибе, или на кладбище у могилы собственной тёщи. Можно, конечно, предположить, что, почувствовав поощрение городских властей, в Шнеербурге активизировались разнообразные городские стихиалии, которые и дурачили честных обывателей. С другой стороны, можно ли с уверенностью утверждать, что посещение скотобойни или могилы тёщи не входит в планы человека с самого утра, а жена булочника, управившись с домашними делами, не наслаждается тайком от мужа «Критикой чистого разума» Канта?
…………………………………………………………………………
    Недалеко от здания городской администрации в очередном подвале Герберт наряжался в костюм гнома. Он что называется «вошёл во вкус» и с удовольствием думал, как сейчас вылезет из подвального окна, побежит к супермаркету и там спрячется под столом при выходе из торгового зала. Он решил вылезать из-под стола каждый раз, когда кто-нибудь будет упаковывать на нём свои покупки. Гном будет высовываться, показывать язык и швырять в покупателей конфеты. Всё это была чистая импровизация, и конфеты Герберт купил на свои деньги. В этот раз он работал один. Герберт уже полностью оделся и накладывал грим, когда вдруг понял, что он не один в подвале. Здесь явно кто-то жил, и в данный момент этот кто-то решил себя обнаружить. Послышался мелкий топот и хихиканье, колченогий старый стул, вынесенный в подвал кем-то из жильцов, пританцовывая, двинулся прямо на Герберта. Тот затаил дыхание, почувствовав близость чудесного и боясь спугнуть его. Это, конечно, могли быть проделки Отто и Густава, которые, зная особенности характера Герберта, любили над ним подшучивать, во всяком случае, топот и хихиканье они могли устроить, но как же они организовали движение стула? Поэтому на всякий случай Герберт насторожился. Стул затих через несколько минут, звуки прекратились, Герберт осторожно выдохнул, он был почти что счастлив.
    Проект приближался к концу, время шло к Рождеству,  и известный в городе тележурналист Франц Зиц готовил материал в эфир. Предполагалось взять ряд интервью у жителей города, потом у лилипутов, исполнявших роли гномов, и, наконец, у представителей комитета по делам городских развлечений, которые должны были поведать о том, как эта замечательная праздничная идея пришла в их головы. Было запланировано также сделать репортаж о деятельности тех самых швейной и обувной мастерской, где готовились костюмы гномов.  С самого начала у Зица что-то не заладилось. Во-первых, почти никто в городе гномов не видел, хотя сами гномы утверждали обратное и в доказательство приносили материалы видеосъёмки некоторых эпизодов (такая форма отчётности была утверждена на заседании комитета). Во-вторых, те, кто что-то видел, были убеждены, что имеют дело с мелкими уличными хулиганами – нарушителями общественного порядка. В-третьих, работники швейной и обувной мастерских все как один считали, что костюмы готовились для детского праздника, а про лилипутов, с которых индивидуально снимались мерки, все дружно забыли. Разве что только представители комитета по делам городских развлечений говорили красиво и то, что нужно. Очень скоро Зиц понял, что нужно брать инициативу в свои руки – были организованы несколько постановочных интервью с горожанами, которые рассказывали истории о своих удивительных интригующих встречах с гномами, были показаны несколько подвалов и чердаков, откуда вылезали лилипуты в разноцветных колпаках, стучались в окна и приставали к людям, были записаны выступления наиболее бойких и словоохотливых лилипутов. Герберту предложили выступить, но у него, к сожалению, не получилось – слов явно не хватало, поэтому записали выступления его товарищей.
    Передача получилась отличная, фрау Бергхоф посмотрела её целиком и даже с некоторым любопытством, которое, конечно, нельзя было назвать полноценным интересом, но всё же…
   Герберт же после окончания проекта выкупил свой довольно дорогой костюм и время от времени надевает его. Закончив своё нужное и полезное бухгалтерское дело, он  идёт иногда в знакомые подвалы и на чердаки. Там он сидит, порой, по нескольку часов, почти не дыша, и ждёт, пока снова не послышится дробный топоток и хихиканье, пока не замелькают красные колпачки, хотя, впрочем, может быть, он зря надеется, и то, что он видел и слышал, было лишь плодом его богатого воображения.