Бесы
Тот памятный спор между Господом и Мефистофелем относительно человеческой природы, заключённый в высших сферах, и якобы разрешившийся в подлунном мире на примере жизни Фауста, на самом деле продолжает заключаться по поводу каждой конкретной человеческой сущности и разрешаться на примере каждой конкретной человеческой судьбы. В связи с этим посещения бесами нашего мира не редкость, и история знает множество примеров их бесчинств. Взять хотя бы такой яркий эпизод из вселенской мистерии борьбы за человеческую душу, как попытка излечения человека от позитивистского морока, предпринятая высшими силами в очередной раз в середине двадцатого века в России и прекрасно описанная
М. А. Булгаковым в его знаменитом романе. В известном смысле все живущие являются заложниками этого спора между двумя началами: абсолютного добра и абсолютного зла – как только спор разрешится в ту или другую сторону, человечество будет за ненадобностью сметено с лица Земли, и лицо это, скорее всего, расправится в безмятежной улыбке. Однако пока спор не закончен, эксперименты на земле продолжают ставиться.
…………………………………………………………………………
Поздним холодным и пасмурным вечером, когда на улице уже никого не было (разве что ветхая старушка, выведшая на поводке погулять свою плешивую собачонку, но это всё равно, что никого) во двор многоэтажного сталинского дома, расположенного где-то возле метро «Кировский завод», с грохотом въехал крытый брезентом грузовик. Из грузовика со своим бесовским имуществом высадились бесы. Громко переговариваясь и похохатывая, они всей компанией загрузились в лифт одного из подъездов дома и поднялись на последний этаж, где заняли самую последнюю квартиру, всегда по неизвестной причине пустовавшую и отгороженную от всех прочих железной перегородкой, вмонтированной в пол прямо на лестничной клетке. Несмотря на произведённый грохот, в доме никто ничего не слышал. Бесы были различного калибра и находились на разных ступенях иерархической потусторонней лестницы. Тут были крупные матёрые гады и мелкие пакостники, весёлые хвостатые шутники и меланхолические голубоглазые упыри, была даже одна Баба Яга с больными ногами, ворчавшая, что её ступа не влезла в грузовик, хотя водитель клялся привезти ступу следующим рейсом.
Нечистые прибыли в соответствии с данной им свыше разнарядкой в порядке упоминавшегося выше мистериального эксперимента. Однако наряды давались безадресно, дом и подъезд были назначены наугад – элемент непредсказуемости украшает не только земные дела. Разве что на бабу Ягу возлагалась определённая обязанность кружить в ступе по вечерам вокруг дома, потрясая помелом и наводя на прохожих мистический ужас и сомнение в собственной адекватности.
Бесы некоторое время пререкались на предмет того, кто к кому и зачем пойдёт, но потом просто бросили жребий, решив повиноваться всё тому же промыслу, назвать который божественным в данном случае не повернулся бы язык. Были запланированы также кое-какие общие дела. Так, была устроена масштабная протечка какой-то грязной зеленоватой жижи на квартиру внизу, где жила респектабельная супружеская пара, недавно закончившая ремонт, длившийся почти четыре года, обошедшийся им в кругленькую сумму. Они стонали и ругались, искали ключи от пустовавшей квартиры наверху, никого и ничего там не обнаруживали, приглашали представителей жека, подавали на жек в суд, заклеивали и замазывали протечки сами, но они появлялись снова, и снова всё начиналось сначала. И ни разу никто из них не сказал другому всего лишь одну гениальную фразу: «Ну и пёс с ними, с этими протечками, что нам, думать больше не о чем?» Надо сказать, что договор, подписанный бесами с теми высшими силами, которые послали их сюда, предполагал самоокупаемость бесовских услуг – бесы должны были питаться спровоцированными ими самими дурными энергиями. В этом смысле пища, поступавшая из квартиры внизу, была хоть и не слишком питательной, но зато постоянной и гарантировала бесам необходимый минимум калорий.
Однако кто бы и среди людей согласился довольствоваться необходимым для поддержания жизни минимумом, если есть возможность получить более крупную добычу?
Приличная старушка из квартиры № 56, всегда отличавшаяся открытым и добрым нравом, неожиданно почувствовала непреодолимую тягу к накопительству, и причиной тому стал среднего масштаба гад, поселившийся в комоде с её бельём. Старушка жила на пенсию, которой ей вполне хватало на питание и другие не бог весть какие разнообразные у пожилого человека нужды. Теперь она начала искать любую возможность заработать: покупала на оптовом рынке продукты и сбывала их в розницу соседкам, пыталась за деньги делиться кулинарными рецептами, предлагала услуги парикмахера на дому (два последних проекта провалились). Потом её осенила блестящая идея – она будет давать деньги в долг пенсионерам, у кого пенсия поменьше, и за это брать проценты. Наша старушка была мало образованна и ничего не знала о судьбе Алёны Ивановны из романа Достоевского.
Денег в итоге она собрала приличную сумму, но совершенно не знала, что с ней делать, потому что демон престижного образа жизни попал в совершенно другую квартиру, а её домашний гад не обладал достаточной фантазией, чтобы спровоцировать её на что-то ещё. Так она и держала денежки всё в том же комоде с бельём, а за продуктами по-прежнему ходила с сумкой-тележкой на оптово-розничную базу и считала каждую копейку. Нечистый, можно сказать, жировал, расхаживал по квартире в отсутствие хозяйки, развлекался тем, гадил ей в суп и дразнил кота. Однажды старушка пришла раньше, чем должна была, и застала гнусную сцену – нечистый домогался кота. Кот был слабостью старухи, и потому она возмутилась до глубины души, оскорбившись за поруганное животное. Глупый демон даже не сразу понял, что совершил роковую ошибку – благородное чувство оскорбления за любимого кота сразу истощило силы беса. Он попытался было юркнуть в заднепроходное отверстие кота, но бабка успела зацепить его за хвост и с позором утопить в унитазе. Надо сказать, что этот эпизод спас хозяйке жизнь, потому что в этот момент по лестнице уже поднимался молодой Родион Раскольников с топором, подвязанным верёвочной петелькой под курткой Adidas. Старуха, после изгнания беса мигом излечившаяся от жажды денег, вынесла молодому человеку с измождённым лицом всё, что у неё было, и даже предлагала накормить его супом (не тем, в который гадил бес, а свежим), но Раскольников отказался.
Самый крупный матёрый гад, бывший во всём бесовском десанте старшим, попал в квартиру к немолодому мужчине по фамилии Васнецов. Он спокойно, без особенных драм жил с женой в квартире №5, был интеллигентным человеком в хорошем смысле этого слова, выполнял нужную для общества работу. Опытный гад хорошо продумал стратегию своей работы с Васнецовым, знал, как и где прятаться в квартире, чтобы не попасться на глаза ни самому хозяину, ни его жене. Чаще всего он сидел в той книге, которую читал хозяин – на предыдущей или на следующей странице. Это было удобное место, чтобы посылать скверные флюиды, поскольку Васнецов привык много читать, причём всё серьёзную философскую литературу. Однажды, правда, гад, сидя в томике Шопенгауэра, насмерть разругался с автором, поскольку тот не предполагал, что его пессимистические взгляды должны отравить кому-то жизнь, и осудил беса. Иногда гад залезал в шкаф, иногда в ящик письменного стола – и всегда ухитрялся быть рядом с хозяином, когда тот был дома, а на работу ездил в кармане его пиджака.
Васнецову вдруг стало невыносимо скучно жить, именно скучно, не тоскливо, не плохо, а именно скучно. Всё стало валиться у него из рук, на работу он продолжал ходить автоматически, «включал» голову автоматически, говорил механическим голосом с коллегами. Чувствовал, что настанет день, когда он перестанет туда ходить, и такой день, действительно, был близок. Домой с работы волочил себя так же нехотя, как и на работу. В выходной день лежал в постели полдня, не зная, стоит ли ему вообще высовывать сегодня ногу из-под одеяла. Вставал только по настоятельной просьбе жены, которая любила порядок во всём, в том числе и в поведении мужа. Жена была хорошая, любящая, взрослые дети навещали часто, были внимательны, почтительны и помогали деньгами, на работе он был не просто на хорошем счету, а одним из самых уважаемых и поощряемых работников. Но ему было скучно, и ничего поделать он с этим не мог. Когда он окончательно забросил книги, гад залез в телевизор, когда ему стал скучен телевизор, гад перебрался под подушку, на которой всё чаще Васнецов стал проводить время своей жизни. Иногда приступы скуки были особенно острыми и напоминали сердечный приступ, тогда Васнецов вскакивал и бежал к окну глотнуть воздуха. При этом он смотрел за окно и бессознательно страдал, что их квартира на втором этаже – если выброситься, то в лучшем случае получишь переломы костей, а в худшем – позвоночника, и любящие интеллигентные родственники ни за что не позволят тебя окончательно усыпить из своих псевдоинтеллигентских эгоистических принципов.
Матёрый гад был специалистом широкого профиля, и скука не была его единственной специальностью. Вместе со скукой к Васнецову пришли равнодушие и сердечный холод, он перестал интересоваться делами жены и детей, смотрел мимо них пустыми глазами и всё время молчал. Потом ему стало скучно даже поддерживать собственное существование, лень было вставать к столу, и недалёк был тот день, когда ему будет лень пережёвывать пищу, которую приносила ему жена. Для гада было бы лучше всего, если бы Васнецов покончил с собой или на худой конец умер от скуки и истощения естественным образом. Имея такой капиталец, бес мог бы потом долго не работать или работать только для удовольствия, по мелочам, насылая, например, понос на важных начальников во время ответственных мероприятий. Но Васнецов пока не умирал.
Были неприятности и в других квартирах, но помельче – там орудовали нечистые не такого крупного масштаба. В квартире
№ 18 жил знаменитый профессор, доктор каких-то важных наук, справедливо гордившийся своими профессорскими успехами. Он каждый день работал на персональном компьютере, купленном недавно на гонорар, полученный за очередную монографию. Он был желчным человеком, его мозговая активность была «подагрического» типа, то есть была вызвана избытком мочевой кислоты в крови. Люди такого типа, как правило, консервативны в быту, раздражительны, любят соблюдать этикет. Лишь его любовь к этикету, о которой знали студенты, не позволяла им выражать ему своё восхищение бурными продолжительными аплодисментами после каждой лекции. У профессора неприятности начались с компьютером, на экране которого время от времени стали выскакивать слова и выражения, мягко говоря, чуждые профессорскому зрению и слуху. Самое приличное из всего того, что появлялось, было: «Мальбрук в поход собрался, объелся кислых щей, в походе обосрался и умер в тот же день». Были неприличности фекалийного характера, были просто матерные слова, были творчески переработанные матерные слова, была откровенная похабщина. Иногда это появлялось на экране само по себе, а иногда профессор с ужасом обнаруживал гадости в уже написанной статье, когда в последний раз перечитывал её перед тем, как послать по электронной почте в уважаемый научный журнал.
Профессор не знал, что делать, перезагружал компьютер, устанавливал антивирусные программы, переустанавливал windows, тряс ноутбуком над помойным ведром, пытаясь вытрясти из него всё постороннее. Гад же, из числа мелких пакостников вволю питался дурными энергиями профессора и веселился. Если бы хоть раз профессор повеселился над всеми этими проделками сам, облил бы гада ледяной водой своего хохота, гад бы увял и съёжился, как вянет и ёжится в холодной воде всё доселе активное.
Провоцировались и совсем дурацкие ситуации, специалистами по этим ситуациям были любители постмодернизма, в основном молодые бесы с претензией на оригинальность, декларировавшие свой творческий подход, а на деле часто не выполнявшие возложенные на них мистериальные обязанности. Один из этих гадов поселился в супружеской постели молодой пары, снимавшей в доме квартиру № 94. В самый ответственный момент муж вскакивал прямо в постели, маршировал и громко пел: «И вновь продолжается бой, И сердцу тревожно в груди, И Ленин такой молодой, и Юный Октябрь впереди!» Дети, однако, завязывались и рождались регулярно, причём всё пионеры, а однажды даже родился Ленин и уже прямо на броневичке. Супружеская пара если и расстраивалась, то только по тому поводу, что жила в съёмной квартире и надежды на свою жилплощадь у неё не было. А детям они радовались, поэтому постмодернистский гад долго у них не продержался и быстро съехал, так что жена даже иногда со вздохом сожаления вспоминала, как прежде её муж маршировал и пел на постели, скучала по юному Октябрю, который всегда впереди.
А Васнецов угасал, и никто, казалось, уже не в силах был ему помочь. Он почти уже не вставал с постели, смотрел в одну точку, иногда зевал, в основном спал. Способность думать он ещё не потерял, хотя шевеление мыслей быстро его утомляло. Он не думал ни о себе, ни о близких, ему давно никого не было жаль, и он давно никого не любил. Мысли его были порождением ещё оставшихся мелких внешних и внутренних впечатлений: «Вот муха пролетела, жужжит басом, глаза навыкате, о чём может думать такая муха? Вот пылинки в солнечном луче, прямо броуновское движение какое-то. А вот ещё интересно, как это так, что параллельные прямые пересекаются в бесконечности, этого же не может быть? И почему нельзя делить на ноль, если мне этого хочется?»
Однажды ему так и пришли в голову эти слова «интересно» и «хочется» (сами ли они ему пришли, или кто-то прислал их – это покрыто тайной). Он удивился сам себе, а потом удивился своему удивлению и сел на постели. Потом встал и подошёл к окну, забыв надеть халат, лежавший на его одеяле, и таким образом отдалившись на время от гада, сидевшего на тот момент в кармане халата. Осторожный гад, боясь быть дезавуированным, продолжал сидеть в кармане халата, надеясь, что Васнецов скоро опять ляжет в постель или замерзнет и наденет халат. Но Васнецов смотрел в окно с интересом и не мёрз.
Во дворе гуляли пионеры разных возрастов из квартиры
№ 94, возили за собой на верёвочке броневичок с Лениным. Тот картаво вещал о необходимости мировой революции, вытянув вперёд руку, его слушали сидящие на лавочке старухи, в том числе и та самая из пятьдесят шестой квартиры, чуть было не ставшая жертвой Раскольникова. В это время к дому подходил профессор, шедший из издательства, где он заключил договор на публикацию своего нового учебного пособия. В издательстве вышел конфуз – редактор обнаружил в рукописи в разных местах несколько витиеватых матерных фраз. Он, конечно, не посмел выразить знаменитому профессору своё недоумение, сказал только, что не совсем понял смысл некоторых абзацев и попросил профессора ещё раз перепроверить текст. Тот сразу понял, в чём дело и густо покраснел, обнаружив же, выйдя на улицу, что некоторые фразы были к тому же игривого гомосексуального характера, он понял, что в это издательство ему теперь дорога закрыта. Профессор уже устал от своих отрицательных эмоций и был на пределе, пионеры со своим младшим братом на броневичке стали последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
Однако человеку не дано знать всех своих глубин и возможностей, рациональный подход к миру и к самому себе не всегда оправдывает себя. Бывает, ждёшь от себя одной эмоции, а выдаёшь противоположную, но именно ту, которая совершенно необходима в данной ситуации. Собравшись отругать компанию пионеров и в очередной раз заклеймить коммунистическую идею, профессор вдруг начал весело ржать, показывая пальцем на картавого Ленина. Потом достал из портфеля свою рукопись и отдал пионерам в качестве бумаги для рисования и изготовления самолётиков.
Один из самолётиков, которые были моментально изготовлены пионерами, полетел прямо в открытую форточку Васнецову. На нём была весёлая фраза пикантного содержания, и Васнецов хохотнул. Выглянуло солнце, и что-то в мире переменилось: хохотал профессор, веселились пионеры, хихикали бабки на лавочке, стало весело и Васнецову. Баба Яга, регулярно кружившая над домом, вообще давно уже ничего, кроме смеха не вызывала. В неё тоже летели самолётики, от которых она с омерзением отмахивалась, злобно плюясь какими-то затёртыми проклятиями.
Васнецов распахнул окно и решил для начала вытряхнуть свой пыльный халат. Каким ни был матёрым и опытным гад, как ни цеплялся он за подол халата, но всё равно, корчась, полетел вниз, а потом шмыгнул в подвал и оттуда уже перебрался в верхнюю квартиру к своим. Гаду из профессорского компьютера тоже пришлось убраться, слишком уж откровенно и весело профессор смеялся, причиняя ему невыносимые страдания.
Бесы вынесли порицание своему молодому коллеге, увлекавшемуся постмодернизмом, посещавшему квартиру № 94 и в конечном итоге испортившему всё дело. Также объявили выговор и тому неосмотрительному пакостнику, который решил развлечься с котом и тоже навредил бесовскому делу. Потерявшую квалификацию Бабу Ягу решено было отправить на пенсию. Ещё, конечно, шла энергетическая подпитка из квартиры ниже этажом, где респектабельная супружеская пара сердилась, продолжала судиться с жеком и замазывать подтёки зелёной жижи на потолке и стенах. Преуспел также и бес престижного образа жизни, провоцировавший у своих подопытных приступы алчности и зависти. Но в целом операция оказалась, скорее, неуспешной, чем успешной. Однако свою мистериальную функцию в этом доме бесы выполнили, пусть и ценой своего посрамления. Пора было убираться, занимать квартиры в других домах, залезать в другие постели, письменные столы, халаты, бельевые шкафы, провоцировать другие разнообразные гадости, чтобы вновь ставить под сомнение качество человеческой природы и продолжать всё тот же вечный спор с Господом.
Когда бесы на дворе грузились в машину, поблизости гуляла всё та же ветхая старушка с плешивой собачкой на поводке. Собака, будучи кобелём, задрала ногу на колесо бесовского грузовика, выразив таким образом общее презрение ко всей бесовской компании.
Свидетельство о публикации №218120601801