О звездах забудь!

Мой обычный разговор с соседом, живущим на Луне:
— Читал, Исмоил, что в рейтинге Паспортов Галактики наш землянский оказался на полтора миллиардном месте, сразу после звезды-супергиганта Караптукас и оранжевого карлика Хэккуранс?
Я мысленно представил себе этот рейтинг — толстый светящийся каталог, парящий в межзвёздной сети данных. В нём — миллиарды паспортов, и каждый по-своему уникален. Одни — прозрачные, как кварц, с переливающимися символами, видимыми только под определённым углом; другие — живые, биометрические, шевелятся и дышат, реагируя на владельца; а третьи — вовсе нематериальные, записанные в квантовом коде, который можно активировать лишь при совпадении сознательных волн.
Паспорт Земли, конечно, выглядел по-старинке — синий, бумажный, с гербом, слегка потрёпанный временем, и когда смотришь на него среди этих чудес, кажется, будто держишь древний пергамент рядом с фотонным чипом.
— А что так нас опустили в этом тысячелетии? — отвечаю я раздражённо. — Караптукас — это же полный отстой! Там туземцы из каменного века ещё не вышли! И мы на одном уровне с ними?!
Действительно, Караптукас не стоит никакого интереса. Ни для туризма, ни для инвестиций, ни даже для нормальной экспедиции. Это планета, затерянная где-то в тьмутараканьской части Вселенной, где свет от ближайшей звезды доходит только через три галактических цикла. Там нет ни атмосферы, пригодной для дыхания, ни океанов, ни инфраструктуры. Только суровые пустоши, каменные города, и племена полуголых существ, поклоняющихся метеоритам и глотателям солнца. И всё же они почему-то в рейтинге стоят выше нас!
Мой сосед, Исмоил, усмехнулся и, прищурившись, уточнил:
— Просто выяснилось, что не все правительства разных звёздных систем открыли нам безвизовые режимы! Мы, оказывается, не долетели ещё до многих звёзд, и поэтому о нашем паспорте Земли там и не знают!
Это чистая правда. Наши звездолёты тихоходные, древние, как мопеды двадцатого века. Летают максимум до Пояса Ориона и то при попутных магнитных ветрах. Позор земной науке, позор инженерам, которые вечерами спорят о квантовых двигателях, но дальше орбиты Марса ничего не построили.
А политики? Те и вовсе бездельники — всё финансирование космоса уходит на военные спутники и праздники “Дня Космонавта”. И в результате — наш паспорт, наш голубой земной документ, никому не нужен даже на задворках Галактики.
Я вздохнул, глядя в сторону Земли, чья голубая сфера отражалась в стекле купола Лунного поселения, и сказал:
— Да, плохо наши звёздные дипломаты работают… Плохо! Лентяи! Дармоеды!
Исмоил кивнул, глотнул лунного кофе из тюбика и мрачно добавил:
— А ведь нас даже на Венерианский фестиваль без визы не пустят…
Я хмыкнул, открыл бутылочку юпитерианского сока — густого, почти вязкого напитка цвета расплавленного янтаря. От него шёл мягкий пар, потому что сок подогревался прямо внутри упаковки — так требовала структура его микрокристаллов. Он пах странно — чем-то между карамелью, серой и свежевыжатой рудой, но вкус у него был неожиданно приятный: прохладно-сладкий, с металлической нотой на языке и лёгким ударом гелиевой свежести. Сделав глоток, я почувствовал, как где-то в горле зазвенело, будто микрофон поймал волну радиошума.
— Венера — это клозет нашей солнечной системы, — произнёс я с видом эксперта. — Вот бы Хэккуранс посетить... Видел сюжеты об этой системе по Интрапланет.
Увы, нет только там нашего представительства.
Мой сосед, Исмоил, издал звук, похожий на удивлённый писк термодрона:
— Странно то, что туда наши гастарбайтеры уже добрались, а дипломаты — нет! Вот, к примеру, мой сосед Хуррам-ака уже на Каптертруме-6 живёт второй оборот вокруг звезды, а до неё, между прочим, восемьдесят восемь тысяч световых лет!
Деньги уже выслал, его семья на Венере купила дом и ракету-такси для брата. А сына — в университет на Плутоне устроили!
Я едва не поперхнулся соком. Весть ошеломила меня, и я, прокашлявшись, выдавил:
— Да, молодец... Наши мужики пробивные, до туманности Андромеды доберутся раньше политиков и военных! Везде ведь нужна рабочая сила. Кстати... а как его вообще пустили на Каптертрум-6 с нашим паспортом? Его же там не признают!
Я потянулся к голографическому рейтингу паспортов Галактики, и, проскроллив вниз — далеко вниз, мимо светящихся жетонов, плазменных идентификаторов и живых виз, — убедился в своей правоте: паспорта Земли там не значилось вообще.
Исмоил ухмыльнулся и сказал с удовлетворением:
— А он властям сказал, что сам и есть паспорт, а сам, мол, хозяин прибудет позже!
Ему поверили, потому что там такое тоже бывает. У них документы проходят в живом или печатном виде — им всё равно! Так что он там ходит паспортом!
У меня глаза полезли на лоб.
— О-о-о-о, здорово! — только и смог выговорить я, восхищённо качая головой. — Мудрый Хуррам-ака!
Но оказалось, что это не всё. Сосед, почесав антенну за ухом (у него на Луне уже мода на такие импланты), добавил с видом профессора:
— Да, он там ещё и налоги не платит! Потому что налог с паспорта не снимают! И билет за проезд в местном транспорте не покупает — с паспорта не спрашивают оплату! А в таможенную декларацию ничего вносить не обязан, ведь паспорт — не душевленный предмет!
Я выпучил глаза так, что казалось, они вот-вот выпадут и покатятся по лунной поверхности.
Передо мной на столе юпитерианский сок, густой, как расплавленный янтарь, медленно испарялся из кружки, выпуская пары, похожие на шёлковые нити, переливающиеся всеми цветами спектра. В этих клубах можно было различить фигуры — то динозавр, то пароход, то логотип Галактической Налоговой службы. Я задумчиво поводил пальцем по ободку кружки и протянул:
— М-м-м, какая голова, этот Хуррам-ака! Гений! Паспорт с сознанием!
Оказывается, и на другом конце галактики наши люди умеют выкручиваться из любой ситуации.
Но сосед не дал мне долго восторгаться. Он вдруг нахмурился и спросил:
— Кстати, ты слышал о новом нашем космическом паспорте Земли?
Я застыл.
— Что?! Опять новый?! Обдираловка! — возмутился я. — Это же двадцать платиново-урановых монет! А это, между прочим, сумма, за которую можно купить полполя на Титане или дом в кратере Аристарха.
Сосед кивнул, сочувственно цокнув языком:
— Да, дороговато. Но теперь там не просто чип на квантовом генераторе с данными о твоей генетике и молекулярном строении тела. Теперь туда вносят и психоматический формат сознания, а также все родственные связи с предками.
Я едва не поперхнулся соком:
— Что, с неандертальцами и питекантропами, что ли?
В голове промелькнули неуклюжие волосатые силуэты с каменными дубинками, за которыми я стою в очереди на оформление паспорта. Один из них, с квадратной челюстью и глазами, как угли, бурчит:
— Эй, потомок, не подскакивай! Я твой прапрадед, и я первый в списке!
— Не-е-е, — засмеялся сосед, — это просто! Там даже программа автоматическая есть: вводишь ДНК — и тебе сразу выстраивают родословное древо до птеродактиля!
Теперь, — он понизил голос, — требуют связь с динозаврами. Мол, если твоя линия пошла от тираннозавра-рекса — ты склонен к агрессии, можешь кусать начальство и нарушать Галактический кодекс поведения. А если от бронтозавра — значит, ты миролюбивый травоядный, добряк, благотворитель.
Я выронил ложку. Она с тихим звоном ударилась о лунный пол и застыла в невесомости.
— Да ну! — выдохнул я, глядя на соседа. — То есть теперь в паспорте будет графа «Происхождение от динозавра»?!
— Ага, — кивнул он. — И с гербом. Тебе, может, достанется тираннозавр, с пастью до пупка, а кому-то — трицератопс с вежливыми рогами.
Я вздохнул, глядя в окно на медленно вращающуюся Землю, где люди всё ещё заполняют бумажные анкеты и теряют паспорта в аэропортах.
— Знаешь, Исмоил, — сказал я задумчиво, — если это прогресс, то я лучше останусь в каменном веке. Там хоть паспорта не кусаются.
Но сосед не сдавался:
— Во-во! — кивнул он с важностью. — И хорошо, если ты потомок птеранодона — летающих ящеров. Тогда можешь хоть в три миллиона солнц без проблем залететь, пройти контроль и остаться жить. А вот если от тираннозавра — всё, братец, практически шлагбаум у любой планеты! Никто не любит тираннозавров — эти рексы в своё время много крови попортили жителям Млечного Пути.
— Вот, блин! — только и выдохнул я.
И тут сосед выдал последний аргумент:
— А формализм — выше крыши, брат! Теперь там анкета на двести пятьдесят миллионов террабайт заполнять нужно, разрешение на полёт к звёздам от прапрапра... бабушки, что умерла три тысячи лет назад, требуется. Ещё справка от врача, что не болеешь четырьмястами пятьюдесятью миллионами инфекций, сингулярность твоей жизни — от прошлого к будущему, и плюс — доказать офицеру Контрольно-пропускного пункта о целесообразности твоего путешествия к центру Млечного Пути! Не докажешь — не видать тебе других миров!
— Слушай, это же ужас!
— Да, — кивнул сосед, — на сорока семи миллионах звёзд пробивают твои данные, не ты ли, случаем, устроил Большой Взрыв четырнадцать миллиардов лет назад!
— Ахренеть! — только и выдохнул я.
Сосед вздохнул, поправил антенну своего лунного комбинезона и, закурив сигару из водорослей с Тритона, философски заключил:
— Так что, брат, лучше дома сидеть и шашлык кушать. Космос, конечно, велик, но бюрократия — безгранична.
Я допил остывший юпитерианский сок, глянул в небо, где тихо вращалась Земля, и подумал, что, пожалуй, он прав. Пусть звёзды подождут — а мясо уже готово.
(6 декабря 2018 года, Элгг,
Переработано 28 октября 2025 года, Винтертур)