Боженька. Трудовые будни

В секретарской было тихо. Гавриил, собрав крылья, поджав ноги по-турецки, пил кофе и читал газету. 
На стуле рядом расположился художник Репин, который вышивал крестиком картину "Иван Грозный убивает собственного сына". От его стежков зависела работа тех, кто трудился над полотном внизу. 
– А знаете, я бы вот тут немного ухо у царя подправил, – отодвинув от себя миниатюрную работу и пристально разглядывая ее, вдруг сказал художник. 
– Не положено. Делай, какое было, – сурово ответил Гаврила, не отрываясь от чтения. 
Илья Ефимыч вздохнул и продолжил свое дело. 
Из кабинета Главного доносился визгливый дискант: "Труба трубит, откинут полоооог, и где-то слышен сабель звоооон... та-та-да-да-та-тааата... тарам-парам-парам-парам... Не обещаааайте дееееве юююуууууной, любоооови вечноооой на земле.. не обещайте.." 
Прошло ещё несколько минут. Затем взвизгнул звонок, и Гаврила поднялся. Он сгрёб все газеты, что были на столе и направился к Главному. Постучав, он вошёл в кабинет. 
Боженька закрывал окно, одновременно смахивая пушистой щеткой остатки несуществующую пыли с подоконника. 
– Ну что, Гаврила, с периодикой будем разбираться!? – весело воскликнул Сам и побежал к столу. – Ну-с, чего там происходит?! Рассказывай! 
Гаврила присел у стола и начал подавать Боженьке газеты и журналы: 
– Политические новости: основной контингент на своих местах, заигрывает друг с другом. 
В экономике без изменений: от каждого по наивности, каждому по жадности. 
Культура. Культура... Таааак.... Распродаётся. 
В обществе. Наметились... основные волны... так.. гомофобия, демонстративная толерантность, латентная агрессия, сентиментальность, много сентиментальности, проблески надежды и мерцание веры... но не в нас, а в собственные силы. 

– Да просто прекрасно!! Мерцание веры всё-таки есть?! Ага, не зря работаем! Молодцы мы, молодцы. 

На сегодня хватит. Всё, в курс дела ты меня поставил. Давай план на вечер составлять, – засуетился Боженька, шлепнув кипу газет на пол. Потому, будто опомнившись, взглянул на молчащего Гаврилу. – Забыл. Давай. Молитвы в редакцию "Небесного вестника". Слушаю. 

– Так, ну что тут. Царя уже зашиваем. Гражданка из Барнаула молится о спасении реки, засоренной бутылками. Попутно сильно просит подчистить общий экологический фон. 
– Подчистим. Передай заявку, чтобы спустили туда кого-нить благонадежного, не хищника. 
Боженька на минуту задумался, воздев глаза к потолку и похрустывая дужкой очков, а потом сказал 
– Так, если сегодня будет зачат, то лет через 40 сможет помочь. Дальше. 
Гаврила сделал пометочку и продолжил: 
– Дальше умирающие от саркомы Капоши просят помощи. Страшно ребятам. Ну тут не только они. 
Тут много с разными диагнозами, возраст тоже всякий. 
– Мммм, – промычал Боженька, – ммм.... Это скидывай Гипносу с Морфеем. Если что, пусть у Ремиила людей возьмет. Претензии, жалобы какие? 
– Есть парочка. Инвалиды очень недовольны. Слова разные на Ваше Всемогущество наговаривают, что даёт повод сотрудникам из соседнего кабинета изводить наших язвительными насмешками. 
– Ну, сотрудники соседнего кабинета пущай не шибко там смеются. А то сотворим чудо и отрастим кому-нибудь ногу. Или руку. У нас ведь в этом тысячелетии не истрачено вроде как? – вопросительно взглянул Боженька на Гаврилу. 
– Нет, два чуда можем сотворить, – подтвердил архангел. 
– Ну вот то-то же. Инвалидам отпустить побольше благодати на успокоение души и сердца. Ну хватит. Давай закругляться. Пожелания есть? 
– Есть пожелания. ипривет большой шлёт и желает больше времени проводить внизу, в самой, так сказать, гуще событий, дабы проникнуться страстями, помыслами и иже с ними. 
– Приму к сведению, – равнодушно ответил Боженька, уже раскрывая свой ежедневник. На глаза ему попалось число. 28 мая. 
Боженька вспыхнул. 
– Знала ж, когда желать! День рождения у неё сегодня, у твоей Кривохвостовой!! 
Нет на неё управы. Она в нашем ведомстве? Кто там над ней работал? 
– Нашего ведомства, нашего. Спецотряд. Я узнавал. Только с ней какой-то сбой вышел. Не может себя найти. 
– Плохо ищет, – сердито сказал Боженька, уже натягивая под балахон джинсы, а сверху толстовку. – А мне вот весь вечер теперь внизу обретайся, по материкам скачи, энергией питайся. И какой энергией... Тьфу! 
Боженька подправил усы, пригладил бороду, пшикнул себя Аллюром. 
– Ладно. Зато клубники поем. Сезон как раз. До встречи, Гаврюша. Следи тут за порядком. 
Боженька подошёл к неприметной дверке, открыл её и шагнул в серый облупившийся лифт. 
Скорчив недовольную гримасу, вздохнув, он козырнул Гавриле и унёсся вниз.