Теперь можно

"Теперь можно", - подумал Кирилл и сразу начал собираться в дорогу: зелёный пластик минералки, пара яблок, зарядка. Пирожки? Купим в дороге, как и цветы - непременно полураспустившиеся Шабо. "Димыч, имей ввиду, через час выезжаем!" 

Наконец он сможет открыться. Показать своего Димку. Кирилл ждал этого всю жизнь и так же всю жизнь избегал маминых допросов, неожиданных домашних проверок. Хорошо хоть Ксюха несколько раз ночевала дома и спасла ситуацию. Запрятала свой пятый размер в халат и гордо прошествовала на кухню. Обходительная, по-учительски властная, взяла маму в оборот, не давая той повода для дальнейших следственных экспериментов. И Слава Богу!

Они вышли из дома и покатили в сторону автовокзала. Солнце спряталось за облака. Опять скучает эта осень, не только летом - круглый год. Похоже на строчки. Потом, потом... 

- А может всё таки ты один..? - в очередной раз промычал Димыч и поправил кепку, съехавшую на глаза.
- Мы с тобой столько раз это обсуждали! Теперь Можно и Должно. Считай, что приказ и вообще... Ты ей понравишься.

Кирилл посмотрел на идущего рядом невысокого парня. Не упитанный, а скорее по спортивному коренастый. Всегда небрит, "уже не мальчик", но ещё не взрослый увалень. Димыч мимоходом выступал во всех разговорах с мамой исключительно в роли соседа: удобный в плане машины, незаменимый в срочном ремонте, нежадный в смысле весёлых пирушек и обязательных праздников. "Да-да, мама, он ещё холостой, но девушка имеется... Не сильно верующий, но крестик на груди есть." То, что они жили вместе пару лет, другим знать было не обязательно, ибо Кирилл счастливо обходился без каминг-аута: а зачем?!

Хорошо, когда твои жизненные пути с родственниками не пересекаются. Этим доводом каждый раз Кирилл себя успокаивал, навещая мать, которая после всех случившихся похорон с каким-то смиренным удовольствием стала жить в квартире одна. Примерно час на автобусе, ещё двадцать минут пешком по грязной дороге. Вот и обшарпанный, двухэтажный домина с запахом берёзовых веников и кошачьей мочи. Вверх по скрипучей лестнице. Дверь в прошлом году заменили. Звонить по условленному сигналу - три раза подряд.

Иногда одноклассники подвозили, но редко : они, как и Кирилл, почти все свалили в Центр. Теперь здесь господствовала местечковая тишина, прерываемая птичьими трелями и обрывками сердитого, горемычного мата.   

С Димычем он приезжал один лишь раз - тайно, на ночную рыбалку. Поймали тогда десяток окуней, сотню комариных укусов. Чуть не спалили отцовский вещмешок. 

Казалось, что без солнца небо сурово нахмурилось. Не доходя посёлка, свернули на едва приметную дорогу.
- Ещё один км. Яблоко будешь?
- Давай...(хрум) А ты здесь родился?
- Нет, в Башкирии, у речки Белой, но я то время почти не помню. Когда дедушка  за свой ударный коммунистический труд квартиру получил, сюда все перебрались. Мама всё переживала в плане работы, но нашла на удивление быстро, а потом уже на пенсии в Бога поверила и церковными делами стала заниматься. Ну, про это я тебе рассказывал... 

Церковный крест возвышался над лесом и казалось, что просто выросло ещё одно "странное" дерево с упавшим, прилипшем на нём солнечным лучом.   

Вот и пришли. Здравствуй, мамуль. А это обещанный Дмитрий Александрович... Ну, подойди ближе... Так получилось, что я его люблю... Только ты не переживай... Я молитвы, как обещал,  читаю, на воскресную службу хожу... У меня...у нас всё хорошо, конечно, с твоей и Божьей помощью. 

Замолчав, Кирилл спешно перекрестился: ещё один грех на душу взял, потому как молитвенными канонами пренебрегал, полагая, что написанных им стихов Господу во Славу вполне достаточно, да и зачем лишний раз в церковь ходить, раз Божья благодать повсюду.

Акустика у Кирилла в доме была отменная. Как-то раз мама поругалась с соседкой, которая, разбушевавшись от ночного, нежданного шума, по-женски "насолила": "Не женится он у вас, внуков не ждите..." И мама почти с кулаками: "Да, как вы смеете?! Он же у меня ТАКОЙ...любвеобильный."   

Кирилл вспомнил, как мать перед сном иногда проникновенно всматривалась в его лицо, как в икону, и вроде не угадывала, а уже знала про таинственный след. А если тогда вдруг...сказать? И сменится страх на гнев, и отлепятся части целого друг от друга и каждый будет в своей вере сам по себе. И если в ответе родители за детей своих, то каким будет над ними Высший Суд? Не уберегли, испортили, заразили? И сможет ли се погрязший в грехах попасть в Небесный Эдем или долженствует ему претерпеть все муки земные, утолить кровью Его печаль, как это сделал распятый Христос за грехи человечьи..?

Теперь можно теперь можно теперь мо...

Бордовые веточки гвоздики примостились возле чёрного камня. Кирилл погладил рукой засвеченную временем фотографию и белые, процарапанные буквы - ТАТЬЯНА АНДРЕЕВНА... В этот момент на каменном зеркале появились тёмные зёрна, а уже через пять минут изо всей силы по земле начал лупить обещанный метеослужбой, вечерний дождь. Димыч вытащил из своего рюкзака зонт. "Кто вещи в дорогу собирал?! Иди уж, забываша, спасайся..." 



Се каюсь
в возвышении своём.
Се каюсь
в одиночестве угрюмом.
Се каюсь
в недержаньи языком
с наипервейшим, сквернословным другом.
Се каюсь
в том, что тело моё тельно
и тянется, прелюбствуя, к другим
телам и душам
и в грехах смертельных,
в усладе, с наслаждением нагим
я остаюсь и пребываю вечно.
Се согрешил
и совращаю тем,
что мысли мои, чувства  быстротечны
и вместо веры облако проблем.
Я каюсь в том, что
самого греха не вижу
и что не верю, хоть и говорю,
что верю, верю в то, что
Свет Всевышний
и Бог простит
поэзию мою…