24. 07. 2010 - Соседи

По телику говорят: «что ни день, то температурные рекорды». Бывает, трудно даже дышать - со спёртым воздухом не справляется ни открытое окно, ни вентилятор.

Вспомнил карантин год назад. Натурально мёрз. Может и нервное. Когда привезли и одели в казённую одежду, голова была пуста - это я точно помню. Полная прострация. Ни мыслишки, лишь желание как-то повернуть всё назад. В тюрьму жутко не хотелось, я только-только начал жить счастливо. Года не прошло, как я женился, полугода – как родилась Яська, и вот на тебе!

Штаны мне в карантине выдали размера эдак 60-го и, чтобы они не сваливались, я завязывал их спереди на узел. Ботинки же, наоборот, оказались на два размера меньше и нестерпимо жали. В Лефортово я заехал как на зло в «рыжую» смену. Сидя в пустой одиночной камере, я раз за разом подпрыгивал от стука “кормушки”. Сидя на жёсткой и неудобной койке среди голых стен, я пытался вспомнить, как в разных фильмах выглядит тюрьма, что надо делать и гадал о том, что мне предстоит в ближайшем будущем. Кроме криков Рыжей заправить постель и прекратить накрываться одеялом, мне запомнился дикий холод в камере. Несмотря на август, меня трясло до стука зубов. Когда приносили чайник с горячим псевдочаем, я сидел и обнимал его - грелся. Потом начал активно отжиматься и не забросил по сей день, хотя давно уже не мёрзну.

Радио на карантине не работало. В одиночке я провёл четыре дня и ел всё, что дают. Впервые после детского сада я съел манную кашу. Понравилось.
 
И вот за мной пришли. Я свернул трубочкой хилый матрас, взял «сухпай» и, придерживая спадающие штаны, пошел в мир ЗеКа.

Коридоры, стены, перила, решётки, сетки, стальные двери с прикрытыми глазками. Подвели к одной из них, лицом к стене, лязг засова, глубокий вдох, ни пуха!

И вот ведь я обманулся-то как!

Первое впечатление – попал в малогабаритную уютно-обжитую квартирку. Я ещё не знал, что Лефортово – это другая планета среди СИЗО России. Я ждал чего угодно, но только не телевизора, холодильника, электрочайника и двух гостеприимных сидельцев-ветеранов. «Ого!», только и выдохнул я. Дверь за спиной закрылась.

«Клади матрас сюда. Кофе будешь?» – это были первые слова моего первого соседа в моей первой камере. Олег Скоробогатов, совладелец (по его словам) сети автомагазинов, влетевший за контрабанду и на момент нашей встречи отсидевший почти полтора года. Полтора года! От этого срока я обалдел настолько, что не сразу ответил на его вопрос о кофе.

Но когда я расположился на своей новой кровати по имени шконка и ответил «буду», то последовал ещё более удивительный вопрос:

- Растворимый или заварной?

Я подумал, что надо мной издеваются и ответил вопросом на вопрос:

- А куда я попал? У вас есть кофемашина?

- Это Лефортово. Привыкай…

И я начал привыкать.

Кофе, заваренный в электрочайнике, был на порядок вкуснее того, что я постоянно пил в Кофе-Хаусе на воле. Уже на следующий день после голодного карантина я впервые в жизни ел хамон, по словам Олега, ценой в 500 у.е. за кг. На обед баланда выливалась в туалет, и на столе появлялись салаты из свежих овощей, фрукты, орехи и даже борщ, сделанный на кипятильнике. И это тюрьма? Нет, это Лефортово. "Сухпай" отправился в помойку, а я стал постигать жизнь в ограниченном пространстве среди чужих людей. Мытьё полов по очереди, когда едим – в туалет не ходим, а когда ходим – жгём бумагу и десятки десятков простейших аксиом тюремного бытия.

Сейчас, когда за год я поменял уже двадцать соседей, разных по характерам, социальному положению, вероисповеданию и взглядам на жизнь, первые дни мне видятся куда иначе. Да и об этом Олеге я позже наслушался массу негативных историй - уж слишком много новеньких сидельцев заезжало именно через него. Уж слишком часто и навязчиво этот «контрабандист» впихивал в ошалевшие головы одну и ту же установку: «51-я – это очень плохо», “со следствием лучше сотрудничать”, “вот я не глуплю, а потому скоро выйду”. Не знаю, вышел ли он, но его жена кормила Олега домашней пищей еженедельно. А заодно и следователя.

Но даже сейчас я не могу чересчур плохо думать о человеке, если лично мне он не сделал ничего дурного. Ну сделка и сделка, каждый выбирает свой путь. За собственным языком я следил с самого карантина, а потому подсадных уток особо не боялся.

Странным образом Олег Скоробогатов был просвещен и о моём деле. Ещё не раз в будущем я заезжал в «хату» с таким же всезнающим соседом, нет-нет, да и задающим мне наводящий вопрос. Лишь один раз, всего раз я подпустил сидельца слишком близко к себе. Возможно, как раз для урока – “не доверяй никому, кроме тех, кого любишь”. Но этот урок ещё будет, а в то время я просто наслаждался ощущениями тюремной VIP  жизни.

В камерах тогда находилось по трое человек. Если двое вставало, третьему приходилось сидеть. 8,8 кв. метра на три шконки и «дальняк». Никак не мог понять, что это - туалет в спальне или мы спим в общественном туалете. Из удовольствий – ежедневная прогулка в чуть более просторном дворике и баня раз в неделю по четвергам. Хотя на воле у такой бани было бы название иное – душ. На всё про всё: помыться, побриться – 10 минут. Остальная гигиена – в раковине «хаты» с мечтой о горячей воде.

Второй мой сосед – Юрий Гайдуков, работник Счётной Палаты, под 50 лет, но выглядел на все 60. Два года назад (два года!!!) заехал по одной из самых распространенных в Лефортово статей – «получение взятки». За время отсидки почти ослеп, но так и не потерял надежды выйти. Круглые сутки он изучал кодексы и законодательство. И, похоже, сидел в них не зря - позже я узнал, что он вышел. Правда на время, и под залог в десять лямов, но вышел.

С ними я провёл почти месяц, и это был моё лучшее время в Лефортово. Счетовод выписывал «Коммерсант», и там я обнаружил статью о себе. Юра неотрывно смотрел по Евроньюс биржевые сводки и всё что-то высчитывал.
 
Олег учил меня плетению шнурков и верёвок из мусорных пакетов, изготовлению крючков из зубных щеток и многим другим несложным премудростям, что позже мне были не раз полезны.

В те первые дни мне особенно запомнились два переживания, ощущения того, что я уже в ином, не вольном мире. Первое - это когда я, офигевший от нескольких дней карантина и весь в надеждах на скорое освобождение, услышал от моих соседей про их сроки пребывания в Лефортово. Полтора и два года! Я не верил, мотал головой и жевал губы…
 
Прожить несколько лет ЗДЕСЬ? В этой клетушке?! В разлуке с семьей!

И ведь два года – это всего лишь предварительное судебное разбирательство. А потом ещё и срок!

Сейчас, когда позади уже год, я как-то попривык, но тогда… Я не мог поверить, хоть Олег и сразу заявил, что тот, кто сюда заехал, жить здесь будет минимум год. Исключение – так называемые «паспортисты» - нелегалы, пойманные при пересечении границы. Те, как правило, обитают в пятиместных номерах и сидят не более полугода, после чего их депортируют. Иногда тех арестантов, кто плохо ведёт себя со следствием и не идёт на сотрудничество, селят с этими «паспортистам», сплошь узбеками-неграми-грузинами. Юра Гайдучков через всё это прошёл, и о своих приключениях рассказывал с удовольствием. Планы людей в погонах сорвались, так как узбеки, вместо того чтобы всячески давить на престарелого Юру, стали за ним заботиться и оказывать всяческие почести его возрасту. Мыли за него полы, сами ходили к «кормушке» за едой, шёпотом разговаривали, когда тот дремал над газетой. Через неделю столь барской жизни Юру кинули в камеру к Людоеду, и вот с ним-то общение уже было не столь комфортным. Но это другая история.

Ещё одно понимание того, куда я попал, у меня появилось после услышанного разговора моих первых соседей. Минут сорок взрослые люди на полном серьёзе обсуждали щи, поданные на обед. Крупно ли порезана капуста, добавляли ли туда сырую воду, гнилая ли там картошка. Я не понимал, стебутся они или, действительно, два устоявшихся в жизни человека могут столь долго, тщательно и скрупулёзно общаться на ничего не значащую тему. Удивление и ужас – вот те ощущения, с которыми я слушал их беседу. Не политика, не судьба мира, не семья, а просто щи. Неужели и я буду таким же через год?
 
И вот он, этот год… Надеюсь, я все же не такой глубокомысленный.

Через месяц меня перевели от них. Тут переезды постоянны, бывает и в неделю пару раз. Не дают спокойной жизни. Сейчас мне интересно знакомиться с новыми людьми, а тогда всё новое было волнительным и немного страшным. От Юры и Олега я уезжал с ворохом подарков. Сломав моё сопротивление, Олег снабдил меня едой, тазиком (целое сокровище в тюрьме) и другой полезной мелочью. Вручил и запрещенный предмет – кусок лезвия. Он был уверен, что "мойка" мне обязательно пригодится, так как то, что я увижу Людоеда, сомнений у него не вызывало. Он постоянно пугал меня им, если я не уступлю следствию. С мыслями об этом персонаже я и двинулся навстречу новым знакомствам и приключениям.