Соборяне
Говорят: то ли в прошлом году, то ли в позапрошлом икры «наловили» такое количество, что цеха переработки не справились с объёмом, и тонны не переработанной красной икры были… закатаны бульдозерами в отходы.
Не зря о России поют: «широка страна моя родная». Полёты в космос в нашей удивительной стране «гармонично» соседствуют с абсолютной и нереальной бесхозяйственностью. Сколько бы россияне не призывали друг друга сменить глобальный российский пофигизм на ответственное отношение к Родине, чтобы каждый заботился о себе не как о дикаре-одиночке, а как о представителе тысячелетней российской цивилизации - всё напрасно! Таков наш национальный менталитет и вековая российская «правда» -
история не даст соврать. Но чтоб бульдозерами!..
Прав был Фёдор Михайлович Достоевский, когда говорил «широк русский человек, я бы его сузил».
По окончании трапезы (иными словами застолья) меня проводили в заранее приготовленную келью, кратко объяснив главные дисциплинарные особенности монастырского быта.
Предельно усталый после многочасового перелёта я повалился на кровать и тотчас уснул. Проспав остаток дня и пропустив призыв колокольчика на ужин, я проснулся среди ночи от того, что совершенно потерял сон. Между Москвой и Петропавловском-Камчатским разница во времени составляет 9 часов. Поэтому, когда в Москве день, на Камчатке ночь. И наоборот. Как мне потом объяснили, адаптация к местному времени длится дней десять. Так оно и случилось. Первую ночь десятидневного курса "Здравствуй, Камчатка!" я пролежал до утра с открытыми глазами, размышляя над причудливыми зигзагами линии жизни, которую, казалось бы, мы сами и каллиграфируем.
В 5-30 раздался громкий перезвон колокольчика. Я услышал в коридоре голоса и понял, что братия пробудилась.
Ранняя побудка созывает монахов и монашествующих мирян на утреннее молитвенное правило. Так начинается монастырский день.
Я же (честно признаюсь) во все дни моего пребывания в монастыре, заслышав звук колокольчика, переворачивался на другой бок и блаженно досыпал в мёртвой тишине опустевшего келейного корпуса.
Сегодня 4-ое декабря, двунадесятый праздник "Введение во храм Пресвятой Богородицы". После утреннего молебна братия направляется на праздничную службу. По ранним голосам в коридоре я чувствую общее приподнятое настроение. Церковные праздники монахи ощущают с особым внутреннм причастием. Оттого в праздничные дни чуть больше радости в глазах и улыбок на лицах.
О разговорах. Если прислушаться, речь монаха проста и бесхитростна. Но странное дело, в кратких репликах невольно замечаешь особую благодатную интонацию. А уж если церковный праздник на дворе, душа инока щебечет по-птичьи, будто (почему – будто?) напрямую общается с Богом.
Приходит на ум сравнение братии с птичьей стаей. Подоспел праздник – встрепенулась стая, запела божественные песни-молитвы. Кончилось праздничное время – вновь защебетали твари небесные тихо и прикровенно.
Я работал и исподволь наблюдал неведомую мне монашескую жизнь. Порой, грешным делом, позволял себе "братский" ропот: мол, бездельники все и житейские неудачники, прибились на всё готовенькое. Обман вокруг и подделка!..
Не скажу, что от этих грязных мыслей мне становилось плохо или неуютно. Наоборот, я ощущал себя неким Садко, заброшенным по воле судьбы в непригодное для счастливой жизни пространство. Я перебирал личные заслуги, как гусляр перебирает струны. И уже готов был в душе заиграть плясовую…
Но!
Случилась со мной оказия, самая настоящая непредвиденная «фигня» – я принял позывные добра! Это добро источала не милая сердцу Москва, не мой добропорядочный в целом образ жизни, но… скупая на эмоции, угрюмая монастырская братия. Да-да, эти ребята «в чёрных штанишках» научили меня видеть добро не в привычной услужливости «ты – мне, я – тебе», но в любви и абсолютном бескорыстии.
Это монастырское добро, чистое, как слеза, непривычное уму и чёрствому сердцу, долго возилось в моей душе, нехотя по чуть-чуть растекаясь по кровотокам. Но вот оно коснулось «святая святых» - скаредного ума. И... (ей богу, не вру) случилось чудо! Меня будто подменили. То, над чем я раньше посмеивался, вдруг представилось как мужество и духовная воля. То, что я не мог принять и «от души» осуждал, находясь в плену житейских представлений, - я ощутил как высоту помыслов и жизненную силу.
С того дня, проснувшись поутру, я гнал сон и мысленно глядел вслед братии, уходящей по зову молебного вестника сквозь камчатскую непогоду на очередное духовное дежурство. Думал не о минутах "праведного" сна в безлюдном общежитии, но испытывал сожаление, что не нахожу сил следовать за ними.
С каждым новым днём, прожитым в монастыре, монахи, молодые симпатичные ребята, меня удивляли всё больше и больше. Например, перед трапезой, на которой не присутствовал ни настоятель, ни какое-либо другое начальство, братия дотошно вычитывала долготерпеливые молитвенные славословия. То же происходило и по окончании застолья. Ежедневно монахи и послушники, не занятые в неотложных делах, выстаивали долгие изнурительные часы всенощного и литургического молебства. Поначалу мне казались странными бесконечные повторения одних и тех же молитвенных текстов. Я видел в этом лишь бесцельную потерю времени. «Зачем, - возмущался я, - десятки раз повторять одно и тоже, одно и то же?!»
Спустя дни, когда моя внутренняя душевная вьюга поутихла, мне пришло на ум сравнение молящейся братии с часовыми, выходящими на ежедневное дежурство туда, где ничего не происходит. Не происходит именно потому, что неусыпна стража. И если ослабить охранные усилия – тотчас жди непрошенных гостей. «Неужели монастыри, - думал я, - это сторожевые крепости, призванные оградить нас, несмышлёных буянов, от всякого зла?
«То, что вы так возвышенно называете молитвой – обыкновенный набор слов!» - улыбнётся образованный и циничный «доброжелатель». Он заранее знает: ответить на его вопрос не просто. Как убедить человека в том, что на свете есть чудеса, если он твёрдо знает - «их там» нет? Даже, если с ним самим произойдёт чудесное явление, сердце такого человека скорее всего останется глухо к случившемуся. Зато ум тотчас отправится на поиски разумного объяснения. И обязательно найдёт. Обязательно подвернётся ловкий софизм, глухой, как и сам человек, к фактам божественного чудотворения, и всё объяснит с разумной точки зрения.
Мне подумалось: «А ведь монашество – это спецназ». В духовной среде всё не от мира сего. Поэтому ратная служба войска Христова нам непонятна, странна и пугающе однообразна. Мы привыкли к калейдоскопу событий, он – носитель времени нашей жизни. А в монастыре времени нет, и это не сложно доказать. Вот смотрите.
Основное свойство времени – движение. Рай – это полнота. В абсолютной полноте движение невозможно, так как любое движение возникает тогда, когда где-то чего-то не хватает. Значит, в раю времени нет. Далее.
Рай – обитель Бога. Всюду, где бы ни был Бог, вокруг него по благодати райское состояние материи и пространства. Далее.
Монастыри - островки рая в житейском море, земные подворья Бога. Значит, все свойства рая и Божественной Личности присутствуют в монастырях. А именно, вместо привычного и текучего, как вода, времени – вечность.
Я пробыл в обители около месяца. Свидетельствую, уже на третью неделю у меня реально начались проблемы со временем. Я перестал понимать его количество, просто доверился колокольчику и братским распоряжениям. Наверное, в моём сознании появилась глубина, потому что я перестал спешить, стал всматриваться в каждую мелочь, окружающую меня.
Внутри меня произошла непредвиденная деструктивная вещь! Целостное амёбное существование современного горожанина развалилось на три разновеликие части: огромное невыразительное прошлое, странное и небольшое по размеру настоящее и громадное внезапно открывшееся будущее.
При этом прежнее мироощущение, выверенное высшей школой и благами цивилизации, как ветхое рубище, упало к ногам и превратилось в сентиментальное житейское воспоминание.
Видимо, сместилась точка отсчёта в восприятии действительности. Привычные игровые понятия: спорт, политика, телевизионные шоу уступили место размышлениям о смысле жизни, о долге и личной жертве во имя добра и любви.
И хотя столь разительные перемены произошли во мне явно не без «ведома» монастыря, сугубо церковным человеком я не стал.
Монастырские будни развеяли во мне некий туман. В протуберанцах этого надмирного млека я годами хранил «целостный набор» душевных, вернее, чувственных заблуждений современного интеллигента. Монастырь же приоткрыл возможности именно духовного зрения. Оно помогло по-новому самоопределиться и в отношении к окружающему миру, и в религиозном отношении.
Теперь, если кто-то спросит меня «Как жить?», я не стану важничать и надувать щёки или велеречиво проповедать «истину» как скороспелый православный гуру. Но тихо скажу: «Вам нужен духовный совет. Ступайте к мудрому священнику – он подскажет».
Слишком ответственно давать духовные советы другим, если ты не находишь в себе силы стремиться к постижению религиозной полноты и любишь Бога не столько за христианскую идею о личном спасении, сколько за Божественную красоту, которую Господь явил, распахнув перед человеком тварное великолепие этого мира!
Свидетельство о публикации №218120600930