В жизнь. Запись 8. Глава 4

4. Песня
Приближалось событие — открытие спортивного кружка. От Райкома комсомола ждали комсомольца-спортсмена. В прихожей нижнего этажа с громким названием «Вестибюль» поставили спортивный снаряд «конь», к потолку прицепили кольца.
Два дня девочек осматривал врач. Он долго выстукивал костяшками указательного и среднего пальцев грудные клетки, заглядывал в нос, уши, заставлял показывать язык и кричать «Аа»
Иван Егорович уступил врачу свой «кабинет», а сам сидел в кладовой, подсчитывая что-то на счетах и писал докладные и просьбы в Горпродком, районные комитеты РКП/б, РКСЫ, Московский и районный советы и каждое письмо начинал с фразы:
«Докладываю, что подростки нашего Дома остро нуждаются в...» или «Прошу оказать содействие в приобретении… - Прошу выдать...»
Врач осматривал девочек придирчиво, а фамилии некоторых заносил в особый список. Потом посоветовался с Иваном Егоровичем, написал и тщательно заклеил в конверт письмо. На следующий день, получив недельный паек хлеба и сахара, девочки ушли в больницу. Конверт  с письмом вручили сопровождающему их завхозу Мише, - молчаливому человеку, про которого Лёлька сочинила частушку: «Кто на всех чертей похож, это Миша наш завхоз», хоть похож он был в своих широченных шароварах, серой, на выпуск косоворотке, обросший непомерно густыми волосами цвета колоса, скорей на смесь русского сказочного Ивана с украинским Грицоко.
Что за болезни у девочек, которых определили в больницу, никто, кроме врача и Ивана Егоровича. Не знал, но между собой девочки шептались, будто у них чахотка.
Мане-неудачнице доктор мягко сказал, что спортом заниматься пока не рекомендует, а если она согласна — он устроит её на операцию.
У сероглазов, с нежно просвечивающим сквозь тонкую кожу румянцем, Мани, голова всегда тяготела к левому плечу, какая-то лишняя, ненужная жилка держала её в таком положении с самого рождения. От операции Маня отказалась, а девочкам потому печально сказала, что раз она такой родилась, значит ей на роду так написано.
Лена в «спортсменки» прошла с оговоркой: заниматься осторожно, а всякие там кольца и снаряды пока отставить, потому что организм у неё очень слаб.
- Вот окрепнешь, тогда пожалуйста, хоть на коня! - шутливо сказал врач и для успокоения добавил, что она не одна здесь такая, слабеньких много.
Лена переживала. О разговоре с врачом она не рассказала даже Блюме.
В общежитии разговор был только о спорте и о том, какой, интересно, будет «спортсмен», как его все называли. Большинство девочек представляло его высоким, красивым и сильным. Феня уверяла, что он обязательно «от мускулов толстый», как борец, которого видела она на картинке.
- Он должен быть сильней всех, раз его выбрали учить других, как сильнее и ловчее сделаться, - высказывалась она, старательно разрисовывая что-то на бумаге цветным карандашом.
- Ты не его разрисовываешь случайно? - несмешливо спросила Хорек.
- нет. Это я так просто, - засмущалась Феня.
- И нам майки с трусиками выдадут? - спросила Ийка.
- Чего захотела. Всякой гниде ещё майки давать, - проходя  съязвила Зойка.
- Грубо и глупо! - откликнулась Тамара, - аккуратно причесанная, будто зализанная девочка, которую называли здесь «интеллигентка».
- А в чём мы заниматься будем? - озабоченно спросила Кира. - В платье ноги высоко поднимать нельзя.
Стали думать. Доставали из под коек корзинки, баулы, рылись в затасканных обносках. Кира и Рая побежали завхоза Мишу искать, чтобы взять у него ножницы.
Мишу нашли во дворе. Он распиливал длинный сухой кругляк. Кроме сырых поленьев, - казенных, - как величал их Миша, часть сарая была заполненна аккуратными штабельками сухих дров и кучей распиленных досок и дощечек, носивших следы давнишней, побуревшей краски, штукатурки и дранки. Миша не брезговал ничем, лишь бы горело. Когда он принес, однажды, кусок нового теса, его увидел Иван Егорович, рассердился, приказал немедленно отнести тёс, откуда взял. Миша мрачно выслушал его отповедь и потом уже сказал:
- Вор украл, а я по Москве яго искать должОн?
- Какой вор? Это же новый тёс для ремонта дома, наверное. Где ты взял?
- У базара. Один тащил и оглядывался. Я нагнал яго, он бяжать, ну, я и взял, куда яго?
- Нам же дали дрова!
- Дрова. Вода! Окромя плиты скоро печи затоплять.
-Ну, ладно. Только, чтобы большее этого не было, - простительно сказал тогда Иван Егорович.
- На ча ножницы? - недоверчиво спросил сейчас Миша.
- Материал резать, трусы шить. Завтра спортсмен будет, заниматься не в чем, - деловым тоном сообщила Кира, придерживая растрепавшиеся белокурые волосы и стараясь вобрать голову в плечи от пронзительного осеннего ветра.
- Какой материал? - подозрительно взглянул на неё Миша.
- Что у кого есть. У меня, например, платье старое, рукава и спереди выношено, а  из зада и всего остального можно трусы пошить.
- А я вот это платье с боков подпорю, чтобы не тянуло, и подберу по середке вроде трусов. После гимнастики опять обратно зашью, - добавила Рая.
- Чяго? Платья пороть? - побагровел Миша. - Ня дам!
Недопиленный кругляш он с сердцем забросил в сарай, бережно, по хозяйски, поставил в угол пилу, запер дверь, подергал висячий замок и ушел.
- Наверно жаловаться Ивану Егоровичу, - сказала Рая.
Из соседнего дома вышла маленькая женщина с кукольным личиком, остановилась, подозрительно взглянула на девочек.
- Опять финтифлюшка эта, - с неудовольствием шепнула Райка, - и чего ей надо? Будто воров высматривает.
Они побежали в дом, прислушались. В комнате Ивана Егоровича было тихо. В прилегающей к кладовой каморке, где жил Миша, сердито шуршало и двигалось. В спальнях было тоже сравнительно тихо. Оказывается, пока они бегали, Шура с Пуговкой уговорили девочек пойти на занятия в платьях, а потом все обдумать с Иваном Егоровичем. Сейчас его нет.
Неожиданно пришел Миша. Предварительно он несколько раз кашлянул перед дверью, приоткрыл ее, боком протиснулся в комнату. Глядя в сторону дверного косяка, словно был тот  живым человеком, а в комнате никого больше не было, он умоляюще сказал:
- Нельзя платьЯ портить. Ня надо… У меня юбка материна, помярла которая, широкая, страсть,  мабудь аршин на шашнадцать. Отдам. А платья ня надо.
И, видимо, напуганный такой длительной своей речью выскочил из комнаты.
Девчонки прыснули смехом.
- Что это он так говорит? - спросил кто-то.
- Ягун он, - пояснила Рая. - У нас в Воронежской губернии такие, как Миша, есть - «яго, чяго». Так и зовут их — ягуны.
-Тоже ведь Миша, - доброжелательно подумала о нём Лена. И сейчас же представила себе Мишу Вильгорского.
- Ой, пойдем за юбкой, а вдруг как раздумает! - засуетилась Феня, засовывая под подушку бумагу. И они с Ийкой убежали.
Хорёк подняла подушку на Фениной койке:
- Смотрите сколько человечков нарисовала! Ещё она газету какую-то под тюфяк прячет. Ийка что-то читала ей п подчеркивала. Глядите, вот она! Прочти. Тамара.
Группа девчат стопились у Тамариной койки.
- Что это? - спросила Кривцова.
- Конкурс на форму одежды милиции, -прочла Тамара. - Премия — пятьдесят тысяч дензнаками 1922 года.
- Слышите? - закричала Хорёк. - Пятьдесят тысяч! Вот это Фенька. Разбогатеть хочет!
Девчёнки с хохотом вырвали у Тамары газету и она пошла по рукам, пока не попала Варенцу, которая унесла ее к себе в спальню. Пришла Феня, пожаловалась: - Не дает юбку. Сам, сказал, принесёт.
- Иди газету свою выручай, - говорит Пуговка.
Проносится слух, что газета уже старая, конкурс давно закончен а Феня работает впустую.
- Чего же ты проворонила, - смеётся Хорёк, когда Феня возвращается от Варенца. - Брось её, теперь всё равно уже поздно.
- А я просто так, - смущенно отвечает Феня, - интересно, а вруг похоже будет на то, что я выдумала.
Лена подсела к Блюме на койку. Как-то само собой разговор заходит о спорте.
- Мне врач разрешил только дыхательную гимнастику, - решается признаться подруге Лена.
- А мне не разрешает совсем. Что-то там у меня не в порядке.
- Тогда я тоже не буду ходить на гимнастику.
- Ради дружбы? Не нужно. Это будет как рабство. Теперь свобода, а дружба тоже должна быть свободной от рабства. Когда мне разрешат, я тоже пойду!

Незадолго до ужина в спальню врывается дежурная на кухне Лелька.
- Девчонки! - кричит она своим звонким голосом. - Девчонки! Идите смотреть «Фунт дров — ведро кипятка». Вот чудо Иван Егорович привез! Они там его с Мишей поставили и он уже пыхает. Ой, здорово!
- Где? Какой фунт пыхает?
Лелька хватает с тумбочки, стоящей у дверей, жестяную кружку за которую старшая дежурная несёт полную ответственность (а ответственная дежурная сегодня Хорёк) и выскакивает за дверь.
- Спрашивать надо! - кричит Хорёк и мчится вдогонку.
Девочки секунду соображают, потом, срываются с коек и толкая друг друга, топоча, как разыгравшиеся слонята, бегут вниз по лестнице. Бегут из всех спален, как на пожар.
Остаются только молчаливая Глаша из второй спальни, удивительно равнодушная девочка, и Стёпа. От насморка у неё распухли и слезятся глаза и температура, наверно, высокая, но смерить нечем, нет градусника. Завтра придет врач, а пока ей запретили выходить вниз даже ужинать.
- Дежурная принесет. Сахара к ужину выдать двойную порцию и хлеб вместо черного — серый, - приказал Иван Егорович.
После поминутного чихания и сморкания Стёпа обессилила, но настроение было такое, что хоть беги за девчонками.
- Придется вытерпеть. О чём-то новом, интересном она узнает в последнюю очередь Что поделаешь!
«Чудо» было замечательное. Снизу, за аккуратной, маленькой, поменьше чем поддувало у печки, дверцей пылали чурочки, а над дверцей возвышался сияющий, с рост человека, самовар не самовар, бак не бак. В середине  у него торчал большой красивый кран.
Лелька стояла у крана с кружкой и сияя, как этот самый самоваро-бак, наливала из него крутой кипяток. А рядом стояли Иван Егорович и Миша, они тоже сияли.
«Титан» - прочли грамотные девчонки, выведенную на красавце чёткую надпись, и ещё мелким шрифтом: - Завод сан-тех кооперации».
- Ну, как вам техника нравится? - спросил Иван Егорович.
- Ой! - восторженно выдохнули девчонки.
Обе половинки двери были тожественно раскрыты, чтобы все, без исключения, могли любоваться новым приобретением.
- С нынешнего дня кипяток будет всегда без ограничения, грейтесь сколько душе угодно! - сказал Иван Егорович. - Сегодня же, по случаю торжества, ужин праздничный, - каша с молоком и вместо одного — два куска сахара на ужин.
Вы ещё не знаете, какое у нас торжество сегодня?
- «Титан» - закричали девчонки.
- Фунт дров — ведро кипятка!
- Это наше личное торжество, а сегодня торжество у всей нашей страны. Наш «Первый броневой автозавод», что у Поклонной горы, выпустил первый советский автомобиль в сорок лошадиных сил. Все до одной его части сделаны русскими рабочими из наших русских материалов. И вы можете себе представить, какую будет развивать он скорость? До восьмидесяти пяти верст в час, представляете?
Сегодня машина была торжественно вручена нашему всероссийскому старосте — Михаилу Ивановичу Калинину.
До нового года завод обещает выпустить двадцать машин, в будущем году — двести, а в двадцать четвёртом — тысячу штук. Представляете? Ты-ся-чу!
«Ура» - заорали девчонки.
- А теперь по спальням. Грейтесь до ужина. На днях затопим, будет везде тепло.
- Подождите, Иван Егорович! У нас ещё одна радость. Райком комсомола разрешил организовать в нашем «Доме Подростков» комсомольскую ячейку. Скоро начнется прием в комсомол, - крикнула Маша.
Они с Ревеккой только что успели войти и стряхивали мокрые от дождя пальто в прихожей.
- Поздравляю, - сказал Иван Егорович. - По этому случаю, Миша, придётся в кашу добавть по чайной ложке русского масла.
- Мало яго, -нахмурился Миша.
- Хорошо, пол ложки. Договорились? Миша нехотя согласился.
- Ничего не поделаешь. Наш начальник снабжения лучше знает, что у него в наличии, - подмигнул Иван Егорович.
Позже Миша вызвал Ревекку из спальни в переднюю, сунул ей в пальцы ножницы и положил ей на руки довольно внушительный ком материала, оказавшийся необычайной ширины, длинной до пят сборчатой юбкой.
Лелька тожественно поднесла в постель Стёпе кружку крутого кипятка и кусок сахара.
- Это дополнительно, как больной. К ужину будет ещё стакан горячего молока, каша и ещё два сахара. Прямо объешься!
Пришла Гаяне, села в ногах у Стёпы. Ревекаа раскрыла двери между спальнями, позвала Лену.
- Руднева. Прочти на странице «рабочее творчество» стихотворение Шкулева. Только погромче, чтобы слышно было во всех спальнях.
И Лена прочла во весь голос:
Мы кузнецы, и дух наш молод.
Куем мы счастия ключи!
Вздымайся выше, тяжкий молот,
В стальную грудь сильней стучи.
Мы светлый путь куем народу,
Мы счастье родине куем…

В гоне желанную свободу
Горячим закалим огнём.
Ведь позже каждого удара
Редеет тьма, слабеет гнёт,
И по полям родным и ярам
Народ измученный встает1.

Было тихо, Лена читала громко, а стихи почему-то пели. Когда она кончила читать и прислушалась к тишине — они всё ещё звучали, как и песня.
«Завтра уже сегодня, - подумала Лена. - Какой сегодня замечательный день. А завтра?»

#Вжизнь