смутные сомнения и терзания - Flucht nach vorn

Как мы помнем, то лет десять назад мы были полностью пеzдонуты на теме быстрых углеводов и очень их боялись, а рис - самый ихний рассадник и логово. Несмотря на нашу бесконечную любовь к нему во всех проявлениях. Хвала Аллаху, что печень трески, утка по пекински, бараньи ноги и сало - не углевод, поэтому их можно хоть килограммами.
 
Почему были пеzдонуты? - Спросите вы, мои мудрые постоянные четатели. Отвечаю - непонятно. Ну и пусть. Мы ведь никогда не объясняем, напремер, доброту или любовь; во всяком случае, никогда не было такого, чтобы человеческому разуму было бы достаточно выслушать такое объяснение и успокоится.
 
Мы всегда ищем причины только для подлости, но не для чести и славы, ищем причины для измены, для верности - не ищем, и вообще ищем причины для зла, для добра не ищем. Это заложено в самом функционировании нашего языкового сознания.
 
Так давайте поверим тому, чего не делаем. И вот то, чего мы не делаем, когда имеем дело с категориями, подобными рису или бараньей ноге, Кант называл сверхъестественным внутренним воздействием (этот термин стоит у него в ряду с термином свободная причинность), а Канту следует доверять, тем более в терминологии.
 
Конешно, философски рассуждая, нас терзают смутные сомнения, что в нашей метафизической пищевой цепочке есть какой-то фатальный феноменологический проеб и именно он стимулирует гигантскую жопу к эффективному и, что немаловажно, эффектному росту. И я могу доказать это любому просвещенному феноменологу (если только он доступен доказательствам).
 
Но я традиционалист и консерватор, а также очень послушный поцанчик ленивый философ. Раз Иммануил Кант сказал, что углеводы нельзя, а полкило сливочного масла можно, мы покорно следуем его заветам.
 
Хотя, философски говоря, он про полкило ничего не писал. Он писал про негров, которых надо бить палкой, потому что они ленивы. Но я какбы просто доработал его теорию, добавил ей немного легкости и изящества, потому что две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо нами и моральный закон во нас.