Переход

Ранним утром Дюк допил наскоро заваренный кофе, привычно закинул на голову бейсболку и повернул ключ зажигания своей родной белой «копейки». Уезжать от деревенских родственников не хотелось, да и нужды особой не было. После больницы редактор старался не сильно грузить его работой, берёг, но проблем у того хватало, Дюк знал, потому и собрался. Странно, все, что находилось там, за этой оградой, теперь воспринималось по-другому, казалось каким-то далеким.
- Инерция - сильная вещь, не так ли? Необязательно ехать в город, а едешь, - голос за спиной высоко подбросил пульс задумчивого водителя, вместо того, чтобы затормозить, он сильно надавил на педаль газа. - Держи руль, все нормально. Я тут отвлекся, пока ждал, вот ты меня и не заметил. Не откажешься подвезти?

Дюк почувствовал на лице и шее теплые волны, услышал удары сердца, которое впервые за эти дни остро напомнило о себе. Он попытался повернуться и рассмотреть пассажира, но что-то мешало.
- Да, пожалуй, не там примостился, тебе плохо видно, - с этими словами кто-то, неизвестно каким образом, но плюхнулся на переднее сидение. - Привет. Знакомься со мной. Называй коротко – Такуми, сложное имя…. Спрашивай о чем угодно, отвечу на все вопросы и даже больше. Правильно понял, знакомство будет односторонним, потому что тебя я знаю давно.

Дюк забыл о дороге, он уставился на человека, внешность которого для его родных мест была совсем необычной. Пассажир, ко всему, не давал открыть рта, ловил не прозвучавшие вопросы и тут же на них отвечал. В конце концов, он замолчал, потому что Дюк рассмеялся. Было понятно, того больше веселило собственное дурацкое положение, не фокусы Такуми.
- Ну вот, я не учел, что ты ничему не удивляешься. А все-таки вздрогнул, и теперь еще рулем управляю я, давай, веди машину, до твоего дома пилить долго.

Время пролетело на едином вдохе. Владимир Васильевич Бардюков, Дюк – это если коротко и привычно, полностью растворился в интересе, наконец, он поймал себя на том, что охотно впечатывается в свежий разрез собственной жизни, в ту ее сторону, которая давно звала.
- Звала, - подтвердил мысль Такуми и продолжил ее потрясающим вводным, как он его назвал, рассказом. - У каждого из нас триллионы версий. Свои я не считал, просто проникаю, прохожу вдоль и поперек, нахожусь там, где удобно выполнять конкретную задачу. И это не самое главное….
- Да ты профессор.
- Я ремесленник, загляни в словарь японских имен. Но ремесленник филигранный, из тех, кто постигает.
- Где же находится твое филигранное училище?
- Во мне, в тебе, там оно и находится, если копнуть. Ты просто вникай, вопросы потом сами исчезнут. Когда-то мною завладела жажда погружения. В собственные раздумья, в воду, неважно куда, несло и все тут. Вот, и ты улыбаешься. Действительно, дело доходило до смешного. Захватила страсть к глубинам, и в прямом смысле тоже. Уходил в море все дальше, погружался в таких местах, от которых обычные люди шарахались. Нырял без акваланга, увеличивал время нахождения под водой и, наконец, нашел грань между жизнью и жизнью. За спиной слышал, мол, парень ищет погибель, а я искал грань. Первую грань, и научился ее преодолевать. Дальше были другие…. Очередь за тобой.

За время поездки Дюк впитал в себя столько силы и информации, что в дом входил совершенно другим человеком.
 Обитал Владимир Васильевич на земле. Свою городскую квартиру давно поменял на деревянный дом в частном секторе, на особнячок, который со всех сторон окружали высокие кусты сирени и черемухи. Весной здесь была сказка, цвело все и сразу. Над крыльцом нависал полог разросшейся да последнего предела дикой яблони. Надо было бы ветви ее, конечно, укоротить, чтобы не мешали открывать дверь, да жалко, легче осторожно отодвинуть и войти. Двор украшали старый глубокий колодец с родниковой водой и резные скамейки, установленные в разных уютных местах. Да, еще баня. Из трубы этого потемневшего от времени сруба регулярно струился белый дымок.

Такуми долго бродил по саду, иногда покачивал головой и смачно цокал.
- Что это значит? Зачем цокаешь?
- А, это? Дюк, теперь ты знаешь, что я могу быть где угодно, в разных местах одновременно. Случаются небольшие накладки. Сейчас, ко всему прочему, смотрю на деревенского кота, он на ветке, к которой ты прикрепил новую птичью кормушку.
- Поразительно. Я хотел спросить, не мог бы ты поделиться, настроить что ли, зачем-то же пришел.
- Я думаю - подожди немного. Хорошее место выбрал, здесь хочется расслабиться, отдохнуть, забыть обо всем на свете, - Такуми направился к скамейке, которую не сразу заметишь, стояла она у самого ствола черемухи, впитавшего в себя весенний аромат цвета. Словно для него старый сосед Дюка поставил свою любимую заезженную пластинку, голос певца, спотыкаясь на глубоких трещинах, почти по слогам выводил слова романса «не–у-хо-ди, тебя я у-мо-ляю…». - Не напрягайся, все получится. Передо мной умный способный человек, удобный и понимающий. Это о тебе,  Дюк, - он сверкнул хитрым взглядом и задержал его, заметив нескрываемую иронию. - Зря улыбаешься, мы с тобой, как две капли, так что все сказанное относится и ко мне. Садись, вникай. С этого момента становишься примерно вот такой веткой, она отросла от этой, то есть, от меня, - он прикоснулся к нависшей над ними листве. - Попробуй протиснуться в глубины моих мыслей, зачерпни там, сколько сможешь.

Необычным оказался денек у жителей квартала, который ютился по соседству с многоэтажными домами, укрываясь от взглядов сверху зелеными великанами и крышами из цветной черепицы. На его единственной улице с прохожими происходило нечто такое, чего от себя они ну никак не ожидали, закрытых окон не осталось, в курсе хотелось быть каждому.
Визг с улицы свободно долетал до скамьи под черемухой, на которой сидели два довольных собой человека.
- Хватит хулиганить. Вспомнил свое детдомовское детство? Откуда эти частушки и переодевания, твои благонравные соседи после сами себя не поймут. Потренируйся на соловьях, их здесь много. Ускоряйся и расширяй горизонты.
- Такуми, кто из нас произнес эту фразу?
- Первую ее часть точно я. Ладно, на время исчезну, но рассчитывать на совет можешь свободно. Дерзай, дендрит.

Внезапная слабость вонзилась в тело, и Дюк не стал бороться с налетевшим желанием лечь и заснуть. Так он и поступил, закрыл глаза и отключился. Такуми заботливо укрыл его теплым пледом, принесенным из дома, долго стоял рядом, всматривался в лицо, улыбался, и иногда кивал головой, их диалог не прерывался.

Проснувшись в полном одиночестве, Владимир Васильевич удивился самому себе, столько силы и одновременно воздушной легкости раньше в нем не бывало.
Поднимаясь по лестнице любимой конторы, Дюк обогнал редактора и, наконец, включился в привычную обстановку.
- О, привет. Прости, задумался, - он протянул руку и улыбнулся другу, который удивленно рассматривал его радостное лицо.
- Да ты в отличной форме. О самочувствии, полагаю, спрашивать нужно не тебя, Дюк, а меня?
- Вижу, подустал. Срочного ничего не было? Давно не звонил, все нормально?
- Сейчас узнаешь, летучка в десять, посиди, послушай. Номер вчерашний читал? Понял. Иначе не справлялся бы о делах. Меня тоже не было здесь несколько дней, летал к матери, вот этот прощелыга и пропихнул свой шедевр, подставил по-полной.

О ком шла речь, Дюк не спрашивал, он хорошо знал, кто мог перешагнуть через кого угодно, не задумываясь и не разбегаясь. Молодой дуболом выковыривал собственную выгоду из всего подряд, и остановить его, тем более уволить было практически невозможно, собрал вокруг себя массу защитников свободы слова, и тянул эту свободу в сторону, где шуршало и пахло.   
- Заходи, обмозгуем, остальные скоро подтянутся, - шеф пропустил Дюка и плотно прикрыл дверь. Он включил кофеварку, достал пачку сигарет и, нервно закурив, швырнул по длинному столу один из сложенных номеров своего старого детища. Дюк открыл вторую полосу, но смотрел в ожидающие поддержки глаза сидящего напротив.
- Сегодня он сам подаст заявление.
- Не смеши, Дюк, от кормушки, которую так ловко мастерил, его теперь и бульдозером не оттянешь. На все остальное этому гению глубоко плевать, сам знаешь. Слушай, и ведь многие завидуют. О молодых говорю. Услышишь сейчас ярых сторонников, и аргументы оценишь. А то, что этой дурацкой подделкой унижен хороший человек, их не коробит. Да, ведь газета подписана моим именем, зам «просмотрел». Вникаешь? Господи, во что превращается наша профессия? Раньше ее выбирали те, кто умел и хотел писать и думать.
- Говорю тебе, уйдет он сегодня, я сам сделаю опровержение с подробностями о продажном авторе.
- Твоими бы устами да мед пить, - редактор опустошил кофейную чашку и вызвал секретаря. - Приглашай.

Человек пятнадцать дружно расселись вокруг стола, вооружившись номерами газеты, вышедшими за неделю, своими записями или ноутбуками. Глаза большинства зафиксировались на этих предметах, заглянуть в них было невозможно. Шеф остановил встающего для доклада дежурного аналитика, чем никого не удивил, головы остались в прежнем положении, неподвижными.
- Отлично. Понимаете, о чем пойдет речь. Предоставим слово герою.
Понимая, что обращаются именно к нему, герой встал, свернул руки на груди и принял позу человека, которому скучно. Дюк сидел рядом с компьютером шефа, при его словах он обнял мышку ладонью.
- Начинай, ты что, не проснулся? Все ждут, - грубые слова Дюка подействовали, как пинок сзади. Герой вздрогнул, вытянул руки по швам и громко икнул. Легкий, но дружный смех, прокатившись по столу, растворился в шорохе удивления, вызванного первой фразой героя.
- Да, я паршивый козел с валютным счетом в банке, - слова произносились серьезно, в пику мимике, глаза то закрывались, то пытались выкатиться из орбит. Сразу извинившись за неточность, герой четко произнес название банка, реквизиты и номер счета. Следом без остановки полилось одно откровение за другим, все они были похожи, но воспринимались по-разному. Не меняя интонации, герой заявил о том, что сидящих здесь презирает, хочет жить и работать, где-нибудь подальше от них, потому и пишет исключительно заказные статьи.
- За эту, последнюю, получил тридцатник. Да-да, простите, в долларах. Факты не проверял, писал по заданному сценарию, но своими словами, - в этот момент заработал принтер, и оратор уверенно к нему проследовал.

Головы презрительным движением сопровождали идущего. Дюк заметил вопросительные знаки в отдельных взглядах и прервал затянувшуюся исповедь героя.
- Друзья, я решил увековечить наше заседание, так сказать, для истории. Все-таки не каждый день такое случается. Надеюсь, никто не откажется приложить руку к протоколу, после росписи выступающего, конечно.

Один лист замелькал между руками, а со вторым, старательно расписавшись, герой боком продвинулся к шефу, который, сжав губы и прищурившись, пытался понять, что здесь, черт возьми, происходит.
- Читай и сворачивай этот балаган, работа ждет, - прошептал Дюк и передал шефу заявление героя на увольнение, кивком головы разрешая вспотевшему теперь уж точно бывшему работнику покинуть кабинет.

Когда в нем остались только два человека, оба одновременно потянулись к пачке, на которой уродливые буквы угрожающе напоминали: «курение убивает».
- Объясни, будь ласков, что это было? Только не начинай с того, что сам, мол, не догоняешь и прочее, - шеф пронзил взглядом приятеля, и тот одобряюще улыбнулся в ответ.
- Нановирус, - Дюк сам удивился свалившемуся ниоткуда слову.
- Не понял?!
- Да я не совсем уверен, но, похоже, что он и есть. Не успел рассказать тебе об интересном знакомстве, а ведь шел сегодня для этого. Понимаешь, друга одного встретил, ученого ремесленника, кое-что у него позаимствовал. Думал, заливает мне насчет своего изобретения, а выходит, не обманывал, внедряет помаленьку. Тебе здорово повезло, от подонка избавился.
- Ты развивай тему, разворачивай, времени мало, через час пресс-конференция в мэрии, большой человек из столицы пожаловал.
- Отлично, я с тобой. Но вначале материал отдай, пусть в сегодняшний номер поставят. Спасибо потом скажешь, когда тираж подскочит.
- Ты о чем?
- Об этом, - Дюк подошел к компьютеру. - Ты спектакль смотрел, а я работал, как и обещал. Опровержение с подробностями.

Шеф не надеялся, что времени, которое займет дорога, хватит для разговора. Он ждал привычных корявых смешков Дюка, звучавших каждый раз после удачного розыгрыша, но тот оставался серьезным.
- Не сомневайся, все так и есть. С нашего города начинается глобальный эксперимент, внедряется вирус, блокирующий, выражаясь грубо, вранье. Те, в кого он попадает, начинают выдавливать из себя всю гадость. Твой сотрудник его подхватил, ты сам убедился, - Дюк все глубже погружался в придуманную историю. Экспромт ему нравился.
- И об этом можно писать?
- Обязательно, даже нужно. Сегодня же и принимайся, к вечеру у тебя будет больше доказательств. Ты станешь первым, обогнать не сможет никто. Второй составит компанию чуть позже, даже могу назвать имя. Сегодняшний уволенный. Он сделает из себя настоящего героя, отдавшего ради истины и прогресса все самое ценное.
- Если это эксперимент, и, надо полагать, секретный, то на чем и с какого бока надо было подъехать к твоему новому другу, чтобы разговорить? Слушай, Дюк, с тобой все в порядке? Может, в психушку подбросить пока не поздно?
- Помолчи немного. Поговорим, когда будем возвращаться. Ты лучше вопрос хорошенько сформулируй. Да не ко мне, о чем большого человека спросишь?
- А если о нановирусе? Рискнуть?
- Правильно мыслишь.
- Точно, после вместе в больничку отправимся, повеселимся.

Зал заполнился быстро, на такие встречи опаздывать не принято, приходить раньше тоже, много чести. Выслушали вступительное слово, как положено, с теплыми лицами и добрыми глазами. Все, кроме Дюка, сидели прямо, примерными первоклашками, ему же, как назло, хотелось видеть взгляды. Что поделаешь, все до одного они пустовали.

Вопросы взбодрили, но ответы были такими пространными и известными, что от них тянуло ко сну. Наконец, заранее продуманная очередь дошла до шефа. Дюк неосторожно толкнул его в бок, немного не рассчитав силы, отчего шеф ойкнул и вскочил одновременно. Головы злорадно улыбнулись. Шеф представился и спросил. Сказать, что вопрос о вирусе, поражающем желание лгать, озадачил ответчика, значит, не сказать ничего. Самым правильным было бы принять его за милую шутку, именно такая реакция и ожидалась, однако, открыв рот, большой человек вдруг громко икнул в микрофон, выпрямил спину и начал длинный монолог.

Бог ты мой, о чем он говорил, зал то гудел, то затихал намертво, только камеры местных и приехавших следом телевизионщиков, мелькали зеленым глазом одинаково монотонно. Вопросы без подписи летели с разных сторон, и за каждым следовал честный ответ, да такого сроду не бывало. Вот это, да! Так вот для чего в стране замутили инновационные преобразования. Вот она - революция на генном уровне. Все сознаются, извинятся, станут честно и праведно вершить дела. Какая коррупция? Вы о чем? Кто же захочет вот также мучиться перед людьми, рассказывать, где урвал, во что вложил и сколько спрятал? Бедный. Что же теперь с этим-то будет? Что-то будет, обязательно. Но ведь он стал кристально чистым, а остальные?

Где взять этот нановирус? Как им можно заразиться? Вакцину уже выдают?  Ответ на эти заключительные вопросы озадачил всех. Оказалось, где, когда, от кого и как - никому не известно.

Переключать каналы стало совсем неинтересно, везде обыгрывалась одна и та же новость, крупным планом на экране, словно тупая заставка, висело знакомое лицо большого человека. Комментарии появились позже, нечеткие, неуверенные, они просачивались помаленьку. Дюк видел опасливые взгляды самых смелых ведущих и понимал, как несладко приходится им.
- Вспомнил, как директору детдома пацаном дверную ручку говном мазал? - Такуми сидел в соседнем кресле, и был не в меру задумчив. - И теперь нашкодил. Доволен?
- Не для себя старался. И мазать не пришлось, кому следует, сами сейчас из гальюна не выходят, несет от страха.
- Зря стараешься, человечеству на данном этапе ничем не поможешь. Я расшифровал не все, но почти уверен в том, что эта замкнутая спираль жизни планеты не устраивает и ее создателя, Землю покинет глобальный разум.
- Не отчаивайся, Такуми, будем активнее шевелить мозгами.
- Ну конечно, используем, к примеру, нановирус….
- Не занудствуй.
- Договорились, - Такуми сфокусировал взгляд на экране телевизора. - А вот и многострадальный герой. Ну, конечно, он самый первый, испытатель спонтанно придуманной тобой заразы. Заметь, ни слова о том, какой сволочью был раньше, только о подвиге во имя. Погоди, думаю, к вечеру до тебя доберутся те, кому это поручат. Твой шеф направит, из благих побуждений.
- Сейчас я испытателю подброшу свежих мыслей, пусть вспомнит, как раньше геройствовал, - Дюк улыбнулся, а рассказчик икнул с экрана и тут же поведал зрителям всю свою прежнюю правду. - Вот так-то лучше.
- Ошибся, гонцы быстрее, чем я думал. Отвлекись, в саду гости. Пойдем встречать, - Такуми протянул руку Дюку, и в распахнутую дверь они вылетели в образе сереньких птиц.

Народ подтягивался к слепящей черным глянцем машине со странными номерами, у всех были почему-то скорбные лица, а старый сосед снова достал свою заезженную пластинку.
- Скучные они, Дюк, ни сомнений, ни чувства юмора. Оставим твое убежище, пусть немного проветрится.

Две серенькие птицы взмыли вверх и направили свой плавный полет в сторону заходящего солнца. Тем же курсом по прямой просеке на бешеной скорости мчался редакционный внедорожник. Серая пара летела невысоко и времени не считала. В какой-то момент Дюк замер на месте и затем неспеша сделал несколько кругов. Внизу на пыльной обочине белела его перевернутая «копейка», вокруг накрытого пледом тела суетились люди….