УНЯ

Рассказ


     Весть о том, что у Ивана Марьина ночью утащили на свалку трактор-«позор колхоза», как говорили взрослые - облетела село рано утром. Почему был он позором колхоза, мы, мальчишки, никак не могли понять. Трактор этот марки «Универсал» был самым весёлым в нашем селе. Когда бежал он по деревенской улице  погромыхивая и пофыркивая, весёлые солнечные зайцы мчались по стенам домов наперегонки с ним - так сверкали большие шипы на его колёсах.
      За рулем его не просто сидел, а восседал,  огромного роста, светловолосый и голубоглазый, немного сутулый колхозный силач Иван Марьин- весельчак и балагур. И хоть шёл ему давно пятый десяток, никто  из молодых мужиков не отваживался состязаться с ним в силе и ловкости, а на деревенских праздниках не было плясуна выносливее его, и на гармони играл- заслушаешься. Для нас, мальчишек, был он своим человеком: всегда находил для  каждого  доброе слово, терпеливо выслушивал наши сумбурные рассказы, обстоятельно отвечал даже на самые нелепые вопросы, часто катал нас на тракторе. За это мы  старались  помочь Ивану, чем могли, когда он ремонтировал своего любимца.
     А трактор  ломался. Запчастей не было, но Иван упрямо чинил свою машину, иногда  целыми днями что-то ковал, подгонял напильником, и его трудяга снова весело тарахтел стареньким двигателем. Ивану не раз уже предлагали новые трактора (он был лучшим механизатором), но тот только отшучивался, говорил, что привык к своему «колеснику», что без кабины просторно и на свежем воздухе, а в кабине тесно и пыльно.  Стыдили, что весь колхоз позорит, мол,  где ещё такое старье сыщешь по всей области? Но на Ивана это не действовало. Он  разговаривал с трактором, как с живым существом, ласково похлопывал его, то по колесу, то по двигателю. Наверно, был он для Ивана добрым крестьянским конем, даже имя у трактора было: звал он его ласково - «Уня». С легкой руки Ивана и в селе иначе трактор уже не называли…  И вот «Уня» пропал!

     Накануне в колхоз пришёл первый новенький ДТ-75 . Посмотреть на красавца собралось пол села. Трактористы облепили новинку, как мухи: кто лез в кабину,  кто трогал гусеницу, кто щупал двигатель. Один Иван возился у своего старичка.
     Колхозный механик Суворов,  мужчина лет сорока, черноватый со шрамом через всю щёку, внимательно осмотрел новую машину и видимо остался доволен. Ловко выщелкнув из пачки папиросу, закурил и подозвал Ивана:
- Марьин, как  машина?
- Хороша,  конечно, чай новая!..
- Давай ставь свою рухлядь и принимай этот! И не спорь, не спорь! Правление так решило!
     Улыбчивое лицо тракториста разом посерьёзнело:
- Спасибо, конечно, Пётр Андреевич, честь высокая, только я уж как-нибудь на старой …
     Смуглое лицо Суворова пошло багровыми пятнами, резче обозначился шрам, но сдержал механик готовый сорваться мат и сказал почти спокойно:
- Чудишь всё?! Ох, дождёшься, - вместе с твоей рухлядью самого в металлолом сдадим!..
     Все начали расходиться. Механизаторы заспешили к своей технике, негромко судача, и вроде осуждая Ивана, а вроде и одобряя. Ребятня умчалась по своим делам. Женщины - кто в поле, кто на ферму. Вскоре у трактора не осталось ни души - стал он никому как-то не интересен.

     Обещание свое Пётр Андреевич исполнить не замедлил.  Когда Иван ушел к приболевшей матери в соседнюю деревню помочь по хозяйству, припозднился и остался у неё ночевать, механик сделал, как искренне считал, свое «правое дело».
     Вернувшись рано утро,  Иван не увидел Уню возле дома, только рубчатый след тянулся вдоль улицы. Он нашел трактор возле кузни, тот стоял за углом ее изуродованный и неживой. Капоты сорваны и искорежены, а  двигатель, еще вчера натружено гомонивший, предусмотрительно разбит так,  чтобы невозможно было восстановить…
     Иван обошел трактор кругом, зачем-то потрогал большое, блестящее колесо его, погладил разбитый мотор. Сутулая спина Ивана совсем сгорбилась, и сильное тело вдруг стало жалким и немощным. Враз обессилев, он тяжело опустился на старый мельничный жёрнов, лежащий рядом, и,  не мигая,  смотрел на изуродованную машину. Быть может, вспомнил,  как,  придя с фронта,  впервые сел за руль этого трактора и прошел на нём первую борозду в поле за «Глубоким оврагом»? А  может, вспомнил, как гнал своего Уню, везя Надежду в роддом с первенцем Ванюшкой? А может, вспомнилась ему та февральская ночь пятьдесят шестого?..

     Весь день с Петькой Суворовым (тогда ещё Петькой, совсем молодым трактористом) трелевали из делянки заготовленный  лес в хлыстах и таскали к строящейся  коровьей ферме. К вечеру завьюжило и похолодало. Иван  с последним пучком брёвен выруливал на дорогу, когда, на своём  ДТ-54 встретился Петька. Он, высунувшись из кабины,  крикнул:
-Холодно, не замёрзни на своём бескабинном! Иван, успокаивающе отмахнулся, показывая на свой тулуп, мол,  прорвёмся. До места добрался затемно - дорогу перемело. Раскаленный  двигатель пыхал жаром. Иван сочувственно похлопал по нему рукой в меховой рукавице: ничего, мол, доехали уже, а теперь налегке до дому и вовсе домчим.
     Этим наверное и закончился бы тот день, но к ночи прибежала Петькина мать и, задыхаясь от бега, выдохнула:
- Петро не вернулся!..
     И снова надрывно ревел тракторный двигатель. Ветер валил с ног.  Тучи снега мчались, накатываясь, как штормовое море, норовя захлестнуть трактор, но он упрямо полз вперёд. Фары едва выхватывали дорогу, но стоящие по обочинам деревья не давали сбиться.
     На Петьку Иван наткнулся в «Марьином логу». Тот лежал у обочины, полузамерзший, с окровавленным лицом. Иван едва растормошил его, перенес под защиту трактора, разорвал рубаху и перевязал ему лицо. Оказалось при развороте у «Мокрой боровушки»  петькина «пятьдесят-четверка» попала в промоину и не смогла выбраться. Пётр долго пытался выехать, но в результате заклинило «газ» и двигатель бешено ревел. С трудом выключив передачу, тракторист выскочил на гусеницу, сбросил капот , но сделать ничего не успел. Двигатель с грохотом остановился и что-то сильно ударило Петьку в лицо, сбив его в снег. Ручьём хлынула кровь из рассеченной щеки, голова гудела. Прижав рукавицу к обезображенной щеке, он побрел по дороге.  Как добрел до «Марьиного лога» он помнил плохо…
    И снова неслись снеговые волны под стальные колеса трактора. До сельской больницы добрались за полночь.
      
     - Если б не «колесник», не быть бы тебе Петька механиком… Неужели забыл, как отогревались у этого, тогда кипевшего мотора?  Не дрогнула рука, не сжалось сердце?..

     И, словно лёгок на помине, подъехал Суворов на рыжем красавце «Орлике», не спеша слез с седла, подошел, примирительно хлопнул Ивана по плечу:
- Ладно, Иван, иди к конторе, там твой новый стоит, а этот давно свое отработал, и нечего по нём горевать!
     Иван просто глаза на механика поднял, сжались до хруста пудовые кулаки его, и осёкся Пётр Андреевич, отступил, испуганно взмахнув руками, пулей взмахнул в седло, растеряв свою обычную степенность. Иван долго смотрел ему вслед, потом, как-то неуверенно поднявшись, побрел к дому. Впервые в жизни в тот день он не вышел на работу в горячую пору - занемог.
     Болел Иван долго и тяжело, стал угрюм и молчалив, а, выздоровев, ушёл рядовым в полеводческую бригаду. Больше никогда  не садился он в кабину трактора. В селе долго судачили о его болезни и, казалось, чудачестве, но был в тех пересудах оттенок уважительности.
     А вскоре Иван и вовсе уехал с семьёй из родного села, перебравшись в райцентр…