Uictorum

Вика достигла конечной точки намеченного пути.
Безрезультатно. Куда двигаться далее – она пока не знала.
За окном плацкартного вагона, прибывшего четверть часа назад, на конечную Куликовского вокзала, стояла поздняя весна. Солнце окрашивало все в желтые цвета: стены вокзальных зданий, лица прохожих и их одежду, даже серый потрескавшийся асфальт перрона, по которому порывистый ветер гонял обрывки газет и разный мелкий мусор. Пробегающая мимо такса мимоходом пометила толстый бетонный столб и побежала  дальше по каким-то своим собачьим делам, забавно перебирая короткими лапками.
Из раздумий женщину, сидящую на жестком диванчике плацкартного купе, вывел глухой мужской голос. Говорил он отрывисто. Короткими предложениями. Каждый раз делая паузу, словно размышляя, что именно следует сказать в следующий миг.
- Женщина. Мы приехали. Конечная станция! Куликовский вокзал. Поезд дальше не идет. Вам необходимо освободить вагон. Мне тут….это…помыть нужно.
Вздрогнув после первого его слова, Вика глянула на обращающегося к ней мужчину и признала в нем молодого проводника, с которым ехала почти весь путь. Едва она села в позапрошлую полночь в вагон, проводник стразу показался ей немного странным, но на деле оказался очень добрым и миролюбивым. Прямые светло-соломенные волосы, серые глаза, длинный нос, напоминающий клюв большой птицы, странное выражение лица, на котором застыло недоумение – примерно таков был его портрет. Пуговицы на вороте форменной рубашки проводника были расстегнуты, снятый с шеи галстук вальяжно болтался на заколке, над животом. Рукава были закатаны по локоть, а в левой руке он держал швабру, опираясь на нее, словно на посох и  нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
Вздрогнув, Вика вернулась из своих размышлений в реальность и осознала, что вагон давно пуст, все пассажиры уже вышли из него, а проводник занимается уборкой своего рабочего места. Он уже помыл бо;льшую часть вагона, пока не наткнулся в предпоследнем купе на нее – пассажирку, позабывшую выйти.
Молодой человек терпеливо ждал, глядя на Вику немигающим взглядом, пока женщина задумчиво смотрела на него (словно вспоминая что-то или принимая некое важное решение). На ней был надет серый спортивный костюм и синяя ветровка, на ногах старые белые кроссовки, а на коленях она держала средних размеров черную спортивную сумку, скудно наполненную вещами едва ли на треть.
Возраст ее сложно было определить. Хотя и видно было, что она еще довольно молода, выглядела женщина не лучшим образом: худая, изможденная, заострившиеся скулы и ломаные лучи морщин на лице, темные синяки под глазами. Черные волосы, разбавленные местами серебряными нитями седины, были собраны в хвост и туго затянуты на затылке резинкой, от чего лоб ее казался довольно высоким.  В расстегнутой олимпийке проглядывали острые ключицы, а на шее висел алюминиевый крестик на обычной белой нитке. Украшений, как и следов косметики на ней не было, только две точки в ушах свидетельствовали, о том, что когда-то женщина носила серьги. Тонкие неровные пальцы, с ногтями, обрезанными под корень, так же не могли похвастаться ни изящностью, ни наличием на них украшений, ни маникюром. Внешность пассажирки можно было назвать некрасивой и возможно даже отталкивающей, если бы не ее глаза, большие, глубокие голубые глаза, словно у младенца, подкупающие своей наивностью и чистотой. Они словно не принадлежали ни этому лицу, ни этому человеку, будто кто-то высадил белые розы среди безжизненной пустыни, они притягивали человека и уже не отпускали его. Эти глаза – они просто  жили своей жизнью, а глаза, как известно – зеркало души. Вот и проводник попав в капкан этих глаз, увяз в их растерянном взгляде, да так и стоял в ожидании, не смея больше не сказать ни слова, не продолжить мыть оставшуюся часть вагона.
Женщина вдруг резко встала, словно скинув с себя наваждение, как-то затравленно окинула взглядом купе, на предмет позабытых вещей, и, кажется, собиралась уже покинуть вагон, но, постояв в нерешительности так и не сделав ни одного шага, села обратно, исподлобья виновато глянув на проводника.
- Дело в том… что, мне некуда пойти!
***
Вика Веревкина всю свою двадцатидевятилетнюю жизнь была доверчивой простушкой. Где-то эти качества помогали ей по жизни. Где-то очень мешали, позволяя другим, позабавиться над ней, а то и просто обидеть или подставить.
Жила с юности бабкой, родителям после развода было не до нее. Отец строил свою жизнь, мать ударилась в бизнес, неделями пропадая в Москве, вечно что-то перекупая и перепродавая и перебиваясь с копейки не копейку. В школе Вика училась посредственно, твердой троечницей, но имела любовь к биологии, алгебре и трудам. Поэтому после окончания 9 классов и получения на руки «твердотроечного» аттестата, девушка поступила в Кулинарное училище по специальности повар-кондитер. Ни привлекательной внешностью, ни точеной фигуркой девушка похвастаться не могла: худенькая, с острым носиком и жиденькими темно-русыми косичками. Одевалась простенько, для 90-х даже слишком, на более-менее модные шмотки денег в семье не было, да и сама она была довольно замкнутой, малообщительной, друзей почти не имела, все больше сидела дома за книжками, да помогала бабушке по кухне и по хозяйству.  Это уже позже, когда училась в училище курсе на третьем, иногда подружке по парте Таньке Потаповой удавалось вытащить Вику в кино или на танцы, да и то ненадолго, непривычная была девушка к такой жизни. Вот там то, на дискотеке, ближе уже к выпуску из училища и нарисовался один кавалер, Алешкой Петровым звали, только из армии пришел, красивый, на форме значки военные, ручищи мускулистые. Он ей улыбнулся разок да глазом подмигнул, Вика в него сразу и влюбилась, ну еще бы, а как иначе, юношеская любовь – как простуда. А парню этому только того и надо было. Сначала до дома провожал. Потом полуночные поцелуи в подъезде. Затем его сильные и уверенные руки там, где не следует и ее слабенькое «не надо». А потом у него якобы друг на рыбалку уехал, ключи от квартиры оставил, там все и произошло, и девочка Вика стала женщиной Викой, причем сам процесс становления она особо и не помнила, все больше переживала, сгорая от стыда и стеснения, а потом вдруг боль очень резкая, там, внизу, и все. Больше Вика ничего не ощутила. Когда Алешка, завершив дело, отвалился набок, как клещ напившийся, Вика тихонько сползла с кровати, кое-как смыла кровь в чугунной ванне ледяной водой – горячей не было, оделась и притулилась скромно с краешка дивана, положив голову на грудь своего первого мужчины,  размышляя  о том, как теперь они будут с Алешкой жить поживать счастливо, да любить друг друга. Так и не смогла Вика глаз сомкнуть, любовалась только на красивое лицо Алешкино да тихонько вздыхала.
Утром Вика пораньше ушла, чтоб его не разбудить, домой потихоньку мышкой юркнула, бабушка и не заметила, что дома не ночевала. Только подушки голова коснулась, так и заснула девушка. Сны приятные видела, да только на этом сказка и кончилась. К вечеру весь двор знал, что Леха Петров Вике Веревкиной на спор целку поломал, причем в неделю раньше оговоренного срока: спорили с пацанами, что он ее две недели уламывать будет, а она ему уже через шесть дней дала. Вот герой! Вроде, говорят, на этом споре он стольник выиграл и бутылку пива сверху, за оперативность, да только не сложилась жизнь потом у этого Алешки. Видать все же есть бог-то на небе. Хотя, с другой стороны, у Вики-то она с самого начала не сложилась, жизнь эта!
После случая того, бабка по врачам затаскала, боялась, что внучка забеременела, аборт-то делать грешно, а еще один рот кто прокормит, но обошлось, на этот раз миловал бог. Позором вот только девчушку заклеймили, она чуть училище перед выпускными экзаменами не бросила, да руководство навстречу пошло, позволили ей отдельно ото всех экзамены сдать, а там, по итогам успешной сдачи и диплом выдали.
А тут  в июле и мамка приехала, нагрянула, неожиданно, как всегда. Сказала, что дела в гору пошли, вот-вот, еще чуток и разбогатеет – это она всегда так говорила, когда у бабушки денег занять нужно было, старая песня в общем. О случившемся и слушать не пожелала, отмахнулась лишь - подумаешь, ошибки молодости! Но зато дочку (специалиста с дипломом) в Подмосковье в хорошее кафе пообещала пристроить. Мол, там у нее армянин знакомый, сеть ресторанов и шашлычных держит, сразу поваром возьмет, а там, глядишь, через полгода и на старшего повара переведут. Вика мамкиными обещаниями воодушевилась, вроде как, и постыдные проблемы на второй план отошли. Спустя неделю Вика Веревкина уже покоряла Подмосковье. Вышло не так все красочно, как мать обещала, в кафе взяли, но посудомойщицей. Оформили на полставки, а работать все полторы приходилось. Работа адская, зарплата копеечная.
- Ничего, потерпи! – успокаивала мать, смоля в подъезде едким болгарским «Опалом», - прорвемся, вот-вот, наладится все. Дела в гору идут. У тебя аванс когда? Перехватишь денег до двадцатого?
Жили с матерью в общаге в небольшой комнатке на 80% забитой товаром – китайскими пуховиками, куртками, дерматиновой обувью и прочим ширпотребом. Спали на армейской двухъярусной койке, питались тут же – незамысловато, сублапша, шпроты, дешевые сосиски.
Какая уж тут личная жизнь? Так, выживание сплошное. Два дня по 14 часов в посудомойке, в выходные с мамкой на рынок, тюки да баулы тягать, шмотками торговать. Вот и вся жизнь.
Любила мать ее конечно, по-своему, не совсем так, как общепринято понимать родительскую любовь, но любила. Бывало, сидели вечером поздним у общаги на скамейке, мать «Опал» смолила, да бутылку горького пива на двоих распивали.
- Вот разбогатеем, вырвемся к черту из этого ада. Ничего дочь, и нам повезет! Не бывает иначе. Дела в гору идут. Все наладится. И дом отстроим. И участок купим. Будем хризантемы выращивать. И мужа тебе достойного подыщем! И институт ты закончишь. Вот только еще немного потерпеть нужно, чуточку совсем.
- А я мамочка тогда свой ресторан открою, на берегу лазурного моря. Фартучки белоснежные с голубой каемочкой, тарелки такие же, фарфоровые и фужеры из тончайшего прозрачного стекла, а в них вино - белое,  а море синее-синее и чайки кричат…
- Так все и будет, доченька, так все и будет. Вот только немного еще потерпеть нужно. Идем-ка спать, вставать завтра рано…
Не удалось мамке Викиной дотерпеть-дотянуть до лучшей жизни. Как-то поздней весной вот так же посидели на лавочке, помечтали, птичек послушали, пораньше спать пошли, а наутро и не проснулась она – сердце! Осталась Вика одна совсем. Бабушка к тому времени совсем сдала: из больниц не вылазила. Из общаги выселили, шмотки все нераспроданные какой-то ушлый Славик тут же пристроил, дал Вике 500 рублей, типа компенсация, на этом и распрощался.
Смешно ли грустно ли, но не зря русская поговорка говорит «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Вика с темными от слез и бессонницы кругами под глазами, да полупустой спортивной сумочкой (немного своего добра-то нажить успела), сразу после похорон (поминок и не было) отправилась к Армену – хозяину ресторана, расчет получать: решила девочка на родину к бабушке вернуться, а там будь что будет, родные стены, они подскажут.
А он с порога ей:
- Вика, я так сожалэю, я так сожалэю! Я так твою мать уважал, я любил ее, а оно вон как. Слушай, слушай дэвочка, я тэбя к сэбе поваром возму. Тут и зарплата повыше, помогу комнатку снять. Я вэдь у неё в болшом долгу.
Вика, смутно понимая, что происходит, как-то на автомате подмахнула заявление. Армен тут же аванс выдал и сам на стареньком мерседесе повез квартирку смотреть. Присмотрели, размером едва больше комнаты общежицкой, но зато тут и кухонька своя, правда душ с туалетом на 2-х хозяев, так что ж…не привыкать!
Осталась Вика в Подмосковье. На следующий день уже в смену вышла. Как-то так и дела в гору пошли (все как мать говорила!). Немного времени свободного появилось, девушка в библиотеку записалась, а потом и на курсы бухгалтеров,  так, на всякий случай, мало ли, пригодится!
А под Новый год Вика и с Игорем познакомилась в библиотеке. Представился как молодой бизнесмен. Пригласил в ресторан, но Вика - скромница отказалась. Так неделя за неделей, мимолетными встречами Игорь многое разузнал о Вике, и недолго думая, пригласил ее в свою фирму бухгалтером. Девушка думала-терзалась почти месяц. С одной стороны хотелось вырваться уже с душной кухни, ведь и курсы не зря окончила, словно судьба подтолкнула. С другой стороны Армену вроде как обязана была многим, не могла просто так уйти.
Как-то вечером, уже перед закрытием ресторана зашел в кафе уставший и проницательный Армен.
- Вижу, гнэтёт тэбя что-то дэвочка! Рассказывай!
Вика ему все и рассказала. А старый армянин лишь глянул с грустью на нее и сказал:
- Что ж ты судьбу свою от сэбя гонишь, дурочка? Завтра жэ поезжай туда и устраивайся! А мы тут и бэз тэбя справимся. Вот и Оля давно на твое мэсто мэтит. А я тэбя к концу нэдэли рассчитаю и прэмию хорошую дам! Поезжай!
Так в ТОО «КРИСТАЛЛЫ» появился новый бухгалтер. Опыта никакого, но все на лету схватывала. Главбух Елена Сановна ее быстро обучила, и Вика через пару месяцев вполне самостоятельно проводила накладные, делала на складе ревизии и начисляла работникам зарплаты: одну белую, другую черную (как и у всех в то время).
Девушка приосанилась. Косметика у нее появилась. Вещи красивые. В парикмахерскую стала ходить. Ноготки ухоженными стали. Каблучки-туфельки. Да вот только в душе она так и осталась доброй и простой.
Жизнь у Вики налаживалась. Квартиру съёмную сменила. Денег бабушке на операцию отправила. Да и так откладывать удавалось. Даже небольшой счет в банке открыла. С личным вот только никак не складывалось. Вроде мужчины многие ее замечали, и взгляды многозначительные бросали, да вот только хотели от нее не так многого, как она желала бы дать. А признаться честно, сохли они с Игорем друг по другу, но вот только у Игоря невеста была, а на грядущем браке и бизнес завязан был. Такой вот узел-узелок, так просто и не распутаешь. Вика не отчаивалась, тем более, на каком-то там Игоре белый свет клином не сошелся. Будет и на ее улице принц на коне!
Время шло. В ноябре Вике 23 исполнилось. А через месяц с небольшим и наступил ТОТ САМЫЙ ГОД роковой (хотя, признаться,  сколько уж их в Викиной  жизни роковых-то было).
Сразу после нового года в совете директоров КРИСТАЛЛОВ раскол произошел. Самый главный, тесть Игорев тут же внеплановую проверку устроил. Игорь (видать знал, что жареным запахнет) тут же с женой в Германию умотал на неопределенный срок.  Главбух Елена Сановна с инсультом в больницу. Осталась Вика одна отдуваться. А ревизия недостачу за недостачей шьет. И подлог документов и прочее. Девушка в шоке, всегда все цифры в ноль сходились, а тут недостачи на миллион. В общем подставили девушку, самым бесчестным образом. Сдал ее Старшо;й в прокуратуру с потрохами, хотя и знал, что невиновна. Пока следствие шло, суть да дело, впаяли девушке 5 лет общего режима и отправили «к месту отбывания наказания». На том счастливая жизнь и закончилась. На зоне такой простухе нелегко бы пришлось, да вот только опять повезло. Привели в отряд, вокруг нее тут же коршунами сокамерницы столпились, да только прикрикнула на них одна женщина откуда-то из глубины барака, все тут же и разбежались!
«Мамка» Вера за нее вступилась. А ее слово в отряде закон было!
- Уж больно ты на Дашку мою похожа, как две капли ведь. Сколько тебе?
- 5 лет колонии общего режима, статья..
- Да лет тебе сколько, дуреха! Возраст какой?
- Двадцать три мне.
- Вот и моей дурехе двадцать два с небольшим было. Утопилась и мальца не рождённого за собой в прорубь. Э-эх! – «мамка» надолго задумалась, уставившись грустным взглядом в одну точку.
Вика разглядывала ее, бесшумно переминаясь на затекших ногах и спиной ощущая прожигающие взгляды сокамерниц. Женщина была немолода, лицо прочертили глубокие морщины, тёмные круги под глазами указывали на больные почки, темно-русые с проседью волосы собраны в хвост, тяжёлый массивный подбородок выдается вперед. Ладони у нее были большие и сильные, да и сама она была довольно ширококостная, тяжелая.
- Значит так. Людка! Иди сюда! – Тут же перед ними возникла невысокая женщина в тюремной одежде, из-под платка выбивались белые кудри, а хитрые желтые глазки, словно у лисы сновали туда-сюда. – Этой новенькой пожрать что-нибудь организуй, шконку нормальную. Все, иди! – уже громче, обращаясь ко всем – ЭТУ, никому не трогать! Она под моим личным покровительством! Усекли?
За спиной Вика услышала негромкий ропот, и все начали расходится.
На миг взгляды женщин соприкоснулись.
«Спасибо» - сказала глазами Вика.
«Иди уж. Одну дуреху не сберегла, так хоть другую может сумею» - так же взглядом ответила «мамка» и отвернулась в зарешеченному окну.
Не сказать, что жизнь Вики отличалась от жизни других сокамерниц. Покровительство распространялось на жизнь внутри барака, но за пределами все работали наравне. Вику определили в швейный цех. Прознав, что она повар, «мамка» пыталась пропихнуть ее в столовую, но ничего не вышло, уж слишком приближённые там работали. Вика зато освоила шитье и крой,  что тоже у нее выходило очень хорошо (золотые руки, что скажешь). На третьем году к ней уже обращались платье пошить или еще какую шмотку – те, у кого срок подходил к концу.
На четвертом году появился Костик. По переписке. Тоже отбывал срок. Выходил на полгода раньше Вики. Красиво писал, такие фразочки ей говорил, такие дифирамбы пел. Дрогнуло вновь сердечко молодой женщины. Она его по объявлению нашла. Написала просто, от нечего делать. Все так делали, ну и она решила, за компанию. «Муж.37 178-76 из МЛС ищет девушку для общ. и с/о. Весёлый, общительный, без в/п» - ткнула Вика пальцем в первое попавшееся объявление. Письмо получилась сухим, не мастак была девушка письма сочинять. «Я, мол, такая то, отбываю строк за то-то и т.д.» Костик прислал ответ на 6 тетрадных листах, краешки были украшены аккуратными вензелями, а само письмо было написано красивым каллиграфическим почерком и напоминало приключенческий роман. Потомственный моряк, одессит, где-то в заморском порту заступился за честь девушки, и в драке, непредумышленно убил нападавшего. В содеянном раскаивался, еженедельно ходил в церковь и хотел бы начать жизнь с чистого листа. Эти строки тронули Вику и следующее письмо она уже писала более старательно, выводила аккуратно буквы и несколько раз переписывала.
Во втором письме он прислал фото. Улыбчивый, в тельняшке. Немного вытянутое лицо и глубокие залысины имели отдаленное сходство с певцом Челентано. Вика влюбилась в это лицо, в эти письма, эти пышущие теплом строки и теперь у нее появилась Цель. Их цель! Костик звал ее к себе, рассказывал про небольшую хибарку на берегу моря, где будет ждать ее. Небольшой огородик с виноградником. Говорил, что устроится пока слесарем, накопит на небольшой катер и будут они ходить на морскую рыбалку, а Вика нарожает ему малышей, и будут они счастливы до конца дней.
Вика была тронута до глубины души и рассказала ему, что имеет небольшие сбережения, которые охотно вложит в фундамент их будущего счастья, пусть хоть в виде лодки, о которой писал Костик.
Костик освободился в сентябре. Написал письмо, что уже присмотрел для них небольшой домик и даже внес первоначальную плату. Прислал фото этого домика. И правда небольшой, с виноградником и фруктовыми деревьями, черепичной крышей и белой верандочкой.
Вика тут же выслала ему почти все сбережения. Костик отписался, сказал, что денег на покупку дома хватило с лихвой, еще и немного осталось! На катер не хватит, но на мотоцикл – на работу ездить – хватило! А через месяц и вовсе написал, что снова предложили пойти в море, позвали в рейс, пока Вика коротает срок, он сходит на полгода, подзаработать деньжат и в мае будущего года, когда Вика освободиться должна, будет ждать ее в ИХ домишке. Адрес: г. Чистоводск, пос. Прибрежный ул. Генерала Молотова, д. 17.
Оставшиеся месяцы своего срока Вика ходила счастливее всех, ее даже прозвали: Солнечко! Уж больно светилась она изнутри, вновь и вновь переживая внутри себя грядущую счастливую жизнь с любимым человеком.
Как-то в порыве счастья Вика даже не обратила внимания, что последние письма от Костика отправлены из Ворошиловки (а это совсем не Чистоводск), да и подписаны до востребования. Разве могло обратить внимание  на такие мелочи влюбленное женское сердечко?
***
Вика не замечала струящихся по щекам слез. Ее рассказ подходил к концу. Проводник сидел напротив на жестком диванчике, все так же, не выпуская швабру из рук, и держа ее двумя руками, словно  древний старец свой посох и внимательно слушал рассказ девушки.
- В четверг я освободилась – закончился срок мой. Ночью уже села в поезд, ехала навстречу мечте своей. Да вот только вчера, ехали со мной попутчицы, девочки студентки, я их попросила помочь мне с адресом. А у них компьютер переносной, они давай искать. И говорят: нету в Чистоводске ни поселка Прибрежное, ни улицы генерала Молотова. Думали, может, ошибся Костик мой, но не нашли ни генерала, ни адмирала, ни Молотова, ни Золотова, ни Болотова. А он говорил домик у моря. А до моря-то еще двое суток, край другой, вовсе уже не Чистоводск. Вот и не знаю, толи я дура такая недалекая, все перепутала, толь провел меня вокруг пальца морячок мой. И куда теперь идти, я ума не приложу…
Оба надолго задумались.
- Спасибо что выслушали мою историю! – Вика вдруг встрепенулась, засобиралась.  – Простите, что отняла у Вас время. Пойду я. – Она встала и уже направилась в проход вагона, как проводник окликнул ее:
- Куда. Куда же. Пойдете Вы. Куда? Ведь некуда. Вам.
- Да ничего! Где наша не пропадала! Деньжат немного есть на сберкнижке. В гостинице переночую, а утром решу, что дальше делать, утро ведь вечера мудреней, так?
- Так, – рассеяно ответил парень.
- Спасибо Вам! Храни Вас бог! – Вика улыбнулась и стремительно пошла к выходу.
- Но постойте! – кинулся ей вдогонку проводник,  а за его спиной с грохотом стукнулась о пол упавшая швабра.  – Постойте, Виктория!
Уже в дверях тамбура она вновь обернулась и улыбнулась.
- Куда Вы так торопитесь? Постойте! Но так. Так не должно быть! Слушайте!
Вика на миг опустила свои глубокие глаза, а затем снова подняла на проводника:
- Слушаю.
- Я хочу. Хочу Вам помочь. Вот что. Слушайте! – Парень говорил сбивчиво, видно было, что молчун, и связные речи даются ему с трудом. – Вы можете сегодня у меня переночевать. Вы плохого не подумайте. Я хочу помочь…
- А не страшно уголовницу в дом вести?
- Ну, какая. Какая Вы уголовница? Я во взгляде вижу. Добрая Вы!
- Добрая, да уж. Вот только почему-то всегда моя доброта мне поперек становится!
- Слушайте. Я сейчас вагон домою. Мне немного. И мы пойдем. Там недалеко. Квартира. Мы с товарищем снимает. Когда он в рейсе, я живу. Когда я, то он. Удобно. Вдвоем живём. А платим за одного. А завтра у меня выходной. И мы вместе придумаем, что Вам дальше делать! Ну как. Идет?
Вика улыбнулась, бросив взгляд в окно. Она уже столько раз обжигалась, доверяясь людям, но и полностью отказаться от веры в добро не могла. Ну не могут все кругом быть злыми и только насмехаться, использовать, предавать.
- Идет! – решилась она, и проводник снова утонул в ее глубоких синих глазах, с головой погрузившись до самого дна.
Вика предложила помочь, но проводник отказался, сославшись на регламент и начальство, и пока он домывал оставшуюся часть вагона девушка пила железнодорожный чай из стакана в подстаканнике, с двумя кусочками сахара и печеньем, сидя в небольшом купе проводников вагона №6.
***
Воздух на улице был теплый, почти душный. Вечернее солнце неярко слепило глаза. Двое шли по узкому пыльному тротуару провинциального городка, едва касаясь локтями.
- А Вас как зовут? А то неловко как то! – спохватилась Вика.
- А мы с Вами тезки. Я - Виктор Коновалов.
- Ой! Очень приятно!
Вика хотела протянуть руку, но застеснялась, а ее попутчик, рассеянно шел в своих думах и никак не среагировал на их знакомство.
- О чем Вы думаете? – вдруг спросила она, остановившись, чем застала его врасплох.
- Я? – Виктор машинально сделал два шага, после чего обернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. – Простите, я думаю о Вас. Вернее. О Вашей истории. Я…
- Знаете. Мне и правда неловко идти к Вам. Стеснять Вас. Спасибо Вам, давайте я лучше поищу гостиницу?
- Нет, нет, нет! Ну что Вы. Не беспокойтесь, прошу. Идем те же. Осталось немного, еще один квартал. И кушать уже охота. А в одиночестве даже кусок в горло не лезет! А Вы, я надеюсь, составите мне компанию!
Вика поймала себя на мысли, что весь день, с тех пор как встретила в пустом вагоне этого странного проводника, как-то странно улыбается: не то ему, не то себе, не то своим мыслям. Она молча продолжила движение и поравнявшись с ним они снова пошли рядом, соприкасаясь локтями.
- Ну вот, пришли, прошу. - Они остановились у обшарпанного бледно-оранжевого трехэтажного дома с покатой крышей. Дверь подъезда, с облупившейся коричневой краской покосилась на разболтанных петлях. В полумраке подъезда вверх уходила высокая деревянная лестница. – Дом старый, но зато жилье не дорогое. А нам с Валеркой много и не надо: переночевать да душ принять.
На втором этаже, дверь, обитая черным дерматином и имеющая номер 8, распахнулась перед Викой, после громких щелчков сувальдного замка.
- Проходите. Правда, не прибрано у нас. Холостяцкая обстановка.
- Спасибо! – Вика прошла, опустив спортивную сумку на пол и стягивая кроссовки. После вечерней духоты, квартира встретила приятной прохладой.
- Вы вот что, наверняка хотите принять душ или ванную. Проходите не стесняйтесь. Вот полотенце. Могу еще футболку выдать.
- Спасибо. У меня есть смена белья. И шампунь и мочалка.
- Там щеколда, Вы запирайтесь, и не бойтесь, не стесняйтесь. А я пока в магазин схожу. Пельмени куплю, и шпроты. Или, может, Вы что-нибудь желаете?
- Нет, ничего такого! Спасибо Вам, Виктор!
Дверь за новым Викиным знакомым захлопнулась, и она осталась одна в чужой квартире. Повесив куртку на вешалку, Вика прошла в комнату. Деревянный пол из широких, окрашенных коричневой эмалью досок приятно холодил ноги.
Комната была небольшой, но зато имела большое занавешенное окно, выходящее на улицу и высокий потолок. В углах стояли несколько набросков картин, рисованных чем-то черным, похожим на уголь. Вику заинтересовали нечеткие силуэты, образы, искусно обрисованные грубыми черными линиями.
Часы на стене неприятно и громко тикали, показывая без четверти семь. Вика присела на край дивана и зажав кулачки между колен, зажмурила глаза, откинув голову назад. Девушка неподвижно сидела так какое-то время, прокручивая события минувшего дня, а потом тряхнула головой, стряхивая лишние сейчас мысли и встала.
«Подумаю обо всем завтра» - промелькнула мысль. «А сейчас нужно привести себя в порядок».

Девушка стояла перед зеркалом в нижнем белье и чистя зубы разглядывала себя в зеркало.
«Без слез не взглянешь» - думала она, глядя на исхудавшее тело, выпирающие ключицы и ребра, тонкие руки, совсем спавшую грудь, свободно помещавшуюся в простеньком белом бюстгальтере, который, от этого, казался ей велик. Лишь одни только глаза остались прежними и с живым интересом разглядывали отражение своей хозяйки. В распущенных волосах слишком явно посверкивали то тут, то там седые волосы.
«А если подкраситься, и сделать причёску, то может не так все и плохо? И киллограмчики наем и щечки появятся. Ведь все-таки теперь на Свободе, а это главное. Жизнь дает шанс начать с чистого листа». Вика попыталась улыбнуться. Улыбка вышла вымученной и какой-то жалкой, но глаза задорно поблескивали, а это уже придавало сил.
Старенькая ванна стремительно наполнялась горячей водой, от струи из крана шел пар.
Вика сняла белье и простирнув его тут же в раковине, повесила на батарею, а сама с блаженством погрузилась в горячую ванну. От горячей воды кожа покрылась мурашками. Девушка откинулась на заднюю стенку и прикрыла глаза. Перед ней ненавязчиво маячил образ Виктора.

***
Виктор шел знакомыми закоулками в продуктовый магазин, думая о встреченной им женщине, которую он пригласил переночевать. Он не знал, как будут развиваться события; сегодня, завтра, потом. Но понял он две вещи: этой женщине можно верить и доверять (он ощутил это сердцем) и она нуждается в помощи, пусть хотя бы сегодня, пусть хотя бы одну ночь. Завтра они вместе решат, что делать, в каком направлении двигаться, и в каком составе: совместно (если Вика будет нуждаться в помощи Виктора и не откажется от нее) или порознь, каждый своей дорогой, если девушка захочет продолжить свой путь одна.
Конечно, приглашая Вику переночевать, Виктор действовал исключительно из благородных побуждений, без тени такой либо личной выгоды. Однако, ведь если мужчина и женщина проводят ночь в одной квартире, всякий исход может быть. Виктор не собирался воспользоваться данной ситуацией или делать какие-то прозрачные намеки, но никто не мог запретить ему помечтать, «А вдруг». Потому, покупая в магазине продукты, он купил (ну на всякий случай) упаковку презервативов. А еще, бутылку белого столового вина. Виктор не большой был любитель к выпивке, но вроде как, «по этикету» лишним не будет. Он предложит, но настаивать не будет.
На обратном пути Виктор улыбался. У него редко были какие-либо отношения с девушками. Так завелось еще с юности. За странное поведение и большой нос, его дразнили Дроздом. Школьные девчонки особого интереса к нему не питали, да и что он мог им предложить. Перебивался с тройки на четверку. Вместо секции тяжелой атлетики или карате (в отличие от других пацанов из класса) Витя ходил на кружок художественного рисования. Сам он был замкнутый, не особо общительный. Первая женщина у него была в армии. Распределили его в роту связи. Однажды, на ночном дежурстве, на узле связи полка его вызвала дежурная по связи старший прапорщик Караваева, плотная женщина лет сорока с немного раскосыми глазами и вторым подбородком, где сначала отчитала рядового Коновалова за обрыв линии, а потом тут же и соблазнила на жесткой и скрипучей армейской койке.
После армии Виктор поступил в железнодорожный техникум и вот уже скоро год как ездил проводником на поезде Москва – Чистоводск. Во взрослой жизни с женщинами тоже не особо везло. К своим 23 годам спутницы жизни на его горизонте не маячило. С близостью же обстояло чуточку получше (но лишь чуточку). Порой, в конце смены вызывала его к себе Наташа Ростова, старший проводник из 3-го купейного, огонь-баба, в всех отношениях: грудь колесом, бедра – не обхватишь, губастая да чернобровая. Жизнь повидавшая. Ей за 30-ть было, и в браке побывала и дочка у нее уже в 8 классе училась, если надо и за словом в карман не лезла и в морду любому могла дать. Но там отношения у них были «иногда секс» - и не более того. Наташе большего от молодого парня (читай: жеребца) и не нужно было, лишь утолить физиологические потребности без обязательств. Ну а Витя, от природы скромный и отказать не мог, да и не хотел, разве плохо ему, лучше уж так, чем вообще никак, но и никаких иллюзий не питал, да и не нравилась она ему в качестве возможной спутницы жизни – не его человек, неуютно он себя чувствовал в ее компании. Вот и встречались они 2-3 раза в месяц, в купе проводников 3-го вагона после 23.00, на конечной станции Куликовского вокзала, когда все коллеги по домам расходились. Чай пили, потом вино или шампанское. Наташка не умолкала, то анекдоты травила, то байки из жизни, а Витя молча слушал, ухмылялся да поддакивал где нужно, и винишко подливал. Ну а когда она своей кондиции достигала, то вставала раком, упершись 5-размерными грудями в поверхность откидного столика и широко расставив ноги, а дальше Витя уже знал, что делать…

Виктор раскраснелся, думая о своих фантазиях, и не заметил, как уже подошел к дому, сжимая в потной ладони пакет с продуктами. Несколько раз глубоко вдохнув в себя, он попытался собрать мысли воедино и ступил в полумрак и прохладу подъезда.

***
Вика думала про Виктора, и ощущала, как низ живота наполняет желание. Она, конечно, пыталась гнать его прочь, понимая, что это глупо, гадко и невежественно, вот так сразу, выйдя на свободу отдаться первому встречному, пусть даже он на время приютил и накормил. Но все эти доводы были так призрачны, так прозрачны, они были ничто перед тем фактом, что вот он, перед ней, живой мужик, мужчина, первый и единственный за все эти годы бабского заточения. Протяни руку и он твой.
Девушка не заметила, как она протянула руку, и та скользнула по животу, и ниже, и ноги предательски раздвинулись, и минуя бугорок лобка она провела у себя ТАМ и тут же вздрогнула, словно от разряда током – так сильно было ее возбуждение. Вика тут же одернула руку и рывком уселась в ванной, выплеснув порцию воды на кафельный пол. Девушка тут же устыдилась своих мыслей, желаний. Она ощутила невыносимый жар и сильное ощущение жажды. Позже, вспоминая этот момент, она не могла себе объяснить, почему она отправилась на кухню, чтобы попить воды, когда можно было это сделать тут же, в ванной, из-под крана.
Вика прислушалась, в квартире было тихо, значит, Виктор еще не вернулся. Она быстро выскользнула из воды, нащупав босыми ногами тапки и кое-как наспех замотав вокруг тела полотенце, пошла на кухню, где залпом выпила два стакана холодной воды. Набрав еще один стакан воды с собой Виктория шла назад, и уже подходила к двери ванной, когда входная дверь в прихожей распахнулась, и вошел Виктор, запыхавшийся, словно бежал по лестнице бегом. На его еще мальчишеском лице забавно рдел румянец.
Вика,  держа в одной руке стакан воды, тут же потянулась другой рукой к дверной ручке, чтобы быстро заскочить в ванную. И тут полотенце, обернутое наспех вокруг тела, предательски сползло, а Вика не успела поймать и удержать его на себе локтями, и предстала перед Виктором совсем обнаженной,  расплескав воду из стакана на без того мокрое тело.
Виктор остолбенел, он понимал, что нужно отвернуться, но сам как  завороженный разглядывал обнаженное тело Виктории: капельки воды, поблескивающие на бледной коже, выпирающие ключицы и ребра, маленькие грудки с небольшими темными вишенками сосков, которые Вика пыталась прикрыть ладонями, плоский живот с ямочкой пупка, в форме перевернутой запятой, треугольник лобка, покрытый темно-русыми кудряшками. Он зачем-то открыл рот, но тут же захлопнул его.
Вика стояла, кое-как прикрывшись руками и смотрела не него, на его лицо, на его глаза. Она понимала, что ей нужно подобрать полотенце и скрыться в ванной, сгорая от стыда, а потом, бегом бежать из этой квартиры, от этого человека, от себя, такой неуклюжей и невезучей. Но она стояла и не смела шелохнуться. Она знала, что если она сейчас уйдет, она уже никогда не сможет вернуться назад, а она не хотела так, она не могла себе позволить вновь потерять то, что кажется, вот-вот обрела. А еще ей было интересно, и в голове крутился вопрос «А что дальше?». Ей-то терять уже было нечего, еще большего позора она придумать не могла, поэтому стояла, затаившись и прикусив нижнюю губу, и физически ощущала, как ласкают (поглаживают, словно нежными теплыми пальчиками) ее обнаженное тело голодные глаза Виктора. Ей было приятно стоять перед ним голой, видеть как жадно бегают по ее телу его взгляды, как заливает его и без того румяные щеки, красная краска стыда. Ей было приятно видеть, что он не отводит от нее взгляд, что в его лице нет разочарования, отвращения (хотя она и недоумевала, ЧТО могло ему понравиться в ней, такой худой и неказистой, после пяти лет тюремных нар) и тем не менее, он жадно разглядывал ее, готовясь ринуться, словно на жертву. Но что-то сдерживало его, какой-то якорь, словно пса на привязи. И Вика помогла ему. Она встретилась с ним глазами и медленно опустила руки. И он все понял.
***
Они лежали на смятой влажной постели, перебрасываясь изредка малозначительными фразами. Очень многое было вчера сказано. Очень многое было сделано. Часы на стене показывали полтретьего. На улице стояла ночь, за окном было тихо, лишь редкий автомобиль нарушал ее, отсвечивая стены светом фар. Работающий старенький телевизор «показывал снег», но Виктор специально не выключал, чтобы тот выполнял функцию ночника, лишь убавил звук на самый минимум.
Девушка лежала у него на груди и искала его взгляд, с которым не хотела расставаться ни на миг. Она всегда смотрела ему в глаза, а он просто тонул в них. Даже в полумраке комнаты. Пальцы их ладоней переплетались друг с другом в замысловатые узелки и узоры.
На столе стояла ополовиненная бутылка белого вина.
- Я плохой гостепреимец, - сказал Виктор.
- Почему?
- Обещал тебя покормить, а сам…
- Перестань! Вино, сыр, яблоко. Что нам еще нужно? Я и правда не голодна!
- Хм, а там наверное пельмени растаяли. Будет утром каша из пельменей. Я так и забыл убрать их в холодильник.
- А хочешь, утром я приготовлю завтрак? Мое коронное блюдо?
- Коронное блюдо? И какое-же? – заинтересовался Виктор.
- Ну, это одно такое блюдо, - загадочно протянула Вика, - из восточной кухни. Оно называется омлет по-Хански!
- Ого! – присвистнул Витя, я и сам часто делаю омлет, но такого еще не ел.
(На самом деле, это был самый обычный омлет с колбасой, помидорами и болгарским перцем. Таким Вика угощала мамку Веру и своих близких сокамерниц, когда удавалось раздобыть продлукты, за что он и получил шуточное название «паханский омлет». Ну а тут только осталось воспользоваться игрой слов и паханский омлет превратился в загадочное восточное блюдо «омлет по-Хански»!)
Вика рассмеялась, а Виктор притянул ее к себе и поцеловал в губы долгим поцелуем.
- Вить, а какая у тебя мечта в жизни? Самая большая. Есть?
- Я даже не задумывался. Дом семья, как и у всех, наверное, дети, достаток, любимое дело. Я рисовать люблю. Но с работой редко когда удается. А у тебя какая. Мечта?
- Помнишь, я тебе уже говорила. Ресторанчик…на берегу теплого моря…
- …да, помню. Конечно. Фартучки белоснежные с голубой каемочкой, тарелки…
- Все так. Смеешься?
- Нет. Ничуть. Знаешь, когда человек идет к мечте, он обязательно к ней приходит. А у тебя мечта. Она такая….
- Какая? – Вика приподнялась на локте, и смотрелось в лицо парня.
- Ну….я не знаю, как сказать.
- Скажи, как сможешь. Я пойму.
- Ты не обидишься?
- Нет же. Говори.
- Она у тебя…такая….обязательная. То есть я хотел сказать…она обязательно должна исполниться.
- Обязательная? Отчего это?
- Ну, ты мне рассказывала. Вы с мамой вместе мечтали. И ты ей свои мечты рассказывала. А теперь ее не стало. А у тебя. У тебя все еще впереди. Иди к своей мечте! Ты должна ее воплотить. Я так думаю!
«А ты пойдешь со мной к моей мечте» - хотела уже Вика сказать вслух, но в последний момент прикусила язык. Она еще не была уверена, что готова сказать эти слова.
Они вновь замолчали, думая каждый о своем. Затем Вика почувствовала на своем бедре поглаживающую руку Виктора и снова ощутила в себе желание. Словно читая ее мысли, другая рука Виктора нежно сжала ее грудь, а его губы уже искали ее сосок.
***
По привычке Вика пробудилась спозаранку, в начале седьмого. Виктор еще мирно дрых и девушка отправилась принять  душ, смывая с себя следы и запахи ночных утех. Снова, по привычке убрав волосы в тугой хвост на затылке, Вика пообещала своему отражению, что, во что бы то ни стало, сегодня же сходит в парикмахерскую и первым делом покрасит волосы, чтоб скрыть седину.
Пельмени, так и не убранные с вечера в холодильник, и вправду представляли собой жалкое зрелище, и Вика безо всякого сожаления отправила их в мусорное ведро. Заглянув в холодильник, девушка разочарованно хмыкнула: наобещала омлет, а яиц то и нету.
Сев на старенький табурет и по привычке зажав кулачки между ногами, Вика на миг задумалась. Затем, лицо ее озарила улыбка. Она вспомнила, что когда вчера они шли домой к Виктору, она заметила по пути продуктовый магазин. Девушка не была уверена, что он уже открылся, но решила, что, если и так, то подождет и немного прогуляется по городу. Ей не хотелось сидеть в четырех стенах, пока Виктор спит, душа ее рвалась на волю.
Виктория хотела уже надеть по привычке спортивный костюм, но потом глаза ее упаяли на спортивную сумку, которую она так и оставила в прихожей. Раскрыв, она достала из нее платье. Обычное, светлое летнее платье в горошек, с открытыми руками. Платье, которое она сшила сама, когда отбывала наказание, как и несколько десятков других платьев, сшитых ей на заказ сокамерницам, собирающимся выйти на свободу. И пусть самое простое, но все-таки это было ПЛАТЬЕ – символ женственности. Вика, не задумываясь, надела его на себя и покрутилась перед зеркалом – аккуратно сложенное оно почти не помялось. Платье сидело на ней, как литое, не зря говорили, что руки у Вики растут откуда надо. Из той же сумки девушка достала пару простых светлых босоножек и собиралась уже выйти из квартиры, как вспомнила, что наличных денег у нее совсем нет, только сберкнижка, на которой хранится небольшая сумма. А разыскивать кроме магазина еще и сбербанк, который уж точно закрыт в это утреннее время, усложняло задачу Вики, которая не хотела надолго уходить и оставлять проснувшегося Виктора голодным.
Она еще не знала, что ждет их в дальнейшем, будут ли они вместе (ей бы хотелось) или каждый пойдет своей дорогой, но Вика очень хотела, чтобы это утро было для Виктора необычным, приятным и добрым. Это была такая своеобразная плата за его доброту. Добро за добро.
Взгляд Виктории упал на потертый кожаный кошелек Виктора, лежащий на тумбочке. Она взяла его и раскрыла, не считая это дурным поступком, ведь она хотела купить продукты для Виктора, тем более, позже собиралась эти деньги ему вернуть. Взяв 500 рублей, девушка закрыла кошелек и положила его на прежнее место. Бесшумно прикрыв за собой дверь, Виктория вышла на улицу, вдохнув полной грудью прохладный утренний воздух. Как ни крути, а это было ее, можно сказать, первое утро на Воле. В городе, на свободе, не в тесноте вагона и уж тем более, не среди толстых тюремных стен.
Виктория шла по узкой пустынной улице провинциального городка летящей походкой (как пелось в старой песне) и улыбалась каким-то своим, приятным мыслям. Первые лучи раннего майского солнышка падали на ее лицо и она забавно щурилась, идя им навстречу. Около небольшой старой церкви девушка остановилась и трижды перекрестилась. Раньше Вика не верила в Бога, но в последние годы поменяла свое отношение к Вере. Вика пообещала себе, что обязательно зайдет днем  в храм и поставит свечку за маму, а пока она спешила в продуктовый магазин. У покосившихся ворот, ведущих к церкви, стояла старенькая бабушка в истертой серой пуховой шали и протягивала худую руку с пластиковым стаканчиком. Лицо ее было настолько морщинистым, что казалось, будто одни морщины подминают под собой другие, более ранние, однако выцветшие блеклые глаза были очень живыми и смотрели даже как-будто с некоторым задором. Вика замедлила шаг около старушки и в нерешительности остановилась. Ей хотелось дать бабушке немного денег, но у нее была только одна купюра, да и та тайком позаимствованная у Виктора на продукты. Получилась неловкая ситуация, кажется, старушка ждала от нее каких-то действий, а Вика не могла остановившись, вдруг уйти, так ничего и не положив в стаканчик. А объяснять, что у нее нет нужной суммы и единственную бумажку нужно разменять, Вика как-то постеснялась, сочтя это вовсе нелепым. Словно прочитав мысли девушки, старушка произнесла:
- Хорошая нынче погодка! Но холодно вот еще. А ты вона раздетая бегаешь, дочка! Горячая видно у тебя кровь!
- Я…, - начала было Вика, но старушка, словно не услыхав, продолжила. – Универсам-то за тем углом, сегодня как раз свежие яйца завезли. Ты, дочка, бери белые, да не те, что самые крупные, а помельче, они-то самые вкусные будут. Верно, тебе твержу!
- А откуда вы…, - удивилась, было, Вика, но старушка вновь не дала договорить ей.
- Ты ступай, дочка. Холодно еще на улице. А тебе себя поберечь нужно. А то ведь мамкой скоро быть, а ты себя не бережешь! Хвори-то, тебе, ни к чему. Ступай уж!
- Ладно. Хорошо. – Вика была смущена и еще больше удивлена речью старушки, сочтя ее не совсем в себе. – Но в одном бабушка была права, на улице действительно было еще недостаточно жарко, чтоб разгуливать в одном платье, особенно ранним утром. – Я сейчас продукты куплю, а на обратном пути вернусь.
- Не стоит, дочка! Ты уже Богу очень большую цену заплатила. Вдвойне, а то и втройне переплатила. Теперь божий черед для тебя чудеса творить. Ступай, уж!
Так и не найдя, что сказать в ответ, опешившая девушка задумчиво пошла в направлении магазина, куда старушка указала.
Взяв в магазине продукты (яйца, те самые, белые и некрупные, как старушка посоветовала, свежий батон, сыр и сосиски) Вика направилась к кассе, в уме суммируя стоимость, чтоб денег хватило.
- Лотерею не желаете? – Улыбнувшись, спросила пухлощекая продавщица в бардовом фартуке и такого же цвета форменном чепце на голове, привычно пробивая товар. -  «Миг удачи», мгновенный выигрыш до десяти миллионов рублей. Вот, как раз на сдачу билетик и возьмете, а то у меня размена нет.
Вика вдруг вспомнила, как длинными тюремными ночами они с девчонками мечтали, что выйдут однажды на волю и одним из обязательных дел, которое нужно сделать в первую очередь – попытать счастья в лотерею. А то вдруг как повезет! Она ведь тоже собиралась так сделать, но последние события замылили это желание, отодвинув его на задний план.
- А давайте! – Улыбнулась Вика в ответ! – Чем Бог не шутит!

***

Виктор пробудился, как от толчка. Странное дело, в поезде после смены мог спать в любых условиях, как бы ни мотыляло состав по петлистым железнодорожным путям. А дома, в тишине и покое, обычно спал чутко, по несколько раз за ночь просыпаясь и зачастую засыпая лишь под утро, за несколько минут до будильника. Но не в этот раз. Виктор крепко проспал всю оставшуюся часть ночи и утро и пробудился, словно кто-то его толкнул. Машинально бросив взгляд на настенные часы, отметил, что уже половина девятого. Откинув одеяло, и свесив ноги с кровати, он прислушался. Тишину в квартире нарушало лишь громкое монотонное тиканье часов. «Неужели ушла?» - промелькнула в голове мысль,  от которой одновременно бросило и в жар и в холод. Но, что-то было не так, он скорее интуитивно ощутил, что в квартире он не один. Бесшумно выйдя в прихожую, парень на секунду опешил. Вика сидела на корточках, привалившись спиной к косяку входной двери, прижимала к груди какой-то пакет, а по ее бледному лицу просто двумя ручейками катились крупные капли слез. В полумраке прихожей отчетливо белели оголившиеся из-под платья коленки и белки глаз, глядящие на появившегося Викторов с каким то смешанным, неопределенным чувством.
Скинув оцепенение, Виктор в два шага очутился около девушки, обняв ее за плечи.
- Что. Стряслось? На тебе. Лица. Нет. Что. Случилось? Вика? – взволнованно начал расспрашивать Виктор отрывистыми фразами.
- Я… Я…, - несколько раз пытаясь начать Вика, но ее душили слезы и всхлипнув она замолкала.
Виктор помог ей подняться и взяв пакет как-то машинально и небрежно отставил его в сторону, но Вика вдруг встрепенулась и отчетливо произнесла:
 -Там же яйца! Аккуратнее! Разобьются!
Виктор уставился на нее в недоумении, не понимая, толи это некий розыгрыш, то ли у Вики действительно истерика,  а она уставилась на него, и его лицо в тот миг показалась ей настолько забавным, что она непроизвольно рассмеялась, растирая и размазывая слезы по щеками, а от ее искристого искреннего смеха рассмеялся и сам Виктор. И они стояли в прихожей, и глядя друг в глаза смеялись не в силах остановиться, а потом, инстинктивно, не сговариваясь бросились друг другу в объятия, и Виктор ощутил горечь слез на своих губах, когда принялся беспорядочно покрывать лицо Виктории поцелуями.
***

Полуденное солнце пыталось пробиться  сквозь щель, между неплотно задернутыми шторами и полоска света пересекала по диагонали, переплетенные между собой, обнаженные ноги мужчины и женщины.
Вика вновь лежала на груди Виктора и голова ее, то поднималась, то опускалась в такт его дыханию. Пальцы их ладоней вновь были переплетены в замок – это был их своеобразный знак, доверительной близости, а возможно и любви, если хотите, которая стремительно зарождалась в их сердцах, о чем они если и догадывались, то пока не решались призваться вслух самим себе и уж тем долее друг другу.
Вика рассказала Виктору, что случайно купила на сдачу лотерейный билет и выиграла в лотерею самый большой возможный выигрыш, что-то порядка 10 миллионов рублей. Лотерейный билет лежал тут же, на тумбочке и обоим как-то не верилось, что этот клочок бумаги волей случая способен принести кучу денег. Вот только кому из них? Вика честно призналась, что взяла деньги у Виктора в кошельке, на продукты, с явным намерением потом вернуть их. И получается, что повезло ей и выигрыш вроде как ее, но деньги, на которые был куплен билет – Виктора. И пусть никто не высказал этого вслух, каждый думал, КАК теперь им с этим всем поступить.
- Победители! – вдруг ни с того ни с сего произнес Виктор.
 -Что? – не поняв, переспросила Вика, приподняв голову и посмотрев ему в лицо, и ее грудь от этого движения скользнула твердым соском по его боку.
- Или на латыни это будет звучать UICTORUM!
- Что звучать? О чем ты?
- Я? - Виктор вдруг сфокусировал на ней взгляд. – Я о НАС! О нас с тобой! И о названии.
- Названии чего?
- Ну как же? Нашего будущего ресторанчика. На берегу моря. С белыми тарелками с голубой каемочкой. С белым вином. Ты что забыла?
-Ты шутишь?
- Ну ведь это же твоя заветная мечта!
- И ты хочешь..то есть я хотела сказать, ты согласен отправится в нее…ну в эту мечту, вместе….со мной? – неуверенно и сбивчиво сформулировала Вика свою речь.
- Именно! Если конечно ты меня возьмешь. Позовешь. Или….
- Что «или»? – насторожилась Вика, сузив глаза и серьезно посмотрев на мужчину.
- Я не смогу без тебя. Я понял это сегодня утром, когда проснулся и не ощутил тебя рядом, и я… - но Вика, не дав договорить, уже целовала его в губы горячим терпким поцелуем. И кажется, она снова плакала, плакала от счастья.
***
Говорят, их видели спустя пару недель. Счастливая пара. Она немного поправилась – вернее восстановила свой прежний вес и избавилась от тюремной худобы, а ее теперь каштановые волосы развевались на ветру. На ней было простое светлое платье и туфли лодочки, а он был в светлых брюках и светло-сиреневой рубашке. Ах да, на его птичьем носу были фирменные очки-капли, к слову сказать, которые очень ему шли!
На их безымянных пальцах поблескивали серебряные колечки – символ их помолвки. Кажется, они завершали кое-какие дела перед отъездом в небольшой курортный городок Лазурный, где купили небольшой домик и намеревались воплотить Викину мечту и открыть свой ресторан.
Вика каждый божий день бегала в храм, где ставила свечи – и мамке, за упокой, и Бога за счастье благодарила, но в большей степени она хотела разыскать ту прозорливую старушку, которая так проницательно разглядела и предсказала ее судьбу. Но, ни у ворот, ни в храме этой старушки девушка больше не видела. Уже перед отъездом она обратилась к молодому священнику, настоятелю этого храма с вопросом о той старушке, но батюшка лишь смущенно пожал плечами, сказав, что за последние полтора года его службы в этом храме, ни разу не встречал он такой старушки.
Была ли она на самом деле, или только привиделась, оставалось теперь только гадать.
Уже уезжая из города (за окном поезда поливал первый июньский ливень) Вика, кажется, заметила на перроне одинокую фигуру в серой шали. Старушка трижды перекрестила их в путь и, отвернувшись, зашаркала прочь.


Эпилог

Я был у них в Лазурном, с месяц назад, в августе. Как-то вечером, за бутылкой белого мускатного вина, они – хозяева уютного ресторанчика, на вывеске которого гордо значится «UICTORUM», что означает Победители, и поведали мне свою историю, которую я, как уж смог, пересказал Вам.
Конечно заведение их не такой уж огромный ресторан, и находится он не на самом берегу моря и даже не на второй линии. Но, зато, это небольшое и весьма уютное заведение, находящееся в тени каштановых деревьев, о котором знают немногие. Тут встречаются немолодые парочки, туристы одиночки или заезжие писатели вроде меня – рыскающие по свету в поисках музы, играет приятная музыка, готовят прелестные блюда и подают изысканное молодое вино. И там вправду белоснежные скатерти с голубой каемочкой, и такие-же тарелки из белого фарфора и фартучки персонала, а на стенах висят разные картины, рисованные углем – дело рук Виктора.
Говорят, раньше хозяйка сама успевала, и приготовить и оказать внимание каждому из гостей (благо ресторан всего на восемь столиков плюс барная стойка), хотя и наемный персонал тоже есть и все при деле. Теперь же ее заменил искусный шеф-повар, который полностью поддерживает марку этого заведения. Все дело в том, что на восьмом месяце беременности, да еще и в ожидании двойни уже нелегко управляться самой с кухней и залом, да везде поспевать
Они живут в небольшом одноэтажном домике с мансардой, окна которого выходят на морской берег, а в небольшом палисаднике цветут хризантемы.
Если судьба занесет Вас однажды в Лазурный, не примените посетить небольшой ресторанчик под названием «UICTORUM», что расположен на улице Каштановой, в тени трех каштанов и закажите на заврах их фирменное блюдо – «Омлет по-Хански». Просто пальчики оближете!