Как мы жили

Сломалась машина.
      И стоишь один. Ночью. В соседнем, от твоего, городе.
      Ветер задувает. Не февраль, но и не май.
      А спать хочется.
      А куда податься? К кому постучаться в два часа ночи. Обогреться во всех смыслах.
      К Юре?
- Ты что совсем? Уже?
- Если вообще соизволит проснуться…
- Кому?
- К Марине?
- Давай! Гони своего хахаля! А мы тут, на полу. В однокомнатной твоей…
      Разговор с самим собой…
      Даже и не знаешь что сказать. Что ответят.
      А может к Андрею?! Тот примет. Только жена потом мозг весь съест ему. А может, и нет.
      Был в городе человек, к которому можно было приехать в любое время. Помню, приедешь среди ночи. Дверь откроет в одной сорочке, пропустит на кухню. Оденет халат. Отправит в кровать высунувшегося из спальни мужа. И ко мне. Чайник ставить. Кофе пить. За жизнь говорить. Просто так. Без всяких. И мыслей. Нет её. А не хватает.
      А к кому еще? К Санычу? Да его тоже нет. Упекли супостаты по беспределу на нары. Он бы обматерил от души. Для порядку. Но не выгнал бы.
      А город полон друзей и родственников. А остановиться в беде – никак. Злые какие-то стали или время такое? Все всего боятся. За что-то дрожат. Когда квартира превращена в ДОТ. Зашел. Засовы накинул. Включил ящик. И всё! За дверью пусть будет что будет. Не моё. Если своих с той стороны не осталось. А если все дома – стучи, звони: твои проблемы! Пусть там и будут. С этой стороны, дай Бог со своими разобраться. Это с солнышком мы добрые и отзывчивые. И собачку погладим, и кошечку не укусим. И если по звонку, может, кого и в квартиру пустим. С бутылкой или тортиком. Можно и без, но с осадком.
      Пропали гармошки и телевизор со всеми. Даже лавочки у подъездов поубирали. Перенесли на детские площадки. Во дворы. Оторвали бабушек сидящих на страже морали ипорядка. Питающихся и живущих силой своих дверей. Площадки-то они для молодежи. Для ночи и юности хулиганистой. Не прижились там честь и совесть двора. Загнали их в многоэтажные курятники и раскидали по окнам. А у кого теперь адрес спросить? Как найти дорогу в этом высотном лабиринте. Как выжить среди страха терактов, пожаров, и разных органов? Только забаррикадировавшись. Хотя бы на ночь…
      А за солью? Или сахаром? К соседям? Рассмеёшься. Потому как в лучшем случае в лицо помнишь. Про имена, это если с детьми на площадке или когда зальют сверху. И все…
      А мама рассказывала, как в далеком поселке, у которого даже вместо названия был только номер, на Севере, куда ее занесла жизнь. Когда среди лесов,  в старом деревянном срубе у нее была одна металлическая панцирная кровать, из досок сбитый шкаф, двое детишек на руках и папа на службе. Пришел дядя Лёня. С мешком макаронов и пакетом сухофруктов. Рассказывала со слезами на глазах, и благодарностью всей жизни.
      А так и жили тогда. Все вместе. Не боясь и не закрываясь. С душою на распашку. Когда и горе и радость делили все. И двери были открыты и в радости и несчастьи.
      Может это именно то, что дало нам победить в той страшной войне? Может это то, без чего бы вымер русский народ?
      Вроде и живем то хорошо. Могли бы мечтать наши предки. Квартиры. Машины. Дачи. Хлеб. Соль. Масло. Колбаса. Все есть.
      Но только радость по звонку. Как правило. А не наоборот. Радость это когда ждут. Когда запланировано. А не как снег на голову…
     А и снега то не всегда. Три-пять дней за год…
      В поезде разбудили, как положено. За полчаса до станции. Заспанные глаза. Тепло тамбура. Два часа ночи и метель в полной темноте Севера. В неизвестность. Иду. Плача и пытаясь спрятаться от бьющих льдинок в покрытое темным холодным снегом мамино пальто. Ветер воет в одиноко горящие, редко светящиеся окна домов, закидывая снегом дорогу. Полчаса или вечность замороженных слез и страха? Детского страха. Робкий. Мамин стук. Открытая полоской теплого, пахнущего травами света дверь…
- Галю!!! Та заходьте! Звыдки вы?! Та вы уси помёрзли! Та з дитьмы! Та проходьте! Раздевайтесь!
      Тепло и добро…
      А недавно. Еще почти вчера. Тогда когда мы с Украиной были порознь, но вместе. Братьями и сестрами. Когда среди ночи добрался до деревни своей юности. Когда постучал в светящееся окно. И где открылись двери. Где никто не знал меня сегодняшнего. Где накрыли стол, словно гостю дорогому. Где были рады помочь и приютить. А когда узнали, кто ворвался в их ночь…
- Та ты Гали Приваловой сын!? Ой! Так ты ж зовсим малый був!
      Поспать то немного дали. А наутро в хату хлынули люди, угадываемые и не знакомые. И все звали к себе. Поговорить. Покушать. Послушать. Люди, с которыми работала и общалась мама. Взрослые, которых воспитывала и учила и приглядывала в детском саду. Которые помнили ее доброту и любовь.
     Мамо! До сих пор вспоминаю и плачу. От доброты, открытости и всего. Нашего, тогда еще единого и дружного народа.
      И куда все подевалось?! 
      И стоишь один. Ночью. В соседнем холоде, уже твоего, мира.