Встреча

Пётр Сергеич дремал на кушетке, когда в дверь постучали. Пётр Сергеич ни-кого не ждал, он жил один и к нему никто не заглядывал. Разве что соседка снизу кран починить или сосед из квартиры напротив в шахматы перекинуться. Соседи обычно звонили, поэтому Пётр Сергеич не придал стуку значения.
Cтук повторился. Потом ещё, и ещё. Пётр Сергеич, кряхтя, встал, нащупал но-гами стоптанные тапки и пошёл открывать дверь. Замок долго не поддавался, наконец, щеколда сдвинулась, и Пётр Сергеич толкнул дверь. На пороге стоял мальчик.
- Миша? - Пётр Сергеич растерялся и побледнел. Горячая волна покатилась по телу, пробуждая одновременно и чувство радости и чувство вины. Перед ним стоял его внук, которого Пётр Сергеич не видел больше десяти лет.
- Да, - ответил мальчик. – А ты действительно мой дед? – и с опаской посмотрел на Петра Сергеича.
– Да, да, мой мальчик, - Пётр Сергеич бросился к мальчику и обнял его, – я твой дед, я. А ты мой внучек, – Пётр Сергеич заплакал, слёзы потекли по старче-скому лицу.
- Дед, ты чего? – занервничал мальчик. – Не надо.
- Ничего, ничего. Я сейчас, - Пётр Сергеич пошёл, побежал на кухню, шаркая тапками и взмахивая неуклюже руками. - Проходи, не разувайся.
- Ты куда?
- За угощением. Негоже гостя встречать пустым столом. Ты ведь мой гость. Любимый, долгожданный.   
- Ну, тогда ладно. Иди.
Мальчик снял пальто, прошел в комнату, огляделся. Комната, погружённая в сумрак, являла собой смешение художнической мастерской и старческого жилья, одинокого и запустелого. Повсюду по стенам висели картины, громадный шкаф в полстены был переполнен книгами, пластинками, в углу пылился футляр с гитарой.   
- Дед! Ты чего долго не открывал? Я думал, тебя дома нет.
- Сейчас, сейчас. Я уже, иду, - донесся из кухни голос Петра Сергеича.
- Можно, я занавеску открою? – крикнул мальчик. - У тебя темно.
- Конечно! Делай, что хочешь.
Мальчик отдёрнул занавеску и в комнату просочился вечерний синеватый свет. За окном лежала зима.
- Ну, вот, - Пётр Сергеич прошаркал в комнату, держа в руках поднос. – Всё готово. Чай, варенье, печенье овсяное. А к печенью масло, сливочное. Садись к столу.
Мальчик послушно сел за стол.
- Как ты нашёл меня? – спросил Пётр Сергеич.
- А вот нашёл, - ответил мальчик. – Мама говорила. А я запомнил.
- Ну, и как мама поживает? – Пётр Сергеич пододвинул чашку поближе к внуку. – Ты пей, пей, остынет.
- Хорошо поживает, - мальчик взял печенье. – А о тебе говорит, что ты нас бросил. Что ты плохой человек. Водку пьёшь. 
- Твоя мама права, - вздохнул Пётр Сергеич. – Плохой я человек, никудыш-ный. Только не пью я. Четыре года, как не пью.
- А я ей не верю, - продолжал мальчик. – Я думаю, что ты хороший. Дедушки не бывают плохими. Почему ты не приходил? Ты забыл про меня?
Что Пётр Сергеич мог сказать внуку, которого не видел десять лет? Что давно в разводе с бабушкой и в разладе с его мамой, своей дочерью? Это он и так знает. Сейчас взрослеют быстро, ничего не надо объяснять.
- Я не знаю, что сказать, - сказал Пётр Сергеич. - Зато я знаю, сколько тебе лет.
- Ну, и сколько?
- Одиннадцать. Нет, постой, двенадцать. Точно, двенадцать.
- Правильно, - кивнул мальчик.
- И родился ты восьмого января, - сказал Пётр Сергеич. – Так что, видишь, я о тебе кое-что знаю.
- Вижу, вижу. А где твоя жена? – спросил мальчик.
- Умерла.
- Значит, ты теперь один?
- Один.
- А переезжай к нам жить, - оживился мальчик. - У нас места много. И на тебя хватит. Ты бы научил меня музыке. Мама говорила, что ты был музыкантом.
- Я и здесь тебя могу научить. Только приходи почаще, - сказал Пётр Сергеич.
- Почаще не получится. Мама не пустит.
- А сегодня что - пустила? 
- Не-а, сегодня я сбежал, - мальчик встал, прошёлся по комнате. - Ну, хватит меня допрашивать. Что у тебя что здесь? – Миша подошёл к углу, где стоял фу-тляр с гитарой.
- Гитара, - ответил Пётр Сергеич.
- Везёт тебе. Делаешь, что хочешь, в школу ходить не надо, на гитаре игра-ешь. А сыграй мне что-нибудь?
- Сначала расскажи о себе. А потом я сыграю.
 Мальчик промолчал.
- Ладно, потом расскажешь, - Пётр Сергеич хотел было встать, приподнялся, и тут почувствовал резкую боль в груди, сел, опустился на стул бережно и нето-ропливо, как это обычно делают старые люди.
- Сделай одолжение, Миша, включи торшер, - попросил Пётр Сергеич.
– Чего включить? – спросил мальчик.
- Ну, лампу напольную, возле окна. Видишь?
- А, понял. Сейчас, - мальчик подошёл к торшеру. – А как она включается?
- Выключатель над столиком, - подсказал Пётр Сергеич.
Помимо лампы с матерчатым абажуром, укреплённым на деревянной стой-ке, торшер был оборудован круглым столиком, за которым можно было писать или читать книгу. 
Мальчик включил лампу, и комната озарилась неясным, таинственным све-том.
- Прикольная лампа, - сказал мальчик. – Откуда она у тебя?
- Ещё с советских времён, как-нибудь потом расскажу. Прикрой занавеску и подай футляр с гитарой. Вот, спасибо, - Пётр Сергеич достал гитару и приступил к настройке. Послушал первую струну, подтянул вторую, третью. – Давно не играл, расстроилась. 
- Я не знаю, что рассказывать, - признался мальчик. – Просто хотел тебя уви-деть. Потому и пришёл.
- Правда? – спросил Пётр Сергеич.   
- Я врать не умею, - серьёзно ответил мальчик. – В нашей семье не принято врать.
- Это я знаю, - Пётр Сергеич провёл пальцами правой руки по струнам, взял привычно аккорд ре-минор. – Ну вот, кажется, строит. Что же тебе сыграть?
- Что хочешь. Просто сыграй и всё, - сказал мальчик.
- Ну, тогда песенку, которую я написал для твоей мамы, когда ей было пять лет. Котята, - объявил торжественно Пётр Сергеич.

Два маленьких котёнка поссорились в углу.
Сердитая хозяйка взяла свою метлу.
И вымела из кухни дерущихся котят.
Не справившись при этом, кто прав, кто виноват.

Пётр Сергеич пел и исподволь поглядывал на внука. Миша слушал, широко раскрыв глаза. Совсем как его мама, подумал Пётр Сергеич.
Песня закончилась.
- Ну, как? – спросил Пётр Сергеич.
- Здорово, - восхищённо протянул Миша. – Дед, ты настоящий артист!
- Ну, это ты преувеличиваешь, - ответил Пётр Сергеич.
- А мне понравилось. Ещё можно что-нибудь? Спой, деда, - попросил Миша.
И так он это жалостливо сказал, что у Пётра Сергеича помутилось в глазах, и он стал играть всё подряд, всё, что вспомнилось – когда ещё удастся попеть для внука? 
По прошествии пятнадцати минут Пётр Сергеич увидел, что Миша спит, свер-нувшись на кушетке и подложив руки под голову. Пётр Сергеич отставил гитару и укрыл Мишу одеялом. Вот и свиделись. Пётр Сергеич давно ждал этой встречи, мучительно переживая и перебирая в памяти крупицы воспоминаний. Дождался. А как будто ничего и не случилось. Только на душе стало немного спокойнее и легче и сердце вроде бы отпустило.
Пётр Сергеич сидел на стуле возле кушетки и дремал, когда в дверь позво-нили длинным, нервным звонком. Вот и дочь пожаловала. Пётр Сергеич поднял-ся. Надо взять себя в руки и постараться смягчить встречу. Пётр Сергеич пошёл открывать входную дверь.
- Привет, – в прихожую влетела молодая красивая женщина. – Где Миша? Куда ты его спрятал?
- Привет, - Пётр Сергеич отступил в сторону. – Он спит.   
- Как спит? – вспыхнула женщина. – А позвонить не догадался? Миша давно должен быть дома. Ужин, уроки, сон. Всё по расписанию.
 - Миша поужинал, - попытался оправдаться Пётр Сергеич. – Я его покормил.
- Чем ты его мог покормить? - женщина прошла в комнату. – Миша, вставай! Мама пришла.
- Лена, не шуми, - попросил Пётр Сергеич, - Мишу разбудишь.   
- Вечером спать вредно. Для этого ночь есть, - женщина подошла к кушетке и присела на корточки. – Миша, вставай! Ну, вставай, мой родной! Мишенька! 
Пётр Сергеич вспомнил, как когда-то он вот так же сидел возле кроватки, где спала дочь, любовался наивными детскими кудряшками и вслушивался в милое сердцу дыхание. Всё повторяется, но уже в другой жизни.
- Ну вот, что ты наделал, – с досадой сказала Лена. – Попробуй теперь, раз-буди его.
- Ну и пусть спит, - ответил Пётр Сергеич. – Чего Мишу зря беспокоить? Вспомни, как сама любила поспать в его возрасте.
- Ничего ты не понимаешь, - Лена в волнении села на стул. – Дома бабушка ждет с пирогами. Как узнала, что Миша к тебе пошел, такой хай подняла!
- А мне Миша сказал, что он сбежал, - поправил дочь Пётр Сергеич.
- Это тебе он сказал. А мне записку оставил, - сказала Лена. – Он всегда так делает. Уходит, когда ему нужно, но записку оставляет. Информирует. А бабушка сразу в истерику! Не хочет, чтобы вы с Мишей виделись. Как я от всего этого уста-ла!
Пётр Сергеич в беспокойстве заходил по комнате. Перед ним, словно вихрь, пронеслась вся его жизнь - неужели всё насмарку, неужели не было в его жизни ничего хорошего? И тут вспомнил, как до пяти лет он носил дочь на руках, и Лена, обняв за шею, засыпала на его плече. А однажды, когда Лена в очередной раз попросила взять её на руки, Пётр Сергеич отказал. И тогда дочь сказала - эти слова Пётр Сергеич запомнил на всю жизнь -  ну, хорошо, тогда я буду уставать.
- Лена! Леночка! - Пётр Сергеич опустился перед дочерью на колени, - ты прости меня. Я столько принёс вам горя. Прости меня. Я очень тебя люблю! Про-сти…
- Да знаю я, знаю, - ответила дочь, - сто раз уже говорил. Только почему-то ничего не меняется.
Стукнула форточка, зазвенело оконное стекло. Пётр Сергеич вскочил.
- Дверь! Дверь входную забыл закрыть, - и он пошёл, побежал, размахивая руками, в прихожую, почему-то обрадовавшись этому событию.
- Мама? – шум от форточки разбудил Мишу, он открыл глаза и увидел маму. – Как ты меня нашла?
- Миша, – Лена бросилась к сыну. – Опять ты без спросу ушел. Я чуть с ума не сошла. Хорошо, хоть записку оставил.
- А дед где? – спросил Миша, зевая.
- Здесь он, дверь пошёл закрывать, - сказала Лена.
- Мама, – Миша привстал на кушетке, – знаешь, а дед мне песни пел. Он у нас артист, да? А я, я заснул.
- Ну, и хорошо, - сказала Лена. – Пойдём домой. Время восемь часов, завтра тебе в школу.
- Да, да, тебе пора, - поддержал Лену подоспевший Пётр Сергеич. – Собирайся.
- Да, пора, - мечтательно вздохнул Миша и встал с кушетки, одергивая помя-тую школьную форму. Ему не хотелось уходить. Эта комната с удивительной лам-пой, гитара в футляре, шкаф с книгами и картинами – всё было до такой степени родным и знакомым, что Мише на мгновение показалось, что именно здесь он прожил свои двенадцать лет.   
- Ну, пойдём? – Лена протянула руку.
Миша с надеждой посмотрел на деда. – А ты? Ты пойдёшь с нами?
- Нет, он здесь останется, - ответила за Петра Сергеича Лена. – Он сам по се-бе, а мы сами по себе. Так ведь, Пётр Сергеич?
Пётр Сергеич молчал. Он не знал, что в таких случаях говорят. От природы Пётр Сергеич был человеком мягким и стеснительным и, глядя на него, никак нельзя было сказать, что этот человек способен на разрыв с семьей.
- Как это – сам по себе? – спросил Миша, чувствуя неправоту сказанных ма-мой слов. – Мы вместе потому, что мы семья. Он – мой дед, ты – моя мама и, значит, мы – семья.
- Никакая мы не семья, - сказала Лена. – Он бросил нас, ушел, когда мне бы-ло восемь лет.
- Но он один, а нас трое, - едва не плача, запротестовал Миша. – Давай его к себе возьмём? У него жена умерла. Ему плохо.
- Ему плохо? Раньше надо было думать, - парировала Лена. 
- Ну, деда, чего ты молчишь? – Миша подбежал к Петру Сергеичу. – Скажи маме, она тебя послушает.
Пётр Сергеич смотрел на внука и удивлялся тому, как быстро Миша всё по-нял. Пётр Сергеич давно сто раз пожалел, что ушёл из семьи, но и оставаться бы-ло нельзя – Татьяна, почувствовав нерешительный характер мужа, обращалась с ним, как с неодушевлённым предметом. Дальше так продолжаться не могло.
 - Иди, Миша, - сказал Пётр Сергеич,  - иди, а я останусь. Приходи почаще, не забывай деда.
- Ну, всё, хватит уже, - вспылила Лена и направилась к выходу. – Хочешь, оставайся. А я пошла.
- Деда, прощай, - Миша прильнул к Петру Сергеичу, – я приду, обязательно приду. Только ты жди меня, ладно?
- Ладно, - улыбнулся Пётр Сергеич, - иди, мой мальчик.
- Мама, - крикнул дрогнувшим голосом Миша, - я с тобой!
Лена помогла надеть сыну пальто, и они ушли. Пётр Сергеич долго стоял и глядел на входную дверь - ему чудилось, будто дверь открывается и на пороге появляется Миша. Потом дверь закрывается и Миша исчезает. Через мгновение дверь снова открывается, и Миша появляется вновь. Открывается, закрывается, появляется, исчезает. Петр Сергеич теряет сознание и падает…

Через три дня соседи, обеспокоенные тишиной в квартире Петра Сергеича, вызвали участкового. Дверь взломали, и взору присутствующих предстала карти-на – на полу в прихожей лежал Пётр Сергеич, на лице его светилась улыбка.