Гроза в Севилье

               
               

               


     Я и мой друг Гришка – это две абсолютные противоположности. Я – стройный, высокий брюнет, к тому же ношу очки и предпочитаю строгий, деловой стиль в одежде. Гришка – небольшой, пузатенький, вечно взлохмаченный, с соломенными волосами, этакий немного неряшливый недотёпа, кстати, добрейшей души человек. Он вечно ходит в каких-то нелепых спортивных костюмах и старомодных кедах, любит шутить, громко хлопая при этом в ладоши. Понятно, что всем своим видом он не вызывает у прекрасных дам серьёзные чувства и оттого вечно один. Я отнюдь не сердцеед, но романы у меня были,  в отличие от Гришки. Мы с другом не похожи во всём, и женщины нам нравятся тоже абсолютно разные. Я предпочитаю миниатюрных, пухленьких белокурых милашек, Гришке нравятся  роковые брюнетки с ногами от ушей (при его росте-то, ха-ха!).
   Вот и не ставят модельные девушки друга моего ни в грош, развлекутся разок-другой и отойдут. Мои же малышки существа более постоянные и верные. Так что, разное у нас всё. Кроме имени…. Меня тоже Григорием величать, только друзья, чтобы нас не путать, называют меня Гриней. С Гришкой мы неразлучные друзья с самого детства. А так как вкусы на прекрасный пол у нас диаметрально противоположны и делить нам нечего, поэтому мы можем спокойно существовать в рамках одной компании, не ссорясь.               



    И всё было у нас лучезарно до времени, пока в Гришкиной жизни не появилась наконец худышка, жгучая брюнетка, бывшая, естественно, модель, а ныне дизайнер по интерьерам, Инга. Где он её откопал – неизвестно, только выше она была его на целых пятнадцать сантиметров (не поленился - спросил!), а так как эта девушка никогда не снимала свои высоченные туфли-шпильки, то смотрелись они, сами понимаете,  ещё как прикольно! Гришка ничуть не комплексовал, а, наоборот, с нескрываемым восторгом пялился на свою новоиспечённую пассию, снизу вверх, разумеется. Она же, гордо поправляя свои длинные густо-каштановые волосы, посылала откуда-то сверху только им понятные ухмылочки и знаки. Гришка млел. При этом она всегда держала его маленькую пухленькую руку в своей узкой с тонкими пальцами и острыми ногтями руке, цепко и не выпуская. Что она нашла в Гришке – неизвестно. Только поначалу все думали, что она с ним только развлекается, и бросит через месяц-другой. Но  весна сменилась летом, а лето осенью, а Инга и не думала бросать моего друга и всё так же цепко держала его за руку. Гришка был на седьмом небе, сиял и светился, а я сиял тоже - за него. Я всегда радовался за него, как за брата, и был тоже счастлив, что у него появилось пускай малоперспективное, но более устойчивое, чем всегда, счастье. У меня к тому времени расстроился  роман с очередной блондинкой, и времени было навалом.
 Инга часто заезжала к нам с Гришкой  в офис (мы работали вместе), и все отправлялись куда-нибудь перекусить. Я даже успел привыкнуть к красавице и понять друга хотя бы в том, что с такими девушками всё же можно общаться, в смысле было о чём поговорить. Не больше, разумеется. А вот дальше я его не понимал, да и не стремился понять. Окажись я с Ингой наедине, честно, не знал бы, что делать. Просто не представлял, как эта худышка может привлекать мужчину как существо женского пола. Инга имела почти мальчишескую фигуру, летом даже не носила бюстгальтер!  А в чисто человеческом плане мне она стала импонировать всё больше и больше. У меня с этой девушкой находилось немало точек соприкосновения и даже больше, чем у нее с моим другом. Обсуждаем мы, к примеру, вчерашний фильм  по телевизору. И почти всегда у них с Гришкой мнения не совпадали, а у нас с Ингой, напротив, обнаруживались сходные вкусы. Часто нам с ней приходилось что-то доказывать ничего не понимавшему приятелю или воспитывать его, как ему лучше одеваться или вести себя при людях. Мы же искренне любили его и хотели, чтобы он не был смешон, когда с малознакомыми людьми начинал заговаривать запанибрата, отпуская специфические шуточки и хлопая при этом в ладоши над самым ухом собеседника…
 Тогда мы с Ингой превращались в единомышленников, словно бы были членами одной партии. Мне даже немного неловко было перед другом, боялся, что своим появлением его пассия сможет изменить что-то в нашей с ним мужской дружбе. Но он не обижался,  и мы все продолжали наше интенсивное общение.

    А однажды, в новогодний вечер, когда моего друга поставили на дежурство, он поручил мне развлекать Ингу, не отходить от неё и следить, чтобы кто-нибудь её не увёл. Она же пришла вся такая красивая, нарядная, в блестящем платье, очевидно, хотела понравиться Гришке…
 Пришлось мне с ней весь вечер танцевать зажигательное диско и рок-н-роллы, ламбаду, брейк, вальс и разную придуманную нами абракадабру.
Как вы уже успели догадаться по аналогии, вкусы на танцы у нас с ней тоже совпали, кроме того, Инга оказалась таким же страстным любителем танцев, как и я. Мы так увлеклись, что не заметили, как в конце вечера на пороге зала возник абсолютно трезвый, в отличие от нас, и не разгорячённый от движений Гришка. Наши фантазийные па, блеск в глазах он принял за чистую монету, и впервые между нами пробежала искорка соперничества, правда ненадолго. Как раз зазвучал медленный танец, и я благополучно оставил их одних, сам же вышел в соседнюю комнату выпить коктейль. Моя благородная миссия была окончена, и можно было уходить домой, но что-то мешало мне сделать это. Было отчего-то больно наблюдать, как они перемещались по залу. Уж не проснулась ли во мне ревность? И раньше я часто танцевал с девчонками друга, ведь Гришка совсем этого делать не умеет, но подобного ощущения не было. Сказалось ли действие вина, музыки, танцев в тот вечер –  не ясно. Только тогда я впервые понял Гришку и как мужчина. Мне почему-то во время одного из танцев, отнюдь не медленного, а быстрого, захотелось обнять Ингу. Но я тотчас прогнал греховные эти порывы прочь. Мысли ушли, а чувство осталось! Оно было новым, привлекало своей свежестью, яркостью новизны и неповторимостью. Потом я забыл его, но при появлении Инги оно теперь всегда возникало, как будто что-то включилось на этом новогоднем вечере. Почувствовала ли тоже самое она, мне было неведомо, ибо отношения у нас троих оставались по-прежнему тёплыми и дружескими.
   Потом Гришка  и вовсе устроил свою возлюбленную к нам на фирму дизайнером, и мы стали видеться ещё чаще.


                *   *   *


     Однажды столкнулся с ней в коридоре один на один. Вместо привычного дружеского  «Привет!», «Как дела?» она отчего-то смутилась, потупила взор, только еле кивнула, я же нервно и неестественно рассмеялся и только, обернувшись, увидел, что и она обернулась тоже, мы помахали друг другу… Такое случалось не один раз. В присутствии Гришки мы продолжали вести себя по-прежнему просто и естественно. Их отношения с каждым днём только улучшались. Они по-прежнему держались за руки и смотрели друг на друга с нескрываемым обожанием. И было по всему заметно: эти двое действительно влюблены. Инга дарила Гришке изумительные подарки, сама  аккуратно подстригла его, он стал носить подаренные ею дорогие кашемировые свитера, а кеды сменил на кроссовки.  Друг засыпал свою возлюбленную цветами и задаривал её любимыми плюшевыми зайчиками и медвежатами. Только однажды заметил я в глазах Инги неподдельную грусть… Друга своего я знаю почти с рождения, и научился читать эмоции на его лице. Беспокойство так и сквозило в каждой с виду вроде бы беззаботной и милой шутке. Наконец, дома у меня раздался телефонный звонок. Ситуацию прояснила Инга, это была именно она.
 - Гринь, слушай, ты – его лучший друг, и только ты в состоянии помочь мне,- начала она.
 - Он тебя чем-то обидел? – забеспокоился было я.
 - Нет, не это. Он какой-то странный стал в последнее время. Как будто бы одумался. Отрезвел и  смотрит-то по-другому! И цветы перестал дарить, совсем не говорит ничего, ни про любовь, ни про наши планы. Замолк, как в рот воды набрал.
 - М-да, не мог же он тебя в момент разлюбить! А ты его ничем не вспугнула?
 - То есть, как вспугнула? – не понимала девушка.
 - Понимаешь, за кажущейся бравадой поведения Гришки скрывается очень не уверенный в себе человек. Он будет проверять и свои и твои чувства. Пока не придёт к какому-либо решению станет без конца их перепроверять. Уж я-то его знаю! Очень уж он осторожный, но, если какое решение примет, то верен будет до гробовой доски!
 - Ой, не надо про доску, - испугалась она.- А за совет спасибо. Я, кажется, понимаю причину: я перегнула палку! – вдруг прозрела она.- Не надо было ему про детей говорить.
 - Про каких таких детей?
 - Что я мечтаю о ребёнке и хочу, чтобы отцом стал непременно он.   
 - Теперь понятно. Он не готов был к такому повороту, вот и копается теперь. Ему нужно время, тут главное не обижаться и не показывать, что заметила что-то, тогда всё будет хорошо. 
 - В самом деле?
 - Вот увидишь!
 - Как я тебе благодарна! А я думала уже письмо-ультиматум написать!
 - Ты бы вспугнула его ещё больше и навсегда могла бы его потерять. Так что желаю удачи!

    Через неделю Инга позвонила мне снова,  и совсем иным был наш разговор с ней. А ещё раньше я заметил, что они оба повеселели.
Она сообщила, что советы мои ей пошли на пользу, она перестала обижаться, а Гришка снова воскрес, ожил и  стал задаривать её цветами и плюшевыми медвежатами.   Уж я-то, как никто другой, знал характер своего друга. Короче, любовь вспыхнула у них с новой силой, и счастливая Инга спешила  поблагодарить меня за содействие.
 - Я придумала, что я смогу для тебя сделать, - взволнованно щебетала она, я познакомлю тебя с девушкой твоей мечты!
 - В самом деле? Здорово! А раньше я её не заслужил что ли? И только сейчас смог её честно заработать? – пытался шутить я с нею.
 - Я давно хотела тебя с кем-нибудь познакомить, только не с кем было. А тут встретила недавно школьную подругу на улице. Она как раз в твоём вкусе и, представляешь, развелась не так давно и без хвостов.
 - Не понял?
 - Детей у неё нет и парня тоже. Скоро восьмое марта, я приглашу её и вас с Гришкой…
  - Ну, спасибо! Век не забуду! – благодарил я, а сам не сильно обрадовался, если  честно, знакомиться отчего-то ни с кем не хотелось.
    Но только я увидел Любу (так звали её разведённую подружку) в момент изменил своё мнение.
   Люба была настоящей русской красавицей с тонкой матовой кожей, правильными чертами лица и умными, ясными глазами. «Куколка»,- была первая мысль, как увидел её. До чего хороша! И кто только с такими разводится? Плюс ко всему Любаня была в самом что ни на есть моём вкусе: миниатюрная, в меру упитанная, не лишенная округлостей в нужных местах девушка. Тут я подумал, что настоящих красавиц у меня никогда и не было, да и умом они не особо блистали, что меня даже устраивало. Я считал, что женщина и не должна быть особо умной…
    Правда, моё знакомство с Ингой несколько изменило сей постулат, а Любаша и вовсе разрушила его. Она была не глупее Инги и смотрела на мир почти моими глазами.
    Дома у Инги на Бережковской набережной я был впервые, её жилье мне показалось очень даже уютным. Звучала музыка, я много танцевал с Любой и, кажется, сумел заинтересовать её. Рядом кружились счастливые Гришка с Ингой, вернее кружилась она, а Гришка прильнул к девушке, положив голову ей на плечо и послушно поворачивался вслед за своей возлюбленной. Со стороны смотрелись они комично, но им было плевать на это. Зато, когда мы поменялись партнёршами, и он стал танцевать с Любашей, я специально понаблюдал за ними дольше позволенного, невольно любуясь гармоничной парой. Как же приятно они смотрелись, оба такие светленькие, пухленькие и трогательные. Гришка даже сразу как-то возмужал, распрямился и выглядел почти плейбоем. И отчего ему не нравятся такие прекрасные создания? Я бы даже уступил ему Любу, намекни он на это, а себе нашёл кого-нибудь ещё.
   К концу вечера я понял, что Любаня – это то, что я все эти годы искал. Она оказалась очень серьёзной и хорошей,  но было очевидным, что обычный флирт с ней не получится. Уж не судьба ли это, подумал я и тотчас вообразил девушку с младенцем на руках  в окружении старших детишек, гордо восседающих на моём холостяцком диване…
    Праздник заканчивался традиционным обменом телефонов и моим провожанием Любаши до её дома в Гольяново.  Возвращался домой в приподнятом настроении, довольный собой и своим осторожным, вежливым и интеллигентным, не совсем свойственным мне доселе поведением. С этой чудной девушкой я решил вести себя предельно аккуратно, не торопить события, подружиться вначале, а потом действовать.   Довольный результатами вечеринки и устав от пути в Гольяново и обратно, я быстро заснул, как вдруг меня разбудил телефон. Сквозь сон решил, что это Люба, но оказалась Инга.
 - Ну как? – заговорщицки вопрошала она, как тебе мой подарок?
 - Люба…Не то слово, чудо, как хороша! Высший балл! – пытался  сквозь сон подбирать нужные слова.
 - То то же! А я ещё заметила (голос собеседницы напрягся, став беспокойным), что не только тебе она приглянулась…
 - Не понял…
 - Ты разве не заметил, как нежно смотрел на неё Гриша, когда они танцевали!
 - Ну это не то, он просто… так, эдак,-  этим вопросом Инга загнала меня в тупик, но она перебила меня:
 - Ладно, может, и показалось. А ты давай действуй решительнее, не тяни особо! – тон её стал почти властным, приказным.
 - Ты заставляешь меня бежать впереди паровоза! А если Любе это не понравится?
 - А её и не спросят, ты, главное, развивай активность, а то вдруг, ей мой Гришка больше понравился?
 - Ревнуешь?
 - Немного.
 - Не бойся, она не в его вкусе на все сто.  Он просто человека в ней увидел. Гарантирую. Спорю на ящик шампанского,- выпалил я.
 - Ладно, успокоил. Но ты всё равно поднажми, ну что тебе стоит?  Договорились? Тогда спокойной ночи!
 - Спокойной ночи, Инга!

    Но сон меня оставил, я лежал и думал, с  чего мне начать - с театра или консерватории?  Но не пришёл к определённому решению и заснул. А приснилась мне почему-то Инга. Я танцевал с ней во сне, и мне было удивительно хорошо. Наутро греховный сон  поскорее выбросил из головы. Мужское понятие дружбы не позволяло мне даже думать о девушке моего лучшего друга. Но запретный плод манил и разжигал моё любопытство. А мозг анализировал: отчего Любане совсем не тороплюсь звонить? Да и сердце моё пока не стучало при вчерашнем воспоминании, хотя девушка, безусловно, была чудо как хороша. Она не могла мне не понравиться, ведь она была живым воплощением моего идеала, не лишена ума и тонких душевных качеств, ценила такт и красоту. К тому же, она была намного женственнее Инги. Но я пока не влюбился в неё – вот оно что! Я не бежал к ней навстречу, как должен бежать влюблённый, забыв обо всём на свете, не чувствовал к ней бешеного притяжения. «Я её просто плохо знаю, надо бы с ней повстречаться», - заключил разум.

   И мы стали встречаться с Любашей. Ходили в кино, музеи, театры и кафе. Я не внял совету Инги, и на всякий случай держал дистанцию. Но и после месячного знакомства не очень-то спешил переходить границу. Отчего вёл себя так осторожно, не понимал и сам. Об Инге старался вообще не думать, но однажды встретил её после работы на лавочке, у памятника недалеко от нашего офиса. Она сидела очень грустная.
 - Отчего грустим? – бодро начал я, присев на край скамейки.
 - Вечно он опаздывает, сил нет с этим бороться!
 - Гришка? Так это его особенность,- соврал я, так как друг всегда отличался завидной пунктуальностью, - не обращай внимания, приходи попозже или бери с собой журнал.
 - А я думаю иначе, - Инга вытянула вперёд свои длиннющие ноги и скрестила на так называемой груди руки,- он просто меня не любит, перестал любить!
 - Быть того не может!
 - Он разлюбил меня. Я это чувствую, причём после той встречи с Любой…
 - Чушь! Он бы мне доложил, я-то его знаю, как облупленного. Он бы мне сразу выболтал, если бы запал на Любаню.
 - Он просто ещё не знает, поэтому и не рассказывает….
 - Чего не знает?
 - Что влюбился. Иногда такое бывает: человек ещё не осознал, а со стороны уже заметно. Беда в том, что он может не осознать никогда.
 - Тогда чего мы теряем в таком случае? – я пытался, как мог, её приободрить, хоть и несла она необоснованный бред влюблённого человека, который меня даже забавлял.
 - Что теряем? – повторила мой вопрос Инга.
 - Как раз мы ничего не теряем: ты – своего Гришку, а я свой идеал красоты.
 - А, если он прозреет рано или поздно? – Инга не на шутку была расстроена, она даже пыталась утереть рукавом нахлынувшие слёзы, и стала похожа на обиженного ребенка.
 - Не плачь! Ты вообще создаёшь проблему на пустом месте. Я-то думал, что ты проницательный и умный человек!
 - А ещё влюблённый. А влюбленный человек всегда всё преувеличивает, ты это не забывай!
 - Вот то-то же,- я похлопал её по плечу,- не кисни. А вот и твой возмутитель спокойствия!
 К нам подвалил запыхавшийся Гришка с букетом белых лилий. Инга просияла. Сомнения разом испарились. А я поспешил скорее оставить их двоих.

                *   *   *


   А через месяц, в самом начале мая, Инга и я были зачислены в состав делегации, командированных на конференцию в Севилью сроком на трое суток. Гриша оставался в Москве. Такой расклад его даже сильно обрадовал, он сразу же поручил мне опекать свою пассию, а главное  - не спускать с неё глаз. Быть всё время в зоне видимости.
    Первый день пролетел в делах и хлопотах: подготовка, регистрация, встречи с испанскими представителями. Второй день был основным по докладам, и нам просто было необходимо присутствовать в зале. Мы даже не прогулялись по городу. Лишь поздно вечером посетили небольшой ресторанчик вблизи отеля и попробовали  паэлью – национальное испанское блюдо, запивая его восхитительной «Местеллой» –  местны  вином.
     И только на третий день после двух часов у нас выдался свободный вечер. Мы с радостью побежали любоваться сочной южной красотой этого древнейшего испанского города, столицы Андалусии, с её восхитительными садами, фонтанами, величественными мечетями  и  арабскими дворцами.   Город-сказка утопал в это весеннее время в сиреневых цветах павлиний, деревьев, привезённых из Южной Америки. Мы сразу же были сражены небывалой женственной красотой здешних мест. Особенно впечатлила набережная Гвадалквивира, реки, у берега которой навсегда нашла причал каравелла Магеллана. В моей видеокамере закончилась батарейка, и мы вернулись в отель, чтобы поменять её.
 - Мне не хочется подниматься в отель, я подожду тебя на лавочке - тут так хорошо,- сказала Инга, - только ты захвати из моего номера кофточку: что-то начинает холодать,- попросила она, вручив мне ключи от своего номера.
   Я пересекаю его порог, беру кофту со стула, разворачиваюсь, чтобы уйти, но ноги мои не слушаются и, вместо того, чтобы повернуть назад, идут зачем-то к столику, на котором раскрыта какая-то тетрадка.
Это была знаменитая тетрадь Инги, с которой она никогда не расставалась и постоянно что-то туда записывала. Я обратил внимание на неё ещё в самолёте. «Наверное, дневник ведёт»,- подумал я тогда.
Несколько секунд находился я в подвешенном состоянии нерешительности. Зачем? Зачем мне чужая жизнь? Не хо-ро-шо! Неприлично читать чужие письма, дневники… Мысли довольно трезвые и правильные роились в голове, но любопытство опережало их, и руки уже брали запретное. Наверное, тогда я сделал один из самых решительных шагов в своей жизни.   До этого случая я никогда не покушался на чужое, а тем более на Гришкино. Но мысли продолжали роиться, строить гипотезы и давать советы. «Зачем берешь, положи немедленно! – приказывал внутренний строгий советчик.- Неужели ты надеешься прочитать здесь о своей персоне?  С ума сошёл, что ли? Да тут всё о Гришке! Надо спешить, тебя внизу ждет Инга». Но глаз уже выхватил несколько её цитат:
«Сегодня я, наконец-то, осознала, что от мужчины нельзя ждать всего, надо радоваться малому,  и наслаждаться тем, что имеешь. Не идти на опережение, дать самому раскрыться, не сорвав бутона…» Или ещё: «Я только сейчас на чужбине, в Испании, поняла, что не надо ждать и надеяться, что мужчина будет целовать каждый твой волос, достаточно, если он поцелует хотя бы пять». Странно как-то!  Но очень по-женски, ведь не будет же мужик писать такую чушь! Ещё успел прочесть: «По-моему, когда мужчина по-настоящему любит, то он ей об этом никогда не скажет, или скажет не скоро, долго не будет показывать вида, так как в этот момент он считает себя ниже, не хочет, чтобы пострадало его самолюбие, а женщина загордилась бы и увидела его слабость. Если же он по-настоящему не любит, то может сказать прямо, так как в душе понимает, что это не так, поэтому не унижается в собственных глазах. Истинная любовь не кричит, а маскируется. Чем глубже чувство, тем больше масок надевает мужчина и ставит больше барьеров холода, отчуждения и недоверия. Особенно хитроумная маскировка выходит у них в случае встречи со своей истинной второй половинкой….»
«Ишь ты - (я аж присвистнул),- откуда у этой девчонки такие познания по части любовных вопросов, кто бы мог подумать!» Глаза выхватили ещё одну цитату: «Любовь – это главное золото человеческой жизни, за ним все гоняются, но никто не может сказать точно, держал его в руках или нет».
   Я захлопнул тетрадь и помчался вниз. Как она его любит, не просто, а философски, всё по полочкам разложила! А почему, собственно, его, ведь имени Гриши не было написано. А даже и если было бы, то непонятно, кого она имела в виду, меня или его… Ведь все эти рассуждения с лёгкостью можно отнести и на мой адрес. Так думал я, сбегая со ступенек вниз. Инга заждалась меня:
 - Я уже хотела идти за тобой!
 - Батарейку никак не мог найти, оказалась в чемодане…
 - А зонтик захватил?
 - Какой зонт? – усмехнулся я,- разве не помнишь, как Гришка перед отъездом нас просвещал, что в Севилье дождь бывает раз в пять лет, а когда он приходит, у местных начинается праздник. Все бегают под дождём по лужам, поют песни, водят хороводы.
 - Припоминаю, верно. Ну ладно, куда мы пойдём? –  лукаво спросила Инга, надевая кофточку.
 - В Триану. Это не место паломничества туристов, как скажем Малостранса или площадь Америки, тем более, что везде  уже побывали.
- А что такое Триана?
 - Так называется южный район Севильи, претендующий на статус города. Местные жители даже обижаются, когда их называют «севильянос». Триана сохранила древний колорит южной провинции Испании, здесь не декорации, а сама жизнь. Об этом мне рассказывал старший брат, бывалый путешественник, он бывал здесь не один раз.
 - А далеко это?
 - На том берегу Гвадалквивира, достаточно перейти мост - и мы в Триане.

   Гуляя по этому полному экзотики кварталу, не заметили мы, как быстро пробежало время,  уже стемнело, а мы всё ходили по узким улочкам города, поглаживая толстые стволы древних могучих платанов и вглядываясь в причудливые узоры мозаик, украшавших фасады домов. Первую звенящую каплю заметил я, но не сказал Инге, зато вторая и третья заставили обратить на себя внимание и мою спутницу.
Она вытянула ладошки и запрыгала, как девочка: «Дождь, дождь! Праздник! Мы застали севильский дождь!» Люди стали выбегать на улицу и радоваться вместе с нами долгожданным водяным каплям. Они бегали, кричали, пели красивые зажигательные песни. Вначале мы веселились и прыгали вместе с ними, но когда дождь  усилился, нам было уже не до танцев. Мы, что было сил, побежали  в сторону моста. Но не зря предупреждали все путеводители, что в Триане легко заблудиться и без карты туда лучше не отправляться. Пока мы искали заветный поворот у могучего платана, окончательно промокли, ведь зонт оставался даже не в отеле, а по совету Гришки - в Москве. Инга сильно устала, к тому же, зачерпнув в туфельки всю воду из севильских луж, плелась к отелю еле-еле. Когда показался заветный мост, молния полоснула небо, и первый весенний гром раскатисто возвестил о начале грозы, которая бывает в здешних краях раз в несколько лет. Огромная свинцовая туча угрожающе распростерлась над нами, из нее  с характерным и поспешным нарастанием шумно обрушился нетерпеливый ливень.  Я, не долго думая, подхватил Ингу на руки – она оказалась на удивление лёгкой…. Девушка с благодарностью обвила мою шею руками, а я побежал что было сил, увешанный к тому же видео и фотоаппаратурой с Ингой на руках в отель. По дороге вспомнил, что обещал другу заботиться о его девушке и не мог поступить иначе. К своему удивлению, совсем не устал. Но, когда мы очутились в гостинице, Ингу охватил сильнейший озноб. Я налил ей горячую ванну, заварил чай, напоил аспирином. Затем промассировал ей ноги и надел на них свои запасные шерстяные носки. Почти всю ночь не отходил от неё, сидел рядом. У Инги повысилась температура до 39 градусов, она была очень слаба и даже бредила во сне, повторяя то ли Гришкино, то ли моё имя – понять было сложно. В десять утра мы должны были быть в аэропорту, а я не представлял, как она поедет в таком состоянии. Но к утру жар прошёл, и она сладко заснула у меня на руках. А я так и не сомкнул глаз – боялся за неё, прислушивался к дыханию, протирал горячий лоб смоченным в воде полотенцем. К моему удивлению, утром температура спала до нормальной, переохлаждение прошло, кажется, бесследно. Только она ещё была бледненькая и неуверенно держалась на ногах. Но я всё время был рядом и помогал ей идти, нёс чемодан и развлекал, как мог.
     За ту грозовую ночь, что провёл я подле Инги в севильском отеле, о многом передумал и пришёл к выводу, что эта женщина мне не безразлична. Она, возможно, по-своему была права в своих девичьих рассуждениях о любви.
Уж я-то во всяком случае, никак не собирался ей говорить об этом  и показывать не хотел. Да я и себе-то боялся во всём сознаться и только после этой грозы в Севилье понял вдруг, что к Инге отношусь как-то по-особенному тепло, чересчур нежно, как к ребёнку. Вместе с тем испытывал неподдельное  восхищение её умом и красотой. А после той новогодней дискотеки и вовсе почувствовал притяжение, но всегда боролся с ним. А что чувствовала она? Иногда мне казалось, что тоже самое, но чаще наоборот, что я остаюсь лишь лучшим другом её любимого человека, которого по-дружески любит тоже. Как узнать правду? Так и подмывало заговорить с ней на эту тему, но боялся оказаться в дураках.

    В Шереметьево нас встречал Гришка в яркой курточке с таким же яркими гладиолусами в руках, которые его почти полностью заслоняли. Смотрелся он невероятно свежо с румянцем во всю щёку и выглядел довольно счастливым. Только в такси взгляд его показался мне каким-то виноватым. Когда он не смотрит в глаза – в чём-то провинился. В тот день глаз его я ни разу не увидел. Но и мне отчего-то не очень-то хотелось встречаться с ним взглядом, как будто бы у нас с Ингой что-то было, но ведь это было не так! Создавалось такое ощущение, что что-то всё же произошло. А что – не понимал. Так, как поступил я, поступил бы любой уважающий себя мужчина, окажись в схожей ситуации… Там, в этом далёком южном городе на краю Старого Света появилось нечто скрытое, интимное между нами. Пусть всего один, но такой мощный флюид родился там в Севилье ночью после дождя. Тогда почувствовал я не только притяжение к Инге, к нему добавилось нечто, что словами выразить пока не был в состоянии. Много думал, размышлял, любовь ли это, но тут же отрицал, естественно, сей абсурд. Любовь быть никак не  могла. Во-первых, я не мог влюбиться  в почти мальчишечью фигуру, это точно. А во-вторых, в девушку друга тоже никак. Тогда что это было – не понимал, но колебания доселе скрытых струн души этот севильский дождь во мне затронул. Возможно «нечто» родилось просто так, само по себе и никак не было связано с Ингой. Скорее всего, эта мощная стихия всколыхнула во мне неведомую доселе память прошлого, кто знает, может быть, мы с Ингой были когда-то половинками одного целого? Только так и мог я ответить себе на этот непростой вопрос.
    Про то, что неплохо было бы по приезде позвонить Любаше и вручить ей купленный для неё в Севилье сувенир в виде статуэтки тореадора, я вспомнил только на третий день  после возвращения. Позвонил. Встретились. Погуляли. Она пригласила меня к себе домой выпить кофе.
   У меня в тот вечер отчего-то разболелась голова, и я был какой-то вялый. Думаю, что Любе было со мной скучно. Активных действий тоже никаких не предпринимал. Люба показала мне свой детский фотоальбом. Когда очередь дошла до школьных лет - мне  вдруг страшно захотелось увидеть  Ингу в ученической форме. Я попросил показать мне ту фотографию, где они сфотографированы вместе. Но после моей невинной просьбы Люба внезапно отвернулась от меня, словно бы искала этот снимок. Затем резко повернулась.
 - Ты не увидишь наших детских фото, их просто нет. Так как всякий раз, когда к нам в школу приезжал фотограф, Инги не было на месте. Она вообще не любила фотографироваться,- добавила Люба более уверенно.
«Странно,- подумал я, а мне рассказывала, что ещё в детстве много снималась для рекламы».
   В тот вечер, сославшись на головную боль, я рано ушёл домой. Вспомнил историю со школьными фотографиями. «Что-то тут не так»,-  почувствовал я.

     На следующий день на работе Гришка и Инга были какие-то странные, словно бы знали то, чего не знал я, и боялись мне сказать об этом. Когда же мы с другом случайно встретились на лестнице, он бросил на лету, что надобно поговорить. Я зашёл к нему в кабинет. Гришка не курил уже десять лет, а тут зажёг сигаретку. Что-то будет! Это не простой разговор, сразу  сообразил я,  и, на всякий случай придав своему телу самый беззаботный вид, вальяжно откинулся на спинку кресла.
-Разговор будет не простой,- начал Гриша свою, видимо, хорошо продуманную, заготовленную речь.- Ты мне скажи честно – ты с ней спал? 
Ах вот оно что! Я сразу все понял.
 - Нет, конечно! И не думал даже! Так что, зря накручиваешь себя, ведь меня ты знаешь – чужого никогда не беру!
 - При чем тут чужое? – не понимал заметно повеселевший Гришка.
 - Я повторяю, что она болела там, а, если бы и не болела – ни за что не воспользовался бы! Потом Инга абсолютно не в моём вкусе. Если и этого тебе мало – вот тебе святой крест! - и я для убедительности перекрестился.
 - Да я не про Ингу! Про неё прекрасно знаю, что не спал. Я о вчерашнем, о Любе…
 - А тебе-то какое дело? И с ней не спал тоже - и я второй раз на всякий случай перекрестился.
 - Точно не спал? – строго вопрошал друг.
 - Я же поклялся! А, что я должен был обязательно переспать с ней?
 - Нет, нет… Гринь, только не обижайся, но тут такое дело… Короче, за время вашего отъезда в Севилью я с Любаней сблизился…
Я потерял дар речи, но, придя в себя через некоторое время, спросил:
 - А как же Инга?
 - С ней я тоже ещё не спал.
 - ???? Я ничего не понимаю!
-Наверное, не надо было тебе сообщать, ведь это и её тайна тоже. Я прошу тебя поговорить с ней, мне самому неудобно. А притворяться я больше не могу. А насчет Любани: раз у вас ещё не началось - ты не сильно обиделся на меня?
 - Всё в порядке, я не успел втюриться, не грусти! А Люба, она как к тебе относится то?
Гриша опустил глаза. Объяснения были лишними…

   Спустя час я уже стоял перед знакомым домом на Бережковской набережной. Дверь открыла Инга. Я начал с прямо с порога:
 - Я кое-что должен сообщить тебе, но  сам ничего не понимаю! Оказывается, твой Гриша, пока мы были в Испании…
Она перебила меня:
 - Я в курсе.
 - Сильно потрясена? Переживаешь?
 - Нет,- она странно-равнодушно пожала плечами.- Всё ради них и затевалось. Раз начала, следует открыть тебе все карты.
Я устроился поудобней на диване и принялся слушать.
 - Короче, эта история началась ещё до нашей встречи. Вначале твой Гришка познакомился где-то с Любой и влюбился  в неё. Но очень долго боялся тебе рассказать, думал, что ты его не поймешь.
 - Вот странный-то! Чего боялся-то?
 - Что он в твой тип девушки влюбился… Ты ему точно не простил бы! И поэтому он решил поставить тебя на его место, чтобы и ты нечто похожее испытал и меня подговорил. А Гришку твоего я лет сто знаю, ещё с института. Он попросил меня об одной услуге, взамен устроил меня на хорошую работу. Я в тот момент без денег сидела, ну и согласилась «охмурить друга», отвлечь тебя от его романа. А вышло незапланированное: только я тебя увидела – так ему и сказала: не буду его охмурять, даже не уговаривай!
 - Что ж, я тебе совсем не приглянулся, что даже на лёгкий флирт не согласилась?
 - Нет… Не будем об этом.
 - Уж нет, теперь выкладывай всё!
Инга опустила глаза, долгое время молчала.
 - Ты меня…парализовал. Это необъяснимо…  Я не могла играть
 с тобой.
 - А обманывать смогла! Вы все меня водили за нос! – я начал выходить из себя. Но Инга произнесла тихо-тихо:
 - Это чувство не для слов, - она посмотрела на меня очень странно.
«Вот что это было,- догадался я,- это было «нечто», которое шло от неё!»
Она продолжала:
 - Я согласилась тогда только подыграть ему, что у нас с Гришкой якобы любовь. Он хотел вызвать у тебя ревность и таким образом влюбить тебя в меня.
 - Но ведь он прекрасно знал, что к его девчонкам я не ревновал!
 - Это раньше, когда у него не было ничего серьёзного. Он, зная твой характер лидера, предполагал, что ты будешь недоволен тем, что у него появилась постоянная девушка. И попытаешься отбить. Я ему книги по психологи  давала читать разные. Он начитался и стал действовать.
 - А зачем вы приплели Любу? Ведь я мог по-настоящему в неё влюбиться, что тогда?
 - Не влюбился бы! Ты тогда уже потерял голову, но сам себе не признавался…
 - Это от тебя-то потерял?- я посмотрел на Ингу грозно.- Ошибаетесь, мадмуазель!
 - А я шучу!
 - В шутке есть доля правды,- начал я игриво, и вдруг мы оба засмеялись и хохотали до упада долго-долго. До боли в животе.
 - Постой, постой, выходит, я оказался у всех у вас в ловушке? – начал постепенно трезветь я.
 - В некотором смысле да.
 - И всё-всё было подстроено ради великой любви Гриши и Любы?
 - Не только. Я же хотела, чтобы ты полюбил меня, как Гриша свою Любу. Но я, наивная дурочка, теперь вижу, что ты не такой и вообще не можешь никого полюбить.
 - Откуда ты взяла это? Откуда вы все меня знаете? – раздраженно вымолвил я и замолк.  После паузы добавил:
 - Да я и сам себя  толком не знаю. Не знал. И тебя не знал. И Гришку. Никого.
 - А мы все друг друга не знаем, может быть, только процентов на пять…
Тут я вспомнил о пяти волосках… Слушай, а тот дневник, что ты вела в Севилье, ты специально мне подкинула?
 - Честно? – она смущённо улыбнулась,- да! Я его тебе писала и хотела, зная твоё природное любопытство, чтобы ты хоть немного из него прочёл. И всё подстроила.
 - Блин,- я стукнул себя кулаком по лбу,- какой же я глупец! А я-то думал, что обманываю тебя! А всё было подстроено хитрой женщиной! – я снова начал заводиться. – А гроза в Севилье случайно, не твоих рук дело? – вопрошал я строго.
Инга вместо испуга рассмеялась.
 - Вот гроза никак не входила в мои планы. Это высшие силы вторглись в мой сценарий. Но я им благодарна даже за болезнь. Во-первых, я её заслужила. Во-вторых, в мои планы не входило переспать с тобой. Это могло бы всё только погубить…
 - Что всё? – я не понимал её.
 - Всё. Весь мой замысел сводился к одному – мне хотелось, чтобы ты тоже почувствовал его.
 - Кого его, чего?
 - НЕЧТО. Мне наивно казалось, что раз один почувствовал, то и второй непременно должен  поймать это  волшебное настроение…  Но существовало одно непреодолимое препятствие. По собственной глупости согласилась сыграть девушку  твоего друга, а ты друзей не предаёшь, и даже, если бы ты чего и почувствовал…
 - Верно! Так теперь я никого не предаю,- сказал я и сделал шаг навстречу. Но Инга шагнула назад.
 - Не пытайся меня утешать и не подыгрывай мне! Я не маленькая и развлекаться со мной не надо, - она пыталась вывернуться из моих объятий.
 - А я и не развлекаюсь и не утешаю! И не подыгрываю!
 - Но ты ведь его не чувствуешь?
 - Откуда тебе это известно? Ты же сама говоришь, что мы ничего друг про друга не знаем…
 - Не знаем, - ответила Инга,- и верить не надо словам…
 - А сердцу? – я приложил её тонкую руку к моему свитеру туда, где была область сердца. – Теперь чувствуешь?
 - Да.
 - Знаешь, что это?
 - Неужели «нечто»?
 - Думаю, что да.
 - Я тоже.
    Поцелуй прервал звонок телефона.
 - Да, заходи. Мы уже всё выяснили.
Это Гриша с Любой. Они за нас волнуются, они недалеко, ты не против, если они зайдут?
 - Конечно нет! Отметим счастливый конец шампанским!
 - А, может быть, для такого финала шампанского маловато? – спросила Инга лукаво.
 - А что же? Мы и фейерверк закажем, за петардами сбегаем! Мы с Гришкой известные поджигатели с детства. Но вначале – шампанское! Кстати, ты мне когда-то целый ящик проиграл.
 - А за что будем пить?
 - За крепкую дружбу, – это первый тост.
 - А второй?
 - За любовь, конечно!
 - А третий? – не унималась Инга.
 - За него! – и тихо добавил,- за «нечто»!
 - А ты действительно его чувствуешь? – с беспокойством спросила она.
 - Ты ещё не поняла? Тогда нам надо это выяснить, и, как можно скорее, а то скоро придут гости... И я уже более уверенно поцеловал Ингу. В эти счастливые мгновения услышал вдруг шум дождя в Триане, увидел  перед глазами вспышки оранжевых молний на чёрном бархате южного неба далёкой Севильи. Это было НЕЧТО!