9. Окей, Гугл!

    — А-а-а! – этот стон отчаяния два часа спустя издавала куча серобуромалиновых кофточек, свитерков, джинсов, брюк и платьев, шевелящаяся у основания разорённого гардероба.

      Ещё через минуту куча возмущённо задышала, шумно завозилась, и из-под завалов мятых шмоток разной ценовой линейки и пёстрой географической принадлежности вылезла вспотевшая, разрумянившаяся и совершенно сбитая с толку чародейка Муха.

      — Что надеть? – простонала она, ни к кому конкретно не обращаясь.

      Правда, надо отдать им должное: десять пар туфель на шпильке, совершенно не годящиеся для городской брусчатки, слушали хозяйку очень внимательно, но что толку от него, в смысле, от туфельного внимания?

      Хэллоуинский бал – это, само собой, не новогодний корпоратив в каком-нибудь среднестатистическом московском офисе. И Танюша, свято верящая в максиму о том, что сейчас любую женщину встречают по одёжке, а провожают – по платью от дольчегаббан и всяких там прад-версач, а уж никак не по уму (о времена! о нравы!), точно знала: дресс-код нужно соблюдать всегда и везде.

      Особенно на балу.

      Так и в чём он – этот бальный дресс-код – заключается?

      Из балов последний раз Татьяна Сергеевна была на собственном школьном выпускном, и то платье с украшенным бисером лифом и многочисленными ярусами невесомой бледно-розовой органзы, придававшей ей – по-щенячьи пухлой и неуклюжей девочке Тане – сходство с бутоном винтажной розы, до сих пор висело, бережно запрятанное в плотную ткань кофра, в глубинах шкафа.

      На бал её собирала мама. Готовилась, наверное, больше неё, задавленной экзаменационным стрессом. Готовилась, на короткий миг выйдя из своего привычно-расслабленного, грустно-медитативного состояния, вспыхнув внезапно ярко, действительно загоревшись этой идеей такого тривиального, в общем-то, мероприятия, как школьный выпускной, словно, и в самом деле, собирала всамделишную Золушку на судьбоносную встречу с прекрасным принцем.

      С тех самых пор Муха балы не особенно жаловала.

      Однако, просто перезагрузить своё идущее по накатанной бытие очень хотелось.

      В общем, мамы рядом не было, а чародейке, внезапно засобиравшейся на второй в своей жизни бал (костюмированный, очевидно же, какой ещё?), срочно нужен был совет профессионала – самый что ни на есть профессиональный из всех профессиональных!

      — Окей, Гугл, что надеть на бал-маскарад?

      И вот уже всего лишь через какой-то час (ладно, не через час, через два с половиной, но кто считает, когда чародейка на бал собирается?) таксист, везущий Татьяну Сергеевну Мухину по искомому адресу, постоянно таращился из-под кустистых, неухоженных бровей в зеркало заднего вида на ёрзающую на заднем сиденье переводчицу.

      Посмотреть, действительно, было на что: из-под огромного пуховика торчали колени, туго обтянутые чёрными кожаными легинсами, на голове топорщились чёрным же бархатом игривые кошачьи ушки.

      Уверенная, что воображение и натренированный глаз водилы способны дорисовать общий образ скрытого под пуховиком костюма, Танюша поплотнее запахнулась, прижав к груди лапками в шёлковых митенках лакированный клатч со стразиками, сложенными в умильную кошачью мордочку.

      Ну, а чего?

      Таков был профессиональный совет Гугл, процитировавшего незабвенный американский сериал: «Для костюмированной вечеринки женщина, в зависимости от возраста, может выбирать между двумя вариантами: либо образ престарелой ведьмы, либо сексуальной кошечки».

      Быть «престарелой» (а уж потом «ведьмой», именно в такой последовательности обидности) Танюше не хотелось от слова «вообще», а костюм из чёрного латекса в бездонных глубинах гардероба завалялся – подарок на восьмое марта от бывшего, пожелавшего внести нотку разнообразия в их увядающие, да и вообще вялотекущие отношения.

      Вспомнив пивной живот бывшего и его по-обезьяньи волосатую грудь, до скончания времён призванные ассоциироваться в сознании Тани с «ноткой разнообразия», переводчица зашипела, как самая настоящая кошка, так что похабная ухмылочка, с самого начала поездки кривившая толстые губы таксиста, стала ещё шире.

      В салоне убитой, но резвой и юркой (самое то для столичных улиц!) машинёшки громко орала музыка – кажется что-то народное, явно уже когда-то где-то слышанное.

      Низкорослый водитель, откликнувшийся на вызов и приехавший к дому Мухи с рекордной оперативностью, густо зарос неухоженной мужицкой лицевой растительностью.

      Баранку он крутил лихо, ведя раздолбанную девятку тайными тропами столичных дворов-проулков и громко подпевая душевному шансону, беззастенчиво переделывая текст по собственному усмотрению:

      —По диким равнинам Подгорья,
      Где золото роют в горах,
      Изгой-гном, судьбу проклиная,
      Тащился с сумой на плечах.
      Бежал из тюрьмы тёмной ночью,
      В тюрьме он за правду страдал!
      Тут звёзды сошлись, рвя мир в клочья –
      В Ма-аскве он с тех пор таксовал*.

      Дальше следовало ещё несколько куплетов о тяготах жизни гнома-иммигранта в родных каменных джунглях переводчицы, но это уж Муха слушала вполуха, ведь девятка, пересчитав заниженным брюхом все складки отечественных дорог, нырнула в очередной узкий двор-колодец, в конце концов с визгом затормозив перед обшарпанной дверью подъезда, украшенной распечатанной на принтере и уже свернувшейся от октябрьской влаги табличкой: «Вход для гостей ф. Ф.», что, очевидно, и было пунктом назначения.

      Странно, ведь Татьяна Сергеевна ожидала увидеть как минимум кафешку или, как максимум, – бар, клуб, ресторан, а уж никак не серый типовой жилой дом.

      Что ж это, феи Хэллоуинские вечеринки в квартирах теперь организовывают?

      А чего, богемненько! Не бал, а самый настоящий гламурный квартирник со своей не менее гламурной тусовкой!

      Тут голос подал любитель вокала.

      — Э, краса-авица, – сказал таксист, по-восточному растягивая слова, когда Татьяна Сергеевна, с сомнением разглядывая странное для проведения бала место, на ощупь сунула в его протянутую клешню пару разноцветных бумажек, – Не той валютой платишь! Или так договоримся?

      Танюша, в этот момент пытавшаяся одновременно открыть машинную дверь и натянуть куцый пуховичок пониже, внутренне подобралась.

      — А морда не треснет? – огрызнулась она, кидая рублями в обнаглевшего гастарбайтера и пытаясь поскорее выскочить из салона.

      Но цепкие пальцы водилы неожиданно крепко впились в полу пуховика.

      — Златом плати, чародейка! – едко процедил обиженный таксист, ловко выхватив из пальцев впившейся в него внимательным взглядом Мухи золотую драконью монетку.

      И так освободившаяся из захвата странного извозчика переводчица, выскользнувшая, наконец, из забрызганного столичной грязью шедевра отечественного автопрома на покрытый лужами и трещинами тротуар, лишилась второй из подаренных драконом монеток.

      Красноречиво показав в след удаляющейся кареты средний палец в шёлковой митенке, раздосадованная незапланированными тратами драконьего золота Муха дёрнула на себя обшарпанную дверь со странной бумажкой.

      В нос неподготовленной чародейке ударило ароматами сырости, кошачьей (и, к сожалению, не только кошачьей) мочи и старого, прогнившего дерева. В общем и целом, пахло типично для старой недвижимости.

      А ещё, в коридоре какой-то местный враг рода человеческого перебил или повыкручивал – в кромешной тьме было непонятно – все лампочки.

      В очередной раз засомневавшись в точности адреса и в топографических способностях странного таксиста, Таня потянула из кармана пуховика распечатанное на офисном принтере приглашение.

      Перечитала.

      И ещё раз.

      Понятнее не стало, так что, вытянув вперёд руки, она шагнула в ароматную темноту подъезда и практически сразу упёрлась в другую дверь.

      Клацнув застёжками клатча, Татьяна Сергеевна, вовремя вспомнив про блага цивилизации, вытащила телефон. Яркий фонарик осветил драную обивку дверей вовсе нежилых, на первый взгляд, квартир.

      На одной из них, странно лишённой дверных ручек и замочных скважин, той, в которую она, собственно, и упёрлась вытянутыми вперёд руками, красовалась ещё одна мятая бумажка. Надпись на ней вполне однозначно гласила: «Да, вам сюда!».

      Пожав плечами и решив полагаться на правильность надписи, Танюша поправила на голове свои ушки и нажала на пипочку крепившегося к косяку дверного звонка.

      Никакой реакции.

      Позвонив второй раз, чародейка тактично выждала пару минут, а потом, брезгливо протерев перчаткой пыльную поверхность двери, приникла к ней ухом, прислушиваясь и ожидая услышать...

      Что именно? Отзвуки припева Верки Сердючки? Пьяные выкрики гуляющих на маскараде в честь Хэллоуина?

      Да всё, что угодно, но только никак не… тишину.

      Из-за двери не доносилось ни звука.

      «Либо шикарная звукоизоляция, либо долбанная пони меня разыграла!» – сделала логический вывод женщина-кошка.

      Видимо, второй вариант оказался правильным, потому что никто на настойчивые удары Мухиных пяток в поверхность двери отвечать не торопился.

      Решив, что немедленно вернётся назад в издательство и пустит всех пони, сумевших развести её на золотую монетку, на конскую колбасу, Таня, злобно чертыхнувшись, уже развернулась на высоченных шпильках, готовясь покинуть вонючую недвижимость.

      Правда, можно было ещё кое-что попробовать. Так, на всякий случай!

      Пальцы переводчицы, действующей сейчас словно по наитию, скользнули в клатч, извлекая на свет божий последний золотой кругляшок. В деревянной поверхности неприступной, хоть я обшарпанной на вид, двери, там, где полагалось быть глазку, обнаружилась едва различимая, тонкая, как раз под размер монетки, щель, с готовностью эту самую монетку, опущенную туда будто загипнотизированной-заворожённой Мухой, проглотившая. 

      В глубинах скрытого за дверью помещения довольно заурчало, дверь, как по волшебству (собственно, почему «как»?), медленно и со скрипом приоткрылась, и чародейку потянуло, словно в огромную аэротурбину на обратной тяге, в совершенно непроглядный мрак бесконечного коридора, скрывавшегося за распахнувшейся настежь дверью.

      Айкнув, ойкнув, взвизгнув, широко распахнув руки и безуспешно пытаясь ими, как крыльями, махать, потеряв по дороге пуховик, но продолжая крепко сжимать клатч с мобильником, кредиткой, ключами от дома и оставшейся отечественной наличкой, Таня полетела вниз и вниз, словно кэрролловская Алиса, проваливаясь в глубокую кроличью нору.

      Прооравшись до хрипоты в горле и болезненного перенапряжения мышц в разинутом на максимум подведённом алой диоровской помадой рте, чародейка, с неизменной скоростью летевшая камнем куда-то в бесконечный мрак, через некоторое время всё же приоткрыла сначала один глаз, потом другой.

      Мимо в темноте, которая уже больше не казалась абсолютной, пролетали какие-то предметы. Причём, в отличие от неё, направления движения не менявшей, предметы эти двигались рандомно и по лишь одним им ведомым траекториям.

      Присмотревшись и перестав пытаться махать руками (даже к падению в бездну можно привыкнуть, если падать достаточно долго – а Муха падала долго, ой как долго!), Татьяна Сергеевна узнала уклеенный объявлениями фонарный столб, спикировавший вертикально вверх в сантиметре от её носа. Потом с удивлением заметила «Голубку» Пикассо в шикарной раме с музейной табличкой, медленно проплывшую куда-то вправо. Школьный глобус с приписанным поверх материка Северная Америка неприличным отечественным словом двигался хаотичными зигзагами вверх-вниз, вправо-влево. И, наконец, Боинг-747, пронёсся на всех парах мимо и ослепил её – всё ещё успешно и неизменно падающую вниз – бортовыми огнями…

      Танюша даже успела рассмотреть малыша, прилипшего ладошками и носом к иллюминатору в салоне самолёта, помахала ему и попыталась, несмотря на бьющий в лицо ветер, изобразить дружелюбную улыбку.

      Правда, получилось не очень, так как мышцы рта, растянутые воплем, вместо улыбки произвольно сложились в оскал, от чего малыш, отпрянув от стекла с читаемым по губам воплем «Гремлины!», скрылся из виду.

      — Я Чайка! Пять минут – полёт нормальный!… – от нечего делать процитировала Таня Валентину Терешкову, бросив взгляд на часы на экране айфона.

      Через некоторое время, устав рассматривать достопримечательности норы-колодца-чёрной дыры, в которую её затянуло, и решив, что сегодняшний день уже вряд ли может стать страннее, Муха, как смогла, сгруппировалась и перевернулась пятой точкой вниз, чтобы поток встречного воздуха перестал бить в лицо, портя макияж и вызывая потоки слез из ещё совсем недавно так аккуратно накрашенных глаз.

      В конце концов, философски рассудила чародейка, падение когда-нибудь кончится, и если уж разбиваться «в фарш», то, хотя бы, при полном марафете.

______________________

      * На мотив песни «По диким степям Забайкалья».