Канун Рождества. Порождения

Тот тусклый зимний вечер застал меня в пути. Я даже сделал бы намёк на то, что я был застигнут им врасплох, но, тогда ещё ничто не предвещало тех странных и зловещих событий, которые имели место приключиться со мною позднее.

Уже смеркалось и густота назойливой темноты всё плотнее окутывала последние остатки, ещё недавно искрящегося в снежном потоке, угасающего дня. Передо мною стали вырисовываться еле различимые в снежной кутерьме очертания крохотного местного селения, затерянного в этой мрачной лесистой местности. Узкая сельская дорога делила разрозненные ряды деревенских дворов надвое.

В плотных вечерних сумерках я спустился по пологому скользкому склону к тропе, ведущей изломанной линией к череде обветшалых деревянных строений, заснеженные крыши которых были похожи на мрачные горные холмы. Окутанные снежной стихией, они напоминали мне искривлённые тела прокажённых, застывших в неестественной молитве, посланной в тёмное студёное небо.

Я приблизился к первому жилому дому, располагавшемуся на окраине селения. Забор и обезжизненные стволы редкого кустарника смородины во дворе были украшены разноцветными гирляндами. На входной калитке висел праздничный хвойный венок, в который были вплетены полоски льняной ткани и усохшие красные ягоды шиповника.

Я попытался открыть калитку, но, приложенные мною неимоверные усилия оказались тщетными. В месте стыка отдельный деревянный частокол, по непонятным мне тогда причинам, оказался плотно связан тряпичной ветошью. С трудом мне удалось ослабить промёрзший узел, а затем и вовсе развязать его. Назойливый скрип кованных петель оповестил меня о том, что ненавистная калитка, уступая моему напору, всё же, поддалась. Переступив через порог, я двинулся во двор, уверенным шагом углубляясь в чуждое моему взору тёмное пространство.

Тут я приблизился к небольшой пристройке из гладкого серого камня и заглянул в крохотное окно, в котором маячил мягкий свет керосиновой лампы. Моему уставшему взору предстало следующее: в комнате размеренно передвигалось несколько теней. Эти движения напоминали мне мерно стелющуюся туманную дымку на поверхности прохладного озера. Всматриваясь в мутное стекло, у меня складывалось впечатление, что людские фигуры словно парили в воздухе. Приглушённые шорохи так же оповещали меня о том, что в доме кто-то есть.

Тихо прокравшись к входной двери, я неуверенно постучал в неё. Тут бытовая возня домочадцев стремительно оборвалась и, спустя мгновение, вовсе стихла. Ни единого движения, ни единого звука. Я слышал лишь своё учащённое дыхание, вырывавшееся тёплым паром в темноту холодного воздуха, да ритмичное биение собственного сердца. Я постучал ещё раз, более напористо, но мои усилия не возымели должного результата. На этот раз за дверью царила гробовая тишина. Отчаявшись, я спешно сошёл с деревянного крыльца. Поскрипывание прохудившихся половиц окутывало эту бессловесную сцену вуалью особого трагизма.

Проходя мимо окна, я сбавил шаг, и вновь начал всматриваться в безразличное полотно стекла. На сей раз видимое мною пространство комнаты оказалось пустынным. Лишь слабое мерцание света керосиновой лампы отбрасывало длинные неестественные тени в безмолвную пустоту внутреннего убранства.

Это место показалось мне необычайно загадочным и странным. И я без промедления решил спешно покинуть его. Притворив за собой калитку, я сделал несколько шагов в направлении пустынной узенькой улицы, уже изрядно припорошенной мягким снежным покровом.

Стихия почти утихла, благодаря чему силуэты располагавшихся по обе стороны от дороги домов стали приобретать всё более ясные очертания. Непонятные мысли стали одолевать меня. Почему местные не открыли дверь, выбившемуся из сил путнику. И в чём причина подобной неприветливости к незнакомому человеку.

Находясь во дворе того странного дома, который посетил ранее, я мельком увидел собачью будку. Она была пуста, в то время как цепь предназначавшаяся псу висела на невысоком деревянном столбе, вкопанном в землю, покачиваясь в порывах лёгкого зимнего ветра. Конечно, можно было бы вообразить себе, что собака некогда отдала Богу душу и будка попросту пустует, но почему, в таком случае, за всё время нахождения в этой местности я так ни разу и не услышал собачьего лая. Постепенно меня стала одолевать непонятная тревога.

Проследовав вдоль правого края заметённой дороги, на тот момент уже еле различимой в темноте, я подошёл к калитке следующего дома. Поразительно, но деревянный частокол калитки был так же связан плотной тряпичной ветошью с примыкающим к ней забором. Жилище было погружёно в ночной мрак. В окнах, выходивших на улицу, не было видно света, тусклые стёкла были плотно прикрыты занавесями тёмного оттенка. Посещать этот двор у меня не было необходимости из-за отсутствия хозяев, поэтому я двинулся дальше.

Бродил я довольно долго по проклятому селу, пока случайно не наткнулся на старый, перекошенный от времени, деревянный сарай. В трещинах прохудившихся стен я уловил медленный танец слабого пламени, рождаемого, по всей вероятности, от горения восковой свечи. Без труда отворив достаточно массивную входную дверь, я вошёл внутрь. И я не ошибся: в углу, на округлой дубовой бочке из под вина стояла, немалых размеров, свеча. В тёплом свете можно было различить, как тёмный воск стекает по...

И тут мне открылся ещё один, примечательно странный факт: свеча была изготовлена в виде уродливой фигурки получеловека-полу животного: с хвостом, копытами вместо ног и рогами наподобие лосиных, исполненную из воска бархатного чёрного цвета. Впервые я видел столь удивительное зрелище. За всю свою жизнь мне пришлось многое повидать и испытать, но свечу подобной, одновременно искусной и отталкивающей, работы мне до сих пор никогда не доводилось лицезреть. В каждом из углов сарая висело по католическому кресту, обрамлённому чередой непонятных мне символов, вырезанных на поверхности.

Но, что оказалось ещё менее понятным, это отсутствие в загонах домашнего скота. Хотя, я был основательно уверен в том, что ещё пару часов назад скотина была в хлеву. Об этом говорил едкий запах тёплого навоза и отпечатки следов животных вперемежку с людскими, которые я смог разглядеть на снегу, выходя за пределы строения. А ведь снег стих лишь недавно, будь по другому, следы давно были бы заметены.

Немного поодаль, в окнах нескольких домов теплилось оранжевое пламя свечей, но идти на дальнейший контакт с местными у меня более не возникало какого бы то ни было желания. Эта деревня пугала меня, стремительно лишая душевных сил.

Я стоял и размышлял над своими дальнейшими действиями, к коим относилось и самое разумное - убраться подальше из этого, Богом забытого места. При упоминании Всевышнего, я невольно перекрестился, отчего на меня сошло временное успокоение.

Вдруг, вдалеке, послышался сухой треск веток и тихий приглушённый гул голосов. Всмотревшись в темноту, я понемногу стал различать еле уловимые очертания местного пригорка, находящегося у окраины деревни. Моё тело невольно содрогнулось от охватившего меня внезапного волнения. Без промедления я направился в сторону этого шума.

Спустя некоторое время я оказался на узкой тропинке, являющейся видимым проходом в дебри старого соснового леса. Мои колебания были кратковременны. Не долго размышляя, я сделал первый шаг в неизвестность манящей темноты.

Пробирался я почти вслепую, и не раз ударялся о могучие заледенелые стволы деревьев. И вот, где-то там, в отдалении, показались вспышки яркого света. В довершение к этому усиливал свой темп и гул ночных голосов. И только тогда я понял, куда бесследно исчезли жители деревни. В столь поздний час они находились здесь, в лесу.

Подойдя немного ближе, мне удалось разглядеть небольшую поляну, бережно расчищенную от снежных заносов. Она была видна мне из-за плотных зарослей ольхового кустарника, присев за которыми я, я стал пристально наблюдать, дабы выведать обстановку происходящего.

Посреди ровно очерченного круга в центре поляны горел огромный костёр вокруг костра беспорядочно двигались люди. В плотной завесе дыма мне не было видно их лиц. Одеты они были в какое-то поношенное тряпьё. Их руки то и дело тянулись в небо в неестественных позах, в то время как их хриплые голоса воспроизводили непонятные звуки, напоминавшие собою распевные мотивы, похожие на молитвы. Но, молитвы кому? Ведь сейчас канун Рождества...

Я с детства был истинным приверженцем католической веры и мне были совершенно непонятны их протяжные завывания, в них сквозила какая-то неведомая покорность и первобытность, одновременно смешанная с невыразимой дикостью хищников.

Пламя костра становилось всё ярче, свет стал постепенно развеивать клубы серого едкого дыма, похожего на плотный туман, стелющийся ранним утром вдоль бесконечных травянистых пастбищ.

Я думал, что встреча с людьми в эту холодную ночь станет для меня спасением и успокоением, подарит мне тёплый очаг на ночь и поможет утолить голод, и совсем не подозревал, что она внезапно превратится в сущий ад на земле.

Поначалу я не видел лиц присутствующих, но когда увидел... Меня словно ударило шаровой молнией, беспощадный страх парализовал измученное стихией тело. Инстинктивно я попытался закричать, но из моего горла смог вырваться лишь приглушённый шёпот.

Отродья с обликом, лишь отдалённо напоминающим человеческий, кружились в весёлом танце возле костра! Мертвенно бледные восковые лица менялись с каждым последующим оборотом, приобретая всё новые дьявольские очертания! Их полуобнажённые тела, облачённые в грязное истлевшее тряпьё, были покрыты теми же символами, которые я видел в старом деревянном сарае, в который, волею судьбы, забрёл ранее. Эти отметины были вырезаны прямо на их бледно-желтоватой коже!

В костре, объятые пламенем, догорали останки жертвоприношения - отдельные части животных, так спешно покинувших хлев. Некоторые из них уже представляли собою побелевшие хрупкие кости цвета копоти и парного молока.

Жуткие твари двигались в такт своим мрачным песнопениям. Некоторые из них воспаряли и  перемещались не касаясь земли, затем застывали на несколько кротких мгновений в холодном воздухе и стремительно начинали возвышаться над пламенем костра. Всё выше и выше они поднимались в тёмное небо, становясь прозрачными и растворяясь прямо у меня на глазах! У некоторых из созданий вместо стоп проглядывались массивные копыта и хвосты, оголённые части тела тут и там поросли густой серой шерстью, а головы их венчали огромные лосиные рога.

Почувствовав невероятное омерзение к происходящему я невольно вздрогнул, задев локтем сухую ветку ольхи. Раздался громкий хруст...

Тут одно из жутких отродий отреагировало на звук и, повернув уродливую голову в мою сторону, стало внимательно прислушиваться.

Я застыл в нерешительности, охваченный приступом неописуемого ужаса. В голове, словно обезумевшие пчёлы, роились мысли об обречённости моего нынешнего положения. Но, несмотря на все мои тяжкие стенания, я резким усилием воли поднялся на ноги и изо всех сил помчался прочь от этого места. За моей спиной раздавался душераздирающий яростный вой, переходящий в невыносимый заупокойный визг. По хрусту промёрзшего снега я понял, что часть жутких тварей бросилась за мною в погоню.

Я бежал без оглядки, про себя проклиная неумолимую судьбу, позволившую мне в эту святую пред рождественскую ночь оказаться в этой деревне - в месте, где до сих пор по земле снуют исчадия, проводящие свои дьявольские обряды под боком у обычных смертных.

Не заметив того, что тропа, ведущая из леса резко оборвалась, я споткнулся и рухнул в холодный сугроб. Но, в миг вскочив на ноги, я снова ринулся бежать. Бежал и бежал, пока совсем не выбился из сил.

Я остановился и с опаской огляделся назад. Вдалеке, над сосновым лесом поднималось бледное кольцо, словно тусклая луна сошедшая с небес; в котором, еле различимые в туманной дымке, сновали размытые силуэты теней, кружащиеся в своём странном ритуальном вальсе.

Брёл я вдоль главной, занесённой снегом дороги, в тот момент когда, ненароком, обратил внимание на окно того дома, который первым встретился мне на пути при входе в деревню. На этот раз занавеси были одёрнуты, и, присмотревшись внимательнее, я снова ощутил тот непреодолимый ужас, который испытал в лесной чаще. Несколько крохотных созданий, покрытых шерстью, в грязных балахонистых одеяниях пристально смотрели на меня по другую сторону стекла. Все они имели бледные восковые лица. С каждым новым мгновением приобретающие всё новые образы, в числе которых, я единожды даже смог уловить очертания своего собственного лица! Детёныши, - подумал я...

Вдруг, всё в одночасье встало для меня на свои места: почему в деревне не оказалось людей, почему пустовал скотный сарай, и зачем калитка была повязана промёрзшим тряпьём. Видимо для того, чтобы дьявольские отпрыски не смогли умыкнуть, пробравшись за пределы двора.

Приостановившись, я окинул взглядом окрестности старого зловещего селения. Упаси Господь, оказаться добычей призрачных тварей, став ещё одной жертвой, поглощённой жарким пламенем лесного костра. И, перекрестившись, я торопливо двинулся прочь.