7. Переговоры

- Итак, мсье, готов скрестить с вами шпаги, сабли, рапиры, какой вид оружия предпочитаете? – начал Гусь и засмеялся. – Не пугайтесь. Это метафора. Всё результат общения с узко специализирующим братом, так вы выразились, кажется: братом и сватом. Туляки – народ упертый, закомплексованный на оружии, на стали и ковке. Университетов не кончали, лапотники. Мэ-да-бэ, а поди-тка какие чудеса вытворяют с металлом, залюбуешься – произведения искусств, да и только. Какие линии и узоры на их творениях, прям доломиты сверкающие на солнце, все эти их предметы смертоубийств, всякие там скрижали, мортиры и гаубицы. Мастера на все руки, умельцы оружейных дел. Не случалось ли вам иметь дельце с тульскими самородками? Это я в смысле таланта словцо применил. Ведь, не гнушаются, гольцы, и производством самоваров заниматься наряду с высокотехничным уникальным товаром. Нет, не приходилось. Жаль, жаль. Я в смысле – полезное знакомство. И не столько товарец подходящий для прибыльного оборота, сколько получаешь неподдельного удовлетворения от общения с очень мудрыми людьми. Испытываешь доверие, и просыпается прям на голом месте неизвестно откуда берущаяся уверенность в правильности избранного пути, в верности принятого решения. Просто заходишься от умиления видя редкую самобытность, задушевность, мягкость и отзывчивость к простым просителям, вроде меня и моего компаньона.
   Гусь ткнул воздух, указывая на уснувшего на терраске Брыля, отхлебнул из чашки, размерами напоминающей пиалу (сам попросил, чтобы принесли прибор побольше: «Я люблю пить из большой посуды»), затянулся сигарой и пустил вверх колечко.
– Ну, я вижу, вы исстрадались от нетерпения, - сказал он. - Маетесь от ожидания контрпредложений и в меру разумных фантастических проектов. Не так ли?
   Вилон выразил явное желание возразить или даже отрицать претензию, но Гусь, точно его кто заранее утвердил, причем кворумом голосов, председателем собрания, не дал ему и малейшего намека на возможность воспользоваться, даже на обладание как таковым, правом на слово, тем самым узурпировав пространство вокруг кофейного столика.
- Не перечьте, - растопырил он пальцы на вытянутой в сторону Вилона ладони.
   Хозяин дома безропотно подчинился нажиму и грубой силе. Его былая властность растаяла, как по мановению волшебства.
- Мы с вами, как два видавших виды закоренелых дипломата, - прищелкнул язычком Гусь от посетившей его восторженной мысли, а также от созерцания временного успеха в переговорном процессе, - ведем тактическую борьбу, схватку за сферы влияния. Вы, конечно, уже приготовились к отказу, планируете противиться... и мне и любому, кто настроен против, контрпродуктивен. Так-с? Желаете набить себе цену, всячески увильнуть от цепей обязательств и, напротив, зацепиться крепенько так, основательно за собственные интересы. Что ж, это похвально. Всяк цену себе знает и кошму запросто так не развяжет. Это и убогому ясно, не то что человеку с коммерческой жилкой.
   Долговязый Гусь неожиданно встал, отодвинул стул и начал ходить по беседке, отмеряя шагами периметр дощатого пола, разглядывая его, как бы инспектируя или ища в нем или на нем следы преступных умыслов.
- Тут у вас, я знаю, всё поставлено с размахом, на широкую, иносказательно выражусь, ногу. Грандиозность замыслов, радужные перспективы. Не хватает разве что рекламы, и ажиотаж тут как тут, будьте уверены, не заставит себя долго ждать. А он необходим для роста котировок, для роста спроса и предложений и прочей тряхомудрии.
   Гусь поглядел, остановившись, прямо в глаза Вилона. Хмыкнул.
- Всё это будет, смею вас обнадежить. Наши предложения будут революционно смелы, они будут бескомпромиссными. Это будет следующий, еще более прогрессивный шаг, чем те, предыдущие, на пути к... к науке... в науке ковать деньгу, пока горит и дымит. Вы поразитесь масштабностью и грандиозностью нашего, а впоследствии и вашего, плана на перевооружение, содрогнетесь от свершений... словом, ни вам, ни кому-либо мало не покажется. План этот видоизменит эту пустошь, эту пустыню Сахару, захламленную ненужным отстоем, как хлев, эту забытую богом и лишенную его благосклонности, обитель грязных, немытых, необразованных и оторванных от цивилизации дикарей, иначе не скажешь - я не умею говорить лицемерно, всегда открыт и откровенен в высказываниях, честен и прямолинеен до победного конца, - превратит его... её в один из цветущих оазисов на земле, коими как благоухающими цветниками... цветником... покроют... покрывают планету. Уф. Да. Да. Где земля родит круглый год, деревья увиты драгоценностями, как плющом, а заместо листочков они утыканы монетами разного достоинства. А еще... еще... уф, акромя этого заместо дождя прям с неба, а откуда еще? сыпет настоящими ассигнациями. Там, в этом раю, все богаты и жирны, как боровы... нет, простите, что-то я заврался, ей богу. Аж коммунизмом дыхнуло. Это у меня всё от чтения утопистов. Вознесся, прям до тех самых небес. Не принимайте на свой счет. Выкиньте последние фразы, ну хотя бы со слова «родит». Пошлая романтика. До него же все вроде верно, корректировать не нужно, готов расписаться и печать приложить.
- Так вы собираетесь произвести здесь капитальные преобразования? – насторожился Вилон.
- Как сказал бы мой компаньон – генеральную рекогносцировку, - ответил Гусь, присаживаясь. – Но такое определение не точное: никаких баталий не будет, все пройдет без единого выстрела. Повторю: без единого. Вероятно, кое-что из содеянного нами произведет фурор в вашем высшем свете, но в остальном...
- Никакого света у нас нет. Пока нет.
- Хорошо. Будем работать в потемках. Так даже лучше. Впечатление создает другое... – Гусь заерзал на стуле, глаза его вспыхнули. – Представьте: ночная психическая атака, слабые лунные отблески, тени, абордаж, а на рассвете, после ушедших прочь сумерек, город в наших руках. Повержен, разграблен... Каково!?
- Но-но-но.
- Ах, черт, пардоньте. Опять сбился. Простите, не здоров. Мысли путаются, язык не слушается. Выкупался в ледяной речке и вот результат.
   Гусь отхлебнул порядком из чашки, перекинул ногу на ногу и всунул в рот не затушенную сигару, что покоилась в граненной стеклянной пепельнице.
- Видите ли, милейший, - он пустил струю дыма вверх; острый мысок в подаренной туфле начал плавные движения из стороны в сторону. – На моей вилле в Гронвельде я бы, пожалуй, принял сейчас согревающую ванну. У меня там есть. Знаете, у меня на вилле три, нет, пять ванных комнат. Все не сосчитать, да я даже не помню сколько. Все современной конструкции: с термометрами, с термостатами, с циркуляцией кипятка. Техника нынче высоко вознеслась. У вас нету таких удобств?
- У нас душ.
- Это я так сказал. Просто и без умысла. Душ тоже удобно. Только мне на сегодня, пожалуй, его будет достаточно. Вполне достаточно.
   Вилон проявил явные признаки нетерпения.
- Всё-таки позвольте изложить суть вашего предложения.
- Вы желаете изложить?
- Нет. Желаю услышать. Услышать, наконец, от вас особенности плана. И, если это возможно, некоторые детали. Я прошу много?
   Коммивояжер посерьезнел. Мысок застыл на полпути.
- Почему же нельзя? Можно, голубчик. Извольте, раз хочется. Слушайте. Всю имеющуюся в наличии площадь по сю и по ту сторону реки, вплоть до лесных угодий (потом подумаем, может и леса оттяпаем), вместе с городом и тем, что в нем имеется на балансе, мы имеем честь... то есть, наша о-очень солидная и известная миру (деловому миру, я имею ввиду, и всему бизнесу) фирма берет на выгодных условиях в аренду на бесконечно-длительный срок. Я бы сказал, очень и очень продолжительный срок.
- Вот как? Хм. Вы меня, право, удивили таким заявлением. И что это за условия?
- Нет, конечно, если имеются другие контрпредложения, то мы рассмотрим. Причем, любые. А знаете что? Я вам в открытую скажу: предпочтительнее было бы даже приобрести ваше имущество (оно ведь ваше, по существу, не так ли?) в частное, конкретизирую, учтите, не частичное, а частное, то есть полное и безоговорочное пользование. Фирма веников не вяжет, не погнушается и оплатит любой прейскурант сторицей, каков бы он не был, как не высока была бы предложенная за выкуп сумма отступных. Планка. Фу, высказал, наконец, что хотел. Да, в наличных монополия стеснений не испытывала и не будет испытывать. Вот, теперь всё сказал, вроде бы.
- М-да, про условия так и не сказали. Ну да ладно. Значит, жители, дома, огороды, возделанные поля отойдут к новым хозяевам?
- Я же сказал: с живностью, с работящей силой, с постройками, со всеми основными, а также второстепенными оборотнями берем. Хоть щас. Вот позвольте, только сигнал дать моим бухгалтерам. Тотчас все оплатят. Экспрессом, телетайпом, факсом, электронным платежом. Тут же все денежки переведут. До копейки. Если сговоримся.
- У-гу. Это какие ж надобно иметь деньжища? Тыщи. А не то мильоны?
- Ха. А то! Повторюсь: фирма веников не вяжет. Собственно, никогда и не вязала. Имеем неограниченный кредит и дебет. Не скажу у кого? Не поверите все равно, а то и вдруг перехватите конфетку. Мы этого спонсора-инвестора долго обхаживали, прежде чем найти компромисс и ударить по рукам.
   Вилон нервно поднялся, оперся локтем о перила. Постоял так в раздумье, а затем быстро, как и его гость ранее, заходил по замкнутому пространству беседки, закладывая крутые виражи. Из его уст вырывались отдельные слова и предложения, расслышать полностью которые гость не мог. Но кое-что до него доносило ветром.
- Оно того, дело очень серьезное. Очень. Очень-но. Даже... Не подразумевал... Вот если... Да, было бы хорошо... Но такой размах... Сшибает с ног... Вот так авантюра!
- И как вы видите в дальнейшем, так сказать, в перспективе общую картину преобразований в наших местах, - наконец сказал Вилон, замерев и смотря в упор на наглого улыбающегося торгаша. – Вы, ведь, намерены произвести тут у нас серьезную реконструкцию? Не так ли? Иначе, для чего этот весь бедлам вами задуман. Вы, ведь, рассчитываете на изменения, на окупаемость ваших вложений. Какие расчеты вы все-таки держите в голове?
- Конечно. Конечно. Но давайте условимся: об этом позже.
- Вы понимаете, что земля с наделами, с собственностью на ней, вся недвижимость, одним словом, принадлежит муниципальному ведомству. По закону. И по праву тоже.
- Преконечно. И надеюсь разрешить сие недоразумение. Затем и вызвал на аудиенцию. Видите ли, решать судьбу удачного предприятия - и Богом и законом - поручено муниципальному совету ли, корпорации ли, или иному... как там называется ваш властный орган: горком, земство, вече? Вам, одним словом, милостивые государи и судари. Господин Вилон, - Гусь откашлялся, - вы как человек высокопоставленный, видный политик и богатей – ведь, вы богаты? не отрицайте – а также правая рука мэра, значит и весьма компетентны в любом аспекте вопроса, тем более остроумны, покладисты, как убеждаюсь всё боле и боле исходя из впечатлений от нашего с вами приятного во всех отношениях общения... уф!.. были выбраны мной неспроста и назначены на пост презента... президента могучего концерта... концерна... уф! проклятый язык... С неслучайной, а преднамеренной, с той тайной сатанинской проницательностью, свойственной всем заговорщикам...
   Гусь приподнялся и приблизился насколько возможно к уху Вилона.
- Сами понимаете, в силу ряда очевидных причин, - с пылом зашептал он, - снестись с мером означало бы – для меня, да и для вас также – ошибку, провал, крах, треск, бум, гам... Я отдаю себе в этом отчет и не заблуждаюсь на сей счет. Я хладнокровно осмотрителен, рука моя не дрогнет.
   Гусь отклонился назад, удобно расположился на стуле и расправил плечи.
- Но вы, мой дорогой вершитель судеб, позвольте так вас называть, вы один вкупе со мной и моей... с моим исполнительным органом – комитетом, способны увенчать лаврами, оливками и флёрдоранжем темечко выпестованного в глубочайших подземельных раздумьях и анализе золотого дитятки – грандиозного, грандиознейшего плана. Акция состоится в любую погоду, аминь!
   На этом месте докладчик едва не прослезился и, скомкав платок, стеснительно утерся.
- Так, давайте же пошепчемся, как следует заинтересованным сторонам, и устраним недомолвки, простим друг другу распри и обиды, - сказал он и сложил руки, прижав к груди, как иступленный и раскаявшийся грешник. – Перед вратами в светлое царство необходимо всем нам очиститься, взяться дружно за руки и... и... тогда... райское существование я вам гарантирую.
- Господи, - вырвалось у Вилона, - господин Гусь, всё, что вы говорите, хорошо и умно, но... Как мне кажется, вы все же в некотором роде романтизированно подходите к совершенно практичному делу: воплощению своих идей. Не находите ли?
- Нисколько, напротив, - запротестовал Гусь. – Это всё – аристократическое воспитание: изящный слог, полет мысли. Но, уверяю вас, в данном вопросе я – сухарь и скряга. Черствый практицизм. И только.
- Вот вы упомянули гарантии, но вскользь. Прошу разложите свои карты, я не вижу у вас козырей: не плохо, знаете ли, когда на туза найдется какая-никакая вшивая шестерка, но приятной масти.
- Понимаю. Вам нужны гарантии. Надежный гарант. Что я и моё акционерное братство – не дым, миф и фальсификация.
- Нет, право, зачем так... я вовсе...
- Будет вам гарант на блюдце с голубой каёмочкой. Завтра же будет. Завтра же курьер с депешей, с запечатанным и скрепленным сургучной печатью конвертом, в коем хранится аванс и еще кое-какие гарантии... весомые гарантии... прибудет в сей благодатный край. И я вручу вам ключи от ворот рая. Прямо в руки вручу вашему сиятельству под звуки тамбурина или английского рожка. У вас найдется английский рожок?
- Сомневаюсь.
- Напрасно. Прекрасные звуки извлекает. Ну да ладно. В подтверждение вышесказанных слов – наш фирменный подарок почтенному дону и его семье: автомобиль супер последней марки и последнего года выпуска, сошедший с контейнера не далее вчерашнего кануна на подопечной мне фабрике различных механических достопримечательностей.
   Гусь покрутил ладонью одной руки воздушные пируэты, как бы разгоняя сигаретный дым над собой, хотя держал в тонких пальцах другой толстую сигару, источавшую благовоние. Он не курил совсем и не баловался такими пустяками. Но любил красивые позы.
- Я много путешествую и нигде, ни в одной державе не зрел столь модерновой штуковины, какую наши инженеры создали за один миг: не успел я и глазом моргнуть. Только щелкнул пальчиками, мол, хочу такое, что и сам не знаю, а они уже за узды ведут железного коня. Конструкция, скажу, прямо таки не конкурентоспособная на рынке. То есть предлагаю лучшее, что есть на свете, - исправился он. – Пальчики оближите, когда попробуете... покатаетесь. И эта прелесть теперь ваша.
   Он послушал, как шумит ветер в саду за верандой, довольно крякнул и пошел дальше:
- Жена и дочь соприкоснутся со стильными очертаниями, по-парижски аляповатыми, а вы, господин Вилон, загляните в мир... кх, кх... в мотор и убедитесь в гениальности инжиниринга. Я правильно выразился? Отныне да здравствует мягкая езда! Долой ухабы и червоточины! На приемы и банкеты будете выезжать с шоком... то есть с шиком.
- Вы желаете сделать подарок? – удивился Вилон. – Но, позвольте, вы отдаете себе отчет... вы осознаете, что переговоры еще не закончены, и сделка пока не состоялась?
- Ну и что. Пусть так, - махнул рукой Гусь с безразличием. – Дальше даже не затрудняйтесь продолжать. При любом раскладе, при любом пусть даже и не благосклонном стечении обстоятельств, прочих катаклизмах и неприятностях, будь то пятна на солнце, или на ином основополагающем месте, всё примиряющий потоп или наоборот пожар, да, при всем при этом я не изменю своего мнения и своего радужного... радушного предрасположения... фу... к вам, к вашей, мсье, пардон, персоне. И готов преподнести... понести любые убытки в знак моей... уф... ух... моей дружбы и верности.
   Гусь напряг лоб в напускном раздумье.
- Я надеюсь, очень на это полагаюсь, - серьезно сказал он, - что впредь нас свяжут тесные узы и, как это говорилось в старые, добрые времена, не разольют холодной водой. Не так ли?
- Так, так. Я очень, конечно, признателен и благодарен вам за подарок. Ценю знак внимания, как и вашу безграничную щедрость. Однако, господин Гусь, обязан предупредить, довести до вашего сведения некоторые... гм-м... особенности будущего соглашения.
- Что такое? В чем дело? Я не боюсь трудностей.
- Понимаете ли, дело в последующих за заключением сделки шагах. Наши совместные действия, трансакции... э-э, как бы еще сказать, выражаясь вашим языком?.. словом, дело в некоторых своего рода манипуляциях. С землей, с людьми, с прочей условной, но мешающей преградой. Если мы с вами стукнем рука об руку и пойдем на мировую, то есть займемся обменом. Это юридически не чисто, но «се ля ви». Так, кажется, говорят во Франции?
- Выкладывайте ваши транскрипции и минипуляции. Рад буду послушать.
- Вы намерены приобрести тутошние земли. Так?
- Правильно, совершенно верно, имею такие намерения, - закивал, скалясь, Гусь.
- А известно ли вам, достопочтенный, что есть документ Гронвельдского союза, касающийся землевладения и перераспределения, дележа, то есть?
- Да, знаю. Тот, что датирован сим месяцем, а вот числа и номера не помню. И что же там?
- Да ничего особенного, если не сказать: глупость. Я бы этих дармоедов - заседателей всех Дум, всех вместе взятых, подвесил бы за причинные места на столбах вдоль Большой дороги.
- Что так достали?
- Представьте себе, что навыдумывали: в ближайшей перспективе узаконена роздача, то есть, конечно, продажа (мы – не коммунисты) земель и участков всем резидентам государства, то есть всем без исключения лицам, населяющим оные земли и участки издревле, батьками вскопанные и урожай пожинающими ныне их потомками, то есть детьми. Кои расплодились, надо вам сказать, без меры.
- Да, я заметил, когда проезжал по улицам города. Народу тьма-тьмущая.
- Сей документ незыблем в течение года, дает право на обдумывание и волеизъявление любому из этих, надо сказать, утративших пристойное лицо лиц. Представьте себе этих мразей – будущих миллионщиков и барей. Тьфу. Курам на смех... Да, о чем это я. Да, так вот, каждому такому индивидууму после сомнительной полезности финансовой операции будет вручена грамотка. Как вольноотпущенному. Гуляй себе на свежем воздухе, богатей. Совсем распустили народ, демократишки гребаные. В муниципалитете вручат под звуки фанфар. Вот, сам Мигера и вручать будет. А что, господин городовой, вручишь, али как?
- А я что? - сказал городовой. - Я – человек подневольный. Прикажут – вручу. А не прикажут – хоть руку отсекай, не протяну, не отдам.
- Успокойся и руку прибереги на другой раз. Уже приказали.
- Грамотка та дозволяет владеть, продать, отдать, да что хошь с ней делай, хоть уничтожь, сожги, или закопай. Что хочешь делай со своим собственным наделом.
- Вот увидите: эти прихвостни пропьют её в кабаке Бойля, - усмехнулся Мигера. – Поверьте мне.
- Сея бумага обозвана в честь Председателя Союза, - продолжал ставить в курс дела Вилон. – Бывшего кучера из Первого кучерского парка. Кучерской её и назвали. Курам на смех. А сам процесс, в свою очередь – кучеризацией. Вам, кстати, господин Гусь, в силу занимаемого положения в бизнесе это должно быть хорошо известно.
- Как же известное дело, господин хороший. Глупые дела всегда на виду, на поверхности, потому как не тонут. Так вы, стало быть, это того намерены за Кучера... э-э... роздать труженикам богатства природные, эти самые недра земные. Ну и миссию вы на себя взвалили, господин хороший. Умонепостижимую, гигантоподобную. Это даже не милостыню разбрасывать у церкви, это глубоко философский акт, божественное начало в себе несет. Не потому ль дружбу с поповичем водите, что тоже в душе таите?
- Да что вы. Бросьте.
- Так они, точно сказал городовой, пропьют, прогуляют эти самые богатства в два счета: один – сегодня, другой – завтра. Не сегодня, так завтра, результат всегда один. Потому как не коммерсанты, не чета нам с вами.
- Угу, угу, - отметился Мигера.
- К тому ж они все поголовно ротозеи, эти бессребреники, и глупы, как валенки. На что она им эта земля сдалась, этот надел, эта целина. За голенище не заткнешь, за пояс не спрячешь. Далеко не унесешь. Её еще пахать надобно. На ней марихуана и виноград не растет. Да, если и вырастет, его, продукт, еще надо изготовить, прежде чем внутрь употребить. Лучше не срамитесь с этой своей миссией, вот увидите, из этой затеи ничего путного не выйдет. Да и какой вам резон в хомут впрягаться? Кем вы станете тогда с вашей когда-то абсолютной, но теперь бесполезной властью? Когда одни баре по прошпекту гуляют, а лакеев за версту не сыщешь, кому прикажите господам прислуживать?
   Гусь перекрестил ноги и устремил взгляд в небеса, скрытые беленым потолком. Лицо его приняло мечтательное выражение, при этом он изредка улыбался, следуя каким-то своим, неизвестным мыслям.
- Захотите вы, к примеру, пройтись, прогуляться по своей милой сердцу Уваровке, - мелодично, нараспев говорил Гусь. – «Воспомня прежних лет романы, воспомня прежнюю любовь», ан нет,
какой-нибудь нахал вам – зуботычину. Не лазь, дескать, не в свой огород. Безобразие? Я вас спрашиваю. Вестимо, брат. Форменное.
   Вилон нетерпеливо поерзал на стуле. Мигера, замерший в своем углу подальше от стола, по прежнему безмолвствовал.
- Да вот, хотя бы, еще пример, - Гусь приблизил лицо к собеседнику: хозяину богатой виллы и владельцу мельницы. – Тот безобразной наружности человек, страшенный, как черт, что вынимал нас с господином Брылем из заводи, как бишь его имечко? Вы, господин полицейский, мне рассказывали. Ну, такой низенький, портянка болтается, сюртук рваный, соломенная шляпа в прорехах...
- А, должно быть Лошка, - подал голос со своего угла Мигера. - Рыбак.
- Вот именно, Лошка и есть. Допустим такой вариант: достался этому Лошке, выпал, так сказать, по вашей каверзной лотерее выигрышный билет. Право, так сказать, на местность, на коей папаня его, давно сошедший в мир иной и которого он и не вспомнит, забыл совсем, ковырял некогда тяпкой, облагораживая участок – свою будущую, так сказать, могилу. Что ж фортуна, скажите вы? Попридержите свой язык, любезность. Сейчас будет пикантная мизансцена.
   Все слушатели напряглись в ожидании, явно заинтригованные.
- Вот вы правильно приметили – рыбак. Просоленная душа, любитель водных стихий. А ему, как назло, как фигу под нос, подсунули, понимаешь, совершенно сухой участок, то есть, как господин мельник выражается, высушенный участок. Причитается – получи. А там ни капли, ну ни одной мизерной капелюшечки, не найти. Не завезли, не пропитали почву. И в дождь не сыщешь. Арык высох, колодца и в помине нет, пустыня, солончак. Абздец полный. Какое уж тут сельское, да и любое иное хозяйство. Не говорю уже о рыболовстве и разведении стерлядей. От жажды бы не сдохнуть.
- Да уж, перспективка! – Мигера покачал головой и полез за платком в карман мундира. От мистификаций заезжего гастролера-рассказчика его бросило в холодный пот.
- Прикажите лопату в руки, - никак не мог угомониться Гусь, сел на любимого конька, - и бурить? А он с роду акромя удочки, сети да тротиловой шашки ничего иного в этих самых рыбьих руках не держал. Ах, какая милая драма вырисовывается. Не правда ли? Но это еще не апофеоз. - Гусь помотал указательным пальчиком в направлении запротестовавшего было Вилона. - В иной местности, - ускорил он речь, - несчастный крестьянин, тоскующий об этаком клондайке, об этом самом плодородном сухоземе, где есть где развернуться и походить с плугом наперевес, наоборот оказывается закинутым той же лотереей на крутой брег. Но почему-то не веселит его сей водной глади блеск, плеск, то есть. Почему, я вас спрашиваю? Ага! Он тучен и едва не рыдает от выпавшего несправедливого навета. Дело в следующем, в следующих пертурбациях: его родителя в силу миграционных или иных обстоятельств угораздило бросить якорь на живописном берегу Поганой речки, там, где вётлы машут ветками, старый осокорь, плещется омуль, квакают лягушки, чинно ступает цапель. Такая вот скучная картинка: крестьянин тоскует, не знает, куда себя деть, куда кинуть взгляд, чтобы не видеть кругом воды, клянет отца последними словами. И Стенькой Разиным называет, и алименщиком... Нехорошо, в общем, ругается. Всё мнет дарственную кучеровскую грамотку и приговаривает... а что приговаривает, уж и не выдумаю. Вот ведь какой фортель вероятен, господа!
   Гусь победоносно развел руками, довольный своим рассказом и сияющий.

- Фу, ну вы и нагородили тут, - возмутился в ответ Вилон. - Всего намешали в одну кучу: здесь вам и плевела и...
- Ничего не нагородил, - не сдавался Гусь. - Всё как есть описываю. Нигде не соврал. А что некрасиво получается, так на то она и жизнь – какая есть, не обессудьте. Эта ваша «се ля ви» получается. Чего уж там на зеркало пенять.
- Но позвольте, - все же воспротивился вдруг оживший Мигера. - Позвольте сделаю замечание.
- Извольте, любезный, - расплылся в привычной для него улыбке Гусь. – Для вас, что угодно.
- Замечание насчет вашего сравнения.
- Да ради бога. Всё приму с миром.
- Я тут подумал: ведь возможен обмен-с.
- Черт, как вы сказали: обмен-с? – Гусь еще больше развеселился. – Так что же, даже если обменс. Нет, все-таки не вижу, как это всё воплотится. Думаю, такая сделка не состоится по простой причине: этот Лошка наверняка загонит свою грамотку кому-нибудь в трактире. И не за красную, а за самую заурядную зелененькую ценишку, да пропьет с горя и бережок с вётлами, и омуля, и цаплю. Вот финал какой мне видится. Аминь.

   Вилон с шумом поднялся со своего места. Казалось, его тело стало еще более грузным от обилия тяжких мыслей, от вылитой на него явным, это бесспорно, проходимцем сырой и ничем не подтвержденной информации, однако впитанной им всеми порами, несмотря на отчаянное сопротивление, даже протест, всего его сознания и непонятной природы, поселившуюся в нем брезгливость. А также, вероятно, от нахлынувших вслед за неприятными мыслями гаммы противоречивых чувств.
   «Какое-то нехорошее, дурное предчувствие не оставляет меня в покое, - сказал себе мельник. - Однако, кем бы он не был, этот лгун, - подумал Вилон, - нам с Мигерой его появление сыграет на руку, он может быть очень и очень полезен. И ведь как нельзя кстати, вовремя объявился этот актеришка! Да, еще один игрок нашей команде не помешает. А его лихость и дурость – не беда. Стоит эти качества направить в нужное русло, и этот слепой энтузиазм принесет свои плоды».
- Вы – хитрый тактик, господин Гусь, - сказал вслух Вилон. - И, несомненно, стратег.
- Ну уж, это больше на моего компаньона Брыля похоже, - застеснялся Гусь. - Я – президент, глава корпорации, и только, - и добавил что-то из своих запасников, настолько запутанное, что сам, наверное, не понял. - Но туточки, не мудрствуя лукаво, сея эпитафия ясна и очевидна до близорукости.
- Стало быть, призываете отдаться в ваши трепетные руки? – пошутил Вилон.
- Отдайтесь, не пожалеете, - согласился Гусь.
- Знаете, что: завтра у нас праздник, слышали историю о нашем городском божке – некоем Схованчеке? Некоторые еще зовут его Кохой.
- Из уст городового.
- Да, так вот: именно на завтра планировалась эта акция с раздачей. Вы как раз вовремя появились на нашем небосклоне. У меня имеется задумка. Называется она – Фонд инвестиционных вливаний. Мы создадим купейно наимогущественную корпорацию. Ваши финансы, мои кучеровские грамоты, кои мы поделим поровну, вернее я продам вам половину. Согласны поделить со мной владычество? А иначе я...
- Согласен, согласен, - поспешил с ответом Гусь. - По рукам. Я устал спорить сегодня. Вы – достойный противник и партнер. Теперь бы в постельку.
- Хорошо. У меня есть спальня для гостей. Я проведу, - и, беря под руку, на ходу, - предлагаю такое название: «Энская резервация».
- Не возражаю. Ведите.

Продолжение следует: http://proza.ru/2018/12/22/1245