Теплый дом

     Однажды в гостях невольно поежилась от налетевших нежданно мурашек.
- Ты чего? - удивилась хозяйка, - У нас очень теплый дом.
Пожала плечами, уходя от ответа, но подумала, что дом совершенно не теплый, только совсем не в том смысле, который имела в виду хозяйка. Вроде внешне все прекрасно и со вкусом, но тепла нет, не чувствую я его и все.

    В отрочестве родители, решая свои отношения и проблемы, отослали меня летом к дальним родственникам в деревню. Сельская жизнь, надо сказать, не особо располагала уделять гостям – подросткам отдельное внимание, а потому была я во всем свободна, как ветер.
С краю небольшого села жила бабушка-шептуха. К ней ходили за советом и делом, но никогда не звали в гости, пить, если попросит, давали из отдельной – «поганой» - кружки, которую ни за чем иным не использовали, а еще строго настрого запретили давать ей мыло почему-то. 
Девица я была независимая от чужих мнений, но любопытная до крайности, а потому поглядывала в сторону запретного дома, ожидая увидеть Бабу Ягу и ужаснуться. На том же краю вольготно расположился неогороженный старый яблоневый сад. Яблок в нем было видимо-невидимо, но никто особо не спешил собирать урожай. Я любила там сидеть и вдыхать какой-то особый аромат зреющих и упавших яблок, нагретой земли, травы густой.

     Замечталась, лежа в траве, и вдруг услышала шаги и ворчание какое-то. Привстала и увидела опрятно одетую немолодую женщину с повязанным наглухо платком. Она собирала в корзину яблоки и что-то приговаривала. Я с ней не была знакома. Большая корзина наполнялась и была явно не легкой, да и наклоняться за плодами женщине было очевидно непросто. Девочка  я воспитанная, а потому поздоровалась и приветливо предложила залезть на дерево и порвать для нее свежих яблок с веток. Женщина удивилась непонятно чему, но сурово как-то ответила:
- Не пришла им пора собранными быть, пусть висят до срока.
- Тогда давайте я вам корзину помогу донести! – вежливо предложила я.
- Донеси, - с непонятной мне усмешкой согласилась она.
Ох, и пыхтела я, неся нелегкий груз, но предложила же – негоже отказываться. Когда она свернула к дому шептухи, то я оторопела:
- Это вы?
- Я. Ты не неси дальше, не надо, оставь, - понимающе улыбнулась мне.
- Ну, нет! Я всяких суеверий не боюсь, донесу, - словно проверяя себя на стойкость, решила.

     Дом был какой-то не такой, я ждала увидеть развешанные пучки трав, всякие склянки с мухами-лягухами, но ничего этого не было в помине. В доме смешались запахи сухих трав, яблок, старого дерева, смолы какой-то, было тепло и хотелось крутить головой, разглядывая скобленый стол с салфеткой, беленую печь с разрисованным устьем, что было совсем диковинно, дорожки самодельные. А еще занавес, отделявший какую-то неведомую часть жизни этого дома. Просто взять и уйти, оставив без ответа свое любопытство, я, разумеется, не могла, а потому, растягивая время, попросила напиться. Хозяйка молча, со странным выражением лица подала мне в глиняной разрисованной кружке питье. Что это было? Что-то кисленькое, холодное, с яблочно-медово-травным привкусом.
- Не побоялась, значит, в гости прийти? Городская, смелая и любопытная, да? – подала наконец голос хозяйка.
- Хорошо у вас, - честно ответила я, - Дом теплый, совсем другой какой-то, не как у всех.
Помолчала и задала главный вопрос, ужасаясь внутренне от его бестактности.
- А правда, что вы колдунья?
- Колдунья, ведунья, вещунья, шептуха, так меня здесь зовут,-  спокойно ответила женщина, - А ты зови баба Варя.
- И вы, значит, колдовать умеете, гадать и всякое другое, да? – спросила я.
- Всякое умею, а как назвать это – дело десятое.

     Где-то понимая, что не туда лезу, но испытывая невероятный интерес, я начала буквально засыпать бабу Варю вопросами.
- Не спеши, - почти рассмеялась женщина, - Приходи в гости, если понравилось тебе тут. Только заходи со стороны сада, там не видно летом с улицы.
И стала я ходить в этот теплый дом. Сначала просто сидела за чаем с разными вкусами, потом помогать стала – яблоки резать для сушки. На чердак хозяйка пустила однажды – оттуда и шел упоительный запах трав. Были они не темны, хоть и сухие. И много еще чего интересного там увидела – прялку старую, какие-то посудины деревянные, плетенки разные.

     Какой-то разумный порядок был во всем – не холодный и расчетливый, а свой, домашний. Если гребень лежал на подоконнике, значит там ему и место, а на лавке у печи выстроились кружки и кувшинчики, и даже не хотелось спрашивать, почему так, а не на полках рядом.
Много я узнала тем летом, делилась со мной баба Варя всяким. Однажды нас чуть не застала какая-то молодуха, пришедшая к шептухе за помощью. Бабушка меня только втолкнуть за занавес успела. Так я впервые увидела другую часть дома. Стояла там пышная кровать с подзорами кружевными, со стопкой подушек, покрытых вышитой белоснежной дорожкой. Комод с зеркалом, за которое были засунуты открытки и фотографии маленькие. Окна были закрыты рассохшимися ставнями снаружи, но свет проникал сквозь щели, и видно все было неплохо. Там, где обычно в избах висят иконы, было место со старыми фотографиями, их рассмотреть было трудно, разве что пару портретов: мужчины и ребенка.
 - Почему у вас никого нет? – спросила я, когда ушла нежданная гостья.
- Война и судьба забрали, - без всякой горечи ответила баба Варя.
- А почему там красиво за занавеской, а вы не живете?
- Так там жизнь другая осталась, а здесь эта…

     Чувствуя, что вот-вот зайду за какую-то тонкую черту, трогать которую не нужно, я попрощалась. У родственников невзначай стала расспрашивать про бабу Варю, не называя по имени, давно ли она здесь, как жила. Оказалось, что в деревню ее замуж взял единственный сын небедной вдовы, тихо промышлявшей всякими делами несветлыми, но чем, никто в точности не знал.
     Девушка пошла по любви, и все у них хорошо начало складываться, да война началась. А она ко времени мужниной мобилизации уже ребенка ждала. Свекровь в начале войны умерла, сынок родился на мужа похожий. К Варе тогда уже бабы ходить начали – она гадала точно, лечила, советовала. Откуда у нее умения такие взялись, и не знал никто. Муж Иван пришел с медалью демобилизованный по ранению – руку до локтя оторвало при артобстреле. Живи и радуйся – все живы. Иван сад яблоневый посадил и все время подсаживал новые деревья. Только позавидовал кто-то и ночью дом поджег, всем селом потушили, а Варя получила ожоги ужасные, но выжила. Муж к ней в райцентр каждый день ходил, а потом вдруг пропал, никто и не узнал куда. А сынок ее через полгода от дифтерии умер. С тех пор она в наглухо повязанном платке и ходит.
     В те годы на вокзалах много детей было беспризорных. Однажды приехала Варя домой с девочкой четырехгодовалой, дочкой назвала, Оксаной. Растила-баловала, только девочка какая-то странная росла. Потом оказалось, что и сама девочка не поняла, мальчик она или девочка, только ходила она с отрочества в штанах да рубахах. Стали местные ее Аксюткой звать. Бог силой не обделил, не хуже любого мужика любую работу делала, однажды в соседней деревне бревном упавшим придавило, в больницу повезли, а оттуда она сбежала, но домой не вернулась – сгинула куда-то.
- Видно, Бог за колдовство Варьке судьбу злую послал, - решили местные и определили ее в неприкасаемые с тех пор. Только по надобности все равно к ней ходили. Но забываться не позволяли: завела она было собаку – отравили.

     Пару месяцев этого лета я не забуду никогда, теплый дом, принявший меня, и его хозяйку я хорошо помню. То, что грустно сказала мне баба Варя на прощанье, сбылось много лет спустя.
Село то вымерло, но баба Варя до этого не дожила – кто, за что, неизвестно, но подожгли ее снова. Сгорел и сад.