Глава 1. 2

Пока немцы не стреляли. Может, берегли патроны, может, ещё что, кто их знает… Наши тоже притихли. И я, проворно двигаясь ползком, воображая себя уже старым воякой, не заметил впереди немецкого окопа, и тут же получил удар прикладом в бок:

- Куда полез, дурень? – едва различимый шёпот без перехода продолжил:  - Окоп видишь? Там уже готовы тебя в мамин поминальник записать. Лежи тут до пулемётов, а потом под шумок кидаем гранаты и - в штыки. А пока не сучись, иначе – хана. Нас восемь, их много…

Долго ждать не пришлось. Не успела погаснуть ракета, затрещали пулемёты, и я получил тычок прикладом.

- Давай, вперёд! – и я с винтовкой наперевес, с примкнутым ещё перед  первой атакой штыком, бросился в окоп. Соскользнув с обледенелого бруствера, оступился. Вскинул голову и увидел перед собой ошалевшего немца, торопившегося прицелиться. Я хотел повернуть винтовку, но она зацепилась штыком за стенку окопа. Холод охватил  нутро последней мыслью: «не успею». Рванувшись из последних сил, сломав штык, я уже доворачивал ствол, когда немец вдруг дёрнулся, выпучил глаза и осел вниз, обнажив окровавленный штык «мосинки», твёрдо зажатый в чью-то ватную рукавицу:

- Ну тебя только за смертью посылать! Куда ты с этой дурой в окоп полез, салага? Трёхлинейкой сверху хорошо колоть… У тебя сколько гранат?

- Две лимонки.

- На! – солдат протянул мне две немецкие с длинной деревянной ручкой. – Пользоваться умеешь?

- Откуда?!

- Открутил здесь, за лямку дёрнул и кидай. Понял?

Я кивнул.

- Ну, вот и хорошо... тогда пошли наших выручать, пока фриц не очухался! Мыкола, ты к левому углу, мы с орлом - к правому, и в хату не лезь: гранату в окно огребёшь, кто отпевать будет?

То, что я увидел, высунувшись из-за угла избы, поразило так, что я встал, открыв рот. Без всякой суеты три пулемётчика вели огонь, остальная пехота, не торопясь, стреляла из винтовок. Внутри большой снежной подковы стояла пушка, около которой неспешно действовала прислуга. Офицер опирался локтём на снежный бруствер, безразлично выкрикивая своё «фоер».

Во время выстрела пушки около неё вдруг запорошил снег, и офицер, посечённый осколками, осел на снарядные ящики.

- Чего вылупился - сейчас навалятся! Давай гранатами, пока они в куче!
Выдернув чеку, я отправил в сторону окопа «лимонку». Не долетев пару метров, она ударилась об утоптанный до льда снег, отскочила от него чуть ли  не на полметра и рванула в воздухе…

Не меньше двадцати метров траншеи смолкло, включая пулемёт. От радости я бросил вторую, теперь уже немецкую гранату так, что она улетела далеко за окоп и взорвалась за бруствером. Тут же, прямо у моего лица, по брёвнам зауголка, выбивая щепки, стукнули пули. Какая-то сила рванула меня за ворот назад, и я, не в силах сопротивляться, загремел на задницу.

- Не высовывайся, придурок! Бегом за баню! Рассыпаться надо – пусть думают, что нас много… Гранаты теперь береги: прижмут гуртом - «моська» твоя не поможет. Не геройствуй – тут надо больше шума… Мыкола!

- Ну?

- Гну! Прикроем хлопца!… Пшёл!

Я проскочил открытый участок и оказался за баней. Пока я пробирался за её стеной да поленницей дров, сложенной вместо забора, в деревне что-то произошло. Шум боя вдруг начал стихать, и сквозь поленницу я увидел, как немцы пригнувшись бегут из окопов от хаты к хате. Едва немец скрывался за углом дома, тотчас оттуда начиналась стрельба. Бросив в немцев последние две гранаты, я выскочил за поленницу, присел и стал стрелять. Да тут и заметил летящую в мою сторону палку. Граната! Рванул назад за поленницу, но, запутавшись в полах шинели, упал, вскочил на четвереньки, да так на четырёх костях и заскочил за неё. Грохнуло. В ушах звенит, ничего не соображаю. Потом звон,  вроде, прошёл, но не слышу стрельбы. Оглох, что ли?

- Ну, вот теперь, паря, давай знакомиться… я - Василий Рядников.

- А-а?

- Контузило? Ну, от этой их жестянки больше напугает. Если рядом рванёт, тогда да – хана, конечно. А так - главное, чтобы деревяшка от неё в лоб не прилетела. Ну! Давай лапу! Наши - в селе. Взяли-таки, – Василий помог мне встать.
Действительно, стреляли где-то уже за селом.

- Ура! – закричал я.

- Ура, что мы  с тобой живы… - Василий замялся. - Правда, вот… Мыкола того, отвоевался… Лежит сейчас вон за той хатой, - он махнул рукой на дом с выбитыми  стёклами, - как живой… Только шесть пуль в груди… Я глаза ему закрыл…
Рядников вздохнул и, как бы оправдываясь, продолжил:

- И вообще, из восьми остались только ты да я… Вот такая, паря, история, - Василий помолчал. – Ладно, пойдём, Мыколу помянем... Мы с ним месяц из одного котелка щи хлебали. Да чего ходить, ещё начальство пристанет, - он примостился на кряж для колки дров и стал развязывать сидор.

- Угу.

- Не «ухукай»… - Микола поминки заслужил: ловко он пушкарей под выстрел уделал – фрицы в окопах и не поняли, что их пушкарей уложили... А иначе и мы бы с тобой уже стыли… Ты - тут, а я вон там, у нужника…  Кругом бой, пули, смерть косой машет, аж спотела, бедняга, а я думаю: неужели я жизнью своей заслужил вот такую смерть – у нужника мёртвым валяться…

Он мигом наполнил кружку на два пальца и протянул её мне. Я выпил и сунул в рот сухарь.
 
Василий налил себе.

- Ну, «Со святыми упокой». Пока, Микола. Ты там шибко не переживай, скоро свидимся!
 
От выпитого мои глаза закрылись, и я провалился в пустоту…

Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/11/460