Миражи Сантаяны

МИРАЖИ САНТАЯНЫ
Андрей Штерн

Современник Дьюи философ испанского происхождения Джордж Сантаяна (1863-1952) не относится к числу мыслителей, которых чаще всего критикуют американские и другие консервативные христиане. Возможно, это связано с тем, что, как и некоторые из последних, Сантаяна, будучи профессиональным философом, в отличие от Дьюи, довольно скептически относился к формальному образованию, хотя он и окончил лучшие американские учебные заведения - Бостонскую латинскую школу, а затем Гарвард. Критика Сантаяной образования еще более интересна, если знать, что он помнил своих прекрасных учителей, которых ему посчастливилось иметь, и их личности впечатлили его намного больше, чем, скажем, Уильяма Джеймса. В Гарварде будущий философ стал свидетелем резонансных реформ при руководстве президента К.В.Элиота, после которых образование здесь окончательно переориентировалось на подготовку к профессиональной жизни и бизнесу (Philosophy of George Santayana. Ed. P.Schlipp. N.Y.,1940. P.15; Santayana G. People and Places. Cambridge MA - L.,1986. P.396). Сильное несогласие Сантаяны с такой политикой было одной из причин, по которой он позже отказался от своего профессорства в Гарварде и так и не вернулся в академические круги.
Более того, Сантаяну нередко критиковали за элементы антиинтеллектуализма и нежелание уделять образованию то место, которого хотели бы либеральная общественность. Джон Лакс пишет, что «великолепный охват его системы не включает значительного вклада в философию образования» (Lachs G. George Santayana. Boston,1988. P.132). Cам Сантаяна воспринимал свои идеи в сфере образования не очень всерьез, хотя современники оценивали их значительно выше. В 1940 году знаменитый американский поэт Эзра Паунд пригласил Сантаяну присоединиться к нему, а Т.С.Элиот написал книгу об образовании, которую Сантаяна отказался читать, ответив, что ему нечего сказать и что он утратил интерес к этой теме. Мартин Коулман, писавший об этом факте, всерьез отнесся к интересу Паунда, считая педагогическую позицию Сантаяны интересной, а его самооценку слишком критичной.
Системы как таковой Сантаяна не создал, хотя в целом был близок к прагматизму, и его философская позиция довольно неоднозначна, в том числе и в вопросах образования. Здесь он в основном эклектически опирался на античность: стоицизм (идея, что мы должны научиться уменьшать значение внешних условий на развитие наших убеждений и характера), эпикурейство (мысль, что удовольствие является одним из основных компонентов хорошей жизни, и нужно научиться получать удовлетворение от повседневной деятельности), кинизм (отторжение некоторых социальных условностей и стремление отличить среди них хорошие от плохих), а также Платон (понимание различных типов совершенств) и Аристотель (учение о счастье и единстве добра и красоты в т.н. калокагатии, как вершине человеческой природы (Santayana G. Sense of Beauty. N.Y.,1955. P.31).
Сантаяна видел в образовании раскрытую еще в классической Греции связь между полисом и "пайдейей", что по его мысли должно стать основой работы современных университетов и образовательных реформ. Такие взгляды к началу ХХ в., тем более в Америке, могли показаться несколько старомодными, но в то же время они были привлекательными для тех, кто вопреки социальному давлению хотел видеть в образовании нечто большее, чем профессиональные знания или просто стремился к интеллектуальной независимости от традиции. В отличие от Дьюи он считал полноценные гуманитарные знания необходимыми для "жизни разума", раскрытия способностей и достижения подлинно человеческих удовольствий. Вслед за прагматистами он высоко ценил историю и стремился на базе прагматизма обосновать ее изучение, в том числе в американской школе, оценившей его усилия. Хрестоматийно известна его фраза: "Те, кто не знает прошлого, обречены повторить его" (Santayana G. Life of Reason. Amherst,1998. P.82).
Все эти привлекательные черты, однако, не отменяют проблем из-за отхода мыслителя от религии - конкретно от католицизма, в котором он был воспитан и с которым порвал, возможно, из-за наблюдений за борьбой конфессий в бывшем пуританском Бостоне. В целом он был агностиком, не считавшим никакое знание абсолютно достоверным и считавшим свой подход дальнейшим развитием сомнения Декарта и скептицизма Юма. В то же время религию Сантаяна считал "наименее жизненной и наиболее произвольной частью человеческих взглядов". Свои взгляды юности он позже охарактеризовал как принцип: "Если религия ложна, почти все бессмысленно, и почти все имеет смысл, если она является правдой" (цит. в эссе Р.Батлера с характерным заголовком "Католик-атеист" https://opcentral.org/resources/2015/01/13/richard-bu..). Тем не менее такие существенные особенности религиозной жизни, как обретение очевидности и целостного смысла жизни, оказались для него непонятны, а аскеза и самопожертвование ради трансцендентных целей - так и вовсе неприемлемы. Самая характерная особенность сантаянизма (наследующая, видимо, романтикам, но более выраженная, чем у них) - это нарочитый эстетизм, начатое еще в ранних работах, например в "Толковании религии и поэзии" (1900) отождествление религии с искусством, на базе которого Сантаяна делал довольно претенциозные заявления, например, о "безрелигиозности Шекспира".
Сантаяна разделял эвдемонистическое представление о счастье как цели жизни, считая, что мудрость необходима именно для обретения этого (Santayana G. Egoism in German Philosophy. L.,1916. P.152). По мнению одного из наиболее добросовестных прагматистов, с пафосом которого сложно не согласиться - "в противоположность тем, кто понимает термин «прогресс» как накопление материальных благ, создание новых технических устройств и развитие социальных институтов, Сантаяна видел «прогресс» как процесс «улучшения или приближения к совершенству в определенном направлении» (Philosophy of George Santayana. P. 499), например, прогресс в улучшении выражения своего характера и более полной жизни в целом. Накопление товаров, развитие социальных институтов, даже накопление технических знаний могут, но не обязательно должны способствовать улучшению жизни; вместо этого они могут стать бременем и несчастьем для тех, кто не в состоянии обнаружить и использовать имеющиеся возможности. Образование, особенно гуманитарное, должно сыграть важную роль в понимании всего этого" (К.Ковронски. Сантаяна об образовании). В то же время философ был склонен отрицать бессмертие человека, при этом считая, что оно не столько невозможно, сколько якобы не нужно, ибо "мрачный фон смерти выделяет нежные краски жизни во всей ее полноте", а идеалом - вопреки тому же Платону - является усовершенствование рода, а не вечность личности. В сочетании с культом античности подобное мышление ощутимо способствовало дехристианизации западных обществ.
Можно сказать, что по сравнению с сугубо утилитарным подходом дарвиниста Дьюи мышление Сантаяны в вопросах образования во многом было противоположной крайностью, которая сразу же повисает в воздухе и сталкивается с тяжелыми проблемами. Есть ли смысл прилагать такие усилия к развитию человека, если оно будет неизбежно и навсегда оборвано смертью - хотя откуда и это известно? Нужно ли это кому-нибудь, кроме имущих, здоровых и очень благополучных людей - каковым был и сам Сантаяна, который мог себе позволить, например, годами жить в отеле в центре Рима, в отличие даже от русского "напомаженного барина" Скрябина? По существу философ вопреки собственным намерениям показал, что все гуманитарные усилия имеют непреходящий смысл лишь на библейском фоне, а вопреки религии они представляют собой косметику на разлагающемся трупе, роскошь, реальная общественная польза от которой минимальна либо может быть раздута лишь в условиях весьма жесткого государства, а уж никак не либерально-интеллигентского скепсиса.
Как человек либерального образования, учившийся в Гарварде у Джеймса и Ройса, Сантаяна отвергал этатистские идеологии ХХ века, но моральный ущерб он все-таки нанес. Философа часто - и небезосновательно - обвиняли в антигражданской позиции и нежелании участвовать в общественной жизни, а также в крайней элитарности и снобизме, согласно которым массы, не имеющие достаточного образования, нуждаются в авторитарном лидере. Прагматист Генри Левинсон считает, что точки зрения прагматизма следует приложить усилия, чтобы «просвещать людей достаточно, чтобы они могли управлять собой, и назначать среди них специалистов, чтобы помочь им, когда они знают, что они недостаточно знают» (Levinson H.S. Santayana, Pragmatism and Spiritual Life. Chapel Hill - L.,1992. P.264). Легко представить, как закончилась бы жизнь сторонника подобных взглядов в условиях реального тоталитаризма.
На смертном одре Сантаяна отказался от исповеди, выразив лишь желание быть похороненным рядом с бывшими соотечественниками-испанцами. Вспоминавшие последние дни старого философа люди отметили, что на вопрос, что он сейчас чувствует, он ответил: "Отчаяние". Складывается впечатление, что это было довольно закономерным финалом.