Не мой

Попутчики бывают разные. Самый идеальный – это, конечно, молчаливый попутчик. Пусть он уткнётся в планшет, читает книгу или эсэмэски от  своей зины или надюши, решает шахматную задачу или просто размышляет о чем-либо. Хуже, когда попутчики заводят между собой беседу, еще хуже, когда улучшают её, беседы, качество алкоголем, еще хуже, когда пытаются втянуть в беседу других, но самое страшное – это когда тебя пытаются клеить. Для меня поездка почти свободное плавание. Внутренний настрой, состояние души, парение, можно сказать - поэзия. Сколько строчек написано под мерное «тудух-тудух»? Я никого не знаю, меня никто не знает, еду себе свободно, «думаю думу свою», как сказал бы Некрасов. Именно поэтому угрюмый молчун, сноб, надменный тип, усталый труженик, застенчивый юноша, непуганная юная особа – моё всегдашнее предпочтение.
Эх, существовал бы такой сервис «купе для молчаливых» или купе «вагонные споры – последнее дело» и я немедленно стала бы его абонентом. Но нет, но нет, увы.

Вот, пожалуйста, вошел мужчина средних лет, прихрамывая и опираясь на костыль. Удобно устроившись, спустя время, он стал буравить меня взглядом, заканчивая осмотр моими белыми коленями гимнастки. Избегая всяческих контактов, я неотрывно смотрела в окно. Там электрические провода падали и вновь взлетали, деревья неумело пытались им подражать, а каждый ров кричал блоковской строкой «лежит и смотрит как живая» и я все высматривала, где же она, где лежит «красивая и молодая», где он, этот поэтический криминал. Помню, как мне было жалко её, именно потому, что она «как живая», да еще в платке на «косы брошенном». Я пыталась обрисовать её жизнь, спасти, наконец, выдать замуж за того гусара с рукой небрежною, изменить судьбу, засыпать заблаговременно ров, в котором ей предписали лежать. Текучесть пейзажа сменил бесконечный грузовой состав, и я оторвалась от окна.

- Вы не подумайте, девушка, я не инвалид, мне просто операцию сделали. Мениск… понимаете ли.

«Какая мне, собственно, разница», - подумала я, – «мениск у тебя или протез, странные люди бывают, ей богу»

- На самом деле я – спортсмен. Всю жизнь спортом занимался и вот…последствия.
О Бог ты мой! Да я тоже десять лет отбарабанила стрекозой в художественной гимнастике!
Но промолчала, изображая сочувствие и со слабой надеждой, что не найдя во мне должного собеседника, он отстанет, и кивнула головой. Но он не отступал.
- Вы знаете, так стыдно, никогда не думал, что это так стыдно быть недееспособным, вызывать сочувствие, когда знаешь, что на самом-то деле ты еще ого-го!
Говоря о ложном стыде, он, на самом деле, искал во мне того самого сочувствия, но иначе, тонко, исподволь, а может, и сам о том не подозревая.
- Да. Мне это знакомо. Я и сама ломала ноги и рёбра. И у  меня мама вот сейчас лежит со сломанной ногой и страдает от вынужденной недвижимости.
Выудил-таки из меня ответ. Разумеется, я тут же об этом пожалела. Тут же. Потому что он ухватился за эту соломинку, стал расспрашивать, что да как, а куда, а откуда, в каком направлении и зачем, кем я работаю, где я ломала свои косточки, есть ли дети, муж …боже….

В его глазах горел интерес. Ко мне. В нем проснулся азарт охотника, а с ним и красноречие, похоже, не свойственное ему. Он говорил о своей родине. О лесах, заливных лугах, березках, ага, березках, что забавно, конечно, в наше-то время. А потом про траву у дома. В чем, как вы думаете, была трава? В росе! А как иначе?! Трава в росе! Ну да, еще были мычащие коровки, хрюкающие свинки, куры там, гусята и индюшата, это он опустил, но у меня уже нарисовалась знакомая картинка из букваря.

А в центре я.

В фартучке, в платочке, с косами на груди. Птичница. Молочница. Веселая румяная доярка круглозадая или там, снопы перевязывающая русская красавица с такими шикарными бёдрами, что ряды близстоящих трактористов всё множатся и множатся, как копии в принтере.  Супер!
- Вы знаете, меня не прельщают прелести деревни. Я там скучать начинаю через неделю. А через месяц могу повеситься от депрессии. Я городской житель, со всеми вытекающими. Отрицательными вытекающими. Я как испорченный, в плесени фрукт, только в урну.
- Да чем же Вам нравится в городе? – почти отчаявшись, пытался переубедить меня спортсмен. - Там ужасная суета!
- Именно! Мне и важна динамика. Она меня стимулирует (будь я мужиком, то добавила бы: от неё у меня стоит). Деревня мне нравится моментами: есть на свежем воздухе шашлыки, пить водку, спать на перине (только там сохранились перины) и выходить босиком на крыльцо по утрам, когда солнце и навозом пахнет. Особенное вдохновение от этого получаю, но к завтраку все равно сникаю. А если там работать, то это вообще – жесть.

После этих слов мужик разочарованно посмотрел на меня, мгновенно, что поразительно – мгновенно(!) потерял былой интерес, вздохнул и, зевая, предложил спать.
Но мне не спалось, я была настороже, мне казалось, что вот-вот его волосатая ладонь отогнёт край одеяла и по бедру поползёт проворной ящеркой к тонкой змейке  моих стрингов. Но нет, всё обошлось.
Наутро, бросив мне сухо «счастливо», не глядя, попутчик вышел из купе.
Если честно, я бы пожалела о потерянном времени, но его разочарование очень, очень понравилось мне. Удивительно, думала я, редкий в своем роде прагматизм. Типа «не можешь коров доить, тогда пока» и никаких шансов. По-мужицки. Конкретно, размеренно, деловито, расчетливо. Никакой романтики и усей там пусей всяких: мужик сказал-мужик сделал.

Без вариантов.

Вы спросите, какие такие варианты? А я отвечу, ну мало ли, вдруг я полюблю его всей душой и поеду за ним хоть в деревню, хоть в Сибирь, хоть в тундру, хоть на край света? Нет. Эта мысль даже не мелькнула в его голове, мне кажется.
Не моё, решил он про себя и не стал больше терять время. А я-то теряла! Хотя «моё не моё» даже не стояло на повестке МОЕГО дня. Именно в этом, мужик, наша невыносимая разница, ни в городе и деревне, ни в проблеме урбанизации, ни в возрасте и воспитании. Глубинная разница. В смысле жизни и её, как сейчас модно говорить, приоритетах.
Спасибо мужик. Спасибо за твой урок из сказки «о потерянном времени». Ты молодец.