Фуктал. Ладакх. Северная Индия

Ланч, как назвал его наш гид, состоял из одной вареной картофелины и чапати, это такой индийский лаваш, в данном исполнении по вкусу напоминал газету – прожевать его было нелегко. Сам ланч тоже был завернут в индийскую газету, но дело было совсем не в этом.
От осадков с индийского океана Ладакх прикрывают Гималаи, поэтому горы едва покрыты растительностью. Только у рек и в селениях зеленеют тополя. Но скалы имеют много оттенков от красно-кирпичного, до серовато-голубого, нигде больше не видел такого.
Дороги в Индии лучше, чем в Непале, хотя понятно, что горы есть горы – ехать трудно и долго. Но к строительству дорог Индия относится внимательно – женщины, замотанные от пыли в платки цвета шахматной доски, дробят кувалдами камень на мелкий щебень сидя на краю обрывов.
А обрывы в Ладакхе бездонны, самый высокий автомобильный перевал в мире – Кхардунг 5369 метров – впечатляет и одновременно «нахлобучивает». Кажется, что ты попал на другую планету; камень, пыль, снег и неприятное чувство, что плохо владеешь своим телом, будто гравитация усилилась и передвигаться становится трудно.
Добирались мы по этим бесконечным дорогам до Фуктала, монастыря 12 века. Долго ехали на джипе, чередовались ледники, скалы, луга с рыжей, выгоревшей на солнце травой. Чередовались и религии; буддистские ступы и белые шпили мусульманских минаретов. В Падуме – столице уединенного Занскара, они смешались. Выше в горах будут встречаться только буддистские монастыри.
Автомобильная дорога кончилась, дальше скалу ковырял экскаватор и десяток рабочих, на обратном пути они приготовят нам сюрприз. Но пока мы обрадовались возможности идти пешком, а не трястись в машине.
Горы были пустынны, даже трава едва держалась в этих сухих местах. Лишь глубоко внизу змеился синий Занскар - река давшая название всей местности.
Вокруг маленьких деревень, из десятка домиков рассыпанных по склону на разной высоте, ярким пятном зеленели деревья и желтела пшеница.
Сам монастырь был выстроен в огромной пещере и напоминал скорее глиняные гнезда ласточек, налепленные на скалах. Никакой обшей архитектуры, просто приращивается очередной храм или домик по мере роста монастыря. Но в целом, обкатанный временем, монастырь смотрится пришельцем из прошлого. Древним оком в темной глазнице–пещере.
В монастыре много юных монахов в карминовых одеяниях и желтых шапках. Гелугпа – одно из направлений буддизма – так и зовутся – желтошапочники.
В отличие от русских монастырей тут стоит крик как на школьной перемене. В храм можно заходить только без обуви; мальчишка лет семи, опаздывая на общую молитву, скинул сланцы в прыжке и пулей влетел в помещение.
Храмы внешне никак особенно не выделяются, внутри это иногда довольно тесное помещение, видимо наиболее древнее. Иногда, наоборот - с высоким потолком. Много красного цвета. Монах в своей одежде едва заметен на фоне стен.
Мерцает золотой трон, рядом портрет улыбающегося Далай Ламы – такой трон есть в любом желтошапочном храме, вдруг явится бодхисаттва, его всегда ждет почетное место и пусть это не произойдет никогда.
Согнутые временем монахи с мисками гуськом поднимались на кухню. Ступени были отполированы тысячью шагов, а дым от тысячи сжигаемых за столетия дров прокоптил свод пещеры.
Мы задали вопрос почему в монастыре только молодые и совсем пожилые? Оказалось, что выучившись, монахи уходят проповедовать, и возвращаются только в старости. Но настоятель, как правило, человек внушительный, здоровый как гималайский медведь – ему поддерживать порядок среди ребят.
Взбираюсь на верхние ярусы построек и оглядываюсь – красно-кирпичные горы вокруг, гудит синяя река далеко внизу, на ее другой стороне желтеют посевы – ничего не менялось сотни лет, то же самое видел и основатель монастыря.
Классов в нашем понимании нет. Дети небольшими группами слушают учителей, кто-то бегает, младшие разглядывают книжки. Кто-то слегка получил от учителя по голове книгой, видимо отвлекался или не знал ответа.
Мальчиков отдают учиться лет в семь. Раз в год, на месяц они приезжают домой. Родители могут приехать, когда им захочется. Отдают детей охотно, это бедные районы, возможности выучится мало, а тут монастырь полностью берет на себя содержание ребенка.
Монастырские переходы напоминают лабиринт, если бы не сопровождающий мы бы долго бродили по комнатам. Запах пыли и заброшенной печи.
В одном месте, в сумраке, мы наткнулись на череп горного козла с большими, выгнутыми как сабли, рогами. Символизм его был неясен, может как знак бренности мира.
Вдоль дороги громоздились каменные ступы, напоминая огромные грибы. Своими ярусами и куполом они отображали устройство буддистского мира.
Перед тем как окончательно потерять из виду монастырь, мы присели у заброшенной каменной постройки, съесть тот самый ланч, с которого начался рассказ.
Вдруг из-за скалы начали появляться лошади – целый караван, нагруженный мешками, ящиками, газовыми баллонами. Несколько минут и небольшая площадка между гор наполнилась запахом конского пота, навоза, храпеньем и ржанием.
Забавно было смотреть на отдельных погонщиков, они явно впервые имели дело с животными; с опаской приближались к ним, дергали за веревки и отскакивали, после чего поклажа рушилась вниз. Ставились палатки, разворачивался лагерь.
Немного позже появился хозяин этого каравана – немец лет шестидесяти, худой, бодрый. Они шли куда-то вглубь гор, а мы возвращались назад, к тому месту, где оставили джип.
На следующий день, по узкой каменистой тропе над пропастью, мы уже подходили к началу дороги. Внизу показался желтый экскаватор, по пыльной дороге уходили несколько рабочих. Вдруг один случайно обернулся и увидел нас на скале.
Он вдруг завопил, замахал руками и побежал нам навстречу. Мы растерялись, но наш гид понял его.
- Бежим!
По ходу бега я сообразил, что эти балбесы заложили взрывчатку в скалу, но не выставили оцепления, посчитав, что со стороны глухих деревень никто не пойдет.
Мы вжались в землю. Опасность была не в самом взрыве, а в том, что из-за него сорвутся камни со скал.
Глухой звук разрыва. Дрогнули скалы. Облако пыли. Дробленый камень..