Форменное безобразие

       Утюгов проснулся в обычное время, но вместо бодрости почувствовал удивительную слабость. Оказалось, на левой руке не хватает двух пальцев. Заснул и проснулся совсем больной. Левая рука обрела привычные формы, а вот на правой пальцев не предполагалось вовсе. Проснулся от крика, в комнате никого, у соседей тихо. «Значит это я кричал», - решил Утюгов и заметил, что обе ноги левые, причём одна заметно длиннее. Пришёл в ужас, хотел звать на помощь, вместо этого уснул.
       Проснулся от шума. Голова отсутствовала, из шеи выходил резиновый шланг, на животе мешал дышать большой, выкрашенный в красно-жёлтое, рубильник. Видеть всё это Утюгов уже не мог, но как-то различал с помощью механической руки с гаечным ключом вместо пальцев.
       Схватился за рубильник, услышал приятное жужжание, задремал от тёплого звука. Мерещился «Аншлаг» с сурдопереводом. Пробовал переключиться на «Культуру», от напрасных стараний очнулся с разбитым лицом и разорванным ухом. Поскорее уснул и увидел-таки желаемое, но без звука, с субтитрами в виде шалашиков. От такой грамматики заскучал и без труда проснулся.
       Что-то длинное белое, и больше ничего. Пытался понять, что он из себя теперь представляет, и не преуспел. Зато догадался, что на левой ноге не хватает ноги. Заставил себя очнуться, почувствовал восемь рук и четыре головы. Поспешно, всеми восемью и четырьмя, отмахивался от пугающей действительности, понял, что задыхается, крикнул последним воздухом бессмысленное. Бессильное тело перестало сопротивляться, расползлось, заполняя все доступные возможности.
       «Форменное безобразие», - думала та его часть, которая раньше называлась «Утюгов». Остальное, копируя географию комнаты, приобрело совершенно прямоугольные очертания, впитывая шероховатости стен, кривизну потолков, царапины пола. Испытывая дальнейшие неудобства, навалился на двери, но они не поддались. Лопнули непрочные стекла, затрещали деревянные рамы, дышать стало заметно легче. Выбросил на улицу ненужный телевизор, с удовольствием заполнил освободившееся место. Отправил следом остальную обстановку. Когда крики за окном умолки, наступила необыкновенная тишина, которая продолжилась неизвестное время.
       Где-то снаружи щёлкнуло. Утюгов загорелся матовым цветом синей лампы, почувствовал ни на что не похожий аромат. Щёлкнуло ещё раз, и запах продолжился в полной темноте, превращая окружающее пространство в кисель густого тумана. Когда всё стало одинаковым, решил испугаться и закричал. Голоса своего не услышал, но запах перестался. Крикнул ещё и пересталось всё.
       Едва различил каково гибнула запоздалая остаточность мира. Кинескопно лопнул, разбрызгивая детальные части, последний из телевизоров, позорно рухнулась, давя пенсионного зажитка, кирпичная непрочность стены. Удивлённое солнце распалось на четыре луны и все иссохлось. Посмотремши Бог на это и сказамши: «Каково плохо вам, таково вам и надоть!» - плюнул и отлетел к далекой звезде Сириус.
       Наступило последнее время жизни. Потрескался морщинами сквозных оврагов удивлённый горизонт, упал с обиженного неба никому не нужный дождь, непрочный череп Земли раскрылся, из недр её полетели в разные стороны холодного космоса бесполезные доказательства бездомности человеческого бытия...
       Вот какие гадкие сны видит Утюгов каждый понедельник.