Албасты

«Говорят, сон разума рождает чудовищ. И чем изощреннее разум – тем реальнее монстры, поднимающиеся из самых глубин человеческого сознания. Кто знает, какие существа таятся в нас…
События, описанные ниже, произошли год назад. Я был подпаском у деревенского пастуха. За мной зашел более опытный подпасок Ильфат, носивший также прозвище Фокс. Он плохо говорил по-русски, и поэтому поздоровался по-башкирски. Я кивнул ему, схватил наспех сложенную в пакет еду, надел старую куртку и мы пошли за деревню, в сторону, где обычно паслись лошади.
Там, на пастбище, среди стреноженных коней, стоял одинокий покосившийся вагончик. Вероятно, он раньше перевозил скот по железной дороге, но с течением времени он обветшал, и поэтому его перевезли сюда, чтобы коневоды могли укрыться от дождя и ветра. Его стены были наспех обиты старой фанерой, на которой кто-то синей масляной краской написал «Дома нет никого»; на крыше сооружения скелетообразной кучей лежали ветви какого-то кустарника, среди ветвей которого внезапно обнаруживалась небольшая печка-буржуйка, сиротливо лежавшая на боку.
Мы зашли внутрь и Фокс, что-то сказав на своем языке, бросил свой пакет с едой на лежанку. Моя же кровать находилась в диаметрально противоположной стороне времянки.
-Я тогда здесь оставляла хорошую палку. Лошадей гнать хорошо, – посетовал Ильфат. – А вот – теперь нету. – И он полувозмущенно - полурастерянно развел руками.
Помнится, тогда я улыбнулся этой забавной ошибке в его речи. Потом я узнал, что в башкирском языке нет разделения родов в глаголах.
-Интересно, кто бы мог взять? – произнес я, вороша старые тряпки  на своей лежанке. Впрочем, тогда меня это сильно не интересовало. Может, и не было никакой палки, я почем знаю.
-Албасты, наверное. – деловито шмыгнул носом Фокс.
-Кто-о-о? – непонимающе протянул я.
-Ай, есть такой один. Или женщина, или мужчина. Не знаю. Волосы длинный, или борода бывает. Не видела его – не знаю. Лошадей любит. Кишиляр  не любит.
Я усмехнулся. Но переспрашивать не стал. Ильфат по-другому и не смог бы объяснить.
Затем мы вышли наружу и стали собирать сухие ветви, чтобы вечером собрать костер и вскипятить воду для чая. Фокс деловито шмыгал носом и молча стаскивал ветви в кучу. Там же на месте он рубил их маленьким топором, а более тонкие ломал руками. Я тоже молчал. Молчал потому что, часто Фокс не отвечал мне. То ли из нежелания, то ли не умел быстро подбирать русские слова.
Наконец он первым нарушил молчание.
- Иняй  говорила, если албасты позовет тебя – не говори с ним. Тогда не отстанет, а то.
Я промолчал. По-настоящему я не верил в эти сказки. Ну, какие тут монстры? Двадцать первый век на дворе все-таки.  Но спорить с моим напарником не хотелось. Обидится еще, уйдет, оставит меня один на один с этими лошадьми. Я не боялся остаться один, скорее я боялся, что лошади разбегутся, и тогда ищи-свищи их по полю…
Так, незаметно, за работой наступила ночь. Звезд этой ночью не было – все закрыло тучами. Мы попили чай без сахара, и Ильфат зорко вглядывался в темноту, высматривая темные силуэты лошадей. Наконец, когда совсем стемнело он, не говоря ни слова, зашел во времянку. Я понял это как решение ложиться спать и с облегчением зашел в старый вагончик. Фокс, не раздеваясь, уже спал, отвернувшись к фанерной стенке.
Я лег на свою лежанку и вскоре забылся сном…
Проснулся я через пару часов, оттого что в открытую дверь потянуло холодом. Видимо, хлипкую дверь распахнуло сквозняком, и теперь в образовавшуюся щель тянуло ночной прохладой. Вместе с ней неизвестно откуда тянуло запахом застоявшейся воды. Гнилостным запахом.
Внезапно, там, на улице, раздался слабый голос Ильфата. Он звал меня, прося о помощи! Я, невесть что подумав, вскочил и дернулся к выходу. Но вдруг со стороны, где изначально лежал Фокс, я услышал другой голос подпаска. Он был негромким, но твердым.
-Не иди.
Я почувствовал, как мои волосы на голове зашевелились, потому что я все еще отчетливо слышал его, зовущим о помощи.
-Эй, кто там? – стараясь подавить дрожь в голосе, крикнул я за дверь
-Ай, зачем сказала ему?!- испуганно крикнул Ильфат. – Я говорил тебе же!..
И не успел он закончить, как дверь распахнулась и на пороге возникли женские очертания, которые вдруг растаяли, уносимые сквозняком. Я почувствовал, как кто-то провел холодной влажной ладонью по моим губам, оставив мерзкое ощущение: послевкусие трупа. Клянусь, я никогда не замечал, как пахнет падаль. А в тот момент меня озарило: мертвечина!
Мои колени подогнулись, и я, сломя голову, ринулся к Ильфату, к единственному спасительному теплому, живому человеку. Но вдруг доски под моими ногами подломились, и я провалился под пол. Сотни заноз впились в мои незащищенные участки тела, я инстинктивно закричал, словно утопающий, хватаясь за обломки пола. Моя рука внезапно нащупала мокрые длинные волосы, которые как мне показалось были седыми, и я с ужасом отдернул ее. Мир вокруг завертелся, так, что меня затошнило, и я закрыл глаза.
Тут все затихло. Я открыл веки. Тошнота прошла, но теперь в ушах стоял звук, как будто тысячи челюстей что-то жевало. Я достал из кармана штанов зажигалку и чиркнул кремнием. На доли секунды мелькнул сноп искр, но этого оказалась достаточно, чтобы я остервенело заплясал на месте. Вокруг, насколько хватило вспышки искр, копошились личинки мух. Их было миллиарды. Они были на всем, что меня окружало. На стенах, на земле, на моем теле. Их маленькие пасти грызли мир вокруг меня, они грызли меня. Я чувствовал, что они жрут мою кожу, мои мышцы, забираясь все глубже. Я всем мозгом ощущал их движение под черепной коробкой. Я почувствовал, что умираю, и рухнул на землю.
Рухнул на землю, которая вдруг оказалась стеной, и я снова сполз по ней. Ногой нащупал наш топорик и судорожно схватился за него. «Что за ерунда?!» - отчаянно подумал я. Это было настолько ужасно, что я инстинктивно попытался проснуться. Но реальность была куда страшнее ночного кошмара.
Потому что, вдруг из-за угла нашей времянки выползла, хромая бесчисленным количеством ног с узловатыми коленями, женщина (а это была женщина, я был уверен!). Она протянула ко мне сотни своих рук, пахнущих тиной, а ее рот, зияющий темной пропастью, говорил мне:
-Иди ко мне! Будь моим! Мой любовник, мой возлюбленный, мой муж. Я вечно буду верной тебе, как ты мне, моя любовь…
И я, не помня себя от страха, наугад, со всей силы обрушил наш маленький топорик для рубки дров ей на голову…»
Следователь, капитан Сорокина, скучающе смотрела на подсудимого, и что-то жевала.
- Так это ваша версия произошедшего, значит?
Допрашиваемый понуро кивнул.
- То есть, кто-то зарубил топором подпаска, им же вырезал ему правое легкое и печень, вероятно, съел (а у меня есть заключение медэкспертизы), и всему причиной является некое существо албасты?
Тот снова кивнул.
Следователь покачала головой и крикнула в сторону двери:
- Сержант, забери этого психа недоделанного!
Когда обвиняемого увели в камеру, капитан задумчиво постучала ручкой по столу, выплюнула изжеванную личинку мухи и произнесла:
- А ведь нужно было соглашаться, мой любовник, мой возлюбленный, мой муж…