Дни рождений и беглое знакомство с нашей компанией

   Было бы странно, если бы я начал не с себя, – продолжает свой рассказ Дэс. – Думаю, меня никто бы не понял, и я был бы обвинен в неискренности: прячет своё несовершенство за спинами более талантливых друзей. А что мне прятать? – несовершенство тоже имеет право на существование, более того, именно оно и имеет право на жизнь, так как это и есть сама жизнь. Вглядитесь в неё, и вы увидите много интересного и поучительного. Да и, вообще, почти вся литература основана на описании человеческих несовершенств.

   Сейчас вспомнилось, как я и Майкл сочинили в электричке «Красное Село – Ленинград» песню-здравицу ко дню рождения одного из наших однокурсников. Ну вы помните, кажется, Вульфий придумал: «А шестого, а шестого – день рожденья у ШустОва». Или его же – «ШустОво марта». Впрочем, дальше этих заготовок, надо отдать должное, остроумных, у него не пошло.
 
  В это время, как я уже рассказывал, на Курсе среди определённого круга однокашников было распространено ваяние стихов или песен по тандемной технологии: «две строчки ты, две строчки я». Именно этот коллективный метод мы и использовали. Наши незамысловатые стихи легки боком, именно боком, вкривь и вкось, на мотив известного произведения Шостаковича. Надо же, нисколько не смущаясь, изуродовали творение такого композитора?! – впрочем, тогда мы об этом не задумывались. Песня всем известная, на стихи Е. Далматовского (протяжно): «Родина слышит, Родина знает, где в облаках её сын пролетает». Представляю наш вариант про «сына», «пролетающего» над нашим Курсом*. Настоятельно предлагаю пропеть, вспомнив нужный мотив:

«Шустов всё видит, слышит и знает,
Начальник курса ему доверяет…
Обласкан курсе, на факультете,
Несколько раз упомянут в газете.
Начальник курса ему доверяет,
Начальник курса ему доверяет!
 
Активный кружковец, не то что Прошкович,
В пример его ставит Юрий Петрович,
Начальник курса ему доверяет,
Начальник курса ему доверяет!

Шустов основа наших устоев,
Лицо без изъянов, земное простое.
Солнце тускнеет с Шустовым рядом.
Шустов известен всему Ленинграду».

   В этом месте, как заранее было отрепетировано, вперед выступал Майкл с речитативом, разводя руками в показном непонимании: «Так почему же Шустов до сих не национальный герой, советский народ недоумевает?!» Я же подхватывал, как мне казалось, певуче, припев: «Начальник курса ему доверят! Начальник курса ему доверят!» При всём несовершенстве текста Майкл компенсировал общее впечатление присущим ему артистизмом, а я напирал на громкий вокал. Не буду нас хвалить, но имениннику понравилось.
 
  Позже я и Майкл использовали наш проверенный тандем, проходя службу в одном гарнизоне космодрома «Плесецк», когда независимо друг от друга, оказались в поезде «Архангельск-Москва» в 20-тых числах ноября 1980 года. Я был удивлён и обрадован, когда узнал: мой друг едет в столицу с той же целью, что и я – поздравить Вульфия с днём рождения. Будучи лейтенантами, ещё не обременёнными ничем, кроме легкомыслия молодости, мы могли себе это позволить. Уединившись в вагоне ресторане, мы быстренько переделали патриотическую песню на музыку Михаила Глинки из оперы «Иван Сусанин», наполнив её новым словесным содержанием по случаю 27 ноября.
   Тогда, в спальном районе Москвы, нежданно-негаданно вечером появившись в коридоре кооперативной квартиры жены Вульфия, мы для него и его соседей (они за стеной не могли не слышать) громко грянули:

«Славься, славься, Воликов,
Славься, славься, дорогой.
(Тише) Над землёю летит светлый образ твой,
(Громче) Земля зеленеет, цветёт и поёт.
(Снова громко, пафосно) Славься, славься, Вульфиус,
Славься, славься, милый наш.
(Менее тихо и с воодушевлением)
Этот марш мы поём и вперед шагом марш,
С днем рожденья поздравим, налево кругом».
Далее я губами и голосовыми связками изображал, как мне казалось, военный оркестр на Красной площади, а Майкл раскланивался, принимая поздравления.
 
  Если казармленная песенно-поэтическая литература вышла из длинной, как говорил Шустов, «шинэлки», и писалась им не потом и кровью, а сухим вином, то творчество Вульфия, как он меня уверял, зарождалось у него внутри и выходило из него с его плотью, формируясь и основываясь на двух поэтических строчках из туалета, которые он однажды там прочитал, и которые он ставил выше других классических: «стены мажут калом бурым, наслаждайся каламбуром», потом он убеждал меня, что строки абсолютно гениальны.
 
  Прекрасным примером наших каламбуристов являлась легкая песенка, почти шлягер, по случаю полного взросления одного из наших друзей – Эдгара Прошковича. В ней обыгрывалось его совершеннолетие и начало лета – 7 июня 1973 года или, всё-таки 1974 года? – точно не помню, но тем не менее:

«Сегодня день, ну, совершенно ЛЕТНИЙ,
Забудем сто процентов наших бед.
Сегодня Прошка совершеннолетний,
Сегодня Прошке восемнадцать лет.
Тарару тач, тач, тач, тарару тару,
Сегодня Прошке восемнадцать лет».

   Откуда появилось это местечковое «Тарару тач»? – не знаю. Когда слышу эту мелодию, так и хочется заложить большие пальцы за жилетку и станцевать с братьями семь сорок. Могу только поделиться предположением, если здесь это уместно. Любимым анекдотом у нашего совершеннолетнего рижанина, как вы помните, была история про маленького мальчика Изю, который тонул, а его спасли. Так вот, пользуясь прошкиным языком, весь «цимус» заключался в том, что к спасителю заявился папа Изи и между ними состоялся следующий диалог:
– Это вы спасли еврейского мальчика Изю?
– Да. Не стоит благодарности, на моём месте всякий поступил бы так же.
– Так-то оно так … но где его «кепацка»?
 
  Не знаю какой смысл усмотрел в этом анекдоте Прошка, видимо был какой-то глубинный этно-психолого-исторический смысл, но на курсе эту историю от него слышал почти каждый, так мне, по крайней мере, казалось. Но оставим на некоторое время Проху, так как тема наших воспоминаний – дни рождения наших друзей-сокурсников.
 
  Все вы помните склад ВМА, расположенный в заднем дворе кафедр биологии, химии и физики, он ещё был огорожен сетчатым забором по всему периметру, внутри которого был организован сторожевой пост. На этом складе мы получали наше обмундирование. Кажется, курсе на втором часть наших ребят несли там караульную службу. В один из таких нарядов Шустовым была сочинена казармленная песня к моему и Ермаковскому дню рождениям. Дело в том, что родились мы в один день – 28 января. И однажды даже справляли это событие у Ермакова дома. К сожалению, часть поэтических строк улетучилась из памяти, но кое-что осталось:

«… Я в Купчино к дому 17
С особенной силой стремлюсь,
Я наши рождения славлю,
Как славит героев страна.
Сегодня ребят я поздравлю
И выпью сухого вина.
И вот, наконец-то, закончилась служба,
Оружие сдали, потом всё обсудим.
Старик, собирайся, ведь стрелки-то кружат.
Мы едем, мы едем, вы ждите – мы будем».
 
  Напомню, на курсе ваш покорный слуга был больше известен как Дэс (или Десс, как вам угодно). Всем понятно – это производное от фамилии или, вернее, её сокращение. Как только над моим родовым прозвищем не изгалялись, как его не уродовали. Впрочем, я не в обиде, разнообразие обогащает и всегда приятно. Вот один из примеров трансформации моей фамилии другом Майклом.
 
  Его, как он меня убеждал, объективные стихи, и я с ним не спорю, разумеется, мне нравились, но моя природная скромность, по всей вероятности, вытеснила их из памяти (вспомните, как это трактовалось по Фрейду). Впрочем, пара строк остались, которые мне и хочется прокомментировать: «…Бубновый нос для дам загадочный вопрос (Неплохо, не правда ли?). / В копне волос златистый лён (Ну, тут поэт схватил через край, впрочем, простительно), / То ваш портрет Демисезон» (Согласен, рифма: лён – Десимон, не звучит, а Демисезон будет покрепче).   

  Одно четверостишие Шустова, на эту же тему, мне особенно врезалось в память, так как позволило мне ощутить полное раздвоение личности. Да и вообще, всегда приятно, когда ты не один, а вас двое:
«В этот день январский, в этот день студеный,
Именины, братцы, у Деса и Мона.
У Деса и Мона, у Мона и Десса,
Так почему ж об этом умалчивает пресса?»
   
  Сам я до такого раздвоения не додумался и завидую, что это сделал не я. Однако комплекс Сальери у меня так и не развился и до отравления жизни автора этого замечательного четверостишия не дошло, можете мне поверить. Иногда Шустов обращался ко мне, хочется думать, подчёркивая мою международную значимость: Дэссим ООН!

  Классикой казармленного жанра я считаю песню Шустова-Вульфия, исполненную ими во вторник 13 ноября 1973 года. Дело было так. Мы, уже второкурсники, собрались, чтобы отметить день рождения Барашкова. Для этого ленинградцы принесли из дома разную снедь (запомнились почему-то жаренные куры), и всё это разложили на сдвинутых столах в бытовой комнате, так называемой «битловке», которая находилась в конце правого коридора, там же где размещались комнаты 1-го взвода десантников.

  Я хоть и был из 2-го взвода, был внедрён к «десантникам» моим другом Майклом, в тот период тоже первовзводником, и на полном основании могу выступать в роли очевидца. После того, как были произнесены первые тосты и выпиты первые порции сухого вина, и все были несколько возбуждены, неожиданно появились Шустов и Вульфий с гитарой. Все повернулись в их сторону. Вот она – эта замечательная песня:

«Паша Дутов, откричи скорей поверку,
Клёма-Чёрт нам про подъем не говори,
Наше дело не идёт под вашу меру,
Мы быть может не вернёмся до зари.
 
Не на свадьбу мы идём, не на смотрины,
Я про это всё давно уж позабыл,
У Барашкова сегодня именины,
Что гадать нам: пригласил, не пригласил.
 
Мы войдём его поздравим на пороге,
Пожелаем много счастья и вина,
Ничего, что мы подвыпьем, мы не боги,
И мораль нам уставная не нужна.
 
Вы такими, как мы есть, нас и примите,
Хоть в пэша мы, а не в смокингах придём,
Мы простые, мы уйдём если хотите,
Как скрывается автобус за углом.
 
Майкл Печальский, скинь печали покрывало,
Все печали преходящи, как дожди,
Оприходуем стаканчик, как бывало,
Не с тоски, а лишь по дружбе и любви.
 
Сядет Вульфиус настроит он гитару,
На гитаре мягко струны зазвенят,
И споёт он «Пианиста» и «Корсара»,
В честь тринадцатого дня у ноября».

  Потом Володя Барашков всем говорил, что благодаря этой песне, все запомнили, что 13 ноября у него День рождения. Что ж, с этим трудно не согласиться …
 
*слово «Курс» здесь и далее с заглавной буквы, как в известном романе Л.Н. Толстого слово «Мiр», со значением – «общество».