Анатомичка

I. История с маткой, или чем учебный анатомический препарат отличается от реального детородящего органа.

   Я вспомнил случай, рассказанный кем-то из 1-го взвода. Группа будущих десантников собралась у трупа на кафедре анатомии. Все готовы были отработать тему: «Органы малого таза». Пожилая преподаватель в белом халате и прорезиненном фартуке, покачивая головой справа налево и в обратном порядке, это у неё происходило непроизвольно, сообщила:

– Кто это у нас на столе? Женщина? В этом случае, кто хочет показать нам матку? – на её призыв никто не отозвался, так как желающих не нашлось.
– Если желающих нет … матку на трупе нам продемонстрирует, – преподавательница окинула взглядом постоянно находящейся в движении головы понурившихся десантников и после некоторой паузы продолжила, – покажет, – снова возникла пауза, – старший лейтенант Каракуленко.   

   В ответ командир 1-го взвода решительно переместился к отпрепарированному трупу, занимая удобное и правильное положение у стола, демонстрируя годами выработанную выправку. Все смотрели на него с надеждой, зная, если он не справится, за ним последует кто-то другой. Однако на этом целенаправленные действия старшего лейтенанта закончились, он пытался что-то найти в брюшной полости, но у него, несмотря на все усилия, ничего не получалось. Выражение его лица стало меняться с серьезно-сосредоточенного на виновато-растерянное.

   Все молча, глядя на Каракуленко, думали о своем. «Это не воинская часть, где один подход и отход строевым уже оценивается на удовлетворительно», – невольно проводил аналогию каждый, поступивший в академию из армии. «Сейчас посмотрим, на что способен наш командир. Это не нами командовать», – проносилось в головах у бывших школьников.

   Тем, кто никогда не бывал в анатомичке и сам трупы не препарировал, хотелось бы пояснить некоторые азы постижения этой науки. Её изучение начиналось для нас после того, как труп, пропитанный формалином, специальным консервирующим веществом, предупреждающим разложение тканей тела, пролежав в специальной ёмкости, поступал на секционный стол для изучения.

   Надо сказать, когда нас впервые привели на кафедру нормальной анатомии, именно с этих емкостей и плавающих в них тел всё и начиналось. Этот день запомнился, и произвел на многих неизгладимое гнетущее впечатление, особенно на наиболее впечатлительных, не знакомых раннее с медициной.

   Но продолжим. Мы, как вступающие в профессию медика на кафедре нормальной анатомии, начинали изучение человеческих тканей на трупе послойно отделяя сначала кожу и подкожную клетчатку, обнажая мышцы и скрупулёзно прослеживая их прикрепление к костным структурам, таким образом не оставляя без внимания все уголки бренного тела, исследуя его. С помощью всё того же скальпеля с той же целью мы проникали в брюшную полость, интересуясь с учебной целью внутренностями.

   При этом труп проходил через десятки студенческих рук. Каждый участок бывшей человеческой плоти перебирается многократно. Иногда после такой, условно говоря, работы, труп привести в исходное состояние было весьма затруднительно. Я уж не говорю о том, чтобы внутренние органы поместить на их законное место. Их нередко просто запихивали в полость живота не очень добросовестные слушатели, не заботясь об их первоначальном положении, и разобраться с ними бывало непросто, тем более, что, под действием формалина и предыдущих манипуляций, они утрачивали свой исходный вид.

   После этих разъяснений, надеюсь, всякому становится ясно, какие затруднения испытывал наш дорогой однокурсник Каракуленко, хотя безусловно он был знаком с препаратом матки из банки с формалином из той же анатомички. Пока Каракуленко «копался» в брюшной полости, надеясь найти то, что просила доцент, все молча с надеждой наблюдали за его манипуляциями. Но по мере изменения выражения его лица надежда улетучивалась. 

   Наконец уже не выдержавшая преподаватель, совершавшая движения головой «нет-нет», потеряв терпение, спросила:
– Вы что, Каракуленко, матку никогда не видели?
И здесь последовал ответ, который разнесся впоследствии по всему Курсу, вызывая улыбки, потому что каждый в нём усматривал совершенно другой смысл, который наш дорогой сокурсник в него вовсе и не вкладывал. Каракуленко тогда не задумываясь ответил:
– На трупе? – ни разу!
После этих слов в анатомичке атмосфера сразу разрядилась и раздался дружный, ничем не сдерживаемый, смех и дышать стало легче.
 
II. Кости черепа или бедный Йорик.

   На кафедре анатомии мы изучали кости черепа, демонстрируя свои знания на коллоквиумах, которые являли собой что-то вроде собеседования или зачёта по теме «Обзор черепа». И натаскивали нас так, что из нас непроизвольно выскакивали латинские названия, например, вместо клиновидная и височная кости мы говорили: «Os sphenoidale et os temporale». Нам легче было сказать: «Sulcus sinus sigmoidei seu apertura externus aqueductu vestibuli», чем «наружное отверстие водопровода преддверья». На кафедре анатомии требовали, чтоб мы знали, как называется по латыни каждый бугорок, каждая ямка на той или иной кости. Одна височная кость, маленькая косточка, имела около 50 основных названий и все, как правило, сложные, вроде упомянутого уже «наружного отверстия водопровода преддверья».

   Киса рассказывал, что в это время, когда нашему бывшему суворовцу и кандидату в мастера спорта по вольной борьбе Джамалу Лугуеву, выпала очередь отвечать по теме «Кости черепа», и он своими цепкими пальцами борца взял его в руки, череп не выдержал и, буквально на глазах присутствующих, начал рассыпаться на составные пластинки, тогда как Лугуев ещё рта не успел раскрыть, а лицо доцента исказилось, словно она испытала острую зубную боль.

   Преподавательница так испугалась, что тут же попросила передать череп, или всё, что от него осталось, другому слушателю группы, понимая, что Джамал испортил учебное пособие непроизвольно, от волнения, и, таким образом, Лугуев в тот раз был прощён и избежал отработки.

   Киса рассказывал, как это происходило, как всегда в лицах, и говорил, что Джамал напоминал ему глубокомысленного принца датского, хотя уверяю вас, наш «борец-классик» на принца датского был совершенно не похож. При этом Киса, представляя Джамала с черепом в руке, постреливал глазами то в сторону черепа, то оглядывая себя как бы со с стороны, повторял: «бедный Йорик», и было не понятно кого он имел введу: Джамала, себя, принца датского или любимого шута Елизаветы I.