Образование с препятствиями

   Я - новоиспечённый горный инженер, 1961 год.



Один из читателей, прочитав мою повесть «Ограничения»,  мне написал: «У нас поразительная страна. Пережить, что  пережили Вы, врагу не пожелаешь! И в то же время – возможность получить образование, проявить свои способности»

   На память пришли «возможности», которых у меня скорее не было, чем было,  и возникавшие при этом препятствия, через которые надо было пройти, чтобы  «получить  образование»  и «проявить свои способности».

   Тетрадка по чистописанию.

   Шёл  1941 год. Мы  жили в Энгельсе на Волге, я заканчивал первый класс. Учиться  мне было скучно, читать я умел  задолго до школы, а выводить буквы на уроках чистописания у меня не получалось, буквы получались кривые.   Учительница вручила мне чистую тетрадь и сказала, что летом  я  должен заниматься   чистописанием,  и только тогда она переведёт меня во второй класс.

 Лето 1941 года было тёплое, солнечное. Я с соседскими ребятами играл в войну,   ходил в кино или на волжский пляж, занимался чтением интересных книг, любимым моим  занятием.  А когда   вспоминал тетрадку по чистописанию, которая оставалась чистой, настроение портилось:  «Из-за неё, наверное,  меня оставят в первом классе».

   Уже несколько месяцев шла война,  по репродуктору  передавали  тревожные новости ,   объявлялись    учебные воздушные тревоги,  люди   учились  пользоваться противогазом.

   Каникулы заканчивались, когда стали происходить непонятные для меня события.  Нас   переписали и, вместе  с другими  советскми немцами, погрузили в эшалон с телячьими, как говорили,  вагонами, и куда-то долго потом  везли.  Наш вагон отцепили   на станции Боготол Красноярского края.   Люди спускались из товарного вагона,  оглядывались, всех пугала неизвестность.  А я вспомнил  тетрадку по чистописанию, и с облегчением подумал : «Уж здесь-то  про неё никто меня  не спросит.»

    Свинопас-подпасок.

    Нас разместили в таёжной деревне Оскаровка Тюхтетского района Красноярского края.  Отец стал  работать  конюхом на конюшне, а мама  свинаркой на колхозной ферме.  Но вскоре отца   мобилизовали  в трудармию, на лесоповал. А  я стал учиться во втором  классе  местной начальной школы.  Окончил я его весной 1942 года.

    В то лето  колхозных свиней из-за нехватки кормов перегнали на  хутор, на   открытый выпас. Мама, свинарка,  стала стадо пасти, а я ей  помогал,  был подпаском (за мою работу ей начисляли  полтрудодня).

   Первого сентября 1942 года я, как все дети, пошёл  в  школу, в третий класс.  Но мама  не справилась  с беспокойным  стадом , часть свиней разбежалась, свиньи попортили огороды, был скандал. Пришлось мне вернуться к нашему стаду, и  этот  учебный год я   пропустил.

   На следующий год в трудармию мобилизовали и маму. Мне было десять лет,  я остался один, и меня  взяла к себе  мамина знакомая, тётя  Шура, она с ребёнком жила в районном  Тюхтете.  Через полгода тётя Шура сдала меня  в  детский дом, который недавно создали на базе школы глухонемых. В этом детском доме я пошёл в школу, в третий класс.  Окончил я его   весной 1944 года.

   Коза, дрова, котелки и кастрюли.

   Муж  тёти Шуры находился в трудармии в Краснотурьинске. Ему разрешили вызвать семью, и  тётя Шура получила от него вызов. Одной ехать на Урал  с ребёнком и вещами она не решилась,  и взяла меня из детдома  с собой.

   В Краснотурьинске нас поселили  в квартирке-полуторке во временном  деревянном  бараке. В мои  обязанности теперь  входило смотреть, когда надо, за ребёнком,    добывать на соседних  стройках  дрова для печи,    рвать   на обочинах  траву  для козы и   продавать на базаре котелки и кастрюли, которые муж тёти Шуры делал тайком на работе .

   Первого сентября 1944 года я  упросил тётю Шуру и пошёл  в школу, в четвёртый класс.    Недели через  две  её муж  заявил, что он не собирается кормить дармоеда.   И для меня пошло опять –  ребёнок,  дрова,  коза, котелки и кастрюли.  Этот  учебный год, теперь уже второй, я  пропустил .

   А четвёртый класс экстерном.

   В те годы существовал трудовой призыв (мобилизация) молодёжи с 14 лет  в ремесленные училища (РУ) и в школы ФЗО. В ремесленные училища брали после семилетки, срок обучения - два-три года, а для школ ФЗО образование не требовалось и, после шести месяцев обучения, подростков-недорослей отправляли на четырёхлетние  обязательные  работы. Через год мне будет четырнадцать , и  я, подросток-недоросль с двухлетним отставанием в учёбе, да ещё  без родителей, как раз подойду  для призыва в школу ФЗО со всеми  вытекающими отсюда  последствиями...

  Я об этом,конечно,  ничего не знал, но   было желание продолжить учёбу. И  весной 1945 года я взял свои  документы и пришёл в городской    отдел народного образования (ГОРОНО ) с просьбой:    «Отправьте меня  в детский дом, я хочу учиться».   В Краснотурьинске не было детских домов , и меня направили в Серов,  в  привокзальный детский приёмник  при железнодорожном отделении  милиции.  Оттуда через месяц меня отвезли в детский дом в  селе Кленовское, которое находилось на другом  краю   Свердловской области.

   Детский дом  до недавнего  был исправительным, и при мне целый год вывозили   подлежавших исправлению. И  этот год я провёл  вместе с хулиганской шпаной, криминальными  малолетками и бывшими беспризорниками.
 
  В  конце мая, когда я  приехал в детский дом,  занятия во школах уже закончились. Но зимой в местной школе  был карантин, и занятия им продлили  ещё на месяц. Я от нечего делать стал приходить на уроки в четвёртом классе.  Старенькая учительница, как сейчас помню – Зоя Бонифатьевна, видя мой интерес к учёбе, стала мне  помогать,  давать задания.  Предстояли экзамены за четвёртый класс, и я  эти экзамены сдал! Так,  практически, экстерном,  я окончил четвёртый класс.

   Умственно отсталый дебил.

   В Кленовском детском доме я продолжил учёбу,  и в следующие два года  окончил сначала   пятый, потом   шестой класс.

    Летом 1947 года в село Кленовское приехал представитель военкомата для мобилизации подростков в ремесленные училища и  школы ФЗО. Пришёл он  и к нам в детский дом.Просмотрев  наши дела, он  составил список тех,  кому  четырнадцать. В этот список  попал и я.  На детдомоском педсовете, где рассматривали это список,  представителю военкомата про меня  сказали, что это очень слабый ученик,  умственно отсталый и вообще дебил. От «дебила» он, конечно, отказался. Так детдомовские воспитали спасли меня от мобилизации,  дали возможность продолжить учёбу.

   Последние три   года я, выходит,  учился зря.

   В 1948 году, окончив седьмой класс, я  поехал поступать в  Свердловский горно-металлургический  техникум имени  И. И. Ползунова.

   Вступительные экзамены я сдал хорошо,  и уже в нашёл свою фамилию в приказе о зачислении,    когда к директору техникума стали приглашать на  принятую здесь процедуру собеседования.  Это меня   не очень волновало – экзамены я сдал хорошо, а какие могут быть ко мне притензии, я ведь детдомовец.  Когда я зашёл в кабинет к директору, он  читал какие-то бумаги.  Потом уставился на меня и  как закричит:  «Ты что не знаешь, что Свердловск закрытый город?  Немцев мы принимать не будем!»

     Пришлось  долго ждать свои документы. С ними  в руках я вышел на улицу. Что  теперь делать?  Из детского дома я  уже  выбыл, где родители, да и живы ли они, я   не знал.  Но   за меня  заступился  директор  детского дома, и меня  опять  приняли. Но вскоре закончились небольшие деньги, которые я получил   в детском доме, а  до стипедии  было ещё  две недели. И я решил поехать в детский дом, там, я знал, меня не оставят.  Билетов на поезд, как  всегда, не было, да и денег тоже, и  все 150 километров до детского дома я ехал сначала на подножках ,  а  потом  на  крыше пассажирского вагона ( такое мы проделывали не раз  на   вагонах довоенной конструкции).

   В детский дом я пришёл уже поздним вечером. В мальчишеской спальне повскакивали   ребята: «Робка,  у тебя отец нашёлся!»   Утром мне показали письмо от какой-то  «спецкомендатуры».  Я  сказал: «Не отвечайте на письмо, я сам к отцу поеду».

  В Темиртау под Карагандой, откуда пришло письмо, я ехал с приключениями,  пришлось даже ночь   провести  в милиции. Но я нашёл отца на его  работе.

   В Темиртау я окончил  восьмой,    девятый и в 1951 году  десятый класс.  Мои одноклассники  разъехались по  городам,  поступали в институты, а мне не разрешила  спекомендатура, под надзором которой   с шестнадцати лет  я находился  как спецпереселенец.  Оставался  горный техникум в Караганде, куда принимали после   семилетки.    Получается, что последние три года  я учился зря...
 
   На карагандинских шахтах не хватало специалистов, и в Карагандинском   горном  техникуме открыли группы десятиклассников с сокращённым сроком обучения. Я  поступил в одну из этих групп, в группу горняков. Моими однокурсниками, кстати сказать, были  известный потом поэт Наум Коржавин, а тогда студент Московского литературного института,  отбывший недавно ссылку в Сибири, и Игорь Лабода,  погибший потом на шахте, спасая товарищей. Его именем  была названа одна из улиц в центре Караганды.

 Через два года я окончил техникум, и получил   первый в своей жизни диплом –  «Горной техник  по  разработке угольных месторождений».
   
   Направили меня в Карагандинское   производственно-экспериментальное управление по буровзрывным работам. Я стал  занимался  взрывными работами на карагандинских шахтах. Мы группами из трёх человек (по одному на тогдашнюю смену) заключали с шахтой контракт,  и, выполнив его за месяц-полтора, переходили на другую шахту. И так далее.

       Транзиторная гипертония.

   На производстве как "молодой специалист" я  обязан был отработать   не менее  трёх лет. На столько же  отодвигалась возможность поступления в горный институт. Но мысль учиться  я не оставлял - в Карагандинском горном институте недавно   открыли  вечернее отделение. Хотя учиться по вечерам у меня не было возможности - на  шахтах была посменная работа.   

   Шёл второй год, когда  наше управление объединили  с другой организацией , и мне разрешили самому выбрать место новой работы.   И я поступил в проектный институт "Карагандагипрошахт", где работают днём, а по вечерам была возможность  учиться. Моя зарплата при этом сократилась в два раза, а я был уже женатым и жена ещё студентка...

     Транзиторная гипертония.

   Я стал готовить документы  для  поступления  в институт, на вечернее отделение. Одним из документов была справка о состоянии здоровья. В один из дней я отпросился с работы, и отправился за справкой в ближайшую поликлинику. Прошёл несколько   кабинетов,  и в заключение  пришёл к заведующей поликлиникой.   Та, взглянув на справку,  сказала: «А где десятый кабинет?»   Время поджимало, и я почти бегом поднялся  по  лестнице на второй этаж. В десятом кабинете мне измерили давление, и я также, почти бегом,  я вернулся к заведующей.  Та, что-то написала в справке и, поставив  печать,  вернула её  мне. Я  прочитал: «Транзиторная  гипертония. К подземным работам не годен».  «Как не годен, я поступаю в институт!»  « У тебя  повышенное давление», - сказала она, и пригласила   в кабинет следующего.

   На другой день я снова пришёл в поликлинику.  Мне измерили давление, оно было нормальным. С этим я пришёл к  заведующей,  пытаясь  доказать, что я здоров, что давление немного поднялось из-за моей   беготни  по лестнице.  Но всё  напрасно.

  В Карагандинский горный институт меня с такой справкой конечно не примут.   Но и   поехать в другой город поступать не было возможности  -  в  моём  паспорте, который я  недавно получил после ликвидации спецкомендатур, стояла  печать: «Разрешается проживать  в Карагандинской области».

   Рушилась  мечта  стать горным  инженером! И я  сел на свой  мотоцикл,  заработанный ещё на шахтах, и поехал в другой городской район. Выдав себя за жителя этого района, я попросил справку о состоянии здоровья. Пришлось снова обойти   медицинские кабинеты, и  в заключение мне выдали   справку, что я здоров и к подземным работам годен.

   Сдал экзамены, поступил в Карагандинский горный институт (который уже потом стал  политехническим), и,  проучившись (и работая) шесть долгих лет, в 1961 году окончил его с отличием.  Мне  торжественно вручили  «красный» диплом, в котором была запись ,  что я  "Горный инженер по разработке месторождений полезных ископаемых".

                * * *
  Образование я получал  в непростое годы, были трудности, возникали препятствия.  Пришлось проучиться в шести разных школах Поволжья, Сибири, Урала и Казахстана, чтобы получить  аттестат зрелости. И ещё потратить  десять лет, чтобы стать горным инженером.

   Я с благодарностью  вспоминаю старенькую учительницу Зою Бонифатьевну и   детдомовских воспитателей, они  помогли преодолеть  препятствия.  И    высококлассных учителей и маститых преподавателей,  непростой судьбой заброшенных в те дальние  края. Это они сумели дать мне образование, чтобы я проявил ,как сказал мой читатель,  свои способности.


Рецензии
Молодец!!
Мой дед жил в немецкой колонии под Питером.

Григорий Аванесов   01.06.2020 19:54     Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.