И было лето, и было жарко - часть вторая

Часть вторая

Глава 1

Ох, уж этот дым отечества! В Израиле он бывает разных видов и в разное время года. Например, летом, по субботам, когда любители жаренного на мангале мяса выезжают в парки и прибрежную полосу города, дым распространяется на большое расстояние, не давая любителям прогулок просто дышать чистым воздухом.
Но это ничто по сравнению с великим Днём Независимости Израиля, который празднуется весной! В этот день, кажется, ни одна семья не может обойтись без того, чтобы не зажарить хотя бы одно куриное крылышко на мангале – в лесу, на электрическом мангале – у себя на балконе. Все зелёные лужайки заняты уже с раннего утра. К десяти утра поднимается лёгкий дымок, а к двенадцати дня уже дымовая завеса от множества горящих мангалов возвещает миру о начале всеобщего торжества в честь Дня Независимости. Евреи гуляют! Вино льётся рекой, водка пьётся легко и многократно, шашлыки расходятся, как горячие пирожки. После мясных продуктов на мангалы бросается всё, что вообще можно зажарить.
Но в эту зиму, хотя и шла война в каких-то сотнях километрах от города, у нас был свой дым от мангала.
Рома снимал студию на вилле у самого моря. Стеклянные двери открывались в большой палисадник, где можно и отдыхать, и проводить застолье. Хозяева, как только почувствовали, что первые признаки военных событий могут достичь Ашдода, решили переждать неприятные дни за границей. И оставив дом на попечение своего жильца, уехали к родственникам в Америчку.
Мы с Романом были счастливы. Каждый вечер он разжигал мангал и что-нибудь жарил на нём. Я быстро готовила салат из овощей, красиво украшала стол под навесом, и мы, укутавшись потеплее, усаживались в плетёные кресла и начинали трапезу. Нам было легко и тепло вдвоём в эти часы.
В комнате телевизор каждые пятнадцать минут напоминал о том, что идёт война, но скоро закончится, конечно, полной победой наших войск. А пока надо немного подождать, ещё немного потерпеть. Люди в моём любимом Ашкелоне терпели и ждали. И в Ашдоде люди терпели и ждали. Очень нервировали сирены, после которых через пару минут в каком-нибудь районе города разрывалась ракета.
Если за вечер не было ни одной сирены, после ужина Рома брал гитару и пел мне романсы. Я ловила себя на мысли, что, вероятно, стыдно в такие дни быть счастливой, но я была. Была очень счастлива. Меня ничего не пугало, я просто жила, как и подобает на этой земле, – жила сегодняшним днём.
С утра Роман уходил на работу, а я позволяла себе немного понежиться в постели. Потом вставала, что-нибудь перехватывала и шла гулять по городу.
Ашдод мне очень нравился. Он напоминал Ашкелон, но всё же планировка города более удачная. Когда выглядывало солнце, вообще забывалось, что идёт война. На улицах людей немного, да и те, что были, как и я, по-видимому, скрывающиеся от войны праздношатающиеся беженцы, предпочитали держаться поближе к магазинам, чтобы в любую минуту спрятаться там.
И всё же сирена застала меня пару раз на улице. Один раз я чуть не попала под обстрел. Только поднялась на Рогозина, как зазвучала сирена. Я бросилась через перекрёсток, забежала в магазин электротоваров, и тут раздался такой взрыв, что стёкла задребезжали. Кто-то закричал, чтобы мы легли на пол. Покупатели стали прятаться за стиральными машинами, холодильниками.
Сердце моё билось так сильно, что мне казалось, оно сейчас выпрыгнет из груди. Прошло некоторое время, и всем разрешили выйти из укрытий. Оказалось, что в магазине была комната, где продавцы и покупатели могли спрятаться понадёжнее, но мне, возможно, повезло меньше, как, впрочем, и некоторым покупателям, прятавшимся, как и я, за электрическими агрегатами. Спасибо, что двери магазина были открыты.
Каково же было моё изумление, когда, выйдя на улицу, я увидела большое скопление людей как раз напротив магазина, все смотрели куда-то вверх, на высотное здание. Оказалось, что одна ракета влетела в квартиру на последнем этаже. Но, похоже, обитатели её родились под счастливой звездой – их не было дома.
Конечно, улицу оцепили, прилетели пожарные машины, полицейские кричали, чтобы зеваки расходились и дали возможность погасить пожар. Я не отличаюсь особым любопытством смотреть такие сцены, желание гулять по магазинам тоже отпало, так что возвратилась домой и просидела у телевизора до прихода Романа.
Пару дней я боялась выйти на улицу, но потом всё же решилась, в конце концов, не могу же я прятать себя в коробочку, не маленькая ведь, да и погода стояла хорошая, солнечная. Морозов не предвиделось, а «град» был уже не внове. Его мы переживали стойко, как морозы в России. Решила доехать до «Льва Ашдода», большого каньона в центре города. Приехала и глазам своим не поверила – народу, как в мирное время. Оказалось, действительно, распродажа с огромными скидками. Конечно, предусматривалась она, в основном, для беженцев южнее Ашдода, ведь многие из них приехали без особого учёта на погоду. Как говорили, спасались, в чём мать родила. Ну, насчёт «в чём мать родила», конечно, сомнительно, но всё же были и такие, которым переодеться было не во что. Так что это был красивый жест со стороны руководства торгового центра.  Я была рада кое-что себе подкупить, так как давно не прибарахлялась и даже стала ощущать, что женское нутро во мне засыпает.
Мои покупки мой любимый оценил в первую же ночь. Похоже, он был приятно удивлён, как я в такое время остаюсь женщиной, и почти согласился со мной, что война никогда не испортит лицо израильтянки.
Часто сирена звучала по утрам. Я вскакивала и полусонная, захватив с собой одеяло, бежала в укрытие – маленькую комнату в подвале виллы. Выждав несколько минут, я снова возвращалась в постель, злая оттого, что пришлось прерывать свой сон.
Ох, уж лучше бы кричали «Альте-захен»! («Старые вещи!») Вот когда понимаешь, чего теряем, а ведь сама раньше бесилась от этих арабских криков по утрам, призывающих еврейское население города сдать в утиль всё ненужное. Что ж, натягиваю на голову одеяло и продолжаю спать.
Кстати, если вы думаете, что арабы собирали всё, что им отдавали евреи, то глубоко ошибаетесь. Их интересовали вещи, которые могли быть в употреблении: электротовары, мебель, ковры. За некоторые платили шекелей пятьдесят – видишь ли, делали одолжение, что сносят всё вниз. За последние годы они так обнаглели, что наиболее патриотичные израильтяне просто отказывались отдавать им даже старые вещи, предпочитая разбивать, разбирать и выбрасывать на помойку.
Но иногда я встать не могла и тогда сквозь сон уговаривала себя: от судьбы не уйти. Мой добрый Ангел, прошу тебя, не оставляй меня! Как мне кажется, моё предназначение ещё не окончено на земле.
По субботам мой дружочек делал мне приятные сюрпризы – вывозил куда-нибудь за город, мы посещали музеи, которые в эти военные дни делали большие скидки для жителей юга. Один раз почти бесплатно попали на спектакль театра «Гешер». Так что, грех говорить, но, оказалось, у войны есть и своя приятная сторона.
Впрочем, жизнь ни на минуту не останавливалась даже в годы Второй мировой войны, а там всё было круче и страшнее.
Война войной, но мне всё же стоило поискать работу, а то как-то уже неудобно сидеть на шее моего спасителя. Я решила пройтись по матнасам и посмотреть, нельзя ли что-то организовать наподобие моих «Ласточек». В первом матнасе мне дали понять, что такие, как я, уже есть в их составе и у них уже всё пляшет и поет. Во втором, ссылаясь на войну, разговаривать со мной никто не хотел.
По-видимому, сегодня был не мой день. Я решила не испытывать судьбу, а заняться чем-нибудь более приятным. Например…  зашла в парикмахерскую и уже почти села в кресло, но в этот момент заверещал мой мобильный. Я извинилась и вышла на улицу. Номер на табло указывал – звонит Игорь. О-го-го, кажется, меня ещё помнят!
– Привет, Алинка! – услышала я голос почти забытого моего бой-френда. – Ты где?
– Отгадай с трёх раз! – закокетничала я, хотя не совсем понимала, зачем мне это надо, когда уже так хорошо начало складываться с Романом. Наверное, моё кокетство умрёт вместе со мной.
– Хм… если бы не военное положение, по твоему голосу можно подумать, что ты где-то примеряешь новый наряд.
– Почти угадал, но не точно.
– Тогда ты настоящая женщина – а значит, в парикмахерской.
– Ты что, стоишь у меня за спиной? – я была поражена его познанием меня.
– Нет, я за несколько километров от тебя, а если точнее, я на передовой. Почти там, где стреляют.
– Ты в Газе?
– Я не раскрываю военной тайны даже любимой женщине.
– О, что я слышу – «любимой женщине»?
– А что? Ты сомневаешься, что ещё любима?
– После нашей последней встречи я подумала, что ты обиделся и никогда больше не позвонишь.
– Конечно, я обиделся, но позвонить всё же решился, чтобы узнать, не передумала вернуться в Ашкелон. В Ашдоде, как я знаю, тоже падают «грады». Или тебя спасает твой… – он запнулся на какое-то мгновение, но поскольку я молчала, давая ему высказаться, продолжил уже мягче: – Твой новоиспечённый друг.
– Ты злишься? Или тебе действительно очень плохо там, где ты сейчас? – я тоже его чувствовала и умела держать удар.
– Злюсь… На что? На тебя? Я не имею права. Больше на себя. Но злость плохой помощник. А насчёт того, плохо ли мне, – ничего радужного, но держусь. Все мы сейчас не на празднике. Не было бы хуже. Осточертели эти ара… – он не договорил, в мобильнике послышались звуки сирены. – О! Слышишь? Легки на помине. Ладно, Алинка, пока. Позвоню как-нибудь. Береги себя.
Он мгновенно отключился, так что я даже не попрощалась с ним. В памяти пронеслись воспоминания нашей последней встречи.
Я позвонила вечером, часов в шесть, и напросилась в гости. Людмила не очень охотно дала согласие, предупредив, что завтра ей рано вставать, а Игорь придёт поздно. Но у меня не было другого времени, а прощаться по телефону мне показалось не совсем красиво после того, что они сделали для меня. Купив коробку конфет, бутылку хорошего вина и букет цветов, я с каким-то волнением приближалась к дому моих друзей. Что-то мне подсказывало, что наше прощание пройдёт не очень гладко.
Интуиция меня не обманула. Уже в дверях Люда спросила:
– А что такая срочность? Нельзя было подождать до субботы?
Но, увидев протянутый букет и пакет, уже мягче переспросила:
– Есть повод? 
– И  да, и нет. Я пришла попрощаться, так как уезжаю в Ашдод, – мне хотелось побыстрее закончить эту встречу. – Вот хочу поблагодарить вас за всё, что вы для меня сделали… Ну и не буду больше мешать вам.
– Как уезжаешь? – у Люды округлились глаза. – Когда? Зачем? К кому?
– Ой, Людмила, столько вопросов. Ты же сказала, что тебе надо рано ложиться. Я не хочу тебе мешать. Об этом можно поговорить потом по телефону.
– Какие телефоны? Что случилось? Скажи толком! – похоже, любопытство взяло верх, спать ей уже расхотелось. – Садись и рассказывай.
Теперь уже мне неудобно было уходить, я присела на диван.
– Хорошо. Скажу начистоту. Я встретила мужчину, мы решили сойтись, я и уезжаю к нему в Ашдод.
– Как это по-израильски! Встретились, сошлись… Ты хоть знаешь, кто он, что делает, порядочный ли человек? А может, он аферист?
– Людочка, очнись, ты же не моя мама! – засмеялась я. – Мне кажется, я не должна тебе отчитываться, с кем  живу… – тут у меня даже сердце подпрыгнуло: ещё бы она знала, что я сплю с её мужем. – Ладно, не волнуйся, он хороший человек. Я обязательно вас с ним познакомлю, когда закончится война, и мы, я надеюсь, встретимся.
– Так ты что, от войны решила спрятаться в Ашдоде? – её глаза сузились, и губы скривились в злой улыбке.
– Можно и так сказать, – я не стала её переубеждать, так как в вопросе заключался и мой ответ, а врать мне не хотелось.
– Ну да, почему бы не бежать, если есть куда бежать. Это у вас в крови.
Её итог больно резанул меня. Мне бы помолчать, но я не удержалась и спросила:
– Что у нас в крови? И у кого это «у вас»?
– Ой, Алка, можно подумать, что ты не поняла. Ты ведь не будешь меня переубеждать, что евреи всегда бежали, если была возможность.
– А те, кто не бежали, лежат в Бабьем Яру! – Мне хотелось ударить эту глупую бабу, которую считала своей подругой и даже в глубине души стыдилась своей связи с её мужем. Но сейчас я злорадствовала и уступать не собиралась: – А русские не бежали? А другие народы не бежали? И при чём здесь и сейчас моя ситуация? Я действительно хочу уехать из Ашкелона, потому что одной оставаться мне страшно, хозяйка попросила освободить квартиру, и, наконец, моя работа закрылась, так как матнас не работает. Так что меня держит в этом городе? Или ты меня приютишь?
Мой вопрос повис в воздухе как раз на то мгновение, чтобы ситуацию спас звонок в дверь. Люда бросилась открывать. Это был Игорь. Он очень удивился моему приходу и так же, как его жена, спросил:
– Что случилось? Есть повод?
– Вот, полюбуйся, наша подруга уезжает в Ашдод. И она пришла попрощаться.
– Да? Интересно. И когда ты уезжаешь? К кому?
Я не успевала открыть рот для ответа, за меня это делала Людмила.
– Завтра, послезавтра… Какая разница, когда. Она уезжает. К какому-то мужчине, с которым она нас ещё не познакомила.
– Но я же сказала, что обязательно познакомлю, – мне неприятна была эта ситуация и я решила её смягчить. – К тому же я переезжаю в Ашдод, и мы можем встречаться, если захотите, в будущем.
– В Ашдод? Не дальше? – в голосе Игоря я услышала те же язвительные нотки, что слышала несколько минут назад от Люды.
– Ладно, ребята. Спасибо вам за всё. Я должна топать. Надеюсь, что вы меня когда-нибудь поймёте.
– А чего ты торопишься? Давай попьём чаю, поужинаем, – вдруг гостеприимно предложила Людмила. – Не обижайся, мы ведь рады, что у тебя всё складывается хорошо. Вот и мужчина нашёлся. Правда, Игорёк?
«Да уж, Игорёк её очень рад, – подумала я. – Он даже язык проглотил от радости».
– Нет, друзья мои! Пойду. Надо ещё закончить сборы, так как машина за мной приедет рано утром. Передавайте привет вашим старичкам, пусть берегут себя. А вообще-то, я позвоню им сама. Всё! – неуклюже чмокнув Людмилу в щёку и помахав Игорю рукой, я бросилась к спасательной двери.
Люда ещё немного постояла в дверях, пока я скрылась в лифте. На душе было очень грустно. Возможно, потому что надежда всё-таки в глубине души теплилась, что с друзьями я попрощаюсь по-хорошему. Ведь прожит большой кусок жизни. За это время они купили квартиру, родителям Игоря дали комнату в хостеле (дом для пожилых людей). Я очень привязалась к их семейству, да и они, по правде сказать, меня не бросали в беде, не говоря уже об Игоре, который стал для меня поистине близким человеком. Но я уже давно поняла, что надо заводить свой дом, иметь своего мужчину, который будет принадлежать только мне. Ни с какой подругой я делить его не хочу, тем более, быть на правах любовницы. И вот судьба давала шанс, который я упустить не имела права.
Пришлось провозиться до трёх ночи, чтобы собраться в дорогу, спать оставалось каких-то пять часов… и я, конечно, проспала. Роман приехал ровно в назначенное время. Пока я приводила себя в порядок, он перебросил мои вещи в машину, и мы «полетели» в Ашдод.
Очередная страничка моей жизни была перевернута.
…Мне стало как-то не по себе, делать причёску уже не хотелось. Чёрт, не везёт сегодня! Но, пройдя несколько метров, я всё же возвратилась обратно в парикмахерскую и села в кресло. Никакие арабы не заставят меня забыть, что я дважды любимая женщина.

Глава 2

Сирена гудела как ненормальная. Игорь знал, что через несколько минут его позовут в операционную: все должны быть в полной боевой готовности, даже если ранения будут не его профиля, он должен быть на посту. За эти несколько недель хирург Лившиц, казалось, привык к постоянной готовности. И всё же, к своему стыду, он никак не мог привыкнуть к завыванию сирены, которая заставляла его вздрагивать и несколько секунд бороться со своей дрожью. 
Но сейчас это почему-то не произошло. Он так увлёкся разговором с Алиной, что это завывание над головой и необходимость прервать их беседу его просто рассердило. Интересно, почему? Когда ещё он осмелиться позвонить ей? Да и надо ли? У неё, по-видимому, всё благополучно, зачем ворошить прошлое, тем более, сейчас. Ей там спокойнее, а ему… Ему тоже вряд ли найти время на любимую женщину после таких тяжёлых дежурств. Хочется быстрее лечь в постель и заснуть крепким сном.
После окончания сирены машины скорой помощи стали привозить в больницу людей в шоковом состоянии, так что и на этот раз «обошлось». Игоря в операционную не позвали, он зашел в ординаторскую и попросил медсестру принести ему чашку кофе. Отхлебнув несколько глотков, откинулся на спинку кресла и набрал номер домашнего телефона. Тут же послышался голос старшего сына.
– Привет, Даник! Вы где?
– Мы в закрытой комнате ещё. Играем.
– Вы испугались?
– Я… нет. Это Роник боится. А около нас так бабахнуло! Мы думали, что попали в наш дом. А это рядом, во дворе.
– Кто-то пострадал?
– Я не знаю. А вы скоро придёте?
– Мама должна уже скоро закончить, а я буду поздно. Ладно. Посидите пока в «хедер-битахон» (защищённая комната), успокойтесь. Ты на Роньку не кричи, он маленький.
– А съесть целый кулёк конфет – он большой?
– Каких конфет?
– Тех, что ты принёс вчера…
– Целый кулёк? Зачем вы его взяли?
– Мы всегда берём что-нибудь поесть. Ведь не знаем, сколько будем сидеть закрытые. И ещё печенье… – уже тише сказал Даник.
– Тоже всё съели?
– Ну да.
Игорь чуть не расхохотался: он представил себе, как два его бутуза уминают конфеты и печенье. Да, зрелище не для слабонервных!..
– Ох, братцы-акробатцы! Вы меня по миру пустите, пока война закончится. Ладно. Я ещё куплю. Только не ешьте больше сладкого, а то животы будут болеть.
В эти дни его постоянно тянуло к детям. Около них он успокаивался и находил в себе силы дальше работать. Его отцовские чувства проснулись именно тогда, когда он увидел, как арабские мужики гнали перед собой своих жён и детей, прикрываясь ими от пуль израильских солдат. До этого он не верил, когда солдаты рассказывали ему о таких ситуациях, думал, что они просто оправдывают свой выстрел. Но после того, как сам был свидетель именно такой картины, в нём вдруг проснулась такая ненависть, что он пару раз, ссылаясь на недомогание, отказывался помогать пострадавшим арабам, которых привозили в полевой госпиталь. В его мозгу постоянно всплывала эта картина, и он спрашивал себя: как же надо ненавидеть евреев, чтобы так по-скотски бросать своих же близких на убой! Но, как ни странно, эта ненависть почему-то возродила в нём отцовские чувства, и он с каждым днём всё больше мечтал обнять своих мальчишек, своих сыновей.
Игорь был счастлив, когда его заменил напарник, и он мог несколько дней побыть дома. Правда, «побыть дома» – оказалось не отдыхать с семьёй, а просто выйти на работу в больницу «Барзилай», где дежурства были почти ежедневными, и облегчение было только в том, что всё же эта была не передовая.
Передовая… Лившиц старался не вспоминать те дни. Только ближе к ночи, когда ложился в постель, мысли сами лезли в голову. И, как каждый израильтянин, он тоже лихорадочно хотел разобраться в той ситуации, в которую попала страна.
Он помнил, что война, впоследствии названная Второй ливанской, началась 12 июля 2006. За два дня до этого похитили нашего солдата Гилада Шалита. Бедный парень, похоже, так устал, что уснул на посту. Этим погубил и друзей, и себя. Эта усталость Игорю была так понятна. Не раз сам еле держался на ногах, казалось, ещё чуть-чуть, и он просто рухнет и уснёт, и гори всё ярким пламенем! Но тут почему-то перед ним всегда вставало видение его матери. Не жены, не детей, а именно матери. С чем это было связано, он понять не мог. Но именно её лицо всплывало в этот момент, и в душе поднималась какая-то волна безумной жалости к ней, его уже не молодой, но всё же красивой, умной, любимой еврейской маме. Как она переживёт, если с ним что-нибудь случится? О таких же ситуациях Игорь слышал от своих друзей офицеров. Странно, но когда стало известно о похищении Гилада, Игорь сам подумал: как это переживёт мать солдата?
Конечно, Израиль потребовал вернуть Шалита, но выкуп был страшно велик – сотня палестинских террористок-смертниц, которые находятся в израильских тюрьмах. Сразу стало ясно – эта ситуация не на один год.
А 12 июля на северной границе ХИЗБАЛА предприняла ещё более жестокое нападение на израильский патруль, убили четверых и захватили в плен двух солдат. За них потребовали 1000 заключенных. Но правительство предприняло в этот раз более решительные меры: начали бомбардировку Ливана. ХИЗБАЛА только этого и ждала. Теперь на северную границу буквально обрушился шквал от огня «катюш». Многие города на севере страны пострадали. В частности: Цфат, Нагария. Ракеты падали даже в Хайфе. Были убитые и раненые.
Война продолжалась недолго, но и после её окончания спокойствия не было. Так что военные действия развернулись на границе с Газой. Отдавая в 2005 году Гуш-Катив, правительство думало, что жест доброй воли в одностороннем порядке чем-то поможет, и Израиль, наконец, оставят в покое. Но, как всегда, еврейский гуманизм пошел только нам во вред. Эти восточные дурни ничего не поняли и приняли этот жест доброй воли как свою победу. Вот теперь приходилось расплачиваться. Но расплачиваться слишком большой ценой. Израиль воевал на два фронта.
Соглашение о перемирии базировалось на устных договоренностях и предусматривало прекращение обеими сторонами огня в секторе Газа. ХАМАС даже взял на себя обязательства по обеспечению выполнения Соглашения другими группировками, не заявившими о своей оппозиции Соглашению. Появилась надежда, что прекращение огня приведет к открытию переходов между Израилем и сектором Газа, начнутся переговоры  по освобождению Гилада Шалита, и, возможно, открытие КПП Рафиах между Газой и Египтом. Но уже в конце июля перемирие начало нарушаться. И с нашей стороны пограничники открыли огонь по группе палестинцев, собирающих хворост у границы, и ранили одного человека. А уж обстрелы с той стороны вовсе не заканчивались. В конце июня четыре «кассама» разорвались на территории Израиля, четыре человека было ранено. Обстрелы провели боевики группировки Исламский Джихад, которые заявляли, что это их ответ на рейд ЦАХАЛа, повлекший гибель их «боевого товарища». Представители ХАМАСа, естественно, взяли под свое крылышко бандитов, заявив, что обстрелы «вызваны израильской провокацией». С каждым днём обстановка всё более и более накалялась. Ждали только взрыва.
И вот… 19 декабря. Игорь запомнил эту дату, потому что после плановой операции, хирург Бергман почему-то спокойно, но твердо сказал:
– Похоже, это наша последняя нормальная операция. Скоро будут другие, – и, увидев на лице Игоря удивление, уточнил: – Война, похоже, скоро. Ты так не думаешь?
Решение о начале широкой военной операции против ХАМАСа в секторе Газа было принято кабинетом министров Израиля 21 декабря. Через три дня 11 министров, входящих в кабинет по вопросам политики и безопасности, единогласно одобрили это решение. После заседания кабинета министр обороны Эхуд Барак распорядился открыть КПП и пропустить в сектор Газа более сотни грузовиков с продовольствием и гуманитарной помощью. Этот «левак» никак не мог обойтись без жеста доброй воли! Можно подумать, что палестинцы это оценили! Как же, они оценят! Ничего не изменилось и ни о каком мирном решении конфликта речи быть не могло.
Обнаглевшие хамасовцы, чувствуя за своей спиной поддержку не только арабских, но и европейских стран, выпустили по Израилю почти 200 ракет и более ста минометных снарядов. Впервые были использованы и ракеты «град» и минометы, более усовершенствованные и большей дальности действия. ХАМАС объявил, что вынудит Израиль согласиться на прекращение огня на своих условиях. Для продолжения перемирия они требовали полностью снять блокаду сектора, обязательства Израиля полностью прекратить военные операции в Газе, а также распространение перемирия на территорию Западного Берега. Только за 24 декабря по Израилю было выпущено более 60 ракет и минометных мин.
Похоже, у нашей великой тройки гордость всё же осталась, и  26 декабря на совещании Ольмерта, Барака и Ливни было принято окончательное решение о немедленном начале военной операции. Правда, на следующий день Эхуд в эфире телеканала «Аль-Арабия» предупредил ХАМАС о том, что Израиль примет меры в случае продолжения ракетных обстрелов и «не будет сдерживаться в применении силы». Похоже, никак не мог сам Ольмерт смириться со своим решением. Что за человек? Что это – его порядочность? Честность? Трусость? Наивность? Но, как и следовало ожидать, его предупреждение было проигнорировано. 
Это дало израильтянам преимущество в начале боевых действий. Хорошо, что наши враги плохие ученики: уроки истории им не идут на пользу. Двоечники! Правда, и израильтяне уже не отличники. История, похоже, и нас ничему не учит. Вот как допустили, что снова идёт война? Ах, простите, военная операция «Литой свинец»!
Вот евреи! Любят давать красивые названия своим военным действиям! Можно подумать, что это название что-нибудь значит. Мальчики, играющие в войну. А впрочем, действительно, многие из тех, кого он оперировал, напоминали ему мальчишек. Игорь старался с ними вести себя как отец: ободрял, приказывал не хныкать, действовал молча, если видел, что слова не помогали.
Были случаи, когда привозили сразу и палестинцев, и израильтян. После осмотра приходилось принимать решение по экстренности, хотя в душе Лившиц противился этим законам гуманизма и был рад, если можно было сделать выбор.

* * *
Память вернула его и в ту благословенную субботу. Они с Людмилой ещё нежились в постели, так как накануне – как давно завели у себя в семье – до двух ночи гоняли видик с фильмами. Зазвенел его мобильный, и на экране высветилась надпись «Неизвестно». «Это ещё что за сюрприз? – подумал Игорь. – Сегодня не моё дежурство. Неужели без меня нельзя обойтись?»
– Привет, спишь? – послышался голос в мобильнике. – Давай, собирайся на войну.
– Не понял! – решив, что кто-то его разыгрывает, рассердился Игорь.
– Это я, Бергман. Не узнал?
– Ты чего разыгрываешь? Не спится?
– Это, похоже, тебе слишком хорошо спится! А вся страна уже на ушах! – не то радостно, не то злорадно закричал его напарник.
– А что случилось? Скажи толком! – рассердился Игорь.
– Докладываю. Сегодня, 27 декабря в 11 часов 30 минут утра, когда лучшие люди страны еще трахаются со своими любимыми женщинами, наши славные воздушные силы трахают поганых хамасников.
– Да ты что?! Ты всё же был прав! Вот мать твою! Так что, война?
– Надеюсь, небольшая победоносная прогулка, только бы не по кварталам Газы. К вечеру узнаем.
К вечеру израильские СМИ объявили, что в первом воздушном ударе участвовало более 50 истребителей-бомбардировщиков F-16 и боевых вертолётов AH-64. Через полчаса последовал второй налёт с участием 60 самолётов и вертолётов. Всего в первый день операции было атаковано более 170 целей в секторе Газа.
Израильская атака застала ХАМАС практически врасплох. Эффект неожиданности был достигнут благодаря целенаправленной кампании дезинформации, успешно проведённой израильским правительством и военными. Потеряв бдительность, руководство ХАМАСА вышло из подполья и вернулось к обычному образу жизни. В результате, в разбомблённых зданиях и тренировочных лагерях хамасовских боевиков в субботу днём было многолюдно.
Но евреям сам Бог велел в этот шабат не почивать на лаврах, а, согласно Его же закону, идти в бой за правое дело. И вот по сообщению агентства «Рейтер», за первый день операции 229 палестинцев было убито и 700 ранено. Что и требовалось доказать!
Никто из медперсонала вслух в больнице ничего не говорил, но, глядя друг другу в глаза, замечали огонёк радости. Армия должна победить! Но поскольку всё только началось, лучше пока радоваться молча.
К ночи на 28 декабря танки израильской армии начали сосредоточение на границе Газы, а израильская авиация продолжала наносить удары по объектам ХАМАСа. Стало известно, что в ходе налётов было уничтожено здание, в котором располагался телеканал «Аль Акса», принадлежащий ХАМАСу, а также мечеть в Газе, использовавшаяся как склад боеприпасов (по данным ЦАХАЛ). Кроме того, были атакованы ряд административных объектов города и тренировочных лагеря.
– Давай, Люсик, собираться. Где моя военная сумка? – прослушав информацию, обратился Игорь к жене.
– А ты-то тут при чём? – удивилась Людмила. – Тебя никто не звал.
– Золотце моё, ты ведь знаешь, что бронь в Израиле не предусматривается. У нас все равны. А врачи – это не только мирная профессия, но и военная.
– Господи, ну что за жизнь! – разрыдалась Люда. – Сколько можно воевать?! Я выходила замуж не за военного, а за врача! Ты должен отказаться!
– Что значит – отказаться? Ты о чём говоришь? Люда, прекрати истерику! Ты пугаешь детей. – Он обнял жену и ждал, пока затихнут её всхлипы. – Ну вот так-то лучше. И вообще, меня ещё не вызвали. Может, оставят при больнице. Но я должен быть готов. Ты же у меня умница. Всё понимаешь. Мы ведь Вторую ливанскую пережили. И эту переживём.
И вдруг с дивана послышался голос Роника:
– Мамочка, это как в твоей песенке – «непгиятность эту мы пегеживём».
Все дружно засмеялись.
– Ах ты моя умница! – схватил на руки сына Игорь. – Ты видишь, мать, какие у нас дети! А ты боишься.
28 декабря правительство Израиля приняло решение о частичной мобилизации. Лившица вызвали на сборный пункт.
В ночь на 29 декабря ВВС Израиля подвергли бомбардировкам около 20 целей в секторе Газа, в том числе Исламский университет в секторе Газа, здание министерства внутренних дел, 2 мечети и городскую больницу. В ночь на 30 декабря Израиль нанёс около 40 авиаударов по сектору Газа. Бомбардировке подверглись здания, где размещались службы безопасности движения ХАМАС, а также министерства обороны, иностранных дел и финансов, рабочий кабинет экс-премьера Исмаила Хание и комплекс Исламского университета Газы, где располагалась главная мастерская по сборке взрывных устройств.
30 декабря правительство Израиля приняло решение мобилизовать ещё 2500 резервистов и отклонить предложение Франции о 48-часовом перемирии.
С начала операции и по 31 декабря включительно израильские самолёты выполнили более 500 боевых вылетов, вертолёты – более 700 вылетов. За 27-31 декабря из сектора Газа по территории Израиля было выпущено около 340 ракет и миномётных снарядов. При обстрелах погибло четыре израильтянина, в том числе трое гражданских и один военнослужащий, десятки израильтян получили ранения.
Утром 31 декабря командир вызвал к себе Игоря и сообщил приятную новость – ему давали увольнительную на три дня. Это был настоящий подарок. Новый год праздновать дома, в семье, со своими родными и друзьями! Он летел домой как на крыльях, не замечая проливного дождя. Даже сумка казалась лёгкой.
– Папа приехал! – заорал старший сын, открыв дверь и увидев Игоря.
На его крик из спальни выбежала Людмила и младший сын.
– Аба, аба! (ивр. – папа) – бросился обнимать его малыш. – Я так и знал. Я попросил Деда Мороза, чтобы он тебя прислал как подарок. Ты подарок?
– Нет, это мне сам Бог сделал подарок, чтобы мы вместе праздновали Новый год.
– А ты попросил его отпустить тебя домой?
– Конечно. Ведь я знал, что ты… – тут он увидел глаза супруги и, обняв её, уточнил: – Вы меня ждёте. Правда, золотце?
– Господи, ещё как! – прижалась она к нему, и он нежно поцеловал её в губы.
– Ладно. Пойду приму ванну, а вы начинайте накрывать на стол. Даник, позвони бабуле. Пусть придут с дедом к нам отмечать Новый год. Я вижу, вы готовились основательно, даже ёлочку поставили. А как с едой? Будет чем поживиться? Я страшно голодный!
– А ты загляни в холодильник! – радостно ответил старший сын и открыл дверцу.
– Дани, закрой холодильник. Это тебе не подводная лодка! – хором закричали все и рассмеялись.
Ведь это была их любимая семейная поговорка. И сейчас они были все вместе.
 
* * *
Утром 1 января, когда вся семья Лившиц, а вместе с ней и многие «русские» израильтяне ещё видели сны после новогоднего застолья, ВВС Израиля атаковали не менее 10 целей сектора Газа. В том числе: здание министерства просвещения, здание министерства транспорта правительства ХАМАС, дом боевика «бригад Из ад-Дин аль-Кассам» в Рафиахе, мастерскую по производству оружия в Рафиахе. Днём ВВС Израиля атаковали 3 цели в секторе Газа. В ходе бомбардировок погиб Низар Райан, третье лицо в организации ХАМАС. Удар был нанесен по его дому в Джабалии. Вместе с ним погибли четыре его жены и девять из двенадцати детей. По территории Израиля за день со стороны сектора Газы было выпущено около 50 ракет.
2 января бомбардировке подверглись дома двух лидеров ХАМАС: Мухаммада Маатука в лагере беженцев Джебалия в северной части Газы и Имада Иакаля в центральной части Газы. Оба дома, по утверждению израильской стороны, служили также складом боеприпасов. При атаке никто не пострадал – жители были предупреждены заранее Израилем. В 11.30 был уничтожен дом Атафа Радуана, бывшего министра по делам заключённых в правительстве ХАМАС ВВС Израиля нанесли удар по дому Мухаммада Мадуна, который по информации NEWSru.com, несёт ответственность за ракетные обстрелы Израиля. В результате авиаудара два человека убиты, пятеро получили ранения, о судьбе самого Мадуна информации нет. Израильская авиация также нанесла удары по 15 гражданским объектам города, среди которых мечеть, в которой, по утверждениям израильтян, был склад с оружием. В ночь со 2 на 3 января было нанесено около 25 точечных авиаударов, в результате уничтожено два командира боевиков ХАМАС.
Перед началом сухопутной операции Израиль разрешил примерно 400 иностранным гражданам, проживающим в Газе, покинуть зону военных действий. Из этих граждан 180 – выходцы из России и стран СНГ. Утром 3 января самолёты МЧС России Ил-62 и Як-42 доставили в Москву 178 граждан стран СНГ, эвакуированных из зоны конфликта.
Вечером этого же дня у Игоря Лившица потребовали вернуться в часть, где ему сообщили, что надо быть наготове.
А 3 января в 18:31 Израиль начал вторую (наземную) фазу операции «Литой свинец». Ей сопутствовал артобстрел северной части Газы, откуда, по израильским данным, боевики вели ракетные обстрелы. Операцией командовал командир дивизии Газы бригадный генерал Эяль Айзенберг.
После артподготовки три бригадные группы на основе двух пехотных бригад «Голани» и «Гивати» и десантной бригады в сопровождении танковых и инженерных подразделений начали наступление в северной части сектора в направлении Бейт-Ханун, Бейт-Лахия и Джебалия. Четвёртая бригадная группа на основе 401-й танковой бригады с пехотной и инженерной поддержкой нанесла удар в направлении Карни-Нецарим, рассекая сектор на две части. 4 января с моря в районе Рафиаха высадился израильский десант.
Развивая наступление израильские войска вышли к восточной границе сектора Газа до побережья Средиземного моря, разделив анклав пополам, а затем к утру следующего дня на три части: севернее города Газа в направлении Бейт Ханун -Карни-Нецарим и южнее  – в районе Хан-Юнис ЦАХАЛ продвигался по территории сектора относительно медленно. Помимо танков и самоходных артустановок в ход активно шли армейские тяжелые бульдозеры, зачищая районы базирования боевиков и уничтожая склады оружия. Лидеры ХАМАСа укрылись в бункерах. Но боевики продолжали ракетные обстрелы территории Израиля. В пригородах Газы, Бейт-Хануна и других населённых пунктов они оказали вооружённое сопротивление. В ответ ВВС Израиля, продолжая подавлять огневые точки, наносили удары по местам, откуда, по мнению генштаба армии Израиля, могли выпускаться ракеты.
В ходе бомбардировок в основном гибли мирные жители, за спинами которых прятались бандиты. Газа оказалась на грани гуманитарной катастрофы, что усиливало международное давление на израильское правительство с требованием прекратить операцию. Серьёзную обеспокоенность вызвало то, что атакам Израиля подвергались не только дома и мечети, но и машины Красного креста и учреждения ООН.
В гуманитарных целях ЦАХАЛ объявил с 7 января о ежедневном прекращении огня в Газе с 13:00 до 16:00. В течение трёх часов боевые действия не велись, но после окончания времени возобновлялись. ХАМАС прекращение огня игнорировал и продолжал обстрелы, в том числе и в эти часы.
С каждым днём примирить обе стороны было всё сложнее и сложнее. Война затягивала. С одной стороны, она воодушевляла, с другой – ещё больше обостряла враждебные отношения. Чем больше было смертей, тем больше хотелось мщения. Арабы не могли согласиться с тем положением, в которое их вводило израильское наступление. И даже резолюция СБ ООН с требованием о прекращении огня было отвергнуто не только Израилем, но и ХАМАСом.
Израильская армия медленно продвигалась вглубь города Газа и окружающих его крупных пригородов. При поддержке танков и артиллерии ЦАХАЛ продвигался к центру города, ведя бои с боевиками. Поступали сведения об упорных боях на южных и восточных окраинах города Газа. Также происходили вооружённые столкновения на севере и юге анклава.
Было ясно, что ещё немного, и победа будет в руках израильтян. Но арабский мир не мог позволить выиграть евреям в очередной раз. История в пользу израильтян не должна была повториться. Поэтому в ночь на 17 января на экстренном заседании Генеральная ассамблея ООН приняла резолюцию с требованием немедленного прекращения огня в секторе Газа.
Вечером того же дня кабинет министров Израиля проголосовал за прекращение огня в секторе Газа. На следующий день о желании прекратить огонь объявили ХАМАС и другие палестинские группировки., что стало окончанием военной операции в секторе Газа.
К 20 января из сектора Газа были выведены последние воинские подразделения ЦАХАЛа, однако в течение последующих пяти дней с момента окончания операции боевики продолжали огонь по территории Израиля, хотя и не с такой силой, как прежде.

Глава 3

Похоже, мой Ангел меня не оставил. Нет, правильнее будет сказать,  ангелы не оставили израильтян. Число погибших около ста человек. Это при том, что ежедневно падали ракеты, и даже не один раз.
Мои поиски работы, наконец, увенчались успехом. Выслушав мои предложения и просмотрев мой «послужной список», руководитель одного из матнасов города согласился на то, чтобы я организовала кружок наподобие того, что у меня был в Ашкелоне. Как и предыдущий руководитель, он тоже никак не мог взять в толк, чем отличается кружок от ансамбля. По-видимому, он не очень верил в то, что у меня получится. К тому же, когда я стала перечислять те необходимые реквизиты, которые мне понадобятся для организации этого ансамбля, на его лице я стала замечать тень недовольства. Поэтому мне пришлось немного притормозить своих лошадей, чтобы не быть пристрелянной в самом начале заезда, и согласиться на самую малость – проигрыватель и зал для репетиций в отведённое для меня время. И на том спасибо.
Зал оказался малым спортивным, время, выделенное мне для занятий, было совсем смехотворно: два часа в неделю. Причём и здесь кому-то показалось, что я могу очень разбогатеть, с моей зарплаты высчитывалось 40 процентов в пользу матнаса.
Чуть ли не плача, я рассказывала Роману вечером о будущей работе. Он внимательно выслушал, затем молча прошёл в комнату, а вскоре возвратился с бокалами и бутылкой любимого вина.
– Что ж, дорогая, с первой победой! – сказал он, протягивая мне бокал. – И пусть у тебя всё получится!
Конечно, у меня была огромная надежда на то, что я ещё раз сумею создать свой ансамбль, с которым поезжу по стране и, возможно, сумею выехать за рубеж. Но никак не думала, что это будет так сложно.
Для начала необходимо было собрать и обучить детей. Во-вторых, надо было найти профессионального аккомпаниатора и хормейстера. Ведь в Ашкелоне мне приходилось всё делать самой, но, как показала жизнь, это сложно. Там хотя бы у меня было неограниченное время. Здесь только два часа в неделю – просто убийственно. Поэтому, как только у меня появились двенадцать детей, я побежала к начальнику выбивать ещё хотя бы два часа.
К сожалению, то, что я задумала, в одиночку не осуществить, мне нужны были помощники. Но в оплате этих людей мне сразу было отказано. Пришлось искать хормейстера на добровольных началах. Приходило много людей, но все очень быстро ретировались, узнав о том, что работать придётся бесплатно. Хотя бы полгода. Их понять можно было. Поэтому мне пришлось записаться на приём к русскоязычному депутату, ответственному за абсорбцию в нашем городе, чтобы рассказать о своих проблемах и попросить помощи.
Депутат меня принял почти вовремя. Вышедший из кабинета полный мужчина попросил у секретарши стакан воды и, выпив его залпом, добавил:
– Верочка, запиши меня через пару недель на приём ещё раз.
– Вы не закончили? – удивилась секретарша.
– Нет. Ещё нет. Ты же знаешь, как у нас всё медленно решается.
– Минуточку! – и она обратилась ко мне: – Вы можете зайти. И прошу вас – всего пятнадцать минут.
В кабинете за столом сидел «моя надежда». Уже наслышанная о нём, как о мужчине, умеющем  завораживать женщин, я сразу отметила, что он был хорошо слажен, белая рубашка с каким-то потрясающим галстуком придавали его внешности особенную подтянутость и аккуратность. В его виде не было ничего от партийных функционеров, с которыми приходилось встречаться раньше.
У меня внутри что-то щёлкнуло, и в голове мелькнула мысль: «Он мне поможет».
– Ну, рассказывайте, кто вы и что у вас за проблема?
Быстро отбарабанив свою «профбиографию», я сразу вынула из папки бумаги и, протягивая их, обратилась в устной форме с просьбой. Он был удивлён и, улыбнувшись, отметил:
– Вы, похоже, хорошая ученица. Всё четко и по делу.
Он быстро пробежал глазами бумаги и, нажав на кнопку автоответчика, попросил секретаршу зайти.
– Вероника, кто у нас ответственный за матнасы? – и услышав фамилию, попросил соединить его с ним.
Пока секретарша соединяла, он поинтересовался, где я живу и какое моё семейное положение. Ответить, к счастью, я не успела, в автоответчике послышался мужской голос, и Вера передала ему трубку.
– Привет, Арнольд, как у нас дела? Что сегодня? – и выслушав отчёт с той стороны, сказал: – Я хочу прислать тебе одну милую особу. – Тут он поднял глаза на меня и улыбнулся. – Я думаю, что ей надо помочь. Разберись. Телефон у Веры. Всё. В восемь я буду.
– Ну вот, Алина, Арнольд с вами свяжется. А на сегодня всё.
Он встал, давая понять, что аудиенция закончена. Я поблагодарила и вышла из кабинета. И хотя мне казалось, что всё хорошо, почему-то слова предыдущего посетителя всплыли в моей памяти: «У нас ничего не делается быстро».
Два дня я ждала звонок от какого-то таинственного Арнольда, который должен был мне помочь, но его не было. Снова в памяти всплыли слова того посетителя, но в этот же момент мой мобильник «запел», заставив меня вздрогнуть. Довольно приятный голос предложил мне встретиться и переговорить. Встреча была назначена назавтра. «Ну, это уже не так долго», – обрадовалась я.
На следующий день я приехала на полчаса раньше назначенного времени и, чтобы скоротать его, бродила без всякой цели по улице, заходя в магазины и рассматривая витрины.
Наконец, мой час настал. Я вошла в большую комнату, где на всех стенах были развешены предвыборные плакаты. С них на меня смотрело весёлое холёное лицо депутата, призывно звучали слова голосовать только за него и его политическую платформу…
В комнате находилось несколько человек, но Арнольда я сразу вычислила – он зычным голосом говорил, нет, отчитывал кого-то по телефону. Не прерывая свою речь, он указал мне на стул. Я села и стала ждать. Арнольд долго ругался, доказывал и требовал. Наконец, бросил трубку и обратился к одной из женщин, находящихся в комнате:
– Рита, у нас есть кофе? Если можешь, организуй пару стаканов. И заканчивайте, мне надо поговорить с человеком наедине.
Рита засуетилась. Тут же на столе появились два стакана кофе, баночка с сахаром и пачка печенья. Женщины одна за другой быстро ретировались, оставив меня наедине с Арнольдом.
– Ну, и что же ты такое интересное можешь нам предложить? – голосом большого босса огорошил меня вопросом «помощник депутата по культурным вопросам с русскоязычными избирателями». Именно такая табличка висела на двери этой комнаты.
– Я собственно хочу как раз получить от вас помощь.
– Да-да. Помощь от нас. Это понятно. А что ты можешь нам дать? Какую помощь?
– Извините, я не понимаю, что от меня требуется. Ваш депутат сказал, что вы мне поможете в моем вопросе.
– А! Вы насчёт детского ансамбля! – наконец понял он, кто перед ним сидит. – Что ж, мы что-нибудь придумаем. Но для начала у меня к вам предложение такого рода. Вы, я думаю, уже член нашей партии?
– Нет. Я не член вашей партии. И пока вообще ничей не член, – решила я всё свести к юмору. Но, похоже, мой юмор не был принят, а наоборот, Арнольд как-то странно посмотрел на меня и парировал:
– С членами мы как-нибудь разберёмся, а вот в партию надо вступить. Иначе как мы сможем вам помогать?!
Его вопрос повис в воздухе. Мы смотрели друг другу в глаза, в которых каждый хотел рассмотреть, кто перед ним – враг или друг. Наверное, он не привык, когда ему отказывают, поэтому первый решил прервать наш затянувшийся «перестрел» глазами:
– Хорошо, Алина, или как вас там, по-нашему, – Алла. Вот вам несколько бланков для заявления в партию. Запишитесь сами и запишите десять человек. Тогда и придёте ещё раз ко мне. И мы продолжим наш задушевный разговор – кстати, о чём он шёл? Ах да, о вашем детском мире. – Он протянул мне пачку бланков. – Извините, у меня нет больше времени на вас. Нужно работать! – уже нервозно сказал Арнольд, давая понять, что с ним не спорят.
Я взяла бланки и вышла из кабинета, прекрасно понимая, что приобрела себе ещё одного врага.

* * *
Итак, волею судьбы я была втянута в предвыборный водоворот. В городе творилось что-то страшное! В предвыборных станах борьба накалялась до предела. В предвыборной гонке участвовали несколько «русских» списков.
Почему-то вспоминается такой анекдот: «Старый чёрт уходит на пенсию и сдает своё хозяйство молодому чертёнку. Вот котёл с русскими. Следи, чтобы был хороший огонь. Если один убежит, не бойся. Он сбегает за водкой и возвратится обратно. Этот котел с украинцами. Тем более, не бойся. Если даже один высунется – другие его за ноги обратно втянут. А вот этот котёл с евреями. Следи в оба. Если хотя бы один убежит – сбегут все».
Когда-то этот анекдот был гордостью евреев. Мы были один за всех и все за одного. Что стало с нами теперь? Мы даже за водкой не сбегаем. Мы втянем своего же брата в горячий котёл. Ни мне, ни тебе, ни другим.
Как сейчас положение на «русской улице» напоминает этот горящий котел. Только где мы, евреи?
Наш кандидат в депутаты был неординарным человеком. Как и полагается по чину, он был «ватик» – человек, который приехал в страну в 70-80-х годах, с прекрасной трудовой израильской биографией, чутко реагировал на политическую игру, верно расставляя все фигуры на шахматной доске. В его списке были довольно профессиональные люди, которые заслужили доверие и уважение новых репатриантом и старожилов.
Помощников тоже хватало. Правда, многие находились в той же ситуации, что и я. Нам нужна была надежда на будущее. Мы её и имели, прекрасно понимая, что через арнольдов не перепрыгнешь. А таких, как он, правых и левых рук, тоже хватало.
Сжав зубы, мы работали. Бегали по квартирам, уговаривая людей голосовать за нашего кандидата, расписывая его заслуги перед отечеством, или хотя бы перед городом. Иногда мы нарывались на людей, уже обработанных помощниками других кандидатов. Вот тут приходилось выслушивать столько нелицеприятных слов, что хотелось как можно быстрее выскочить из квартиры, заткнув уши от русских «любимых народных изречений».
Конечно, мне были понятны недовольства этих людей, их недоверие к нашему кандидату и желание выкинуть его из кресла, в котором он так уютно сидит. Но что поделаешь? Лучшей перспективы для моего будущего я не видела.
С Арнольдом у меня установились тёплые товарищеские отношения. Он уже не отворачивал голову при моём появлении, как это было в первые недели наших встреч на вечерних посиделках. Иногда он даже ставил меня в пример другим, что никак не радовало, наоборот, хотелось побыстрее исчезнуть.
Но главное, что приносило мне небольшое облегчение, это лёгкий ветерок перемен к лучшему. Вдруг меня вызвал начальник матнаса и предложил дополнительные часы в зале с зеркалами, а через какое-то время разрешили взять помощника с небольшой оплатой. Так что я могла уже начинать серьёзно работать и готовиться к выступлениям, фестивалям и конкурсам. А уж когда были оплачены новые костюмы и первые записи, я перевела дух.