Папа

ПАПА

Но увёл тебя к себе Бог
и не дал мне даже пары слов в долг.

Гарик Сукачёв

В детстве казалось: если такое случится, я тут же умру.
Если... В детстве – «если». Но в душе была уверенность: такого страшного «если» случиться не может. Мой папа никогда не умрёт. И я не умру. Смерть – это уже потом, после вечности.
Потом пришло понимание: смертны – все. Да, и те, без кого невозможно – тоже. Но тогда была ещё уверенность: когда такое случится, я тут же, конечно, умру.
А потом были семь лет, когда папа кусочек за кусочком выкашливал свои окровавленные лёгкие, и понимание, что он хочет умереть, и желать ему продления мук – бесчеловечно. И ясно было, что скоро это случится – когда не останется ни одного кусочка лёгких, способного дышать.
И всё же случилось – неожиданно. До последнего казалось: не в этом году... не в этом месяце... не сегодня... не прямо сейчас... Но однажды оказалось, что всё-таки – прямо сейчас.
Уже.
А моя жизнь почему-то не оборвалась.
Хотя мир выцвел и утратил смысл.
Это даже не боль. Пустота.
Вру... Непереносимая боль абсолютнейшей пустоты...
Всё утратило смысл, и любовные истории, и семья, и дети даже... Что им... Они все живут, а папы – главного в мире человека – не стало. Нет больше! Совсем нет!
Если б тогда выплакать пустоту эту – хоть чуть-чуть! – стихами... Но нет... Стихи пишутся тогда, когда уже немного отодвинулось. Не сразу. Не по горячим следам...
И только песня эта с утра до ночи...
«Плач» Сукачёва – плач о его умершем отце. Но для меня – и о моём тоже, без стремления, конечно, присвоить чужие чувства, только – разделить. Если человеку по смерти пишут такие песни, значит, это был человек, таких песен достойный...
Потом приходит – по крупицам собирается – умение жить дальше. Но мир уже никогда не делается прежним.
И улыбаться в нём уже вряд ли возможно.
И вряд ли допустимо...