Вначале было слово

Моего деда — Георгия Ефимовича, почему-то считали экстрасенсом.  Правда, в советские времена слова такого не употребляли, а  говорили просто: «Он что-то знает». Рассказывали, что дед что-то прошепчет, и его ни пчела, ни оса не укусит, а любая змея делается ровно  как домашняя кошка — чуть ли не голову подставляет погладить. Родственники уверяли, что он мог где угодно ночами ходить, и ни один злой человек ему не повстречается. Когда мне было не более трех-четырех месяцев, к нам в дом вошла пожилая бурятка с черными глазами. Посмотрела на меня, о чем-то спросила родителей и ушла. Я начал плакать и не унимался несколько часов, пока не появился дедушка. Он выгнал всех из избы, а через минут пять — позвал. Я, по словам мамы, спокойно спал в колыбели, будто ничего и не было.  Ну как тут не экстрасенсорные способности?

Дед всю жизнь проработал продавцом в сельском магазине. И никогда у него не было даже маленькой  недостачи — любые ревизоры уходили ни с чем — удивительное дело! Помню, иногда в праздник выпьет водочки, обведет всех тяжелым взглядом и скажет, что во время войны его ни одна пуля не тронула, что он «слово» такое знал —  и оно, слово, защищало  его будто бы от ранения и смерти.  А удивляться было чему: с 1941 по 1945 год — тяжелые сражения, окружения, Ленинградский фронт, блокада Ленинграда, а потом «по-пластунски пол-Европы». И ни одной царапины!

В его жизни были два случая, связанные таинственными необъяснимыми нитями.

Когда маленькому Егору исполнилось лет семь, отдали его в батраки — сразу после  революции дело было. В зажиточной семье тащил на себе всю черную работу.  Как-то на пыльной дороге, по которой гнал домой хозяйских коров,  увидел светлый прямоугольник. Нагнулся — а это не что иное, как иконка Николая Угодника. Поднял,  сунул за пазуху. И не расставался с ней никогда.

В начале войны их взвод вошел в деревню, которую жители оставили. Видимо, от немцев бежали.  Солдаты бросились искать съестное — голодно было, а дед заметил в углу книжку. Поднял —  Евангелие.

И такова уж сила веры, но только эти две вещи  дедушку моего хранили — он ни капли не сомневался. Верил в их оберегающую и исцеляющую силу.

На фронте коммунистом стал. Не принуждали — сам принял решение. Подарили ему тогда «Историю ВКП (б). Краткий курс». И лежала партийная книжка с Евангелием и иконкой  в солдатском вещевом мешке, а потом в деревенском сундуке с тяжелой крышкой.

И вот думаю: не утратили  ли мы веру в могущество слова, которое внутри нас? Не хватаемся ли мы за проплывающие мимо нас соломинки в житейском море мелочей? Дед, как и все мы, ошибался. И не раз. Спотыкался, падал даже, но не винил в этом других — сослуживцев, родню, государство. Брал на себя ответственность — до конца. Потому что в этом, наверное, сила экстрасенсорная и заключается.